Пляска в степи

Княжий отрок VII

Факелы колядующих освещали ладожское городище почти так же ярко, как дневной свет. Со стены было видно, как вдалеке то вспыхивали, то затухали дюжины огоньков: коляда ходила по избам да дворам.

Горазд поплотнее запахнул на шее тулуп и поправил подбитую овчиной шапку: на Карачун ударили сильные морозы, словно прогневался на что-то грозный бог и прошелся по Ладоге, громко ударяя по земле своим посохом, и от стука его шагов сковались льдом реки. Дыхание же Карачуна принесло на Ладогу сильнейшую стужу. Метель была лютая; снега в ту ночь нападало по колено, не пройти и не проехать было. День напролет потом детские с отроками подворье расчищали.

Но Зимний Коловорот минул; закончились самый короткий день и самая длинная ночь. Старое Солнце умерло, и родился Коляда, бог Молодого Солнца.

«Вот и пришёл Карачун Зиме! Солнце на Лето, а Зима на Мороз повернулись», — говорили старики.

На самом высоком в округе холме на Коляду зажгли огромное огненное колесо, а подле него — множество костров. Некоторые из них уже догорели и тлели алыми углями; другие же и нынче ярко светили, и в их всполохах Горазд видел темные очертания людей, что грелись подле огня.

Ветер доносил до княжьего подворья зычные голоса парней да звонкий смех славниц, когда те дружной кучкой высыпались из одной избы и бежали в другую, хохоча и громко переговариваясь. Снег весело и уютно поскрипывал у них под ногами. Большим несчастьем считалось, коли коляда обойдет избу стороной, потому хозяева зазывали ряженых в дома богатыми подношениями.

Где-то там среди колядующих бегала и Лада. Горазд сперва хотел пойти колядовать, чтобы присмотреть за сестрой, но все же порешил остаться и нести дозор в княжьем тереме. В колядную ночь мало желающих было стоять на морозе да пялиться в темноту.

А с Ладой он вот как решил: выцепил одного, самого взрослого, из толпы мальчишек, с которыми сестренка собиралась колядовать, и велел вернуть ее домой матери в целости и сохранности. А коли нет, то он, княжий кметь, спустит с него шкуру. Так что за Ладу Горазд был нынче спокоен.

Слева от него раздалось негромкое покашливание, и облачко светлого пара вырвалось наружу вместе с дыханием. Чеслава поправила застегнутый поверх тулупа воинский пояс и руками в плотных варежках постучала себя по бедрам.

«Никак мерзнет», — озабоченно подумал Горазд.

Что Чеслава не пойдет колядовать, догадаться заранее было не сложно. Потому и его, Горазда, доля в ночь Коляды давно была предрешена.

Дурно чувствовавшая себя княгиня ушла в горницы, как только вернулись все в терем после поджигания огненного колеса, и Чеслава поднялась на стену. В княжьем тереме и на подворье нынче было необычайно тихо: все, кто не стоял в дозоре, ушли в городище колядовать.

Князь вслед за женой не выходил из горниц, и снаружи на стене осталось лишь четверо кметей: Горазд с Чеславой ошуюю ворот, да два умудренных зимами гридня одесную. И в теплой клети под запором сидел воевода Брячислав. Как ударили морозы, князь велел выпустить его из холодного поруба и запереть в тереме на черной стороне.

«Все едино, где его держать. Свое он уже отжил», — сказал тогда Ярослав Мстиславич, и Горазд по скудомыслию своему не шибко его уразумел.

На темном, безоблачном небе ярко светила полная луна: старики говорили, что это к добру. Ее серебряные лучи скользили по свежему снегу и отражались от него множеством искорок. Горазд смотрел в темную даль и ему казалось, что заместо земли впереди раскинулось украшенное мелким жемчугом перламутровое покрывало.

Он покосился на Чеславу и вздохнул, что совсем не пристало кметю. Со дня Посвящения минуло лишь несколько седмиц, и он еще не обвыкся так себя называть. Да-а-а. Не отрок он больше сопливый! На воинском поясе, лично князем застегнутом, вырезан стяг княжеской дружины.

⁃ С княгиней… — он замолчал, чтобы прочистить вдруг разом охрипшее горло, — с княгиней все ладно?

⁃ Да.

Чеслава отозвалась, даже не глядя на него, и Горазд подумал, что, может, правильно мать называла его дурнем.

⁃ Отчего колядовать не пошел?

Вместе с вопросом воительница выдохнула светлое облачко пара. Ее щеки раскраснелись на морозце. Она стояла к Горазду со стороны уцелевшего глаза, и потому он видел, что ее ресницы покрылись пушистым белым инеем. Ростом она как раз с ним вровень была, макушка к макушке. Глядеть на нее было потому сподручно.

⁃ Не восхотел, — буркнул он, насупившись, и тотчас одернул себя: дурень, как есть дурень!

Они вновь замолчали, и Горазд все поглядывал искоса на Чеславу, не ведая, что и как сказать. Добро, разума хватило не спрашивать, отчего она не пошла колядовать. Не такой уж и дурень, выходит?

⁃ Без воеводы Крута как-то скучно, — вновь заговорила Чеслава, и Горазд поспешно кивнул.

Князь вскоре после веча отправил дядьку Крута в Белоозеро. Нужен был там порядок да сильная рука, коли уж остался удел и без княжича, и без воеводы Брячислава. Так что никто больше не расхаживал по подворью да не указывал дозорным, как стоять да куда глядеть, да по сторонам головой не вертеть, не то оторвется. Без его пригляда кмети чувствовали себя осиротевшими.

⁃ Тоже, поди, тоскует по нам, — Горазд тепло улыбнулся.

Хоть и был дядька Крут самым знатным ворчуном в тереме, а все же о каждом заботился да радел.

⁃ Кого теперь девкой беспутной называет, — Чеслава хмыкнула и покачала головой в меховой шапке. И сама от себя не ожидала, что будет поминать воеводу добрым словом.

Услышав, как, скрипнув, открылась дверь, Горазд и Чеслава вдвоем обернулись к терему: на крыльцо вышел князь, хоть и стояла нынче уже глубокая ночь. Пробежав по подворью, он поднялся к ним на частокол.

— Все тихо? — спросил Ярослав, остановившись подле кметей.

Прищурившись, он вглядывался в темноту вдалеке, словно кого-то ждал. По правде, после того, как снес князь голову хазарскому посланнику да взашей выгнал хазарский отряд прочь из княжества, может, и впрямь стоило им всем вскорости ждать новых гостей… Али вестей. Немудрено, что князь не спал ночами.

В тот вечер пару седмиц назад Горазд впервые за все время на Ладоге услыхал среди кметей голоса супротив князя. Мол, погорячился Мстиславич, напрасно хазарину голову снес. Мог бы и живым восвояси прогнать. И так с каганатом мира нет, к чему еще пуще раздор промеж ними сеять? Да и за кого Ярослав вступился — за чужого, пришлого мальчишку. Он ему такой же родич, как седьмая вода — киселю…

Горазд так удивился, что даже позабыл за князя вступиться. Хоть и без него хватило гридней, кто положил конец любым толкам. Уж всяко не кметям Мстиславича уму-разуму учить. Гаркнув, сотник Стемид пообещал укоротить особо болтливым языки, и разговоры стихли.

Стыдно сказать, но Горазд содрогнулся, когда князь опустил меч, и голова хазарина покатилась по мерзлой земле. Знамо дело, не от страха. Но не ожидал такого от князя, вот и дернулся. Мало кто ожидал. Может, и никто вовсе.

— Все тихо, князь, — отозвалась Чеслава.

Со стороны городища донеслись особенно громкие крики, и все трое поглядели в ту сторону, думая каждый о своем. Еще по утру неясно было, отпустит ли князь кметей колядовать да рядиться в вывернутые наизнанку шкуры. Но было все в округе тихо и спокойно, и потому, конечно же, Ярослав отпустил. Следовало воспеть сызнова родившегося бога Коляду да собрать подношения, не забыв одарить хозяев избы добрым словом. Иначе будет неурожайным, голодным грядущее лето, не родятся на полях хлеба.

— Добро, — кивнул Ярослав и, потрепав напоследок Горазда по плечу поверх тулупа, развернулся и пошел в другую сторону: к гридням, стоявшим в дозоре напрочь них.

— Тревожится, — негромко сказал Горазд, проводив князя взглядом.

— Хазары трусливы, — Чеслава скривила в усмешке перебитые шрамом губы. — Они никогда не нападают первыми в открытую.

— Почем знаешь?

— Служила раньше князю, который с ними люто воевал. Сосед князя Некраса… был. А потом сынки его вотчину не поделили, уделы раздробили… — она разочарованно махнула рукой.

А вот Горазд задумался совсем об ином. Глядел на Чеславу да размышлял, сколько же ей минуло зим?.. Не в лоб же ее о таком спрашивать!

— Из-за княжича Святополка наш князь тревожится, — немного погодя уверенно заявила воительница. — Утек тот куда-то.

Он дернулся, услышав знакомое имя, и смутился. Вроде позабыл уже о позоре своем, но каждый раз словно кипятком окатывало, когда княжича при нем поминали.

— С дружиной-то? — недоверчиво переспросил Горазд. — Как смог-то?

— Дурное дело нехитрое, — Чеслава равнодушно пожала плечами. — Княжество большое, люди живут кучно. Простора — хоть ложкой хлебай.

— А ты многим князьям служила? — невпопад спросил Горазд, и воительница скосила на него единственный глаз.

Она удивилась про себя, а вслух же сдержанно сказала:

— Нескольким.

«Несколько — это всяко больше двух. Может, даже и трех», — удрученно подумал княжий кметь Горазд и повесил вихрастую голову, покрытую теплой шапкой. По всему выходило, воительница старше его зим на шесть.

— Гляди! — Чеслава резко схватила его за запястье, повернув в сторону темнотищи за воротами.

Казалось, там вдалеке что-то двигалось: какая-то черная точка пробивала себе путь по снегу. Всадник?.. Они вглядывались в ночь еще несколько мгновений, затем Чеслава отпустила его руку и взялась за лук. Натянув тетиву, она прицелилась одним глазом и велела Горазду.

— Ступай за князем!

Горазда с частокола как ветром сдуло. Пока спешил к терему, услыхал, как воительница крикнула, чтобы непрошенный гость, кем бы он ни был, замедлился, иначе получит стрелу прямо в шею. Он взошел на крыльцо, дернул дверь, влетел в сени и на свою удачу столкнулся с князем прямо подле всхода. Едва завидев его встревоженное лицо, Ярослав нахмурился.

— Там за воротами кто-то. К терему скачет, — выпалил Горазд, едва переведя дух. — Один пока вроде.

Кивнув, князь бросился из терема прочь, и кметь — следом за ним. От беготни в тулупе тотчас стало жарко, и он весь взопрел, пока сызнова поднимался на частокол. Оказавшись наверху, услыхал обрывок разговора Чеславы с князем. А справа к ним уже спешил один из стоявших в дозоре с другой стороны терема — старший гридень Лутобор.

— … он один, княже, — воительница указывала рукой куда-то вперед.

— Что приключилось, батька? — спросил Лутобор, сровнявшись с Гораздом. — Никак ряженые в лесу темной ночкой заплутали? Али сам Коляда к нам в терем явился?

— Нет, не ряженые. И не Коляда, — помрачнев лицом, Ярослав покачал головой. Он все продолжал смотреть в сторону, куда показала Чеслава, силясь что-то углядеть. — Кто-то едет к терему.

— Вроде помедленнее пошел, как я его окликнула, — с сомнением в голосе произнесла воительница.

— Кто в дозоре нынче на окраине городища? — князь в полголовы повернулся к Лутобору. — Всех в поруб, коли они его проглядели.

Гридень кивнул. Было уже не до веселья.

— Дай-ка мне лук, воительница, — велел Ярослав и взял оружие из протянутых рук Чеславы.

Пока ломали глаза, пытаясь разглядеть что-то в темноте в двух полетах стрелы от терема, Горазд много всего успел передумать: и что дружины на подворье нет, и что в городище идет веселье, и что непременно напились сладкой браги все колядующие, и что хитер без меры был младший княжич Святополк…

Тонко зазвенев, выпрямилась тетива, и, со свистом рассекая воздух, полетела вперед стрела.

— Вели ему остановиться и спешиться, — опустив лук, князь посмотрел на Лутобора, и гридь зычно гаркнул.

— Эй, ты! Кто бы ты ни был, немедля встань! Ни шагу больше!

Незваный гость к тому моменту приблизился уже достаточно к терему, чтобы в нем можно было узнать воина: судя по поясу с мечом да особому плащу. И ехал верхом он все же один: вокруг него не было видно ни души. Он что-то крикнул в ответ, но встречный ветер заглушил его голос. Услыхав Лутобора, мужчина послушно соскочил с коня и медленно повел того под уздцы. Горазд отметил неловкость, скованность его движений: из седла он почти вывалился, да и шагал как деревянный.

— Жопа к седлу примерзла, — хмыкнул Лутобор и смахнул с заледеневших усов замерзшие капли воды.

Неизвестный всадник медленно шел к ним, придерживая за поводья лошадь, и Горазд без толку всматривался в его лицо. Сперва его не получалось разглядеть, а после уже уразумел он, что досель мужчину нигде не встречал.

— Батька, так это ж святополковский десятник Сбыгнев! — а вот Лутобор его узнал. — Да ты погляди! Это ж что делается!

— Вроде один он, — сказала Чеслава, все скользя и скользя взглядом по бескрайней темноте, что обнимала терем со всех сторон.

— Славный гость пожаловал к нам в колядную ночь, — процедил князь, щурясь.

Когда мужчина добрел почти до ворот, он вскинул голову, чтобы поглядеть на стоявших на стене. Борода у него вся склеилась на холоде от теплого дыхания и была усеяна белым инеем. С кончиков усов будто бы даже свисали сосульки. Щеки покраснели от встречного ветра и мороза, того и гляди кожа слезать начнет.

— Я пришел повиниться, Ярослав Мстиславич, — как мог громко, сказал он.

Слова выталкивал он из себя с большим трудом, словно содрал горло.

— Кто ты таков? — спросил князь, словно и не узнал в нем прежде Лутобор десятника из дружины Святополка.

— Зовут меня Сбыгневом, а отца моего — Дарёном. Сам ведаешь, что был я десятником в дружине твоего брата, княжича Святополка, — кое-как прохрипел тот.

Горазд посмотрел на князя: не пора ли уж ворота открыть да впустить внутрь бывшего десятника? Замерз он совсем, на ногах едва держится… говорит вон еле-еле.

— Был? — но Ярослав лишь подвинулся ближе к краю частокола и чуть подался вперед, чтобы лучше видеть и слышать говорившего.

— Я пришел повиниться, князь, — повторил тот, кто назвал себя Сбыгневом, а потом медленно, покряхтывая, опустился на колени прямо в пушистый снег. — За то, что брата твоего послушался.

Долго молчал Ярослав, сверля незваного гостя тяжелым взглядом. Его лицо окаменело, и нельзя было угадать, о чем думал он все это время. Десятник Сбыгнев так и стоял на коленях в снегу, задрав голову. Он ждал решения князя.

«До смерти же замерзнет» — подумал шибко жалостливый Горазд.

Наконец, Ярослав обернулся к нему и Лутобору.

— Отоприте этому ворота.

Сбыгнев и впрямь уже с трудом держался на ногах. С коленей поднимался едва ли не вечность, и коли бы не шея коня, за которую тот цеплялся, то непременно упал бы. Он шел, пошатываясь, спотыкаясь при каждом шаге. Хмурый Ярослав ждал его подле ворот, совсем как пару седмиц назад встречал хазарского посланника.

Немало незваных гостей побывало в тереме за Студень.

Лутобор обогнал бывшего десятника и замер между ним и князем, выставив вперед копье, чтобы Сбыгнев не приблизился на удар меча. На частоколе, прицелив в сторону незваного гостя стрелу, со вскинутым луком неподвижно замерла Чеслава.

⁃ Скидывай это все, — велел гридень, обшаривая Сбыгнева внимательным взглядом.

Ярослав хранил молчание, скрестив на груди руки. Сбыгнев повиновался, не поведя и бровью: обмороженными, скрюченными пальцами принялся развязывать замерзшие, а оттого невероятно жесткие завязки плаща. Он возился с ними так долго, что недовольный Лутобор, не отведя от бывшего десятника взгляда, велел Горазду.

⁃ Подсоби ему. Только смотри в оба.

В четыре руки Горазд с бывшим десятником управились быстрее: скинули на землю воинский плащ, расстегнули кожаный пояс с мечом и ножом, стащили теплую свиту и подбитые мехом штаны. Остался Сбыгнев стоять на морозе перед князем в одной лишь рубахе да портках. По рубахе от спины до груди тянулся окровавленный след.

⁃ Где кольчугу позабыл? — спросил Ярослав с желчной усмешкой. — Раздеть бы тебя до чего мать родила, но коли уж сам притек… — мрачно заключил он и едва заметно мотнул головой в сторону терема.

А после резко развернулся и зашагал к крыльцу.

⁃ Сапоги снимай, — велел Лутобор дернувшему следом за князем Сбыгневу.

Тот молча скинул обувь на снег. Из сапога не выпал спрятанный там нож, и потому старший гридень милостиво кивнул и несильно ткнул Сбыгнева наконечником копья в спину.

⁃ Шагай.

Без меры жалостливый Горазд, подобрав валявшиеся на снегу вещи, бросился следом за ними. Пока возился он снаружи, в сенях Лутобор поспел раздеть Сбыгнева совсем уж до портков, заставив снять и нательную рубаху. Увидав у того на спине да плечах причудливый синий узор, кметь замер на месте как вкопанный.

Он помнил такие рисунки по берсеркам, что встретились им на пути на Ладогу из Степи. Вовек уж не позабудет!

Но Лутобор словно и не удивился ничему, взял не сопротивлявшегося Сбыгнева за плечо и повел прочь из сеней в ближайшую горницу, где обычно князь али княгиня говорили с людьми, пришедшими просить защиты и милости. Ярослав, сидевший на лавке подле стены, мазнул по вошедшим бесцветным взглядом и отвернулся. На Сбыгнева тот старался глядеть пореже.

Коли был бы Горазд зимами постарше да проживи он на Ладоге подольше, он бы ведал, что Сбыгнев против решения старого князя Мстислава передать свой престол старшему сыну, робичичу, сопротивлялся как никто. Сколько тумаков и затрещин от него получил маленький Ярослав — не счесть. Сколько раз Сбыгнев его робичичем называл, прилюдно али нет, — тоже.

А вот Лутобор все помнил, он-то с князем был одних зим. Потому и глядел на бывшего святополковского десятника с лютой злобой пса, к хозяину которого приблизился стародавний враг.

А сам князь молчал, борясь с желанием кинуть Сбыгнева в поруб без единого слова.

Так и прижимая к груди одежу десятника, ни о чем не знавший Горазд замер на пороге. Он переводил взгляд с одного мужчины на другого и не разумел, отчего в горнице повисла тяжелая, мрачная тишина.

⁃ Ну, говори, что стоишь столбом, — буркнул Ярослав, все же совладав с собой.

Он сидел, широко расставив ноги и упираясь ладонями в бедра, и прожигал Сбыгнева недобрым взглядом.

При свете лучин в горнице Горазд рассмотрел у бывшего десятника на спине не токмо синие узоры, но и длинный, свежий след от удара кнутом — своим началом он уходил через плечо тому на грудь. Оттаявшие от снега, побитые сединой волосы спускались ему на лопатки двумя слипшимися, мокрыми прядями. По пояснице стекали капли талого снега.

По зимам он годился Горазду в отцы.

⁃ Я повиниться перед тобой хочу, Мстиславич, — помедлив, все же заговорил Сбыгнев, и каждое слово давалось ему с трудом. — Брат твой…

⁃ Истинный князь? По крови? — насмешливо подсказал Ярослав, прижавшись лопатками к теплому срубу. Глаза у него оставались холодными.

Горазд уразумел, что зарыто между князем и Сбыгневом куда больше, чем он ведал. В тишине ему почудилось, что в тереме позади него раздался какой-то шум. Он выглянул за дверь, но никого не углядел. Улучив момент, он сложил одежу десятника неопрятной кучей на лавку.

Сбыгнев же усмехнулся. И склонил голову. Словно стыдился чего-то.

⁃ Твоя правда, Мстиславич. Я много всякого болтал, дурной язык и голова. Княжич… с хазарами спутался, — тяжело проронил Сбыгнев. — Коли б я раньше ведал! — он вскинул голову. — Те терем сожгли… князя и семью порубили.

В его голосе отчетливо слышались разочарование и ярость. И презрение, и злость — на себя ли, на Святополка?..

Горазд ушам своим не верил. Княжич Святополк спутался с хазарами? Через него убили Некраса Володимировича с семьей?.. Да как такое токмо быть может!

— Стало быть, с хазарским воеводой Багатур-тарханом сошелся мой брат? — а вот князь кивнул сам себе, словно давно уж об том ведал.

Горазд во все глаза уставился на Ярослава Мстиславича: неужто и правда — ведал? Удивленным тот не казался. Токмо бесконечно уставшим.

⁃ Да, — тяжело обронил Сбыгнев. — Коли б я раньше проведал, что они замыслили… Разве ж поднял бы я на руку — на своих?

⁃ На меня-то легко поднимал, — тихо, но веско сказал Ярослав. — Небось, когда Святополк посулил робичича с княжеского престола согнать, ты за ним первым пошел без сожалений. А ко мне притек, токмо когда братец мой с хазарами сошелся. Их шибче меня ненавидишь, стало быть?

Сбыгнев ничего не сказал. Но и опущенной головы не поднял. Ярослав устало вздохнул, как человек, на которого давила неподъемная ноша. Он встал и поглядел на Лутобора.

⁃ Довольно. По утру поговорим. Запри его.

Князь вышел из горницы, не прибавив больше ни слова. Горазд посторонился, пропустив его, и когда открылась дверь, то увидал, что в глубине терема возле самого всхода, приложив к груди руки, неподвижно замерла княгиня. Токмо спросонья, она куталась в тяжелый плащ мужа, и тот складками спадал вокруг нее на пол. Волосы она убрала под простенький убрус.

Горазд опомнился, выругал себя и поспешно отвел в сторону взгляд.

Ярослав оторопел не хуже кметя.

⁃ Ты пошто здесь? — он шагнул к жене, закрыв спиной от чужих глаз.

⁃ … слышала, как со стены кричали… тебя нет… из горницы голоса…

Горазд услыхал ее сбивчивый шепот. Тут Лутобор вытолкнул из горницы Сбыгнева со связанными за спиной руками. Веревкой ему послужил воинский пояс десятника. Тот запнулся на пороге и повернулся в сторону княгини, когда Ярослав пророкотал.

⁃ Пшел прочь!

Лутобор грубо толкнул того в спину, и оба вышли в сени.

⁃ Не тревожься… ступай… я скоро… — Ярослав подвел перепугавшуюся княгиню ко всходу и, проводив ее долгим взглядом, повернулся к Горазду.

Тому тотчас захотелось оказаться в ином месте.

⁃ Разыщи мне сотника Стемида. Он колядует где-то. Скажи, по утру жду его в тереме, едва солнце встанет. Припозднится — шкуру спущу. И воеводе Храбру Турворовичу это же передай.

⁃ Да, князь, — уже ему в спину поклонился Горазд.

И подумал: вот и встретили Коляду.

К утру чуть потеплело, а после рассвете и вовсе показалось солнце. Горазд из последних сил старался не клевать носом, наблюдая со стены, как сотник Стемид с дюжиной кметей обтирается снегом снаружи княжьего подворья. Чеслава ушла вздремнуть незадолго до того, как начало светать: ей еще за княгиней день напролет приглядывать, и Горазд остался один.

Зевнув так, что едва не онемела челюсть, он потоптался на месте. Кмети весело бранились, осыпая друг друга снегом, и сотник Стемид пуще всех. Крепко он повеселился накануне ночью и нынче же пытался вытравить из себя хмель. Горазд потер покрасневшие, сухие от недосыпа глаза и приветливо махнул рукой кметю, который поднимался наверх, чтобы сменить его в дозоре.

Эх, сейчас бы к мамке в избу завалиться да на печи вздремнуть… Не о том думаешь, княжий кметь! Несмотря на ранее утро, да еще и после праздника, на подворье было многолюдно: князь поднял с лавок всех. Спустившись со стены, Горазд поглядел на черную сторону терема, где уже в двух клетях под запорами сидели воевода Брячислав да десятник Сбыгнев. Многого не разумел про своего князя Горазд, но вот одно накануне он понял крепко: немало всего поперек Ярославу Мстиславичу сотворил Сбыгнев.

Покрутив головой, он заметил гридня Лутобора, подпиравшего спиной терем. Он стоял на углу, зажмурившись и подставив лицо солнечным лучам. Горазд пошел к нему, чтобы побольше расспросить про Сбыгнева, но тут как раз по двору забегали холопы, созывая дружину в гридницу, и задуманное ему не удалось.

Увидев в тереме князя, Горазд подумал, что ночью тот спал не больше его самого. Привычное место дядьки Крута на скамье пустовало, и никто не решался его занять. Интересно, отправит ли Ярослав Мстиславич в Белоозеро весть?..

Дружинники степного князя Некраса Володимировича вместе с молодым княжичем, князем, Желаном Некрасовичем сидели особняком, ошуюю княжеского престола.

Горазд уже собирался скользнуть вдоль стены вглубь гридницы, в конец, где обычно сидели отроки да молодые кмети, но его оставил Лутобор.

— Иди сюда, глазастый, — велел тот и указал на скамью подле себя.

Когда два кметя привели в гридницу бывшего десятника Сбыгнева, вспыхнувшие было разговоры да пересуды разом стихли, и в тереме стало очень, очень тихо. Не отрываясь, Горазд смотрел на Сбыгнева, руки которого были связаны спереди веревкой. Выглядел тот получше, чем ночью: отогрелся, проспался в теплой клети. Ему вернули рубаху и плащ, которые он и надел. При свете дня стала отчетливо видна седина в его русых волосах: немало он уже встретил зим.

Расставив широко ноги, Сбыгнев остановился в шаге от княжьего престола, так, чтобы видеть и Ярослава Мстиславича, и часть дружины на скамьях. Старшие гридни и опытные мужи, знавшие Сбыгнева еще по его службе князю Мстиславу, глядели на него с мрачным недоверием и неприязнью. Те, кто помоложе был, да ни о чем не ведал, смотрели с любопытством.

— Нынче ночью приехал в терем десятник моего брата, — Ярослав поднялся с престола и сделал несколько шагов, чтобы быть ближе к дружине.

Казался он сейчас гораздо спокойнее, чем накануне, отметил Горазд. Уже и не кривился всякий раз, когда о незваном госте говорил.

— Сбыгнев, сын Дарёна.

Князь повернулся к нему и посмотрел в глаза.

— Говори, зачем приехал, — велел сквозь зубы. — Перед дружиной моей говори.

Горазд почувствовал, как шевельнулся подле него Лутобор. Гридень вцепился ладонью в штанину и сжал ее до побелевших костяшек. Что же такого натворил в прошлом Сбыгнев?..

— Повиниться перед тобой, Мстиславич, — после молчания уже в третий раз произнес бывший десятник.

На дружину перед собой он глядел, ощетинившись. А вот когда на князя смотрел, то такое делалось у него лицо, что Горазд и не разумел, что тот чувствует…

— И рассказать, что княжич… что Святополк сговорился с хазарским воеводой Багатур-тарханом…

Горазд бросил быстрый взгляд в сторону скамьи, где сидел Храбр Турворович с Баженом и дюжина уцелевших воинов. Каждый из них подался вперед, чтобы лучше слышать, и, казалось, даже не дышал. На Желана Некрасовича даже смотреть больно было: до того жалким, побитым выглядел мальчишка.

— Потому и разорили хазары степное княжество, — договорил Сбыгнев, и гридница взорвалась громкими голосами и ропотом.

Ярослав не стал унимать дружинников, позволив всем излить свой гнев. Никто допрежь одно с другим не соединял. Хотя болтали про княжича Святополка всякое… И что с хазарами он спутался, тоже говорили. Но спутаться — одно дело. Другое же — сговориться и на своих напасть. Чужими руками, но тут уж все едино. На своих — да так люто. Хазарам на разорение, на поругание отдать… Ведь не мог не знать Святополк, что сотворят степняки с теремом да князем Некрасом Володимировичем. Обо всем он ведал, но не дрогнуло сердце, не отвалился язык, скрепивший союз.

Пока кмети шумели, Храбр Турворович подорвался с лавки и в пару шагов уже вознамерился добраться до Сбыгнева, когда Ярослав остановил его на середине, схватив за плечо.

— Нет, воевода, — среди всеобщего шума Горазд прочитал у князя по губам. — Сядь.

Невероятно долго смотрел Храбр Турворович в глаза ладожскому князю, не желая отводить первым взгляд. Но все же отступил, пересилив себя, и подорвавшийся следом за отцом Бажен подошел к нему, стал рядом. Вдвоем они вернулись на лавку. Сын все говорил ему что-то, настойчиво и быстро, а воевода слепым взглядом смотрел перед собой, и мысли одна тяжелее другой мельтешили у него в голове. А молодой князь Желан, казалось, и вовсе к нему подступиться страшился.

— Я не ведал про степное княжество, — когда дружинники выдохлись, и толки стихли, Сбыгнев заговорил вновь. — Как узнал — ушел прочь из дружины. Больше я княжичу не десятник.

Он смотрел теперь только на Ярослава и говорил только с ним, словно остались они в горнице вдвоем.

— А что мой брат против меня замышляет — ведал? — князь впился в него требовательным взглядом.

Он не повышал голоса, но глаза у него были совершенно жуткие: мертвые, черные. И бледной, толстой нитью выделялся старый шрам на правой щеке.

Горазд затаил дыхание.

— Ведал, князь, — все же чуть сгорбившись, отозвался Сбыгнев. — Ведал, — повторил он громко и четко, чтобы каждый в гриднице услышал.

Пуще прежнего загомонили дружинники. Нынче же их злость захватила и Горазда. Уж таких слов к своему князю стерпеть не мог никто. Ох, был бы нынче в гриднице воевода Крут… живым святополковский десятник не ушел бы.

— Что темнить, Мстиславич, сам все ведаешь, — Сбыгнев, похоже, собрался шагать в пропасть до конца, уж коли начал. — Не был я с твоим отцом согласен, когда он тебе велел в верности поклясться.

Ярослав сжал челюсть и вскинул руку вверх, успокаивая вновь зашумевшую дружину.

— Говори дальше, — выплюнул он сквозь зубы.

Сбыгнев провел пятерней по спутанным на затылке волосам.

— Пошел к твоему брату… Мыслил, он князь наш по крови. Ему должен отцовский престол отойти.

— Тихо! — рявкнул Ярослав, обернувшись к гридням да кметям. Его взгляд пылал.

— Поддержал его, когда он дружину из Белоозера увел… и потом, когда вести дошли, что ты с женой погубили старую княгиню…

Горазд взвился на ноги прежде, чем успел подумать. Ярость распирала его изнутри, ища выхода, и он стиснул кулаки. Лутобор потянул его за запястье, усаживая обратно на лавку. Впрочем, гридень и сам не отводил от Сбыгнева ненавидящего взгляда. Весь его вид кричал: позволь же нам, батька, потолковать с десятником самим… без тебя…

Сбыгнев вздохнул. Видать, несладко ему было стоять перед дружиной да такие вещи про их князя говорить. Не мог не чувствовать обращенной к нему ненависти — горячей, как кровь молодых парней, и такой же неистовой.

— Кругом я ошибся, князь. Святополк погубит княжество, коли займет престол. Прав был твой старый отец. А я — старый дурак. Руби мне голову, князь. Твоя воля, — и Сбыгнев медленно, тяжело опустился перед Ярославом на одно колено и склонил голову.

⁃ Как я могу тебе верить? — глухо спросил тот. — Ты предал двух князей, моего отца и брата. Почем мне знать, что не предашь и третьего?..

Сбыгнев молчал. Что ему было ответить? Такое обычно искупалось кровью. И, коли пришел он сам к ладожскому князю, стало быть, готов?..

— Я не стану тебя казнить, — сказал Ярослав чуть погодя. — Но и верить тебе — тоже. Верните его в клеть под запор, — он махнул рукой двум кметям, что привели Сбыгнева в гридницу, и те подошли, под локти подняли с колен не сопротивлявшегося десятника.

— Благодарю, князь, — успел сказать тот, пока его не увели прочь.

Казался он мудрым воином, похожим чем-то на воеводу Крута али сотника Стемида. Как же так получилось, что принял сторону Святополка, пошел за ним, проливал за него кровь? Обо всем этом думал Горазд, пока смотрел вслед Сбыгневу.

— … делать станет: с братом моим и хазарами, — он до того задумался, что упустил, когда князь вновь заговорил.

Ярослав же, дождавшись, когда за кметями и Сбыгневом закроется дверь, обратился к дружине. Им было, что обсудить.

* Студень — декабрь