По льду (СИ)

Глава 18

В субботу, пятого ноября, «Лисы» вернулись с выездной серии. Не сказать, что игровая серия выдалась успешной, но и безрезультатной ее не назовешь: два матча из четырех оказались выигрышными. Хоккейные матчи на выезде всегда отличались особой сложностью. Не только потому, что оппонент на домашней площадке ощущал власть, но и потому, что у «Лисов» отсутствовала поддержка в виде чирлидерш и болельщиков. Директор спортивного клуба не выкроила из бюджета средства на трансфер фанатов, поэтому команде пришлось несладко.

Недовольные итогами предыдущего матча «Пантеры» в этот раз взяли реванш, как и «Ледяные Короли». Они почти всухую раскатали «Лисов», и это сказывалось на положении команды в турнирной таблице. Перед Звягинцевым стояла задача вывести их в плей-офф, и ему порой казалось, будто бы это заведомо фатально. Сергей Петрович видел рассеянность Феди и Коли, а также взаимную неприязнь друг к другу, но никак не мог выпытать из обоих, что между ними произошло. Тренер учил «Лисов», что личные проблемы никогда не стоит выносить на лед, и Николай придерживался этого правила. Но вот у Любимова никак не выходило скрыть злобу в отношении капитана команды. Он то и дело задевал его при каждом удобном случае в раздевалке и на тренировке, и в команде стали замечать, что произошло нечто неладное.

В один из дней выездной серии между Колей и Петей состоялся серьезный разговор, который обозначил определенные границы. Это произошло после того, как в автобусе, по дороге в Москву, Ильин посылал Ане многозначительные взгляды. Его не волновали итоги игры, ведь ехал он туда не как действующий хоккеист, а как наблюдатель. После неудачного вывиха выход на лед не светил ему ближайшие три месяца, и, поскольку одна цель стала ему недоступна, он последовал за другой.

В автобусе поведение Пети стало невыносимым для Коли, особенно в тот момент, когда тот решил подсесть к ним на задние сиденья и в открытую начал флиртовать с Костенко. В тот момент в воздухе повисла неловкость. Аня не испытывала ни малейшего желания заводить разговор, но Ильин никак не унимался. То неудачно пошутит, то завяжет беседу про свою травму и тяготы нападающего, то невзначай коснется ее руки. Николай уже был вне себя от одного его взгляда, полного вожделения, не говоря уже ничего о случайных прикосновениях и нарушениях личных границ. Потому по приезде в Москву позвал Ильина на разговор, чтобы наконец расставить точки над и.

В тот день Петю впервые осадили и разбили его розовые мечты о скалы. Николай признался, что влюблен в Аню и что их отношения не просто забава, как то было для Ильина, а подлинные чувства, в которых прослеживается забота и уверенность. Сказал, что никто не посмеет относиться к Ане, как к игрушке на одну ночь, и уж тем более не решится манипулировать ею и давить на жалость. Его тон был весьма серьезен, а взор настолько суров, что Петя и не осмелился перечить. Именно в тот день между Петей и Аней выросла каменная стена, перелезть через которую ему было не дозволено.

Вернулись Коля и Аня домой ближе к вечеру. Когда черная мазерати остановилась у ворот, внутренности Николая сжались изнутри. Из окна отцовского кабинета горел тусклый свет и виднелась круглая тень. Александр Юрьевич ждал прибытия сына, и Николай на миг замер, схватившись за дверную ручку.

— С тобой все в порядке? — коснувшись его плеча, осведомилась Аня.

В порядке ли? Николай не знал. С момента, когда он повесил на отца каинову печать, прошло чуть больше двух недель. Это был рубеж, наполненный молчанием, напряжением и презрительным взглядом. Коля избегал всяческого контакта с отцом, будь то завтрак, обед, ужин или встреча в общей части таунхауса. И был рад, когда команда отправилась на выезд.

Александр Юрьевич был не глуп, чтобы понять, почему поведение его сына резко изменилось. К тому же Владимир Андреевич ему рассказал, в чем кроется причина. Литвинов-старший пытался выловить Колю в свободное время, чтобы объясниться, но рядом всегда была Аня, что связывало ему руки. Как бы он ни старался снисходительно смотреть на нее, у него ничего не выходило: ее присутствие раздражало его. Александру Юрьевичу сложно было мириться с тем, что в жизни сына есть человек, ставший для него целым миром.

— Может, ты поговоришь с отцом? С того вечера вы не обмолвились ни словом.

Николай промолчал, направив взор в пустоту. Ладонь так и застыла на дверной ручке, а корпус был неподвижным. Чем больше он медлил с ответом, тем сильнее разгорались ярким пламенем сломанные чувства внутри. Он был одновременно и открыт, и уязвим перед Аней. Ей хотелось как можно скорее реанимировать его морально, но Коля будто бы не желал этого. После того вечера он больше не хотел показывать слабость.

— Не вижу в этом смысла, — его голос дрогнул. — Не хочу казаться грубияном, но лучше бы в тот вечер ушел из жизни он, а не моя мать.

Аня почувствовала боль в его словах и сильнее прижалась к его корпусу, окольцевав руками его неподвижный стан. Желтый свет в салоне падал на лицо Николая, подчеркивая бледность и синие тени, залегшие под веками. Она знала, что он был истощен и морально, и физически, отдавшись хоккею в надежде заглушить боль, и пыталась навести его на мысль, что он может открыться ей. В ее памяти застыли его слова. У меня состояние, будто бы я превратился в потухшее пламя. Я прилагаю все усилия, чтобы раздуть пепел, но ничего не получается. Вряд ли из пепла выйдет пламя. Это было единственным, что Коля сказал ей. После этого он делал вид, что с ним все порядке. Но Ане слабо верилось в это.

— Скажи, что ты чувствуешь, — взмолилась она. — С того вечера мы так и не поднимали эту тему.

— Нет, — отрезал Николай. — Я не хочу разговаривать об этом. Это будет похоже на дурацкое ток-шоу, где я в главной роли изливаю тебе душу.

— Коля, я… Не подумай, будто бы я нетактична. Просто я хочу, чтобы ты понял одну важную вещь: не страшно открываться девушке — страшно молчать и притворяться, будто бы все нормально. Пожалуйста, не выстраивай между нами стену.

— Не проси от меня этого, умоляю. То, что я переживаю внутри, не так важно по сравнению с тем, что Морозов в городе и может причинить тебе вред. Вместо того, чтобы плакаться в жилетку, я должен защищать тебя. Я ведь даже не знаю, с какой стороны прилетит удар.

— Перестань воспринимать разговор по душам как нечто из ряда вон выходящее! — вспылила Аня, разозлившись от его настойчивого тона и от его гиперопеки. — Знаю, что тебе сложно открывать дверь в свою душу, потому что твой отец — чурбан, которому все это чуждо. Но позволь мне быть рядом в момент, когда от тебя остался только пепел. Прошу. Для меня это важно.

На последнем слове Николай поднял голову вверх, и Аня уловила огонек в его глазах. Его губы содрогнулись в улыбке. Он обхватил ее ладони руками и поднес их к губам, оставив на ее тонкой коже влажный след. От заледеневших в глазницах слез раскраснелись веки, и Коля изо всех сил давил в себе ком, так некстати подкатывающий к горлу. В следующее мгновение он тихо вымолвил:

— Хочешь знать, каково мне?

Аня кивнула головой, не отводя от него взора.

— Мне тошно, когда я вижу своего отца. С самого детства я пытался заслужить его любовь, но в ответ получал лишь упреки и угрозы. Теперь я начинаю понимать почему. Думаю, он ненавидит меня и винит в том, что случилось с матерью. Каждую ночь я закрываю веки и вижу, как он толкает мою мать и как она летит вниз, — его голос треснул, а легкие запросили глоток кислорода. Правда о переживаниях так легко сорвалась с его уст, что его уже было не остановить. Черный яд, прожигающий его изнутри, лился наружу. — И я думаю, что было бы, если бы в тот день действия повернулись иначе. Я не хочу разговаривать с отцом, потому что заведомо знаю ответ. И отчасти в случившемся я начинаю винить себя, ведь если бы не я…

Еще некоторое время назад Аня так жадно выдавливала из Николая ответ, а теперь металлическое кольцо сковало ее грудную клетку. Вокруг шеи образовался веревочный узел, душивший ее. Слышать исповедь Коли оказалось сложнее, чем она думала.

— Мои внутренности будто бы разорвало в клочья взрывчаткой. И единственное, что держит меня на плаву, — это ты и твое отношение ко мне. Знаешь, что не укладывается в моей голове?

Аня отрицательно помотала головой и поджала губы в попытке сдержать наплыв слез.

— Как моя семья дошла до этого. Ведь за день до смерти я, мать и отец выезжали на пикник за город. Тогда мы были абсолютно счастливы, Аня, и я предположить не мог, что на нас обрушится злой рок. Мы сидели на мягком покрывале посреди зеленого луга. Мама, как обычно, выкладывала еду из соломенной корзинки, а отец смотрел на нее с восхищением. Я клянусь тебе, что раньше он был искренним и добрым по отношению к матери и ко мне. Мы гоняли новый резиновый мяч по траве, июльское солнце опаляло наши плечи, а резвый смех доносился до проезжающих по трассе машин. А потом…

Его взор потух, и Аня отчетливо видела подавленность в этом взгляде. С каждым его словом она убеждалась в том, что с гибелью матери умерла частичка Коли. И добило его не только то, что Александр Юрьевич оказался убийцей, но и то, что Николай послужил причиной, эдаким невидимым орудием смерти. В этот миг Аня видела не того парня, который бросал вызовы отцу, с каменным лицом встречал проблему и шел на разные поступки во имя их любви. Облик того парня улетучился, а в салоне автомобиля на нее смотрел тот, у кого в сердце оказался зазубренный осколок, вытащить который было опасно, хоть и необходимо.

— Коля, — прошептала Аня и ладонью коснулась его щеки. — Ты не виноват в том, что случилось. Не ты толкал свою мать, а твой отец. Вся ответственность за этот поступок лежит на нем. Это он принял решение вколоть препарат, останавливающий сердце, хотя мог бы позволить ей жить, — она придвинулась ближе, и их лица соприкоснулись. — И если кому-то и скитаться в муках, то только ему. Не только за то, что он сделал с твоей матерью, но и за то, что так скверно поступал с тобой. Он совершил большой проступок, когда отказался от тебя, ведь потерял весь мир. И если ему плевать на твой мир, то я отчаянно нуждаюсь в нем.

Николай все это время смотрел в одну точку, и, когда Аня отстранилась, перевел взор на нее. Сердце Ани заколотилось, когда она уловила изменения в его взгляде: в синих глазах исчезла пустота. Внутри Коли что-то сдвинулось, словно часовой механизм перезапустился и вернул его к жизни. Он протянул руки вперед, коснувшись ее талии, и продолжил неотрывно смотреть на нее, будто видел в чертах лица нечто новое.

— Ты знала, что ты невероятная и что у меня сносит от тебя крышу? — прохрипел Николай и коснулся приоткрытых губ.

— Насколько сильно? — разорвав поцелуй, поинтересовалась Аня.

— Знаешь, чему равна скорость света в вакууме?

— Более одного миллиона километра в час.

— А теперь представь, что примерно с такой скоростью я теряю самообладание, когда смотрю в твои глаза, — улыбнувшись в губы, признался Николай.

— Я знала, что наша любовь ассоциируется с астрономией, но чтобы она поддавалась законам физики…

— Наша любовь — комбинация всех наук.

Николай отстранился, и они наконец вышли из салона автомобиля. Коля бросил ключи охраннику, и, водрузив две спортивные сумки из багажника на плечо, взял Аню за руку. Они неспешно шагали по дорожкам сада, направляясь к таунхаусу. С ее нежного лица по-прежнему не сходила улыбка, а ее взор был прикован к Николаю.

— Почему ты так смотришь? — спросил Коля, когда они переступили порог.

— Удивляюсь тому, как ты умеешь любить.

Николай бросил сумки на пол и помог снять Ане пальто, повесив его на крючок.

— Знаю, что это не совсем уместно в нашей ситуации, но я прошу тебя ничего не планировать на завтрашний вечер.

Ее брови от удивления взлетели вверх, а хитрый взгляд проскользил по Коле от головы до пят. Подойдя к нему ближе и встав на носочки, она положила руки на его плечи.

— Что ты задумал?

Николай смолк, будто бы выжидая подходящего момента и подпитывая ее любопытство.

— Ну же, говори! — тыча указательным пальцем ему в грудь, выпытывала Аня. Она прожигала его глазами, словно сладкий яд.

— У нас так и не было официального первого свидания. И я считаю это непростительным упущением. В круговороте негативных событий мы позабыли о том, что так важно. Мы забыли про нас.

Аня радостно взвизгнула, подпрыгнув на месте, а затем обвила шею Николая руками.

— Я чертовски влюблена в тебя, Мистер Серьезность. И я благодарю судьбу за то, что когда-то ты разбил мне фотоаппарат.

Едва их губы слились в теплом поцелуе, как за спиной Коли послышался женский кашель. Повернув голову, он заметил Екатерину Андреевну, которая опустила взгляд и считала про себя количество положенной плитки. Ее глаза метались из стороны в сторону.

— Николай, мне неловко прерывать ваше общение с Анной, но Александр Юрьевич ждет вас у себя в кабинете. Отказ принимать он не намерен, поэтому во избежание чего-нибудь неладного и скверного прошу вас пройти за мной.

Голос экономки звучал так, будто бы она была запугана, и Николай даже представить себе не мог, что устроил с подчиненными его отец за время выездной серии. К Екатерине Андреевне он больше не испытывал теплых чувств после ее предательства, но внутри все сжалось, когда экономка подняла рыжую макушку. На ее скуле красовался желтый след от тяжелого удара, и, поскольку мужа у нее не было, Коле не стоило труда догадаться, чьих рук это дело.

— Я зайду к нему через пару минут, — ответил Николай, но экономка не сдвинулась с места. — Привести меня за руку, словно мальчонку, — приказ отца?

— Простите, Николай, но Александр Юрьевич…

— Я все понял, — Коля поцеловал Аню в висок и направился в кабинет отца вслед за Екатериной Андреевной. Ему бы хотелось избежать общества отца, но он сознавал, что в доме все ходят по лезвию ножа, порезаться о которое раз плюнуть.

***

Некоторое мгновение Николай стоял у двери отцовского кабинета и не решался войти. Он натянул рукава белого в рубчик джемпера на костяшки и принялся покачиваться на пятах. Коля старался гнать прочь нехорошие мысли, но они с еще большей силой роились в его голове. Он не ведал, о чем пойдет разговор, отчего на душе было неспокойно. Усилием воли он нажал на металлическую ручку.

Александр Юрьевич уже не стоял у окна, а сидел в своем кресле, вытянув ноги в длину и уложив руки на подлокотниках. Его взор был направлен на Николая, но на самом деле он будто бы смотрел сквозь него. Черные глаза-бусины блестели в тусклом свете ламп, лицо было напряжено.

— Проходи, — бросил Литвинов-старший, не пошевелив рукой в качестве приглашения.

Николай повиновался и молча присел напротив отца. Между ними повисло настороженное безмолвие. Оба мерили друг друга презренным взором, но никто не начинал разговор. Александр Юрьевич скрепил пальцы в замок и издал протяжный вздох, будто бы присутствие сына в кабинете для него бренно и утомительно. От Николая не ускользнули выражение отцовского лица и его тягостный вздох. Коля подумал о том, зачем вообще находится здесь, и через пару секунд облек мысли в слова.

— Зачем я здесь?

Вопрос будто бы привел Литвинова-старшего в чувства. Смятение на его лице словно смыли водой, а глаза больше не блестели на свету.

— Мне нужно с тобой серьезно поговорить. Речь пойдет о НИС-групп.

От услышанного Николая будто бы прошибло током. Он не мог поверить своим ушам и истерично рассмеялся от того, в каком положении оказался. Голос отца звучал так же властно и громоподобно, как и всегда.

— Думаешь, меня сейчас волнуют твои проблемы в компании? Вместо того, чтобы поговорить со мной о матери, ты завел разговор о НИС-групп! Браво! — Николай похлопал в ладоши и вцепился в подлокотники, собираясь встать.

Александр Юрьевич, хоть и старался показать, будто бы слова сына пролетели мимо его ушей, тяжело сглотнул. Левый глаз дернулся. Приоткрытые уста содрогнулись. Но он не намеревался переводить тему и поддаваться манипуляциям сына.

— Присядь и послушай, что я тебе сейчас скажу, — буркнул Литвинов-старший. — В компании завелся предатель. Кто-то сливает обо мне информацию Морозову. Все, что бы я ни делал, известно ему.

— Это ты о своих проделках на стройке? — Коля ткнул пальцем в газету с новостями. В момент затяжного молчания ему удалось ознакомиться со статьей на первой странице. — Несертифицированные материалы, бракованный бетон, поломка строительной техники и прочее… Интересные у тебя методы однако.

— Не тебе судить о моих методах борьбы с подлецом Морозовым. И я сейчас абсолютно не о том, — Александр Юрьевич недовольно цокнул, закатив глаза. — Кто-то слил ему мою заявку на тендер, где была прописана сумма. Я думаю, что это Казанцев.

— Твоя правая рука? — светлые брови взлетели вверх от неожиданности, и Коля усмехнулся. — Ну и ну. Как ты дошел до этого? Прирученная собака сумела покусать руку, с которой кормил ее хозяин.

Колкость Николая взбудоражила ярость внутри Александра Юрьевича, потому он громко стукнул кулаком по поверхности в надежде усмирить сына. Он приподнялся с кресла, упершись кулаками в стол и наклонившись вперед.

— Сейчас не время язвить. Ты должен мне помочь разоблачить этого негодяя, прежде чем я возьмусь за уничтожение Морозова.

— Разве? — Николай скопировал действия отца и подался вперед, вглядываясь в черные глаза. Челюсти прочно сжимались, и он пытался подавить в себе ту ненависть, которая готова была вылиться наружу. — Кажется, ты словил бумеранг. По твоему выражению лица тебе, очевидно, это не очень приятно.

— Прекрати.

— Прекратить что? Говорить правду? — бросил Николай и отнял кулаки от стола, выпрямив корпус. — И что же ты сделаешь? Вытолкнешь меня из окна, а потом убьешь медикаментозно? Валяй, — он пнул ногой кресло и, засунув руки в карманы джинс, зашагал по кабинету.

В это мгновение внутри Александра Юрьевича что-то сломалось. Из его уст больше не лился гнев. Николай во второй раз увидел его слезы. Властный грубый голос сменился на бестелесный. Трясущейся рукой он провел по лицу, утирая капающие на рубашку слезы.

— Я не хотел… Это вышло случайно… Я разозлился и..

— Случайно? — Николай сорвался на истошный крик. Указательным и большим пальцами он пощипывал нижнюю губу, разнервничавшись до точки невозврата. — Да ты же не дал ей шанс! Ты убил мою мать вместе с Поповым. Как ты вообще его держишь при себе?

Александр Юрьевич подошел к Коле со спины и уронил руку ему на плечо, но тот рывком опрокинул ее в воздух.

— У нас с ним уговор: я даю ему высокооплачиваемую работу, а он обеспечивает молчание, — на выдохе выдал Литвинов-старший. — Коля, пойми, что я не хотел убивать Вету. Просто в тот момент, когда мы нашли ее и прощупали пульс, я испугался. Я боялся, что Вета расскажет все людям в погонах. И о моих махинациях, и о том, что я вытолкнул ее из окна. Компания только-только начала приносить прибыль, и суд мог бы все испортить, — он судорожно потер висок. — Если бы Вета выжила, на утро заголовки газет пестрели бы новостью о том, что бизнесмен Литвинов довел жену до самоубийства. Я так запаниковал, что попросил Попова о том, о чем жалею по сей день.

— Мама бы никогда не поступила так, — почти беззвучно произнес Коля, но отец все равно его услышал.

— В момент, когда тобой овладевает страх, ты не можешь рационально мыслить. Мое сознание помутилось. Я так боялся потерять вас с Ветой…

Николай безумно рассмеялся, будто бы Александр Юрьевич издевался над ним, так нагло и цинично прикрываясь семьей. Его отец — дьявол во плоти. И от осознания, что все детство, отрочество и юность он находился в его оковах, желудок сжимался так, будто бы вот-вот вырвется наружу.

— Так боялся, что после смерти мамы отвернулся от меня?

— Я… — начал было Александр Юрьевич, но тут же смолк, не сумев подобрать подходящих слов.

— Я ведь из кожи вон лез, чтобы ты мной гордился, — шагая спиной к двери, говорил Коля. Соленые слезы пропитали разгоряченную кожу щек. — Пойти в хоккей — пожалуйста, закончить школу с золотой медалью и институт с красным дипломом — раз плюнуть, отказаться от отношений — ну, конечно, ведь отец точно знает, как мне лучше, — ладонь коснулась лица, стирая предательски текущие слезы. С каждым его словом на шее будто бы затягивали гильотину. — Я просто хотел знать, что нужен тебе. Я хотел теплых взаимоотношений, когда отец и сын — друзья. А что я получал в ответ? Телесные наказания, упреки, шантажи, запреты, — загибая пальцы, перечислял Коля.

— В этом есть моя вина, сын, — закусив губу, молвил Александр Юрьевич, подходя ближе к Николаю. — В глубине души я не хочу причинять тебе боль. Но каждый раз, когда я смотрю в твои глаза, я вижу ее. Вы ведь с матерью так похожи… — на миг он оссекся, застыв взором на глазах Коли. — Я не могу простить себя за то, что сделал. Суровость и холодность вырываются наружу, когда ты мой визави на завтраке, обеде или ужине.

Николай шмыгнул носом и натянуто улыбнулся, прижавшись корпусом к двери. Он вжался в нее так, будто бы желал исчезнуть из кабинета. Но ноги приковало к полу, и он не мог пошевелиться. Слова отца пронзили его, словно копье, острый наконечник которого застрял где-то в левой части грудной клетки.

— Ты винишь меня в смерти матери, да? — слезы обиды, застоявшиеся в глазницах, душили Николая, голос треснул. — Если бы мама не пригрозила забрать меня, ты бы не вышел из себя и не вытолкнул ее из окна, да?

Александр Юрьевич наконец дошел до сына и сказал то, что окончательно разбило Колю вдребезги.

— Ты мой триггер, сын.

— Тогда почему все еще держишь меня возле себя? — кусая губы в кровь, спросил Николай.

— Я не могу тебя отпустить, — Александр Юрьевич пожал плечами. — У могилы Веты я дал обещание заботиться о тебе во что бы то ни стало.

— Я не нуждаюсь в твоей заботе, — он с силой оттолкнул отца и рванул прочь из кабинета.

Николай задыхался. Задыхался так сильно, как никогда ранее. Ты мой триггер, сын. Он бежал по коридорам с глухо бьющимся сердцем. Под ребрами кололо, но остановиться он не мог. Ноги на скорости несли его на улицу, чтобы легкие смогли вдохнуть хотя бы крошечный глоток воздуха.

Коля стоял в вечерней мгле, а над ним взрывалось иссиня-черное небо ноября. С каждой секундой осенний дождь усиливался и мощнее бил по разгоряченному лицу. Поднявший с травы опавшую листву ветер трепал светлые, не уложенные муссом волосы. Ему бы спрятаться под козырек, чтобы дождь перестал омывать его лицо и тело. Но Николай, наоборот, сделал пару шагов вперед, подставив себя ливню. Плевать, что джемпер и джинсы уже прилипли к телу. Он хотел, чтобы холодные крупные капли потушили разразившийся внутри пожар, чтобы завтра он смог возродиться из пепла.