Пляска в степи

Княжий отрок V

Горазд стоял в дозоре вместе с кметями да отроками, пока князь творил на площади суд. Чаще тот выслушивал людей в гриднице, окруженный лишь несколькими боярами да дружинниками. Кроме княжеских людей да самих просителей больше в гриднице никого и не бывало. Но по нужде, не реже раза в несколько седмиц Ярослав Мстиславич вершил суд на большой торговой площади, куда ручейками стекался люд со всего городища, а может, и ближайших поселений — поглядеть на князя да ближников его, послушать, что скажет, как рассудит.

Для таких случаев сколотили на площади деревянные подмостки, куда поднимался князь, воеводы его да лучшая гридь. Мастера изготовили для князя престол: поменьше того, что стоял в гриднице в тереме, но с искусной витиеватой резьбой и с высокой спинкой. Для сегодняшнего дня им в спешке пришлось вырезать престол поменьше — для Звениславы Вышатовны. Князь решил, что выдался подходящий случай показать людям их новую княгиню. Вот и приладили к его престолу ошуюю престол поменьше.

Горазд стоял на подмостках чуть боком, чтобы поглядывать на скопившихся на площади людей — не протолкнуться как тесно! Он даже мамку с младшей сестрой приметил там. Тоже пришла послушать да на сына в княжьей дружине поглядеть.

Изредка Горазд косился на князя и княгиню. Суды на площади бояре не жаловали, и потому стоял позади Ярослава Мстиславича токмо его сотник Стемид. А позади княгини — Чеслава! И чего жаловалась она на докуку, мол, в няньки ее Ярослав Мстиславич определил. Раньше-то, поди, ее и в дозор на площадь не брали, а нынче же едва ли не на самом почетном месте стоит! С противоположного конца подмостков Горазду подмигивал Вышата. Быть в дозоре на площади он любил: девки пригожие улыбаются, рассматривают, краснеют да шушукаются. Красота!

Горазд же все больше хмурился. Стояла ненастная, мрачная погода. Еще с ночи небо заволокли тучи, и ветер принес холодную, промозглую серость с реки. Ветер же трепал полы плащей да длинные волосы мужчин, что выбивались из-под надетых на лоб тонких кожаных шнурков. Мальчишка мерз в одной рубахе да плаще, но виду, конечно, не подавал. Не может княжеский отрок на глазах у всего честного люда ежиться али голову в плечи втягивать.

Сегодня искать княжьей Правды пришел крепкий, кряжистый мужчина, повидавший уже немало зим. Поверх рубахи да портков носил он истрепавшуюся от времени шерстяную свиту по колено, даже не подбитую мехом, и подпоясанную широким и таким же истрепанным поясом. Длинная густая борода, некогда черная, как и его волосы, а нынче с проседью спускалась лопатой аж до груди.

— Говори, — велел ему князь, когда мужчина положил два земных поклона — ему и княгине.

— Меня кличут Даром, сыном Дружко, господине, — заговорил тот негромко, и его низкий, густой голос пришелся Горазду по душе. — Родом я из Велеши. А брат мой двухродный жил в Заполье. Недалече от Белоозера.

Отрок поскучнел. Коли вышел у них с братом спор о земле али наследстве, затянется скучная дележка надолго.

— Звали его Малом. Он был хорошим кузнецом.

Краем глаза Горазд углядел, что князь будто бы чуть подался вперед, прислушался к просителю внимательнее.

— Он пропал, господине. Уж много седмиц как. А я навестить его поехал, в кузню-то, так о том и проведал. Кузня-то стоит пустая, без хозяйского присмотра, — мужчина по имени Дар говорил короткими, рубленными фразами, словно было ему тяжело сплетать слова в предложения. Да еще и при всем честном народе, пред князем и его ближниками.

— Неладно тут что-то, господине, — хмурясь, договорил он.

— Отчего же неладно? — спросил князь. — Может, на торг твой брат подался. На ярмарку.

— Так уж шибко заброшенной кузня-то выглядит, — медленно отозвался мужчина по имени Дар. — Там уж сколько седмиц огонь не зажигался.

— Со старостой толковал? Что он говорит?

— Не ведает ничего, — он развел руками. — Мол, запропастился неведомо куда и когда. Не видали, говорит, аж с весны.

— И что же, община без кузнеца осталась? — Ярослав Мстиславич огладил короткую светлую бороду; задумавшись, постучал пальцами по деревянным подлокотникам престола.

Горазд, не выдержав, слегка поежился. Холодало. От промозглого ветра дубели ладони. Он видел, что княгиня прятала руки в складках длинного плаща, а на щеках у нее держался алый румянец от холода. Поскорее бы уже разобрался князь с этим мужиком. Был он нынче последним из просителей, всех остальных уже выслушали и рассудили. Несмотря на промозглую сырость, толпа на площади не редела. Слова о пропаже кузнеца передавали из уст в уста, чтобы услышали даже те, кто стоял далече.

И то верно. Не каждый год из общин люди пропадают в мирное время. Еще и кузнецы! Кто же теперь говорит со Сварогом, кто зажигает в кузне священный огонь?..

— Уж про то не ведаю, господине, — седовласый мужчина развел руками. — Уж не серчай. Староста не шибко ласково принял меня.

— Сказал ли ты ему, что пойдешь моей правды искать?

— Знамо дело! А он, мол, сказал, что от дел общины его своими наговорами отвлекаю. Что ты, господине, с него спросишь по весне дань, а отплатить ему будет нечем. Коли он таскаться будет между общиной своей да Ладогой.

По толпе прокатились смешки, люди принялись перешептываться. Сотник Стемид позади князя прятал улыбку в густые, медные усы.

— Вот, стало быть, как, — Ярослав нахмурился и обернулся к сотнику. — Я хочу видеть этого старосту, отправь в Заполье кметей.

— Сделаем, батька, — отозвался тот.

— Обождем с твоей просьбой, Дар сын Дружко. Прежде мне со старостой потолковать надобно, — князь вновь посмотрел на мужчину перед ним.

Тот закивал поспешно и поклонился — на всякий случай.

— Твоя воля, господине. Благодарствую!

Когда мужчина соскочил с подмостков на землю и затерялся в толпе, Ярослав поднялся с престола и сделал несколько шагов вперед. Стоило ему оказаться на ногах, как свирепый ветер тут же подхватил полы его нарядного, подбитого мехом плаща-корзно. Следом за мужем встала и княгиня: никто не смел сидеть, коли стоял князь.

— Хорошо ли я рассудил вас нынче? — громко, перекрикивая шум ветра и гул голосов спросил он у толпы, и люди грянули вразнобой в ответ.

— Любо, княже! Хорошо! Да!

Ярослав улыбнулся. Зеваки да слушатели принялись потихоньку расходиться, и Горазд потоптался на одном месте. Слава всем богам! Уже представлял, как вернутся они в терем да согреются горячим, ароматным питьем.

К князю подошёл потолковать сотник Стемид, и Звенислава Вышатовна тоже шагнула к мужу, намереваясь что-то сказать, но была остановлена Чеславой. Горазду с его места привиделось, что та грубо и больно стиснула княгине руку повыше локтя, даже будто бы одернула и что-то шепнула сквозь зубы. Вздрогнув, Звенислава Вышатовна резко шагнула от Чеславы прочь, вырывая руку из ее хватки, и недовольно высказала ей.

Подвели княжеских лошадей. Ярослав Мстиславич с легкостью вскочил в седло, а поводья для смирной кобылки княгини передали Чеславе. Два отрока подсобили Звениславе Вышатовне, подсадив ее в седло. Горазд успел разглядеть, как княгиня как раз потянулась за поводьями, и Чеслава в тот момент в сердцах уж больно резко ими дернула, отчего кобылу повело в сторону. Спокойное животное запнулось обо что-то копытом, испужалось, заржало тонко и пронзительно и взбрыкнуло впервые за всю свою коротенькую жизнь, сбросив на землю княгиню Звениславу, которая толком и понять ничего не успела — так быстро все случилось.

Да никто не успел.

Горазд колол дрова на опушке леса, примыкавшего к заднему двору их старенькой избы, когда прибежала запыхавшаяся, взбудораженная сестренка. Он отложил в сторону топор, и Лада остановилась перед ним, переводя дыхание.

— Случилось что? Да не томи ты, заноза эдакая! — вспылил он потому, что уж больно вид был у сестры взволнованный.

— Там князь твой приехал. Матушка велела тебя позвать, — обиженно закусив губу, выпалила Лада.

А вот коли б не нагрубил ей старший брат, она бы непременно рассказала, как перед их покосившимся забором остановилась красивущая черногривая кобыла, и как ладожский князь Ярослав Мстиславич в плаще, да с мечом на поясе соскочил на землю, постучался к ним в избу, да как пооткрывали рты мамка да сестры, а она, Лада, ничуть и не удивилась, потому что загодя углядела князя на пустой дороге. Вот так! Но ничего из этого не услышит ее глупый старший брат!

А тем временем, позабыв про дрова, Горазд быстрым шагом несся к избе, и только гордость княжьего отрока не позволяла ему побежать. Ни разу за все время, минувшее с зимы, князь в его избе не появлялся. Да Горазд и помыслить не мог, что Ярослав Мстиславич ведает, где та изба стоит да на какой окраине. Нашто ему? Уж всяко не князю к отроку в гости захаживать.

Нынче утром на княжьем подворье старшие гридни смотрели, чему научились с весны детские, потому Горазд и остался у себя в избе. Следовало хоть немного разгрести хозяйство. Его черед нести стражу был токмо вечером, вот он и собирался к тому времени.

Без счета мыслей успел передумать Горазд, пока шел вдоль опушки леса к избе. Привязанная к забору Вьюга узнала его и потянулась мордой, и он остановился ее погладить, оглядываясь по сторонам. Князь приехал один.

Перепрыгнув через прогнившую ступеньку на крыльце — все никак не соберется ее починить, Горазд толкнул скрипящую дверь в сени, а после — в горницу. Мамка усадила Ярослава Мстиславича за почерневший от времени стол, поставила перед ним самое богатое, что было в избе — кувшин ягодного взвара да глиняную чарку.

— Княже, — позвал Горазд от двери, пытаясь одновременно поклониться, пригладить растрепанные волосы да оправить истончившуюся от времени рубаху.

Стало стыдно и за убранство скудное, и за гнилую ступеньку на крыльце, и за покосившийся забор. Выпрямившись, отрок прикусил изнутри щеку. Что же нынче краснеть, чай, не девица. Как есть — так есть. Что нажил своим трудом, то и показывает нынче.

Мать, прижимаясь спиной к печи, смотрела на сына с нескрываемой тревогой. Никак, приключилось что? Ее молодое лицо изрезали глубокие морщины. Коли и из Ладоги придется им в спешке сбегать… Любопытные лица сестер выглядывали с полатей над печкой. Видно, туда их загнала мамка, чтобы не крутились под ногами в небольшой единственной горнице.

— А, Горазд, — князь кивнул ему и отпил из чарки взвар.

Чуждо он смотрелся в маленькой, скошенной избе, что дышала бедностью да нуждой.

— Не взыщи уж, что явился без спроса. Потолковать с тобой хочу.

Мальчишка смутился. Он до сих пор не выучился, что говорить, когда князь вот так вот посмеивался. Он промолчал, чувствуя себя до крайности глупо.

— Благодарю за гостеприимство, хозяйка! — Ярослав отставил в сторону чарку и встал с лавки, поглядев на взволнованную мать Горазда.

На ее щеках вспыхнул румянец, и она поспешно замахала руками.

— Нам в радость, господине! Не серчай, что нечем больше угостить, уж коли б я ведала…

Ярослав Мстиславич покачал головой, окинул горницу взглядом, чуть помедлил и прошел в сени мимо замершего на месте отрока. Тот тотчас скользнул за ним следом.

Оказавшись снаружи, князь запахнул поплотнее плащ, а Горазд против воли поежился, распустил закатанные рукава рубахи. Пока колол дрова, весь взмок, вот и не мерз. А нынче под ледяным ветром сразу же продрог в одной-то рубахе. Чай, не лето. Он все порывался спросить, что потребовалось князю у него в избе, но всякий раз останавливался. Не ему, отроку, рот первым открывать.

И про здоровье княгини тоже не смел спрашивать.

Три дня минуло, как сбросила ее кобыла. В тереме поговаривали, что Звенислава Вышатовна очнулась, и ран серьезных у нее нет. Но никто ее с того дня не видал: ни девки, ни холопы. Еще поговаривали, Чеслава ночует прямо на полу подле ее горницы, и на девке из-за переживаний нет лица. Выходило, что никто кроме Горазда и не ведал, что кобыла из-за Чеславы взбрыкнула, когда та дернула слишком сильно поводья. А он о том смолчал.

— Завтра поутру мой брат возвращается в свой удел, — заговорил, наконец, Ярослав Мстиславич.

Мальчишка вздрогнул и поглядел на него, ничего не понимая. Шибко уж задумался.

Они тем временем прошли чуть по двору и остановились подле дырявого, покосившегося забора. Услышав голос хозяина, Вьюга пошевелила ушами и подняла морду, но вскоре вновь вернулась к пощипыванию жиденькой травы подле дороги.

— Я хочу, чтобы ты сопровождал его, куда бы Святополк ни направился. Издалека и никем незамеченный.

Горазд вскинул на Ярослава удивленный взгляд, медленно осознавая услышанное.

— Проследить за ним, княже?

— Да. И чтобы никто про тебя не прознал, — тот кивнул. — Ты на Ладоге недавно, мало успел примелькаться перед чужими. А мой брат и подавно тебя не запомнил.

Никогда прежде приказы князя не казались Горазду такими чудными.

— В тереме больше не появляйся, жеребца твоего холопы приведут, — князь достал из-за пояса кошель со звенящими монетами и протянул его отроку.

— Неведомо куда ведь может поехать мой брат. Оставайся на ночлег в постоялых дворах, коли нужда заставит. Останавливайся в тавернах.

Горазд взял тяжелый кошель. Пожалуй, еще ни разу он такого богатства в руках не держал!

Ярослав огляделся по сторонам. Изба стояла на таком дальнем отшибе, что просто так сюда редкий человек мог забрести. Коли не знать, куда идти, вовек не найдешь. Потому в обе стороны нынче и пустовала дорога, разбитая копытами лошадей да колесами тяжелых повозок. Он отвлекся, услышав перезвон монет: Горазд старательно пересчитывал их прямо в кошеле.

— Тут дюжина, — сказал он, закончив.

Князь пожал плечами в ответ. У него и мысли не возникло узнать, сколько в кошеле было монет. Велел лишь набить потуже, чтобы с излишком хватило. И впрямь никто не ведает же, куда отправится его младший брат. С кем повидается, замышляя предательство.

— Святополка завтра встречай у Верхнего Брода. Мимо этого поселения он никак не проедет, — сказал Ярослав.

Он шагнул к Вьюге, и Горазд, упреждая, дернулся, чтобы отвязать уздечку от забора. Он придержал кобылу, пока князь залезал в седло, и передал тому поводья.

— Докуда мне следовать за ним, княже? — напоследок спросил мальчишка, когда Вьюга уже принялась нетерпеливо переступать копытами.

— Пока он не возвратится в Белоозеро.

— Господине! — не выдержав, Горазд позвал его, когда Вьюга отошла от забора на несколько шагов.

Князь придержал кобылу и, обернувшись, поглядел на отрока.

— К-как здоровье княгини? — он даже запнулся, когда спрашивал.

Но решил, что два раза не умирать. Ну, осерчает князь, выругает.

— Ничего. Обошлось все, — но Ярослав Мстиславич не осерчал.

Пока Горазд пытался побороть улыбку, князь тронул пятками Вьюгу и поскакал по пустынной дороге в сторону Ладоги. Мальчишка проводил его долгим взглядом и, вздохнув, вернулся в избу. Взволнованная мать встретила его едва ли не на пороге сеней. Она покрывала голову повойником и повязывала его на вдовий манер, хотя и не была вдовой. Ее не старое еще лицо изрезали тонкие ниточки морщин, а пережитое прежде срока состарило ее взгляд, потому и смотрела по сторонам настороженно, с вечной опаской.

— Я уеду завтра поутру, — сказал ей Горазд. — Князь велит.

— Куда же, сыночек? — спросила она, пытаясь поймать его руку.

Горазд вырвался грубее, чем хотел, и устыдился. Она его мать.

— Князь велел не трепать попусту языком.

— А надолго хоть? — матушка вытерла руки о ручник, привязанный к поясу поверх поневы, и подошла к печи.

Когда в их избу вошел незваный гость, она как раз ставила тесто на каравай для вечери.

— Коли б я знал, — Горазд безразлично пожал плечами.

Вопросы матери его тяготили. Князь втайне ото всех доверился ему, поручил нечто очень значимое, и он, Горазд, конечно же исполнит веленное, несмотря ни на что. А куда ехать, долго ли придется ехать, когда вернется — ну какая ему печаль! Как исполнит, так и вернется.

— Ну уж! — не выдержав, матушка вспылила, всплеснула руками, едва не перевернув кадку. — Хоть бы что матери сказал, я же изведусь тут! Как ты, где ты! Никогда еще так не уезжал ты!

Она раскраснелась, разгневавшись, и грозно глядела на сына от печки, скрестив на груди руки. Притихшие сестры сидели на полатях и не пищали. Никому не хотелось отведать вкус хворостины.

— Мать, не береди, — Горазд устало махнул рукой. — Коли князь велит что-то, следует молча делать. Отроки речей не ведут.

И прежде, чем матушка нашлась, что ответить, он выскользнул из горницы в сени, а там — обратно на опушку леса. Дров стоило нарубить с достатком. И впрямь ведь может он нескоро обернуться. Так и провозился с топором до самого полудня. А после руки, наконец, дошли сгнившую ступеньку на крыльце починить. Пока работал, кошель с тяжелыми монетами клал подле себя да взгляд с него боялся спускать. За дюжину монет можно было сторговать новую избу! Еще и корову б дали сверху в придачу. А князь вручил ему запросто кошель и даже не ведал, сколько там монет лежало, пока Горазд не пересчитал.

Он жалел нынче, что не снял ничего с мертвого берсерка. Напрасно послушал свою гордыню. Теперь вот уходит из избы и даже нечего матери да сестрам оставить, чтобы прокормились, пока его не будет. Должен был он привезти с собой добычу из последнего похода с князем, а привез лишь пустые карманы да новые заплатки на портках.

Его-то поди, княжьего отрока, одевали и кормили в тереме, тут уж нельзя роптать. Но у матери да сестренок он был старшим, и он не справлялся.

— Ну, может еще враз обернусь, — себе под нос пробормотал Горазд, возясь с крыльцом.

Может, и ненадолго отлучится.

Ближе к вечеру, как и обещал князь, теремной холоп привел к гораздовой избе Ветра с двумя набитыми седельными сумками. Мальчишка подивился и, привязав жеребца на опушке на заднем дворе, полез их разбирать. В одной нашелся мясной пирог, завернутый в рушники, и целая изжаренная утка, а в другой — безрукавка из пушистого меха.

Горазд смутился, разглядывая свертки в своих руках. Он ведал, конечно, что изба их так и дышит бедностью… вот и князь заметил. Потом тряхнул головой, подул на упавшие на лоб светлые волосы и крикнул прямо со двора:

— Матушка, ты погляди, что к вечерне нам прислали!..

*****

Утром он встал задолго до первого солнечного луча. Умылся холодной водицей из бочонка, наскоро съел кусок серого, кислого хлеба и бесшумно вышел из избы, не разбудив ни мамку, ни сестре. Оседлав Ветра и уложив свои нехитрые пожитки в переметные сумы, он под узды вывел жеребца за забор и, запрыгнув в седло, неторопливо потрусил на север. Времени у него было с изрядным запасом, а до Верхнего Брода, где князь велел ему встречать младшего брата, — рукой подать. Скоро доберется.

Свой меч да нож он замотал в плащ и спрятал под седло и оделся простым отроком, чтоб поменьше взглядов людских привлекать. А так, едет верхом неприметный мальчишка да едет, кому какая печаль? Уж в чем, а в умении схорониться да спрятаться, слиться с толпой, равных Горазду не нашлось бы во всей княжеской дружине. Ну, разве что Чеслава смогла бы его одолеть… она-то хоть и девка, но из отчего дома все равно сбежала. И никто ее не нашел.

Ладогу он обогнул стороной и полюбовался издалека на княжеский терем, выстроенный на холме, чтобы возвышаться над городищем. Ранним утром он не встретил ни одного путника за все время, что понадобилось ему, чтобы достичь Верхнего Брода. Оставив позади себя крошечное поселение, Горазд обустроился в ближайшей к стезе рощице. Напоил из ручья Ветра, привязал его к дереву и сам уселся рядом, приготовившись ждать. Обзор из его рощицы на дорогу, как раз делавшую поворот на том самом месте, открывался чудесный. Его-то в запале быстрой скачки заметить будет трудно, а вот сам он запросто разглядит любого всадника, когда станет тот поворачивать. Еще и лицо увидит!

Немало времени прошло, прежде чем впервые он заслышал скрип колес и топот лошадей. Но оказалось, что это купцы держали путь на Ладогу на большой торг. Скоро ведь приплывут норманны на своих огромных кораблях-драконах… Князь Ярослав Мстиславич ждет гостей!

Медленно тянулось время, и к моменту, когда солнце перевалило за полдень, Горазд успел порядок изнервничаться. Княжич-то все никак не показывался! А вдруг, ошибся князь, указав направление в сторону Верхнего Брода? Вдруг Святополк Мстиславич другой стезей ушел? Но какой? Вела из Ладоги до поры до времени одна единственная дорога, и лишь после целого дня пути распадалась она на узкие тропы, ниточками тянувшиеся в соседние городища и княжества.

А коли передумал ехать нынче? Сколько же Горазду здесь время коротать, пока еще дождешься! Сидит без дела, пень пнем! Отчаяние захлестывало его с каждым новым мгновением томительного ожидания, и, казалось, того и гляди, выскочит отрок прямо посреди дороги да повернет взад, на Ладогу.

И когда вдали, наконец, послышался стремительный топот копыт, Горазд едва не завопил от радости. Поостерегся потому, что вроде бы, лошадей было две, а он-то ждал одного всадника. Но на всякий случай отвязал Ветра от дерева и взял под узды, приготовившись в случае чего вскочить на него и понестись следом. Неизвестные всадники принесли с собой облако пыли, которое показалось гораздо раньше, чем они сами. Горазд сощурился, пытаясь хоть что-то разглядеть. Мелькнул подол расшитого красивым узором плаща, и подбитые золотом сапоги. Многие кмети на Ладоге седмицы напролет дивились на те сапоги княжича Святополка Мстиславича… А следом в связке с первой промчалась вторая, неоседланная лошадь. Стало быть, взял княжич запасную перед дальней-то дорогой. Хотя вотчина его, Белоозеро, была лишь в паре дней пути.

Горазд, конечно, подивился. А как же поклажа княжича? Как он один-то в такой путь отправился? Без всего и безо всех, некому будет даже навес натянуть, коли нужда по дороге застанет.

Он пропустил Святополка Мстиславича вперед и медленно вывел Ветра на дорогу. Он не потеряет княжича из вида — все благодаря пыли, что медленно оседала вокруг. Издалека виднелся поднятый в воздух серо-песочный столп. Уж шибко быстро скакал Святополк Мстиславич, шибко торопился покинуть ладожское городище. Горазд неспеша затрусил вперед, все поглядывая вдаль. Уже ближе к вечеру покажется впереди лес, и стезя перестанет лежать перед ним как на ладони. Придется подъехать к княжичу поближе, а то в густых деревьях еще потеряет его, неровен час! Но нынче было ему ехать вольготно: стелилась под копытами Ветра вытоптанная, объезженная купцами дорожка. По обе руки простирались бесконечные равнины, лишь изредка прерываемые возвышениями да деревеньками на холмах.

Горазду бы радоваться, но он, напрочь, становился все мрачнее и мрачнее. Он был отроком и не смел обсуждать то, что говорил ему князь. Ярослав Мстиславич приказывал, и Горазд исполнял. Но нынче, хоть и крепился он изо всех сил, хоть и одергивал себя непрестанно, а не мог мысли дурные, что в голову лезли, унять. Его отправили следить за Святополком Мстиславичем словно татя! Отчего князь помыслил, что он для дела такого пригоден? Ужели видит в нем не отрока княжеского, а лихого человека, который вот так запросто может укрываться и исподтишка за другим приглядывать?

Дурные, дурные мысли. Горазд гнал их от себя прочь, а они нет, да и накатывали вдруг скопом. Так и минула половина дня. Он держался на отдалении от княжича, но внимательно глядел вперед, чтобы ненароком его не упустить. Заканчивался короткий осенний день, солнце стремительно клонилось к закату, окрашивая все вокруг в мягкие, золотистые цвета.

Горазду пришлось подъехать к княжичу чутка поближе, потому как заканчивался вольный простор полей да лугов. Вдалеке темной стеной уже виднелся лес, и Горазд начинал беспокоиться. А ну как потеряет Святополка Мстиславича во тьме? Тот все гнал да гнал вперед, словно и на ночь не намеревался останавливаться. Лишь пару раз за день тот спешивался с лошади, да и то совсем на недолго. Того и гляди, придется Горазду за ним по лесу в темноте следовать…

Горазд сперва не подивился даже, когда княжич на развилке свернул не на ту стезю. Он не сразу смекнул, что Святополк Мстиславич ровнехонько в противоположную от Белоозера сторону направился. Лежала его вотчина дальше на севере, а он поехал сильно южнее. По той дороге, по которой не далее, как несколько седмиц назад Горазд вместе с князем возвращался на Ладогу из далеких южных землей Некраса Володимировича. В часе неспешной езды от развилки лежало вдоль пути небольшое поселение, которое за близкое соседство с Ладогой называли Ладожкой.

Горазд помнил, как месяц назад они проезжали через него. Они не остановились тогда, ведь князь спешил вернуться домой, но кмети говорили, что есть там и постоялый двор, и таверна, где могли бы они найти кров и хлеб. Может, княжич туда держал путь? Натянув поводья, он слегка хлопнул Ветра пятками по бокам. Боялся упустить Святополка Мстиславича. Скоро ведь уже стемнеет, да и проезжали они уже не мимо бескрайнего поля, где можно было разглядеть княжича на расстоянии пары полетов стрелы.

Отрок тревожился. Был он далеко не столь хорош в слежке, как, быть может, помыслил князь Ярослав Мстиславич. Все страшился выдать себя ненароком, подъехать слишком близко. Но и далеко держаться — тоже страшился. А ну как упустит! Ближе к вечеру совсем не попадались ему навстречу путники, давно уж все добрались кто до домов своих, кто до мест, где можно остановиться на ночлег. Маячил он позади княжича словно бельмо на глазу. Ну, день он так продержится, ну, два. Но уж больно приметно вот так следовать за кем-то долго… Не дурак ведь Святополк Мстиславич. Непременно его однажды разглядит!

За этими смурными мыслями незаметно они добрались до Ладожки. Увидев, как княжич свернул в сторону таверны, Горазд еще раз стукнул Ветра пятками, ускоряясь. Он отвернулся в сторону, когда оставлял позади себя соскочившего на землю княжича. Даст Перун, тот его не приметил.

Мальчишка решил заночевать чуть выше по дороге, надеясь, что так он не пропустит, коли Святополк Мстиславич соберется дальше в путь. Расседлав и напоив Ветра из тоненького, бегущего в низине ручейка, Горазд наскоро перекусил припасенным еще из дома хлебом и устроился на ночлег прямо под звездами. Надел подаренную князем безрукавку. Подушкой ему служили переметные сумы, а покрывалом — плащ, в который он завернулся. Под правую руку на всякий случай положил меч без ножен. Так ему все же поспокойнее. Ночи уже, конечно, делались холодными. Еще немного, и вовсе первые морозы ударят.

Закрыв глаза, Горазд подумал о костре. Но разводить его он опасался, уж больно место приметное и близко совсем к Ладожке… Он смутно помнил, что дальше по стезе лежали поселения побольше, а то и целые городища. Уж в таком-то ему удастся незаметно за княжичем проследовать да на постоялом дворе вместе с ним заночевать. Пока же потерпит, не маленький!

Он спал чутко и некрепко, но Святополк и впрямь не был дураком. И воинскому мастерству его учили пестуны не чета наставникам сопливого отрока. Он умел ходить бесшумно даже по скошенной сухой траве, по скрипящим половицам в избе. Вот и к задремавшему, сморенному усталостью мальчишке он подкрался незаметно. Лишь жеребец пошевелил ушами, заслышав его шаги, и поднял морду с умными глазами.

— Тихо, тихо, — ласково зашептал ему княжич, прищурившись.

Ночь стояла безоблачная, и в ярком свете полной луны мелькнула на сбруе жеребца знакомая пряжка ладожского князя.

Тогда-то и сложилось все в голове у Святополка. Приметил он сопляка за собой незадолго до того, как добрался до развилки. А там проверить решил — все же три дороги в разных направлениях расходились. Но сопляк выбрал ту, по которой поехал он, и княжич насторожился. Нехорошие подозрения зародились у него еще в ладожском тереме, уж больно странно смотрел на него братец. Вернее — и вовсе не смотрел. В какой-то день перестал, ну, как отрезало! Тем себя и выдал. Не припоминал Святополк доселе такого, потому и насторожился. Как видно, не зря.

Верно, в день, когда на площади суд вершил. Добрые люди передали Святополку, что из ниоткуда появился у убитого кузнеца родственник. И ищет он нынче княжьей Правды, мол, родич куда-то запропастился.

Из деревеньки в вотчине, которой заправлял Святополк.

Робичич насторожился отчего-то, старосту велел позвать! А лучше бы за женой своей приглядывал, тогда бы она, может, с лошадей не падала бы.

Пока суд да дело, порешил Святополк, что изрядно загостился в старом батюшкином тереме. Мол, пора и честь знать. И мудрый, справедливый робичич послал за ним обыкновенного татя, еще и весьма неумелого. Да и приметил его Святополк довольно скоро. Не то узнал бы, чего не следует, ведь прав был робичич, коли подозревал дурное. В Белоозеро возвращаться он нынче не собирался.

Мальчишка завозился, и княжич поглядел на него, раздумывая. Убить нынче али на ложный след навести, нарочно запутать? Пусть потом расскажет робичичу, как ездил его младший брат две седмицы напролет по всему княжеству из одного уголка в другой? Решить он так и не успел. Ветер все же заржал — тревожно и громко, и сон с отрока слетел в одно мгновение. Встрепанный и всколоченный, тот схватился за меч и мгновенно взвился на ноги. Когда увидал перед собой княжича, то глаза выпятил так, что казалось, они вот-вот вывалятся на землю. Даже придуриваться не стал, что не знает, кто перед ним стоит. А может, просто ума на такое не хватило.

Святополк возиться с ним не стал, речей долгих вести — тоже. К бою-то он был получше готов, чем сопливый, едва проснувшийся отрок. Наскочил на него и вскоре повалил на землю, хоть и бился мальчишка отчаянно. Но куда ему с княжичем тягаться… он бы и против робичича вышел бы, и одолел бы того — уж тут Святополк был уверен.

Сопливый отрок полз по траве назад, пытаясь подняться, а княжич подошел к нему и наступил на руку, сжимавшую меч, и провернул каблук подбитого золотом сапога, чтобы хрустнуло запястье.

Мальчишка подавился криком, а Святополк достал из сапога длинный кинжал, присел перед отроком на корточки и вонзил ему лезвие в бок. Намеренно куда-то не метил, решил положиться на волю Перуна. Ему-то что за печаль, жив мальчишка али нет. Даже если прямо завтра с утра на Ладогу отправится робичичу все сказывать, то Святополку это уже не помешает.

Багатур-тархан исполнил все, как они и сговорились. Да и Ярослав поди уже и сам обо всем догадался, раз послал за братом татя.

— Коли не сдохнешь, передавай привет робичичу. А коли сдохнешь, то знай, что вскоре и братец мой там окажется, — сказал мальчишке Святополк, ласково улыбаясь, пока тот корчился от боли подле него.

Вытащил лезвие, вытер об портки отрока, чтобы своего ничего не запачкать и тихо ушел. Коли б не заржал дурной жеребец, еще лучше получилось бы, но и так тоже неплохо.