Раньше Звенислава мыслила, что у нее сердце разорвется, коли придется бежать из терема. В последнюю седмицу дядька Крут если и говорил о чем, так токмо об этом. Мол, осаду княжича они не выдержат. Коли не поспеет на подмогу Ярослав, потребно им будет уйти. Поначалу она отмахивалась. Что воевода тревожиться любил да бурчать — это всякий ведал. Мыслила, говорил он не всерьёз. Так, больше для острастки. Чтоб они в тереме послушно сидели да на подворье носа не казали.
Но даже самые толстые бревна и плотно закрытые двери не могли заглушить крики и стоны, что просачивались снаружи. И никакие строгие запреты батюшки да мужа не могли помешать невестке дядьки Крута, ясноглазой Нежане, подглядывать в узенькие щелочки за тем, что на подворье творилось. Да и Рогнеду силой никто бы не удержал.
Вот и прокрадывалась она вместе с Нежаной в пустующие нынче горницы, чтобы разговоры, для их ушей не предназначенные, подслушать да на вещи, которые бабам знать не полагалось, посмотреть.
Вестимо, и перепуганные чернавки встревоженным шепотом рассказывали, что со дня на день ждали в городище, что прорвется Святополк за стену.
Потому уже после первой страшной ночи Звенислава на бурчание воеводы Крута посмотрела совсем другими глазами.
А когда пришел он к ним в горницу поздним, поздним вечером — грязный, изнуренный, с провалившимися глазами — сразу уразумела, о чем он будет с ними говорить. И не прогадала.
Дядька Крут велел взять сухих лепешек да теплой одежи, завязать в узелок самые богатые украшения — мало ли, для чего сгодятся. И сказал, что рано-рано утром, еще до рассвета, отведут их к лодке. Они должны уплыть, потому что назавтра Святополк возьмет городище.
И сердце у Звениславы не разорвалось.
Лишь перестало стучать на короткое мгновение, а потом забилось сильно-сильно, когда к мужу и батюшке, всхлипывая и плача, с двух сторон бросились Любава Судиславна с Нежаной. Проснулись и заревели перепуганные дети, которых едва-едва удалось уложить спать на лавках. Вскочила на ноги и побледнела Рогнеда, приложив к щекам обе ладони.
И лишь княжна Предислава, слабая умом, мазнула затуманенным, равнодушным взглядом по воеводе да дальше продолжила что-то бормотать себе под нос. Как появилась она в ладожском тереме, так постоянно сама с собой говорила, все уже давно пообвыклись. Пообывклись да про княжича Святополка всё уразумели. Коли его жена водимая головой ослабела, то что он с прочими сотворит?..
Воевода Крут одной рукой обнимал прильнувшую к нему сбоку жену, другой растерянно гладил по простоволосой, светлой голове невестку, рухнувшую ему в ноги и цеплявшуюся нынче за его воинский пояс, и смотрел Звениславе в глаза. Перепуганные плачем и криками, встрепанные после сна сыновья стояли подле Нежаны и осторожно трогали ее за плечи, пытаясь успокоить.
Звенислава провела ладонью по щекам, смахивая невольные слезы, и кивнула, отвечая на пристальный взгляд дядьки Крута.
— Княжич с вами пойдет. Князь, — сказал воевода и, вздохнув, повернулся к невестке. — Ну что же ты, вон, мальцов как испугала. Вставай, Нежа, поднимайся, — и высвободив вторую руку, он стиснул ее плечи и потянул на себя.
— Матушка? — в углу горницы, подле самой дальней лавки стояли, держась за руки, Любава и Яромира. Обе — бледные, почти прозрачные, в длинных рубашонках до пят и с широко распахнутыми глазенками.
Княгиня попыталась им улыбнуться и почувствовала на губах соленую влагу.
— Мы утром в другое место из терема отправимся. Мы ненадолго, — сказала девочкам Звенислава и сама поморщилась от того, как жалко и неуверенно прозвучал ее надломленный голос.
— Нет! — Любава притопнула ногой, сжав кулачки. — Я никуда не пойду! И Яромирка тоже! Нам батюшка велел его в тереме дожидаться. Он вернется — а нас нет! — раскричалась девочка, и все, кто был в горнице, повернулись в ее сторону.
— Любаша, — Звенислава шагнула к ней, протягивая руки.
Но княжна отпрыгнула назад, ненароком задев сестру, и забилась в самый дальний угол. Она забралась на лавку с ногами и глядела по сторонам израненным, озлобленным волчком.
— Нет, не подходи ко мне! Я никуда не пойду без батюшки! — выставив вперед руки, Любава посмотрела на княгиню.
Та закусила губу и беспомощно вздохнула. Сил унимать девочку у нее не было, но и бороться с ней — тоже.
Дядька Крут, высвободившись из рук жены и невестки, подошел вдоль лавки к княгине и остановился подле нее, одарив вопрошающим взглядом. Мол, что делать станем?
— Так это твой батюшка велел. Ты чего раскричалась? — Рогнеда посмотрела на Любаву ясным, безмятежным взором.
Голос ее звучал уверенно и спокойно, журчал привычным ласковым ручейком — совсем так, как давным-давно, еще в их прежней жизни.
Немного присмиревшая Любава недоверчиво, исподлобья покосилась на Рогнеду, а затем на Звениславу.
— Гонец от него намедни прискакал. Велел, чтобы нас в другой терем переправили, — все тем же уверенным голосом продолжила Рогнеда.
— Правда? — в глазах Любавы зажегся огонек надежды. Она спрыгнула с лавки и, не глядя, двинулась вперед. — От батюшки был гонец?
— Вестимо, правда, — тихо отозвалась Звенислава и, подойдя к девочкам, прижала обеих к подолу поневы. — Рано утром отправимся.
Она подняла взгляд на Рогнеду и едва заметно улыбнулась. Та дернула плечами, махнула рукой и поспешила отвернуться.
На том и порешили.
Поутру, в густом предрассветном тумане, в серых сумерках они прошли через все городище и вышли на пристань. Шли спешно и тихо, сопровождаемые нахмуренным, мрачным Будимиром. Желан плелся в самом конце, угрюмый и насупленный донельзя. Брат сжимал в одной руке копье, другой придерживал на поясе нож. Уж не представляла Звенислава, какими такими словами дядька Крут выгнал его из терема. Верно, сказал, что кто-то должен защищать женщин.
С воеводой простились быстро, набегу. У Звениславы щемило сердце, но она верила, что они еще свидятся. Столько всего хотелось сказать дядьке Круту, а времени не нашлось. Она скажет ему потом, так она твердила себе, пока шагала за Будимиром, держа в руках холодные ладошки двух княжон. Мальчишки бежали где-то впереди, тащили за спинами наспех сложенные узелки. Рогнеда несла кое-какую снедь, которую они успели собрать. На поясе поверх поневы у нее болтался невесть откуда взявшийся нож. Нежана не отставала от мужа, подстраиваясь под его широкий шаг, и не цеплялась за него лишь потому, что где-то неподалёку крутились ее любопытные, непоседливые сыновья.
Над водой поднимался тяжелый, серый туман. Небольшая лодка, привязанная к толстому колышку, с тихим плеском билась носом о берег. Царившую вокруг тишину нарушал лишь шум их шагов и всхлипы сонных, уставших детей.
Остановившись на берегу, Звенислава выпустила ладошки княжон и перевела сбившееся дыхание. Приложив руку к левому боку, она зажмурилась и закусила изнутри щеки. Тяжко ей давалась нынче быстрая ходьба. Острая, резкая боль жалящей стрелой прошла через живот, и княгиня с трудом подавила стон.
— Давай, давай, — Будимир, закинув в лодку их скромные узелки, придерживал ее, пока внутрь забирался Желан.
Затем настал черед Рогнеды и княжон. Любава с любопытством глядела по сторонам, когда Будимир поднял ее на руки и передал Желану. Даже зарделась немного, оказавшись с ним нос к носу.
Услыхав, что якобы Ярослав велел им уходить из ладожского терема, она совсем перестала капризничать и воспринимала все происходящее как забаву, веселый поход, о котором она после расскажет отцу.
— Чтоб мамку слушались, пострелята, — Будимир потрепал по головам сыновей и строго глянул на Вячко. — Ты теперь старший, с тебя и спрос.
Вместо того, чтобы обрадоваться да горделиво задрать нос, Вячко громко всхлипнул и сердито отвернулся от отца.
— Не серчай уж, — тихо прибавил Будимир. — Перун даст — еще свидимся.
Спешно расцеловав расплакавшуюся жену, он помог ей переступить с берега в лодку и поскорее отошел на шаг назад, подальше от Нежаны. Прощание рвало сердце обоим.
— Пока можете — плывите. Укройтесь в приграничной веже, я там десятником служил. На самой южной границе княжества, — Будимир посмотрел на княгиню.
Она кивнула, стараясь не глядеть тому за спину, на сжавшуюся в лодке Нежану.
— Вы доберетесь. По реке далеко уйдете. А там и князя дождетесь. Все поближе к Степи будет.
Он пытался ее подбодрить. Звенислава выдавила подобие улыбки и снова кивнула.
В душе у нее давно уже поселилась обреченность. Она не верила, что они смогут уплыть, смогут сбежать от Святополка и его дружины. Непраздная баба, девка да еще одна баба. И четыре дитяти при них…
Из мужей лишь мальчишка, которого даже отроком еще не назвали. Желан отчаянно сжимал в руках копье — до побелевших, скрюченных пальцев. Он храбрился и старался ничем не выдать свой страх, но Звенислава видела его в глазах двухродного брата. Она его не винила. Она и сама боялась. И Желан не сможет их защитить. Никто не сможет. Кроме ее мужа, который, быть может, сгинул в Степи.
— Госпожа?
Голос Будимира вырвал ее из мучительных размышлений. Он помог ей ступить в лодку и, дождавшись, пока она усядется, перерезал веревку, что удерживала суденышко на берегу. Хорошенько оттолкнув лодку двумя руками, десятник сам едва не свалился в воду. Он немного постоял на одном месте, пока глядел им вслед. Вячко обижался и на отца не смотрел. Уткнувшись лицом в локоть матери, он ревел и давил в зародыше рвавшиеся наружу всхлипы.
Медленно покачиваясь, лодка уплывала прочь, унося все самое дорогое, что было в жизни у десятника Будимира.
Теперь можно и помирать.
Рогнеда и Желан в молчаливом согласии взяли по веслу и принялись выгребать на середку, подальше от берега. В этом месте речушка была совсем узкой, взрослый муж ее бы запросто переплыл и особо не запыхался бы.
Нежана стирала со щек слезы и что-то шептала на ухо нахохлившемуся старшему сыну.
— … бросил… — до Звениславы долетело одно горькое слово, и она печально поджала губы. Мальцу не объяснишь.
На суденышке было тесновато, но места хватило каждому. Хватило бы и Любаве Судиславне, которая воспротивилась и сказала, что останется в тереме, подле мужа и сына. Она, мол, достаточно уже на свете пожила, никуда ей не надобно больше торопиться.
Звенислава жалела, что не обернулась и не посмотрела на ладожский терем, пока еще не скрылся он из вида. Неведомо ведь, вдруг больше никогда на него не поглядит…
Медленно-медленно плыла по воде потяжелевшая, просевшая лодчонка. Утренний ветер развеял густой, влажный туман, и сквозь плотные дождевые облака изредка падали на путников лучи холодного солнца. Для них мир вокруг словно замер, перестал существовать. Сжался до размера крошечного суденышка, идущего неведомо куда и неведомо к кому. Река Смородина, огненная река, через которую бил перекинут Калинов мост, отделяла мир живых от мира мертвых, Явь от Нави. Так и по этой речушке для них проходила невидимая граница. Они оставили позади себя свой дом и людей, которых любили, чтобы отправиться в путь, у которого не было ни начала, ни конца.
Отчаянная попытка бегства. Отчаянная надежда для тех, кто остался оборонять терем. Надежда, что их близкие спасутся. Что они, защитники, умрут не напрасно.
Постепенно речушка переросла в полноводную, широкую реку. Желан и Рогнеда запыхались, ведь грести стало намного сложнее. Мешал и поднявшийся ветер, и течение, и небольшие волны, что бились о борт лодки.
— Холодная! — ойкнула Любава, опустившая ладошку в воду.
— Еще не прогрелась, — откликнулась Звенислава, думая о своем. — Березозол же еще.
Звуки по воде разносились далеко-далеко во все стороны. И потому топот лошадиных копыт они заслышали намного раньше, чем увидели всадников. На одно короткое мгновение Звенислава встрепенулась, почувствовав, как по сердцу разливается теплая радость. Но тут же поспешно одернула себя. Нечему было радоваться.
Вскоре зайдет солнце. Коли кто и смог их настигнуть — так непременно кмети Святополка. Значит, достался врагу ладожский терем и городище.
— Кто это? — Рогнеда достала весло из воды, прислушиваясь, и жестом велела сделать так Желану.
Руки у нее были замотаны тряпицами: за день-деньской гребли натерла княжна кровавые мозоли на нежных ладонях. Нежана и предлагала ей смениться, да только та все в никакую.
— Это батюшка! — воскликнула Любава, и Звенислава порывисто зажала девочке рот.
— Тихо, — шикнула она, посмотрев княжне в широко раскрытые глаза. — Ни звука.
— Надо к берегу править, — сказал шепотом Желан. — Там укроемся. Скачут к нам от ладожского терема.
С одной стороны от них были каменистые выступы да густой лес, а с другой — крутой обрыв над водой.
Грести поперек течения было тяжко. Неповоротливая, тяжелая лодка не слушалась и качалась, и вода врезалась в ее круглые бока и переливалась внутрь. На дне валялись мешки со снедью да теплыми вещами, а поверх них лежали узелки с украшениями, которые велел им взять дядька Крут.
Притихшие дети сидели на лавке словно нахохлившиеся птенцы и только и вертели головами из одной стороны в другую. Нежана, закрыв глаза, что-то шептала себе под нос: кажется, просила великую Макошь смиловаться над ними. Рогнеда билась с веслом, налегая на него изо всех сил. Ее косы давно растрепались, рукава по локоть залила вода, и подол поневы потяжелел и набряк из-за попадавших на него брызг.
Вернувшаяся резь в животе становилась все нестерпимее с каждой минутой. Дул холодный ветер, но Звениславе было жарко. Она чувствовала выступившую на лбу и шее испарину.
— Матушка, матушка, — Яромира затрясла ее за локоть, испуганно заглядывая в глаза.
Она попыталась было улыбнуться растерянной, испуганной княжне, но заместо скривила губы в гримасе, пока изо всех сил старалась подавить внутри себя крик.
Лодку так и шатало посередине реки и, казалось, они не придвинулись к берегу ни на локоть. Меж тем, все громче и громче становился топот лошадиных копыт. Для них, испуганных и одиноких, он казался подобен громовым раскатам.
— Я щит достану, — сказал Желан и, положив в сторонку весло, принялся копаться в накиданных друг на друга тюках.
С самого низа кучи он, изрядно попыхтев, вытащил круглый щит, окованный по краям железом. Небольшой по размеру, он надевался прямо на руку и закреплялся кожаными ремешками. Для одного человека в самый раз будет укрыться. Но не для них для всех.
Река плавно повернула правее, и на крутом, обрывистом берегу, наконец, показались два всадника. Прищурившись, против солнца Звенислава попыталась рассмотреть их запыленные, испачканные лица, но низкие, косые лучи слепили ее и не позволяли толком ничего разглядеть.
Рогнеда и Желан налегали на весла, то и дело оглядываясь назад, в сторону берега. Расстояние между всадниками и лодкой было совсем небольшим, стрела запросто долетит. — Это не батюшка, — прошептала Любава, высунув нос из-за спины Звениславы.
Молчание преследовавших их людей говорило само за себя лучше всяких слов. Едва ли их настигли друзья…
— Возьми весло, — Желан тронул за плечо застывшую от ужаса Нежану, которая не отводила от всадников испуганного взгляда. — Вдвоем с Вячко гребите.
Сам же он потянулся за щитом. И вовремя. С тонким, пронзительным свистом в бок лодки врезалась первая стрела.
— Вертайтесь назад, не то все подохните! — громко крикнул всадник, который выпустил стрелу, и сызнова вскинул к лицу лук.
Звенислава узнала в нем по голосу княжича Святополка.
_______________________________________________________________________
Мне понравилось дробить главы, думаю, теперь так и продолжу делать до окончания романа. Два продолжения в неделю.