Пять дней, проведенных в заточении, выжали из Николая последние силы. Он пропустил игру с «Черными драконами» и упрекал себя в том, что пытался в тот день пойти против отца, которому понятия «доброта» и «честность» давным-давно чужды. Ему было плевать на то, что желудок сводило в болезненном спазме от голода и что сухота пробрала горло. Безразлично, что из-за отсутствия света он потерял ориентацию в пространстве и что мозг начал создавать фантомные ощущения в виде мурашек по коже и несуществующих солнечных вспышек. Ему было важно лишь одно: знать, что «Лисы» взяли победу в этом матче и что он несильно их подвел.
За эти дни его тело сильно ослабло: стоять на ногах становилось все тяжелее. Поэтому он просто сидел на куртке, которую успел набросить на плечи в тот день, и опирался на кирпичную стену, которая стала казаться ему чересчур влажной. Николай слышал, как на улице два дня лил дождь, словно небо оплакивало отцовские грехи и желало того же, что и он сам: свободы. Это слово стало для него несбыточной мечтой, ведь недостаточно было освободиться от отцовских оков, просто покинув этот треклятый погреб. Цепи были гораздо прочнее.
Фитилек еще может зажечься изнутри, даже если кажется, что в тебя вонзили стальной кинжал. Главное — верить.
Николай уже не верил ни во что. Да и как можно было надеяться на лучшее, когда собственный отец путем лишения свободы и шантажа пытался заставить его делать то, чего он вовсе не желал? За эти пять дней Александр Юрьевич ни разу не поинтересовался его состоянием. Он приходил лишь пару раз для того, чтобы получить нужный ему ответ. Коля по-прежнему отказывался, и за его неповиновение Александр Юрьевич лишил его пищи и питья и даже не удосужился распорядиться, чтобы в погребе починили свет.
Николай привык к этой жестокости с самого детства. Точнее быть, с момента, когда не стало матери. Коля до сих пор смутно помнил тот день, так как был слишком мал. В его памяти проплывали лишь короткие вспышки секундных моментов. Много полицейских машин. Гул сирены скорой помощи. Черный мешок. Целостная картина того вечера никак не всплывала в его голове. Он помнил лишь напуганное лицо Александра Юрьевича и слезы, заполонившие его глаза. С того вечера их жизнь можно было поделить на «до» и «после». «До» — счастливая, полная любви и изобилия. И «после» — жестокая и гнусная, наполненная шантажом и укорами. Смерть Веты Литвиновой сильно изменила Александра Юрьевича, который с каждым днем становился угрюмее, холоднее и безразличнее к родному сыну, тому единственному, что напоминало ему о жене.
Коля зажмурил веки, пытаясь избавиться от болезненных воспоминаний, и стал жадно глотать воздух. Кислорода в погребе становилось все меньше и меньше. И он ощущал, как каждый его вздох дается все тяжелее, как рассудок мутнеет и как ужасно кружится голова. Но изо всех сил он старался держаться и не потерять сознание. Николай, стирая черные джинсы о бетон, подполз на коленях к двери и, кое-как сжав пальцы в кулак, принялся стучать по ней. Удары выходили слабыми и едва уловимыми. Надежда быть услышанным стремилась к нулю. Но он не переставал стучать. Что-то подсказывало ему, что отец, несмотря на свою свирепость, придет спросить его о принятом решении.
Интуиция Колю не подвела: он отчетливо слышал, как отцовские стопы с нажимом ступают на лестницу, ведущую в погреб. Откашлявшись, Николай еще раз постучал в дверь, выжав из себя последние силы.
— Выпусти, — на издыхании вымолвил Коля.
— Ты наконец-то принял верное решение? — ухмыльнувшись, поинтересовался Литвинов-старший. Его не заботило ничего, кроме предстоящего тендера и победы, которую он должен был одержать.
— Выпусти, и я расскажу, — слова прозвучали с некой мольбой.
Александр Юрьевич скользнул в карман брюк и выудил оттуда ключ. Медленно, словно никуда не торопился, вставил ключ в замочную скважину и сделал пару оборотов. Деревянная сосновая дверь распахнулась — и Николай, подпирающий ее, повалился на бок, щекой коснувшись порожка. Его глаза были устремлены на мысы отцовских туфель. Литвинов-старший даже не намеревался подать Коле руку, чтобы помочь тому встать. Он лишь сделал два шага назад, отдалившись от сына, и продолжил сверху смотреть на него.
— Скажи мне то, что я хочу услышать, иначе я буду думать, что отпер эту дверь зря, — холодно сказал Александр Юрьевич. Истощенное тело сына его не волновало.
Николай приподнял корпус, опершись ладонями на пол, и, вздохнув, взглянул на отца. Он пытался найти на его надменном лице хоть каплю сожаления и сострадания, однако ничего не обнаружил. Набрав в легкие воздух, он выдал то, что так нужно было его отцу:
— Да.
— Что это значит? За эти дни ты разучился ясно выражаться?
Говорить было тяжело, но какая Литвинову-старшему была разница.
— Твоя взяла, — пауза. — Я… Я помогу тебе выиграть тендер взамен на то, что потом ты оставишь меня в покое навсегда.
Александр Юрьевич присел на корточки и протянул Николаю руку.
— Договорились, — крепкое рукопожатие закрепило новое соглашение.
Литвинов-старший убрал руку и, приподнявшись, развернулся. Николай так и остался сидеть на бетоне, глядя на то, как тень отца отдаляется от него. Если ради дальнейшей свободы ему нужно участвовать в грязных делах отца, то он готов, лишь бы тонкий лучик света не переставал мерцать в конце длинного тоннеля. Он будет делать все, что нужно, лишь бы металлические цепи не сковывали его тело, лишь бы колодки не сдавливали шею еще сильнее.
Он оперся на дверь и попытался встать. Удача подвернулась ему только с третьей попытки после пары падений. Кое-как он доковылял до лестницы, ведущей на улицу. Резкий свет ударил в глаза, отчего зрение рассеялось и картинка стала нечеткой. Коля остановился и проморгался несколько раз. Торопиться ему было нельзя: нужно, чтобы глаза привыкли к дневному свету. Да и ослабленное тело не позволяло ему делать интенсивные движения.
Используя стены в качестве опоры, Коля вскарабкался вверх. Поднятие по лестнице оказалось сильной нагрузкой для человека, который провел пять дней в темном заточении без еды и воды. Оказавшись на свободе, он тут же упал на колени на сырой газон. Откинул голову назад, прикрыл веки. Глоток свежего воздуха был ему необходим. Что-то покалывающее ощущалось им в области грудной клетки. Прохладный воздух будто разрезал его легкие, но от этого не было плохо. Наоборот, Коля почувствовал себя хорошо впервые за несколько дней.
Он просидел на сырой земле около пятнадцати минут. И просидел бы еще столько же, упиваясь мимолетной свободой, если бы с неба снова не начали падать крупные капли дождя и если бы по щиколоткам не пробирался под одежду осенний холодок. Встав с земли, Николай направился домой. Его руки и колени были перепачканы дождевой грязью, но это отнюдь не волновало его. Он обтер ладони о фланелевую рубашку, прежде чем коснуться дверной ручки, и с некоторым отчуждением перешагнул порог. Дом больше не был для него крепостью, защищавшей его от отца. Это крыло таунхауса слилось с дьявольским и стало продолжением чистилища. Этим стенам больше нельзя было верить. Они были пропитаны ложью.
Оставив грязные кроссовки у двери, Николай направился на кухню. Встретив там Екатерину Андреевну, которая пыхтела у плиты, он окинул ее презрительным взором и молча подошел к холодильнику. Схватив бутылку с водой, Коля резким движением открутил крышку, которая под давлением пальца отлетела куда-то в сторону. Экономка с испугом и долей сожаления взглянула на него, но он молча продолжал жадно поглощать воду, спасая организм от обезвоживания. Минуту спустя бутылка опустела и отправилась в мусорное ведро.
Екатерина Андреевна, вытерев руки полотенцем, подошла к Николаю и дрожащими пальцы коснулась его предплечья. Она боялась смотреть ему в глаза, чувствуя свою вину в том, что случилось.
— Принесите мне обед в мою комнату, пожалуйста, — сухо сказал Коля и шагнул вперед, чтобы увеличить расстояние между собой и экономкой.
— К-конечно, — запнувшись, ответила она. — Николай, простите меня…
О прощении Коле думать не хотелось. Прежней Екатерины Андреевны, которая единственная в этом доме относилась к нему с добротой и заботой, больше для него не существовало. Он презирал и ненавидел ее одновременно. Он понимал, что экономка оказалась лишь пешкой в руках Александра Юрьевича, но это не оправдывало ее поступка. Не замани она его тогда в погреб, эти дни могли быть проведены иначе. Повернув голову в его сторону, Коля произнес:
— Не стоит просить о прощении. Оно бессмысленно. Вы предали меня, Екатерина Андреевна. И теперь я вам не верю.
Выслушивать оправдания экономки Николай не стал. Он поднялся по лестнице и, зайдя в комнату, упал на кровать, распластавшись на мягком матрасе. Легкое расслабление разлилось по его телу. Сегодня ему не придется спать на холодном бетоне. Сегодня ночью его окутает лоскут теплого одеяла. Коля коснулся лица и ощутил неприятную слизь, обволакивающую его пальцы. Под ногтями скопилась грязь, вся одежда была пропитана потом. Хуже, чем сейчас, он никогда не выглядел.
Заставив себя встать с кровати, Николай направился в душ. Скинув с себя грязную одежду, он включил напор воды на максимум. Теплые струи пропитали его волосы, а затем скатились по лицу, груди, ногам. Выдавив на ладонь шампунь-гель для душа, Коля превратил вязкую жидкость в обильную пену и нанес ее на волосы и тело. Мятный аромат врезался в его ноздри. Каждое прикосновение ладоней к его телу постепенно смывало те дни в погребе.
Набросив на себя свежую футболку и нырнув в чистые спортивные штаны, Николай подошел к зеркалу, чтобы встретиться со своим отражением. Того, кто смотрел на него из зеркала, он не узнавал. Отражение показалось ему жалким: осунувшееся лицо, которое будто бы окунули в белую краску, синие тени, залегшие под веками, и потухшие голубые глаза. Из него будто бы вытряхнули жизнь. Ссадина, поставленная отцом, уже сошла. Зато появилось пару новых: наверное, они образовались, когда Коля ходил по темному погребу и спотыкался. Вдобавок к новым ссадинам на лице стертыми оказались и костяшки на руках.
Коля резко отскочил от зеркала и выбежал из ванной, будто бы в зеркале увидел смерть. В комнате его уже поджидал сытный обед: сочный стейк и овощной салат. Видимо, Екатерина Андреевна принесла, когда он смывал с себя всю грязь. Николай не был любителем покушать в комнате, так как считал это не гигиеничным. Он во всем ценил порядок, даже в каких-то обыденных человеческих действиях. Однако снова столкнуться с отцом или со слугами он не желал. Ему хотелось простого покоя.
Захватив с прикроватной тумбы поднос, Николай присел на мягкий ковер, сложив ноги в позе лотоса. Аромат хорошо прожаренного мяса провоцировал и без того разыгравшийся аппетит. Коля практически готов был захлебнуться собственной слюной. Сначала он нервно стал разрезать ножом стейк, возя его по белой тарелке. Ему хотелось поглотить кусок мяса мгновенно. Однако на секунду он замер. Зверское поедание не для него. К тому же потом будет плохо желудку. И Николай принялся растягивать удовольствие, погружая мелкие кусочки стейка в рот и заедая все овощным салатом. Наслаждение, получаемое от еды, заставило его блаженно прикрыть веки. Если вдруг отец снова решит его заманить в погреб, он определенно все продумает и возьмет с собой запас еды.
Вместе с диким голодом прошло и головокружение. Туман, окутавший его разум, стал постепенно рассеиваться. Мысли уже не роились так беспорядочно в его голове. Отставив поднос в сторону, Коля стал загибать пальцы правой руки, отсчитывая дни, проведенные в погребе. Пять дней. Когда он пропустил количество потерянных дней через фильтр у себя в голове, то подорвался и принялся суматошно искать телефон, чтобы взглянуть на календарь. Мобильника рядом не оказалось, и он вспомнил, что тот так и остался лежать на первом этаже, у входа.
Николай молниеносно спустился вниз. Обнаружив никем не тронутый телефон, вцепился в него пальцами и, разблокировав его, уставился на дисплей. На экране полужирным белым шрифтом мелькали дата и время. 8 октября, 16:30. Осознание накрыло спустя несколько секунд. Сегодня день игры «Лисов» со «Стальными Волками». И до игры осталось около получаса. Он хлопнул ладонью себя по лицу, пальцами снимая невидимое напряжение. Сделал пару тяжелых вздохов.
Коля знал, что команде ничем не сможет помочь, ведь он совсем не в форме. Количество пропущенных звонков от Сергея Петровича и Леши Миронова говорило о том, что все его искали. Николай почувствовал вину, обжигающую его внутренности. «Лисы» ведь не осведомлены об истинной причине его отсутствия и, возможно, считают его предателем, который в разгар сезона посмел оставить их на льду. Он сознавал, что обязательно должен поговорить с командой перед началом игры, дать какие-нибудь напутственные слова и поддержать их на трибуне. Поэтому поднялся наверх, облачился в черные брюки и гольф и, захватив пальто и ключи, покинул таунхаус.
***
Николай зашел в «Минск-Арену» через черный вход: светиться среди толпы журналистов и глазеющих во все стороны фанатов он не желал. Он ступал по опустевшему коридору по направлению раздевалки «Лисов». Колотящееся сердце готово было выпрыгнуть из груди. Коля никогда не волновался так сильно, как сейчас. Команда шумела перед началом раскатки. И от голосов «Лисов», пропитавших коридорные стены, в груди защемило. Он действительно по ним очень скучал.
Схватившись за дверную ручку, Коля на секунду замер, словно собирался и духом, и с мыслями. Протяжно выдохнув, он распахнул дверь. Первым, кто обернулся, был Сергей Петрович. Его густые темные брови взмахом поднялись вверх, а рука, потиравшая бороду, упала вниз и повисла от неожиданности. Вслед за Звягинцевым на него уставилась и команда, собравшаяся у стола.
Николай сделал пару шагов вперед и виновато опустил голову. Из-за поступка отца он подвел «Лисов», и чувство вины росло в нем в геометрической прогрессии. Коля поджал губы и, подняв голову, перевел взор на Аню Костенко, которая с испугом смотрела на него. Ее руки застыли на уровне груди: до прихода Николая в них был фотоаппарат. Ее грудная клетка тяжело вздымалась и опускалась. Она хотела подбежать к Коле, но Федя остановил ее, схватив за предплечье.
— Привет, — это было самое первое, что пришло Николаю в голову.
— Литвинов, ты рехнулся? Да как ты смеешь здесь стоять? — вылетело из уст Ильина.
— Капитаны вроде бы предупреждают о форс-мажорах, но не ты, да? Тяжело было? — выкрикнул Федоров.
Ни одна мышца на лице Николая не дрогнула. Он пропускал через себя все оскорбления, что сыпались на него от команды, так как отчетливо сознавал, что они правы и что это заслуженно. Единственными, кто молчал, были Федя, Аня, Леша и Сергей Петрович. Они обеспокоенно осматривали исхудавшее лицо Коли и новые ссадины.
— Простите, так вышло, — сказал Коля. Правда не хотела срываться с его уст. — Я пришел пожелать вам удачи на игре.
Корпус Николая на мгновение ушел назад: он качнулся. Мышцы в ногах ослабли, а голова пошла кругом. Хоть Коля и утолил голод с жаждой, сил было маловато. Вдобавок к этому его состояние ухудшалось разгорающимся волнением. Секундная слабость Николая не ускользнула из внимания Сергея Петровича. Тренер подошел к нему и спросил на ухо:
— Можем поговорить?
Коля согласно качнул головой и послал «Лисам» вымученную улыбку. Дверь раздевалки хлопнула, словно закрыла команде доступ к правде.
— Что произошло? То, что сказал твой отец, не похоже на правду, — начал разговор Сергей Петрович.
— И что он вам наплел? — поинтересовался Коля, опершись корпусом о стену. Так было легче держать равновесие.
— В день игры мы пытались до тебя дозвониться, но ты не брал трубку. После матча я поехал к тебе домой, но Александр Юрьевич не пустил меня даже на порог. Я стучал по воротам, пока он не соизволил выйти ко мне. Когда я спросил, где ты и почему не явился на игру, он со спокойствием ответил, что ты приболел, — жестикулируя, говорил Звягинцев. — Для меня это оправдание показалось сомнительным. Я пытался протиснуться в дом, чтобы убедиться своими глазами в том, что он не слукавил. Но охрана выставила меня. А сейчас я убежден в том, что болезнь — это ложь. Что произошло на самом деле?
— Вам удалось одержать победу в матче? — избегая ответа, поинтересовался Коля.
Тренер, просунув руки в карманы брюк, недоуменно уставился на него. Он не понимал, как в такой момент Николай может интересоваться итогом состоявшегося матча.
— Вместо того, чтобы все мне рассказать, ты спрашиваешь о хоккее?
Коля пожал плечами. Результат матча с «Черными драконами» волновал его гораздо больше, чем завязавшийся разговор о том дне. Он качнул головой и со всей серьезностью уставился на тренера, ожидая ответа на свой вопрос.
— Мы выиграли, — на выдохе сообщил Сергей Петрович, подойдя к Николаю и взяв его за предплечье. — А теперь ты скажешь мне правду.
Коля закатил глаза, осознавая, что от Звягинцева ему не отвертеться.
— Правда в том, что мой отец — тиран, что для вас не ново. В день игры он закрыл меня в винном погребе. Я просидел там пять дней без еды, воды, света и телефона. Поэтому сейчас я похож на ходячий труп. Он сломал меня. Снова. Вместо того, чтобы наладить со мной отношения, — на одном дыхании выпалил Николай. — Пожалуйста, Сергей Петрович, ради всего святого, не задавайте мне больше никаких вопросов.
Звягинцев хотел ответить, но шум у двери заставил его промолчать. Они обменялись вопросительными взглядами. А затем дверь раздевалки приоткрылась, и через нее Аня проскользнула в коридор. Сергей Петрович расслабленно выдохнул.
— Вы не против, если я поддержу команду на трибунах? — спросил Коля, не отводя взор от Ани, которая застыла на месте и что-то высматривала в фотоаппарате.
— Я-то не против. А вот журналисты, завидев тебя, не постесняются задать вопросы про синяки под глазами и ссадины на лице, — направив указательный палец на Литвинова, сказал Звягинцев. — Только если…
Сергей Петрович повернул голову влево. Его взор застыл на Ане Костенко, которая, ощутив на себе долгий взгляд, вопросительно посмотрела на тренера.
— Я могу чем-то помочь? — спросила она.
— Да, — утвердительно сказал Звягинцев. — Если магия декоративной косметики приведет нашего бойца в строй, — он похлопал Колю по плечу, — то я буду тебе безмерно благодарен. Билет принесу чуть позже.
Аня сначала недоуменно захлопала ресницами, но потом, когда ее взор остановился на бледном лице Николая, она поняла, к чему клонил тренер. Она подхватила ключи от тренерской, которые были брошены Сергеем Петровичем, а затем жестом указала Коле пройти с ней. Сопротивляться было бессмысленно, поэтому Литвинов последовал за ней.
— У тебя есть какие-нибудь аллергические реакции? — спросила Аня, ключом отперев тренерскую и переступив порог.
— В смысле? — недоумевая, спросил Коля и прикрыл за собой дверь.
Костенко дошла до крючков, висевших на стене в качестве вешалки, и подцепила миниатюрный черный портфель из экокожи. Расстегнув металлическую молнию, выудила небольшую косметичку и поставила ее на тренерский стол, отодвинув документы в угол. Присев на край стола, взглянула на Колю, который уже разместился на стуле.
— Я имею в виду, как твоя кожа реагирует на элементы тонального средства? Его понадобится немало, чтобы перекрыть синяки и бледноту.
— Понятия не имею, — Николай пожал плечами.
— Значит, сейчас и узнаем.
Уголки ее пухлых губ расплылись в улыбке. Тонкие пальцы ловким движением открутили крышку на тюбике, а затем вязкая, цвета слоновой кости, жидкость коснулась мягких подушечек. Аня наклонилась немного вперед и коснулась его лица. Николай вздрогнул от холода ее пальцев и корпусом невольно подался назад. Но Аня рукой обогнула его шею, придвинув ближе к себе и зафиксировав его положение.
— Если будешь дергаться, то мы точно не успеем к началу матча.
Литвинов ничего не ответил. Она находилась так близко и перемещала голову то в сторону правой щеки, то в сторону левой, что Николай боялся пошевелиться и случайно задеть ее. Сказать он тоже ничего не мог: подходящие слова улетучивались от нежных прикосновений ее пальцев к его лицу и от аромата лаванды, исходящего от струящихся локонов и прикрытой черным воротом шеи. И он терялся от того, что теплые чувства к ней возникли так не вовремя.
Николай не знал, дружба ли это. Он уже не был в этом так уверен с того самого дня, как оказался запертым в погребе. Оказавшись наедине со своим разумом, он часто обдумывал то, что между ними происходило в течение прошедшего месяца. Он возобновлял в памяти те моменты, когда его глаза сталкивались с ее добрым взглядом, когда она посылала ему искренние улыбки, когда с заботой интересовалась его самочувствием после травм на льду. Перед глазами всплыл ее тревожный вид, когда она сегодня увидела его. Там, в раздевалке, он ощутил ее порыв подбежать к нему. Разум твердил ему о том, что это дружеская забота. Но язык тела будто бы мыслил в разрез с мозгом. Сердце пело о чем-то большем.
— Почему ты смотришь на меня так, словно виновата передо мной? — спросил Коля, как только с растушевкой было покончено.
Аня закрутила тюбик и забросила его в косметичку. Оттерла пальцы влажной салфеткой. На миг она растерялась: щеки порозовели, а взор был опущен в пол. Николай коснулся указательным пальцем ее подбородка и поднял его вверх, и их лица выровнялись в единых параллелях. Он не желал, чтобы она уходила от ответа. Аня оказалась единственной, с кем бы он был не прочь поговорить, пусть даже пару минут.
— Потому что случайно услышала то, что меня не касалось… Это правда?
Коля сглотнул и отдернул руку. Ее слова были истолкованы им верно. Ошибки быть не могло. Но Николаю почему-то хотелось верить в то, что разговор с тренером остался только между ними двоими. Не потому, что он боялся, что правда прольется на свет. А потому, что не желал, чтобы Аня питала к нему жалость. Что угодно, только не это ущербное чувство, которое Коля ненавидел больше всего.
— Не задавай вопросов, если боишься быть огорченной, — вымолвил Николай, встав со стула и направившись к выходу.
Аня соскочила со стола и схватила его за руку, пытаясь остановить.
— Тогда не давай мне ответов, которые будут меня удручать.
Не разворачивая корпус, Николай заглянул ей в глаза. Они были наполнены не жалостью. Они сияли чем-то, что ему было не под силу прочитать.
— Боюсь, тогда мне стоит промолчать.
***
Матч со «Стальными Волками» закончился со счетом 3:2 в пользу «Лисов». Хоть победа была одержана не в основное время, а в овертайме, Звягинцев был доволен, ведь несмотря на то, что Литвинов вышел из строя на два матча, команда держала заданную им планку. В игре против «Стальных Волков» Сергей Петрович сменил тактику: он позволил «Лисам» немного расслабиться на полтора периода, чтобы под конец матча с нажимом пойти на соперника. Поначалу оппоненты не понимали, почему новички КХЛ кажутся не слаженными, и наседали на «Лисов» в надежде на быструю и легкую победу. Однако к середине матча пожалели о том, что повелись на эту уловку. Когда «Стальные Волки» выдохлись, «Лисы» вступили в настоящую игру. Им удалось сравнять счет, а затем и забросить шайбу в дополнительное время благодаря выпуску на лед шестого игрока вместо вратаря. На руку им сыграло и удаление одного игрока «Стальных Волков» за нарушение правил.
Наблюдая за игрой на трибунах, Николай видел, как команде тяжело держать заданный темп. Он с напряжением следил за процессом. Из-за его отсутствия Сергею Петровичу пришлось сделать ротацию пятерок, и меняться «Лисам» нужно было чаще, чем обычно. Времени на то, чтобы сыграться в новых связках, было катастрофически мало. Однако команда все равно сделала невозможное. Коля с улыбкой наблюдал за каждым голом. Он поистине гордился стойкостью «Лисов» и верил в то, что в ближайшее время сможет выйти на лед и помочь парням. Ведь ради хоккея он пошел на то, чего так не желал: на участие в делах НИС-групп.
Под звук сирены болельщики вскочили с кресел и запрыгали на трибунах. Вибрация от прыжков и давления нескольких тысяч ног на напольное покрытие передавалась по цепочке и улавливалась даже за пределами трибун. Фанаты вместе с «Лисами» ликовали и пробовали на вкус победу. «Стальные Волки» раздосадованно побросали клюшки, а «Лисы», выпрыгивая из-за ограничительного бортика, набрасывались друг на друга с громкими возгласами. Диктор объявил итоги матча, а затем состоялась традиционная церемония рукопожатия и благодарения за игру.
По окончании матча «Лисов» ждала короткая пресс-конференция, в которой должны были принять участие главный тренер и три игрока из команды. «Стальные Волки» отказались от участия в брифинге, сославшись на длительную дорогу и усталость, поэтому опрос выходил односторонним. Для общения с журналистами пространство было подготовлено заранее, и «Лисам» только стоило решить, кто из них попадет под расстрел СМИ. Как правило, в команде все решала жеребьевка за исключением тех случаев, когда журналисты в разговоре с пресс-секретарем просили позвать конкретных игроков.
Пока Аня общалась с представителями СМИ, Коля спускался к основанию трибун. Он хотел поздравить команду с победой и уехать домой. Во всем теле ощущалась дикая слабость, и его клонило в сон. Мысленно он уже вообразил, как мягкий матрас прогнется под тяжестью его тела и как теплое одеяло окутает его с ног до головы. Однако Коля никак не ожидал, что его окликнут журналисты и вовлекут в разговор.
— Николай, можно вас на пару минут? — позвала девушка среднего роста на розовых шпильках. На спортивного обозревателя она не походила. Больше была схожа с куклой Барби.
Коля направился к ней и Ане, стоявшей рядом с Барби. Проигнорировать их было нельзя, так как на следующее утро заголовки газет могут говорить о его невежестве. Поэтому пришлось повиноваться, хоть и болтать на камеру ему не хотелось. Журналистка коротко расспросила его о впечатлениях по результатам матча, а потом сделала предложение, которого он никак не ожидал:
— Николай, быть может, вы составите нам компанию на брифинге?
Литвинов пришел в недоумение. Взглянул на Аню, а затем снова на журналистку, которая одаривала его кокетливой улыбкой.
— Извините, но я считаю, что присутствовать на брифинге должен тот, кто отличился в этом матче. Я же сегодня был обычным наблюдателем с трибун, поэтому мне нечем с вами поделиться.
— Возможно, это кажется вам диким. Однако вы могли бы дать оценку со стороны, — продолжила давить журналистка.
— Оценку дает главный тренер, коим я не являюсь. Прошу меня извинить, но мне пора, — отчеканил Коля и увернулся. Краем глаза он заметил, как кокетливая улыбка сползла с лица Барби.
Выйдя в коридор, Николай стал наращивать темп собственных шагов. Стремление оказаться в мазерати придавало ему немного сил. Скрыться из внимания представителей СМИ стало для него задачей номер один. Но стоило Коле покинуть ледовую площадку, как он услышал шаги за спиной. Сбавив шаг и обернувшись, он увидел Костенко.
— Хочешь попросить меня пойти на брифинг?
— А это возможно? — осведомилась Аня. — Эта журналистка пропустила мои мозги через мясорубку. Ее въедливость просто поражает! Вампир на розовых шпильках какой-то! — завопила она, забавно размахивая руками.
Николай усмехнулся. Ее злость не выглядела суровой. Сердиться эта девушка не умела, как бы сильно ни старалась. Ее ворчливый тон, скорее, забавлял, чем напрягал или выводил из себя.
— Ты почему смеешься? — насупившись и сложив руки на груди, спросила Костенко. Ее пунцовые щеки надулись от воображаемой обиды.
— Просто потешаюсь над твоей манерой злиться. Со стороны это выглядит не так, как ты себе это представляешь. Ты как Винни из Монстров на каникулах.
Аня вздохнула и выпалила:
— Ах, так! Я тут прошу тебя о помощи, а ты издеваешься надо мной! Сама справлюсь, мистер Серьезность! А ты беги, беги, пока я не призвала Ван Хельсинга!
Костенко развернулась и быстром шагом направилась в конец коридора. Каким бы Коля ни был уставшим, бросить Аню на растерзание журналистам ему не хотелось. Он махнул рукой, бросив затею бежать из дворца, и помчался за ней. Нагнав Костенко, остановил ее прикосновением руки.
— Ладно-ладно. Я выйду к СМИ, иначе Принцесса превратится в злую ведьму.
Услышав такое обращение, она обернулась. Наклонив голову набок, Аня свела брови у переносицы. Высказывания Литвинова показались ей нетипичными для него.
— Как ты меня назвал?
Коля прокрутил в голове недавно сказанную фразу и мысленно ударил себя по лбу. Болван. Приди в себя, пока это безумие не помутило твой рассудок. Не говори больше ни слова, если хочешь сохранить покой и не желаешь ей зла. Сейчас не время.
— Ты все слышала. Пойдем. Чем быстрее выйдем к прессе, тем быстрее все закончится.
Место для проведения брифинга было оформлено в командных цветах: черно-оранжевых. Стена была заклеяна плакатом с логотипами «Лисов» и спонсоров, вдоль нее тянулся стол на пять персон, уставленный микрофонами и пол-литровыми бутылками с водой. Сергей Петрович вместе с Ильиным и Мироновым заняли свои места, оставив в центре два стула. Как только Коля и Аня показались на горизонте, журналисты оживились и стали о чем-то перешептываться. Николай не подал виду и, отодвинув стул, помог Ане присесть, а затем и сам занял место рядом.
— Добрый вечер, уважаемые журналисты! — сказала Костенко, придвинув микрофон к себе. — Рада видеть, что внимание нашей команды привлекло такое количество профессионалов. Чтобы не затягивать брифинг, предлагаю сразу же приступить к вопросам.
Не успела Аня договорить, как в толпе появились первые поднятые руки. Она указала на первого журналиста, и тот незамедлительно адресовал вопрос Звягинцеву.
— Поздравляю вас с победой в этом матче. Сергей Петрович, сегодня мы наблюдали интересную тактику. «Лисы» играли не так, как обычно. С чем это связано?
Тренер, поправив бордовый галстук, наклонился к микрофону, уложив руки на стол, и ответил:
— Спасибо. Да, все так. Сегодняшний матч показал, что соперника нужно удивлять. Если бы мы всегда играли по одной тактике, то оппоненту было бы легко нас считать и обернуть все против нас. Думаю, вы заметили и то, что в последних двух матчах произошла ротация в пятерках, что было связано с отсутствием капитана. Поэтому то, что было сделано сегодня, — вынужденная мера, которая привела нас к победе.
— А планируете ли вы усилить состав?
— Нет. На данный момент в этом нет необходимости. Я верю в каждого игрока. Парни слаженно взаимодействуют на протяжении пяти лет. Возможно, какие-то изменения будут уже в следующем сезоне.
Журналист благодарно кивнул головой и передал слово своему коллеге, который обратился к Миронову.
— Алексей, сегодня вам пришлось здорово отбиваться от противника, который на протяжении всей игры так и жаждал одолеть вас. Насколько тяжело было стоять первый и половину второго периода, когда сокомандники не наращивали темп?
— Отражать удары противника всегда сложно, независимо от того, как работает защита и нападение. Важно лишь предугадать траекторию полета шайбы. Если сообразить сразу, то и гол предотвратить легко. Не могу судить, хорошо или плохо у меня это получалось сегодня. Однако счет на табло все равно в нашу пользу, — сказал Леша, глядя в глаза журналисту.
— Насколько атмосфера на арене помогает вам? — выкрикнул кто-то из толпы.
Аня попросила Ильина дать ответ на этот безадресный вопрос.
— На самом деле это играет ключевую роль. Когда матч проходит на домашней площадке, когда гул фанатов стоит в ушах, у нас появляются дополнительные силы. Болельщики и их скандирование — наша мотивация. Устал или нет — это уже не имеет значения, когда с их уст срывается «Лисы, вперед».
— Николай, вы долго отсутствовали. Не похоже, чтобы вы без причины пропускали две игры подряд. Возникли какие-то обстоятельства, из-за которых вы теперь не можете играть? — поинтересовался журналист в очках и в шарфике. Выглядел он как пижон.
Коля придвинул к себе микрофон и ответил:
— Полагаю, многих из вас интересует причина моего отсутствия. Что ж, тогда вы получите самый банальный ответ. Я не смог играть из-за болезни. Но не стоит переживать, ведь в следующем матче против «Ледяных Королей» вы увидите меня на льду.
От лжи, которая сорвалась с уст, у Николая пересохло в горле. Он потянулся за бутылкой, что стояла по его правую руку, чтобы несколько глотков негазированной воды смогли успокоить жжение внутри.
— Спасибо за ответ. Но у меня еще один вопрос, — сказал тот самый журналист-пижон.
— Задавайте.
— Николай, ваша болезнь никак не связана с вашим отцом?
Коля нахмурился, заметив самодовольную улыбку у пижона в шарфике.
— Никакой связи здесь нет. К чему вы спрашиваете об этом? Думаю, всем известно, что мой отец здоров и готовится к тендеру.
— Просто до нас дошла информация, что Александр Юрьевич проявляет физическое насилие по отношению к вам. Ваш нездоровый цвет лица, который вы пытались перекрыть косметикой, подтверждает это.
Николай тяжело вздохнул и разнервничался. Пальцы раздраженно забарабанили по столу, а испепеляющий взгляд был послан журналисту. Он хотел резко вскочить с места и покинуть спортивную пресс-конференцию, но ощутил, как женская ладонь накрыла его руку. Повернув голову влево, Коля столкнулся взглядом с Аней, которая все крепче сжимала его ладонь. Это обыденное прикосновение стало для него успокоительным.
— Ваши обвинения беспочвенны, — ответил Николай и отодвинул микрофон, демонстрируя, что больше не намерен реагировать на такого рода вопросы.
— Господа-журналисты, — начала Аня, — попрошу вас задавать вопросы, которые касаются исключительно итогов состоявшегося матча. Все же это спортивная пресс-конференция, а не личное интервью. К тому же, мы должны вложиться в тайминг.
Толпа закивала головами. Провокационных вопросов Литвинову больше не задавали, но журналист-пижон не сводил с него глаз, будто бы выжидал чего-то еще. Сергей Петрович рассказал немного о наблюдениях с матча и о предстоящих планах. Леша и Петя рассказали о командных традициях перед началом игры, а Коля поделился ношей капитана. Брифинг подошел к концу.
— Уважаемые журналисты, спасибо за увлекательную беседу. Надеюсь, наши хоккеисты удовлетворили ваше любопытство и… — взор Ани метнулся в сторону высокого, коротко стриженого мужчины, которому на вид было чуть больше сорока.
От оскала незнакомца, возвышающегося в толпе журналистов, и от пристально-хищного взгляда его карих глаз Аня замерла. Оборвавшаяся речь пресс-секретаря и повисшая тишина заставили спортивных журналистов озадаченно переглянуться между собой. Аня громко сглотнула. Ее ладони обомлели и задрожали. Николай смятенно посмотрел на нее. В следующую секунду ее веки закрылись, а равновесие тела нарушилось. Она потеряла сознание.