По льду (СИ)

Глава 2

Разговор с отцом привел Николая в смятение. Он с минуту стоял на месте в полном безмолвии. Быть может, ему и хотелось ответить на угрозу отца. Однако обстановка была накалена до предела, потому Николай попросту смолчал. Вместо остроты, которая так и норовила сорваться с его губ, качнул головой и потер переносицу. Из его уст вырвался нервный смешок. Он обогнул отца, чуть задев того плечом, и направился к лестнице, ведущей на второй этаж. Сейчас Николай желал только одного: побыть наедине со своими мыслями.

Александр Юрьевич не стал останавливать своего сына, так как знал, что тот его услышал, и сознавал, что заставил того призадуматься. Развернул корпус на сто восемьдесят градусов и посмотрел Николаю вслед. Затем подобрал планшет с журнального столика и неспешным шагом покинул левое крыло таунхауса, скрывшись до позднего вечера в своем кабинете.

Поднявшись на второй этаж, Николай оказался в холле, который ветвился в трех направлениях. Справа была дверь в гостевую комнату, слева — в его собственную, прямо перед ним — на летний балкон. Гостевая комната практически всегда пустовала, так как с ночевкой у Николая никто не оставался. Разве что пару раз Леша Миронов находил у него ночлег, когда ссорился с родителями. Литвинов предпочитал больше находиться в своей комнате, которая по размерам, несомненно, превосходила гостевую. Точной площади ему не было известно. Однако пространства было достаточно, чтобы вместить гардеробную и ванную внутри.

Шаркая по паркету и впиваясь ногтями в кожу ладоней, Николай завернул налево. Безусловно, ему лучше бы остыть под порывами осеннего ветра на открытом балконе, однако Николай не хотел быть на виду у отца: окна его кабинета выходили на сторону его крыла. Коснувшись металлической ручки, он с нажимом открыл дверь комнаты и с треском захлопнул ее, едва переступил порог. Происходящее с ним вдруг показалось ему крайне несправедливым.

Дальше Литвинов не сделал ни шагу. Застыл на пороге в исступлении и окинул взглядом комнату, которая на мгновение показалась ему чужой. Серые стены сдавили голову, словно тиски. Он с упором посмотрел на стену напротив, которая была отделана кирпичом под цвет мокрого асфальта, и заострил внимание на фотографиях, обрамленных в белые рамки. Снимки висели на стене лесенкой. Улыбнулся, заметив, как с фотографии на него смотрит его мать, и ощутил, как в груди все сжалось от тоски по ней. Была бы она здесь, Николай бы не чувствовал себя загнанным в клетку, в металлических прутьях которой обламывал собственные крылья.

Сделав над собой усилие, Литвинов шагнул вперед и уперся в кровать, стоявшую в самом центре комнаты. Он прижался голенями к деревянной царге так сильно, что ощутил легкое жжение, подогнул колени и повалился на кровать, уткнувшись лицом в темно-синее покрывало. Прикрыл веки и прокрутил в голове разговор еще раз. Слова отца были для него острым лезвием, приставленным к горлу. В принципе, как и заключенная между ними сделка. Один неверный шаг — и Николай лишится того, чем дышит каждый день. Хоккей был для него последней надеждой.

В спорт Литвинова привел, как ни странно, Александр Юрьевич. Николаю было семь лет, когда он впервые встал на коньки. Отец выбрал для него лучшую детско-юношескую спортивную школу и приставил к нему тренера с высокой квалификацией. У Литвинова старшего не было цели привить Николаю любовь к хоккею. Он желал воспитать в сыне мужской характер. А сделать это, по его мнению, можно или в хоккее, когда тебя ломают и гасят силы, или в боксе. Александр Юрьевич предоставил маленькому Коле выбор, и тот, немного поколебавшись, выбрал хоккей. Не то чтобы в семь лет Николай имел огромное представление об этом виде спорта, просто счел его менее травматичным: защиты на хоккеисте явно больше, чем на боксере.

Литвинов перевернулся на спину, и перед глазами мелькнул момент его первой тренировки. Маленький, неопытный, загнанный в угол, он еле передвигал ногами по льду, вцепившись мертвой хваткой в борт. Тогда он очень сильно боялся падать, так как был крайне чувствительным к боли. Экипировка, несомненно, притупляла ломату в костях при падении, однако не избавляла от нее. И маленький Коля мысленно проклинал отца, который создал такую невыносимую пытку.

Прокаты на повышенной скорости, оттачивание техники катания и бросков по воротам, изучение допустимых приемов в силовом единоборстве — все это оказалось для него непосильным трудом. После тренировки ломало и выкручивало руки и ноги, и в первое время Николай просто ненавидел хоккей и все то, что с ним было связано. Позиция крайнего нападающего, которую дал ему тренер, тяжким грузом легла на его плечи. Ведь Николай не видел себя нападающим: уж очень шатко он стоял на коньках и не мог вообразить, как будет разгоняться до максимума и идти на соперника. Несмотря на мольбы Литвинова изменить его позицию тренер от своего не отступил: он видел в нем потенциал и прилагал все усилия, чтобы его раскрыть.

Однако время шло. Николай постепенно привык к непомерным нагрузкам на тренировках и к той боли, которая отдавалась во всем теле при падении. Он перестал обращать внимание на горящие от нагрузок мышцы, ломоту в руках и ногах и усталость после тренировок. Физическая боль глушила душевную: вопреки своим стараниям он не смог добиться лояльного отношения отца к нему. Немного позже к Николаю пришел и азарт, который заставлял его оставаться на льду по окончании тренировки, чтобы отработать броски по воротам, и просыпаться рано утром, чтобы выучить новые приемы. При виде огромной ледовой арены огонек разгорался в его голубых глазах, а ноги несли его в раздевалку, чтобы он скорее мог облачиться в свою экипировку. Он жаждал совершенствовать свои навыки и перенять опыт других хоккеистов. Он не зацикливался на очках. Просто ощущал ту самую страсть, когда на льду пытался перехитрить своего оппонента. Ему нравились бешеная скорость, опасные игровые моменты и его голы.

Хоккей закалил его. Для него это была не проста борьба и не бессмысленное катание шайбы. Хоккей вдруг стал для него всей жизнью. Только на льду Николай мог не скрывать эмоции и ощущал себя поистине живым. Только на льду он не чувствовал себя марионеткой в отцовских руках. Он сильно полюбил лед. И, как ни странно, думал, что и лед полюбил его.

Мысль о том, что быть хоккеистом — это его призвание, нисколько не отпускала его. Потому в старших классах Николай сообщил отцу о своем решении продолжить карьеру хоккеиста на профессиональном уровне. Он ожидал, что отец взъерошит его светлые волосы и похвалит за принятое им решение, ведь с самого детства он старался поступать правильно, чтобы не навредить репутации семьи.

Однако Николай не думал, что отец будет против. Александр Юрьевич, услышав об этом от сына, сначала опешил, притупленно посмотрел на него, а затем привычным для него тоном заявил: «Ты не будешь профессиональным хоккеистом. Играть в любительской лиге — да. Спортивное телосложение тебе не помешает. Но это не то будущее, которое я тебе уготовил. Ты знаешь, что я приготовил тебе место в НИС-групп. Сын Литвинова должен продолжить начатое отцом дело».

Но Николай и слышать ничего не хотел о перенятии строительного бизнеса. Нет, с учебой у него никогда не было проблем: он был начитан и умен. Его сокомандники шутили, что он даже слишком эрудирован для спортсмена. Однако в НИС-групп он ощущал, как его руки и ноги связаны веревкой. Такое чувство было не только потому, что компания принадлежала его отцу, но и потому, что Николай не питал ни капли интереса к строительству. Он был тем человеком, который бы загнил, если бы его заставили заниматься нелюбимым делом. С хоккеем все было иначе: на льду он был свободен. Потому в тот вечер он не сдерживал себя и вступил в горячую словесную перепалку с отцом, пытаясь отстоять свое мнение.

Когда два неудержимых темперамента столкнулись, служанки затаились в таунхаусе: настолько было опасно попасть под горячую руку Александра Юрьевича. Николай приводил ему аргументы, почему не сможет никогда стать достойным руководителем НИС-групп, но сможет прославиться в хоккее. Однако Литвинов старший слушал, но не слышал собственного сына, будучи зацикленным только на своем; опровергал все аргументы, лишь бы быть правым. И Николай осознал, что заходить нужно с другой стороны.

Именно в тот вечер шестнадцатилетний Коля пошел на риск, который считал вполне оправданным. Тогда-то между отцом и сыном была заключена сделка. Николай согласился пойти учиться в Институт бизнеса БГУ, но с условием, что Александр Юрьевич позволит ему играть в хоккей и разрешит попробоваться в МХЛ. Литвинов старший без раздумий кивнул, так как до конца не верил, что его сын пройдет отбор, и выдвинул свое требование: обучение должно быть на бесплатной основе. Это условие было выдвинуто не по причине того, что Александр Юрьевич жалел деньги на обучение сына. В большей степени, Литвинов старший хотел показать, каких усилий будет стоить «бесполезная» игра в хоккей.

И Николай начал готовиться к поступлению, углубившись в изучение математики, русского и английского языков. В перерывах между школой и дополнительными занятиями он усердно тренировался, так как отбор в МХЛ и поступление выпали на один год. О нормальном сне и личной жизни на тот период он позабыл, ведь грезил только мыслями о хоккее. Темные тени, залегшие под веками сына, нисколько не волновали Александра Юрьевича, хотя другого бы родителя насторожили. Но Коля свыкся с холодностью отца, потому продолжал отчаянно карабкаться вверх.

Чтобы поступить на бюджет на факультет бизнес-администрирования, Николаю нужно было иметь в запасе не менее 350 баллов. Поэтому в последний год он выжимал из себя все силы, лишь бы получить в аттестат заветный рейтинг 9,8, приравнивавшийся к 98 баллам. Конечно, он мог бы стремиться и к 100 баллам, однако с биологией, химией и физикой у него ничего не вышло. Централизованное тестирование по русскому, математике и английскому было сдано на приличные баллы. Потому он мог надеяться на бюджетное место.

В июле начался предсезонный сбор в МХЛ. Николай сконцентрировался на тренировках. Заявку на участие он подал давно и ожидал приглашение клуба. Его определили в команду «Лисы», с которой он заключил пробный контракт. По регламенту Молодежной Хоккейной Лиги Николаю предстояло пройти пятнадцать официальных тренировочных матчей, по которым можно было судить, оставлять игрока в команде или нет. То ли назло отцу, то ли вопреки судьбе он прошел отбор. За пятнадцать матчей Николай набрал 25 очков, забросил 9 шайб и совершил 13 голевых передач. Для хоккеиста, игравшего в любительской лиге, это был неплохой результат, потому клуб решил дать Литвинову шанс. Александр Юрьевич не был рад тому, что его сын прошел отбор, однако пререкаться не стал из-за договора. Пока Николай его не нарушил, а потому и он не смел создавать сыну препятствия.

В середине августа Литвинову пришло письмо. Николай с успехом прошел конкурс и поступил в Институт бизнеса БГУ. Александр Юрьевич был этому несказанно рад. И все четыре года Коля совмещал два занятия: учебу в университете и хоккей. Давалось это ему с трудом, но ломаться он не имел права. Он знал, что для того, чтобы вырвать мечту из рук отца, ему нужно приложить усилия. В первый год обучения Литвинову хотелось лезть на стены. С одной стороны на него оказывали давление преподаватели, нагружая бесчисленным множеством заданий и проектов. С другой стороны на него наседал тренер, требуя максимальной выкладки на льду.

Но на втором курсе Николай изучил тайм-менеджмент и мог грамотно распределять задачи, которые перед ним стояли. Его утро начиналось в пять часов. Час он уделял тренировке в зале. С шести до половины восьмого — чтению профессиональной литературы. У него оставалось десять минут на завтрак, а дальше он ехал на пары. До половины третьего зависал в институте, а с четырех до шести уделял время домашним заданиям. Ему повезло, что тренировки были вечерними и не встревали в учебный процесс, иначе Александр Юрьевич давно пришел бы в бешенство и лишил бы его хоккея. К десяти вечера Николай приезжал домой, а в одиннадцать засыпал без задних ног.

По окончании Института бизнеса в компанию отца Литвинов не пошел. За четыре года обучения он, конечно, изучил бизнес-схему НИС-групп вдоль и поперек благодаря прохождению практики. Однако душа к строительному бизнесу у него не лежала. И, когда пришел момент об этом поговорить, то Николай без всяких увиливаний заявил: «Я изучил бизнес-администрирование только потому, что ты мог лишить меня хоккея. Как видишь, я не бездарность, а мои игры вовсе не бессмысленные. В НИС-групп я по-прежнему не горю желанием работать».

Такое заявление удивило Александра Юрьевича. Почему-то он был до последнего уверен, что обучение в институте и прохождение практики в его компании заставят Николая одуматься и пробудят в нем интерес к семейному бизнесу. Однако ошибся. Тогда Александр Юрьевич был просто вне себя от злости, что разливалась по венам, словно яд. И Николай считал по его выражению лица эту ярость, но не отступил. Он пояснил, что условием сделки было окончание Института бизнеса, но не работа в компании. Уверил отца, что заплатит университету неустойку за отказ проходить распределение, которое по умолчанию шло при поступлении на бюджет, за счет средств, заработанных в МХЛ.

Заставив шестеренки в мозгу шевелиться, Литвинов старший призадумался и возобновил в памяти вечер пятилетней давности. Осознал, что сын действительно выполнил условия их договора, но мириться с этим не хотел, потому в июне этого года выдвинул новое условие: «Хорошо. Ты будешь играть в хоккей. Но к нашему договору добавляется новый пункт: пока ты делаешь успехи, я не трогаю тебя. В этом году ты переходишь в КХЛ. Пусть так. Но ты будешь тренироваться днями и ночами, позабыв о личной жизни. Любовь притупляет и ослепляет. Если я увижу, что ты используешь не весь свой потенциал и филонишь, я заберу тебя в НИС-групп. А дорога в хоккей для тебя будет навсегда закрыта».

Николай не знал, сколько пробыл в лежачем положении. От неподвижности его тело замлело. Руки и ноги уже им уже не чувствовались, потому Коля поднялся с кровати и подошел к панорамному окну. Завернув плечи назад, он прикрыл веки. Перед глазами мелькнул июньский вечер, когда Александр Юрьевич дополнил их сделку новым требованием. И Колю резко передернуло. Ком подкатил к горлу. Легкие сковал тугой обруч. Он попытался успокоить нарастающую тревогу, но воздуха вдруг стало недостаточно. Сжал пальцы в кулаки, впиваясь ногтями в кожу ладоней. Закусил нижнюю губу до крови и пнул ногой пустое пространство перед собой.

Литвинов знал, что их отношения с отцом никогда не были нормальными. Любовь и уважение родителя не заслуживают трудом и потом, как это делал он. Эти критерии идут по умолчанию после рождения, иначе это ненормально и неправильно. Хотя ему сложно было судить о нормальности, ведь иной модели детско-родительских отношений он не видел. И на мгновение ему стало интересно, как Леша Миронов ведет себя со своим отцом, адекватны и здоровы ли отношения между ними. Конечно, Коля знал, что и у Леши с родителями бывают разногласия. Но доходят ли эти размолвки до точки максимального накаливания, как у него с отцом? Вряд ли.

Из раздумий Николая отвлек рингтон мобильника. Распахнув веки и разжав пальцы, он чуть развернул корпус, глазами выискивая мобильник. Вибрация от звонка отдавалась в ноги, и он понял, что телефон у него в кармане. До того отец выбил его из колеи, что Николай находился в прострации и с трудом осознавал действительность. Он потянулся за телефоном и, едва мобильник оказался в руке, увидел на экране подсвечивающееся имя «Леша Миронов». Потянул ползунок вправо, и начался отсчет секунд разговора. Коля приложил телефон к уху и выдавил из себя:

— Слушаю.

— У-у-у, по голосу слышу, что у тебя что-то случилось. Неужели отец пришел в бешенство? — спросил Миронов.

Литвинов и не знал, что ответить. Он никогда не обсуждал свои взаимоотношения с отцом с Лешей. Не потому, что сомневался в их дружбе. Коля знал, что Миронов поддержит его в любой ситуации. Просто с раннего детства потерял веру в людей и выстроил стену, сквозь которую пробиться не удалось еще никому. Все, что касалось дома, было под запретом. Единственным человеком, кто более менее понимал взаимоотношения в семье Литвиновых, был тренер. Хотя и тот обладал поверхностными знаниями.

Николай присел на край кровати и уставился на внутреннюю сторону левой ладони. На коже до сих пор оставались красные лунки, отпечатавшиеся от ногтей. Он попытался избавиться от них массирующими движениями большим пальцем, но вспомнил, что с минуту молчит и что надо бы что-то ответить.

— Я в порядке, — ответ вышел сухим, потому Коля добавил: — Просто устал.

— Не знаю, почему я тебе не верю. Но ладно. Я хотел вытащить тебя из дома, но чувствую, что ты откажешь сейчас.

— Верно. Леш, я благодарен тебе, что ты пытаешься поднять мне настроение после нашего проигрыша. Но я правда устал. Завтра у нас утром тренировка. Надо бы выспаться и подготовиться к разбору полетов.

— Литвинов, ты невыносим. У тебя на уме один хоккей. Не знаю, почему я терплю тебя пять лет. До завтра, — бросил Миронов и отключился.

— До завтра, — сказал он в пустоту и отдернул телефон от уха.

Николай слукавил, что собирается спать. Сна не было ни в одном глазу. Та самая усталость, о которой он говорил Миронову, вдруг улетучилась. Он встал с кровати и вышел из комнаты. Оказавшись в холле, метнул взгляд на балкон. Свет в кабинете отца все еще горел. Значит, тот тоже не спит. Коля отвел взор, чтобы не быть замеченным, и спустился по лестнице вниз. На первом этаже находился тренажерный зал, и Литвинов направился туда. Зал был снаряжен всем необходимым: беговой дорожкой, потолочным турником, скамьей для пресса, жимово-тяговыми тренажерами, шкафчиком со спортивной одеждой и мини-душевой. Потому Николаю не нужно было тратиться на абонементы.

Коля не знал, как будет снимать напряжение: бегом или силовой тренировкой. Это не имело для него ни малейшего значения, так как действовало все одинаково. Зайдя в тренажерный зал, остановился и обвел помещение взглядом, прикидывая, к какой нагрузке приступить. Он стянул с себя черную толстовку, повесив ее на крючок, достал из шкафчика спортивные штаны и кроссовки и переоделся. Затем подошел к беговой дорожке и настроил нужный режим. С течением времени его скорость нарастала. Николай мчался и мчался, пока совершенно не выбился из сил. Так отчаянно он пытался выжечь из груди чувство ненависти к своему отцу, прочными корнями обосновавшееся в его сердце. Ненависть с надеждой на отцовскую любовь. Вот, что он ощущал в данный момент.

Волна жара резко обожгла его взмокшее тело. Литвинов нажал на кнопки и сбавил скорость, переходя с бега на шаги. Вместе с жаром, охватившим его, уходило и напряжение. Когда его дыхание пришло в норму, он спрыгнул с беговой дорожки и отправился в душевую. Струи прохладной воды остудили его мысли и его самого. От былого пылу не осталось ни следа. Со свежей головой Николай отправился в спальню и, к его удивлению, быстро уснул.

На следующее утро Литвинова разбудила экономка стуком в дверь. Екатерина Андреевна, женщина 45 лет, проработала в их доме четверть века и успела изучить распорядок каждого из членов семьи. Она знала, что по обычаю день Николая начинался с пяти утра. Однако сегодня, когда не услышала постукивание жимово-тяговых тренажеров, насторожилась. Вторгаться в личное пространство сына Александра Юрьевича она не желала, будучи осведомленной про его выстроенные границы, потому решила подождать восьми утра, когда на ноги встанет Литвинов старший. Завтракать отец и сын привыкли вместе, потому, не обнаружив Николая за столом, Александр Юрьевич отправил экономку за ним.

Екатерина Андреевна, поправив курчавые рыжие волосы, выбившиеся из прически, просунулась в дверной проем настолько, насколько это позволяла ее полная конституция, и бросила короткий взгляд на Николая. Тот уже потирал едва открывшиеся веки и растягивал разомлевшие после сна руки. Он посмотрел на экономку, веснушчатое лицо которой выражало сожаление, и благодарно кивнул.

— Доброе утро, Екатерина Андреевна. Спасибо, что разбудили. Скажите отцу, что я спущусь через двадцать минут.

Экономка ничего не ответила, лишь смущенно кивнула головой и удалилась. Николай взглянул на напольные часы из дуба, что стояли в правом углу комнаты, и удивился цифрам. Он и не думал, что сегодня его обычный распорядок дня нарушится, ведь стрелки на циферблате уже показывали восемь утра, а он не побывал в тренажерном зале и не уделил внимание изучению полезной информации. Как бы то ни было, ему пришлось пропустить эти дела и спуститься вниз к завтраку, когда он обрел подобающий вид. Он зачесал волосы назад, уложив светлые пряди муссом, и переоделся в мерч «Лисов», состоявший из спортивных штанов и бомбера с номерной вышивкой и логотипом команды. Ему нужно было быть в полной готовности, чтобы после завтрака сразу же покинуть дом.

Завидев отца, который ожидал его, не притронувшись к еде, Николай постарался сохранять спокойствие и не вспоминать вчерашнюю перепалку, которая совершенно выбила его из колеи. Он лишь занял свое место и произнес:

— Доброе утро, отец.

Александр Юрьевич, схватившись за столовые приборы, принялся разрезать ножом омлет с грибами и сыром. Он сильно проголодался, но не мог начать завтрак без сына. Так уж было заведено в их доме: любой прием пищи, будь то завтрак, обед или ужин, не мог начаться без другого члена семьи. Безмолвие и тишина проникли в столовую. Екатерина Андреевна, стоявшая возле стола и ожидавшая указаний, уловила то напряжение, которое возникло между отцом и сыном, но тактично молчала, пока Николай не сказал, что она может быть свободна. Как только экономка оставила их наедине, Александр Юрьевич, из-подо лба глядя на Колю, вымолвил:

— Что-то твои биологические часы сегодня опаздывают. Обычно ты просыпаешься ни свет ни заря.

В этих словах Николай слышал укор в свою сторону, однако реагировать на них у него не было никакого желания. Он молча поедал омлет, раздумывая над тем, как бы быстрее покинуть дом и оказаться на ледовой арене. Утренняя тренировка начиналась в девять, чему Литвинов был несказанно рад. Покончив с завтраком, он бросил напоследок Александру Юрьевичу, прежде чем покинуть столовую:

— В девять у меня тренировка. Так что я поспешу.

— Похвально, что ты стараешься. Рад, что вчерашние слова не прошли мимо твоих ушей.

Снова болезненный укол, который не поленился сделать Литвинов старший. Пальцы Николая инстинктивно сжались в кулаки, а желваки заиграли на худощавом лице.

— Я хорошо помню все, что касается хоккея. Не стоит напоминать мне об этом каждый раз, а то я начну сомневаться в том, что слово «отец» к тебе применимо.

Послышался стук металлических приборов. Александра Юрьевича взбесили последние слова настолько, что он с грохотом отодвинул стул, на котором сидел, и стукнул кулаком по столу. Его охватила настоящая ярость. Он хотел схватить Николая за шиворот и высказаться за грубость в свою сторону. Однако Коли уже и след простыл.

Литвинов уже разговаривал с охранником и отдавал распоряжение, чтобы тот открыл ворота. Николай зашел в гараж, нырнул в мазерати и вырулил на общую территорию таунхауса. Как только охранник нажал на кнопку, сработали датчики, приводящие металлические ворота в движение. И Александр Юрьевич наблюдал через окно за тем, как черная мазерати покидает пределы таунхауса.

На тренировку Николай успел. До ее начала оставалось пятнадцать минут. Времени как раз хватало на то, чтобы облачиться в экипировку. Припарковав мазерати, Литвинов поспешил в раздевалку, в которой уже были его сокомандники. Николай пересек порог раздевалки и обратил внимание на клюшки, что висели на стене в самом углу. Вспомнил, как вчера на эмоциях повредил свою, и сделал себе заметку о том, что после тренировки нужно обязательно заехать в спортивный магазин за новой. Конечно, на тренировке ему будет с чем работать, ведь есть запасные. Но тренировочная клюшка подалась большому износу, а потому для игр не годилась. К счастью, расходы за спортивный инвентарь нес спортивный клуб.

Коля поприветствовал товарищей по команде и подошел к своему «шкафчику». В раздевалке затянулась горячая дискуссия относительно вчерашнего матча против «Ледяных Королей», но Николай в спор вступать не стал. И так эта тема была для него болезненной. Он лишь натянул на себя всю экипировку, за исключением краг и шлема, и стал дожидаться тренера. Как правило, разбор полетов проводился в раздевалке перед началом основной тренировки. Сергей Петрович включал на телевизоре, висящем на стене, над доской, записи матчей и делал замечания по игре.

Гомон в раздевалке утих, когда в дверях показалась голова Звягинцева. Он прошел мимо клюшек, висящих на стене, и подошел сразу к телевизору, поприветствовав игроков. Лисы собрались вокруг главного тренера и устремили взоры на экран. Сергей Петрович нажал на кнопку на пульте — и на экране стартовал первый период. Николай пошевелил плечами вперед-назад и, опершись на клюшку, принялся просматривать вместе с остальными игровые моменты.

Первые пять минут «Лисы» держались относительно неплохо, а потому Сергей Петрович ускорил матч и остановился на восьмой минуте. Вот нападающий «Ледяных Королей», завладев шайбой, направлялся в их зону. Однако «Лисы» промедлили.

— Вот ошибка номер один. Литвинов, Ильин, Федоров, — обратился Звягинцев к нападающим первой пятерки. — Почему не помешали? Почему пятитесь друг на друга вместо того, чтобы прижать противника и отобрать шайбу?

Никто не ответил, и тренер включил запись матча дальше, заострив внимание на другом моменте.

— Хорошо. Нападающие не помогли. Как у нас работает линия защиты? Лавров, ты завладел шайбой в своей зоне. На тебя в атаку идет «Ледяной Король». Почему ты замедлился и не вынес шайбу в среднюю зону, чтобы Литвинов ее подхватил? Он же стоял на пятаке и стучал тебе клюшкой.

В ответ снова молчание. Лавров, защитник «Лисов», сознавал, что промахнулся, не передав шайбу на пятак и не помешав «Ледяным Королям». Ведь сделай он это, в ворота «Лисов» не был бы забит первый гол. Следующие двадцать минут прошли в таком же напряжении. Сергей Петрович перематывал незначительные моменты и останавливал игру лишь тогда, когда считал важным сделать замечание. В основном, ошибки «Лисов» в матче против «Ледяных Королей» заключались в том, что игроки много пятились назад, медленно встречали противника в своей зоне или делали самоуверенные броски издалека, плохо просчитав траекторию полета шайбы. Наконец, Сергей Петрович дошел до последней минуты матча, когда Литвинова выпустили на лед по окончании штрафа. Николай увидел тот самый момент, когда он упал на спину и откатился к борту. Даже со стороны было заметно то чудовищное промедление, сыгравшее на руку соперникам.

Звягинцев остановил запись и обратился к Литвинову.

— Не скажешь, что это значит? Почему ты рассматриваешь «Минск-Арену» вместо того, чтобы снова встать на коньки и доиграть считанные секунды?

Николай крепче сжал рукоятку клюшки и не знал, что ответить. Вопрос, заданный тренером, крутился в голове Литвинова со вчерашнего дня. Однако ответа на него он не нашел. Виновато пожал плечами и опустил взгляд в пол.

— Ладно. Сегодня никто из вас не смог дать мне достойный ответ на ошибки. Но прошу учесть их при следующей игре. Я понимаю, что игра в КХЛ несравнима с тем, что было в МХЛ. Спишу это на первый раз. Но впредь таких глупых ошибок не прощу, — смягчился Звягинцев и включил еще одну запись.

Литвинов уже успел изучить расписание матчей, а потому знал, что следующая игра также будет домашней и им придется сойтись в поединке со «Стальными Волками». Команда входила в десятку лучших клубов, принимавших участие в регулярном чемпионате. Игроки слаженно взаимодействовали на площадке, хорошо держали оборону и отлично гоняли нападающих чужих команд. Сергей Петрович показал «Лисам» нарезку лучших игровых моментов «Стальных Волков», сделав акцент на обороне, показал несколько важных схем, изобразив их на доске, что висела под телевизором, а затем приказал всем выходить на лед.

Тренировка, как обычно, началась с разминки. Первые десять минут хоккеисты разминали мышцы и раскатывались на льду. Затем на льду были расставлены оранжево-белые конусы, и они поочередно отрабатывали технику катания шайбы через препятствия. В течение тренировки Сергей Петрович свистком подзывал всех к себе и чертил что-то на доске, объясняя очередное новое упражнение, которое поможет им обойти «Стальных Волков». «Лисы» внимательно слушали тренера, а затем старались в точности повторить все на льду. Когда с оттачиванием техники было покончено, Звягинцев разбил «Лисов» на две команды и устроил им состязание. Он обмолвился, что «Ледяные Короли» выиграли благодаря напору и жесткости, чего «Лисам» явно не хватало, потому в процессе тренировочного поединка сконцентрировал на этом внимание. Ведь в плане напора и жесткости «Стальные Волки» ничем не отличались от их прошлого соперника.

— Жестче, жестче, — выкрикнул Сергей Петрович, наблюдая за тем, как Федоров пытался пробить защиту. — Быстрее в обороне действуем, ну! Атакуем или отдаем! — однако его замечание не было услышано, поэтому Звягинцев остановил игру свистком и подозвал всех к себе.

«Лисы» образовали полукруг, присев на одно колено, и приготовились слушать замечания.

— Плохо, — буркнул Сергей Петрович и покрутил клюшку в руке. — Парни, решения необходимо принимать мгновенно! Все, они уже откатились.

— Так отдавать шайбу было некому, — вклинился в монолог Федоров, которому не удалось пробить защиту. Литвинова на подхвате справа не было, а потому пришлось бросать по воротам, не до конца преодолев защиту. Такой бросок был совершен вслепую.

Звягинцев на эту реплику радушно не отреагировал. Он поморщился и прикусил щеку, стараясь приберечь импульсивность при себе. Цокнул, покрутив клюшкой и посмотрев на мысы своих коньков. И только потом ответил:

— Федоров, у меня к тебе претензий нет. Парни, запомните, пока вы в КХЛ никто. Вы для соперников профаны, которые только-только выбились из Молодежной Лиги. Вы должны играть с ними на пределе своих возможностей. А то и за пределами. Через три дня у нас матч со «Стальными Волками». Они жаждут того, чтобы закатать нас под лед. Так не дайте же им это сделать.

— Тренер, — обратил на себя внимание Звягинцова Литвинов. — Так скажите нам их слабые стороны. Мы постараемся обратить их для себя в плюс.

— Я лучше озвучу их сильные стороны, Литвинов. «Стальные Волки» мгновенно откатываются в оборону. Я вам это показывал. Если видите, что ваш партнер перехватил шайбу, предложите ему себя, откройтесь. Мне необходимо, что они за вами бегали, а не просто откатывались в оборону и ждали, когда же вы к ним в зону пожалуете. Понятно?

— Да, — синхронно ответили «Лисы».

— Тогда давайте заново! Времени у нас мало, — Звягинцев постучал несколько раз клюшкой по льду, и команда разъехалась по своим позициям.

Времени на подготовку к матчу действительно было мало. В этом сезоне им предстоит столкнуться с восемнадцатью командами, которые принимают участие в регулярном чемпионате КХЛ. С одним соперником они уже познакомились вчера, еще семнадцать им предстоит узнать. Каждый из них имел свою изюминку, чем и выделялся в Лиге. И потому перед «Лисами» стояла сложная задача, решить которую возможно было только благодаря выполнению всех тренерских установок и упорству. Тренировка закончилась в двенадцать дня. Вымученные «Лисы» с трудом плелись в раздевалку. Сегодня Звягинцев их не пощадил и гонял по льду так, будто бы от их мастерства зависели чужие жизни.

— Да уж, — взвыл Миронов, стягивая с себя краги и шлем. — Сергей Петрович зверски испытывал нас сегодня.

— По-моему, это было вполне ожидаемо, учитывая тот факт, что в этом сезоне нам предстоит столкновение с сильнейшими командами, — отозвался Литвинов.

— Ну и зануда, — отмахнулся Леша и совсем не удивился, что эта реплика была извлечена из уст Николая.

Коля лишь пожал плечами и стал укладывать шлем и краги на верхнюю полку. Сняв экипировку, он отправил ее в сушильный шкаф, который предусматривался для их команды, а затем молча пошел в душ. Он не сильно торопился, позволив мышцам расслабиться под струями горячей воды. Особых планов на день у него не было, разве что нужно было заехать в спортивный магазин и присмотреть новую клюшку.

В его одинокую компанию вклинился Миронов, у которого тоже не было никаких планов. Потому, покинув «Минск-Арену», они вместе отправились в спортивный магазин «Спорт-Айс», находившийся недалеко от ледового поля. До закрытия магазина оставалось около пяти часов, поэтому времени вполне хватало и на неспешную поездку, и на тщательный выбор клюшки.

Зайдя в «Спорт-Айс», Коля отправился в отдел с клюшками, а Леша решил рассмотреть вратарский инвентарь. Миронову ничего из этого не было нужно, однако желание просто изучить спортивные снаряжения он в себе не подавлял. Леша знал, что толку при выборе клюшки от него не будет, потому и не стал идти за Литвиновым. Он изучал вратарские щитки и шлемы.

Стоило Николаю подойти к клюшкам, как к нему сразу же подбежал консультант, однако от помощи он вежливо отказался. Вряд ли кто-то сможет выбрать клюшку лучше, нежели сам спортсмен. Консультант послушно кивнул головой и удалился, а Литвинов предался длительному процессу выбора спортивного инвентаря. Он сразу отмел детские, юниорские и подростковые клюшки, сосредоточив внимание на взрослых. В ассортименте магазина были деревянные и композитные снаряжения. Но Николай сразу отбросил вариант деревянных клюшек, поскольку они изготавливались из осины или березы и были не очень прочными, и перешел к композитным.

Внимание Литвинова привлекло несколько видов, и он скользнул взглядом от рукоятки до носка сначала одной клюшки, затем второй и третьей. Изучил угол, место и глубину загиба, а затем кривизну плоскости и форму носка. Форма крюка была важна для него, и, поскольку в ходе игры Коля всегда вел шайбу впереди себя, склоняясь надо льдом, он взял в руки клюшку с низким углом и круглым носком, чтобы было удобно подбирать шайбу под себя. Провел пальцем по носку и определил загиб крюка, который оказался подходящим. Подбросил инвентарь несколько раз вверх, ловя согнутыми пальцами, чтобы определить, точно ли эта клюшка будет подходить для игры.

В этот момент Миронов переключил свое внимание со спортивных снаряжений на Литвинова и заметил ту трепетность, с которой Николай держал новую клюшку, тот взор, который был устремлен на, казалось бы, обычный хоккейный инвентарь. Леша осознал, что в команде никто так не относится к хоккею, как Литвинов, и пытался понять, насколько глубоки те чувства, что возникали внутри, стоило Коле взяться за клюшку и выйти на лед. Миронов невольно улыбнулся и подошел к другу.

— Кажется, если бы магазин не закрывался в четыре, ты бы провел здесь весь день, — сказал Леша, подойдя ближе.

— Не исключаю этот вариант. Ты же знаешь, что у меня разбегаются глаза, когда я вижу такое разнообразие клюшек, — ответил Николай и перевел внимание на характеристику жесткости.

Как правило, существовало пять степеней жесткости клюшки: мягкая, обычная, жесткая, особо жесткая и экстра жесткая. Критерий сопоставлялся с весом хоккеиста. Николай выбрал обычную, так как его вес варьировался от 79 до 80 килограммов. Сделал несколько замахов с разных позиций, чтобы убедиться в правильности выбора, и сжал клюшку между пальцев.

— Все, можем идти, — сказал Литвинов и, похлопав Миронова по плечу, направился к кассе.

Рассчитавшись за клюшку, Николай сохранил чек, чтобы потом отдать его Звягинцеву, и покинул магазин вместе с Мироновым. Взглянув на наручные часы, вскинул брови, удивившись, что в магазине провел более получаса. Коля поинтересовался, не утомил ли Лешу долгим нахождением в магазине, и, убедившись в обратном, спокойно зашагал к мазерати. Разблокировав таблеткой машину, Литвинов погрузил в багажник клюшку, аккуратно уложив ее и защитив от возможных повреждений, а затем сел в салон.

Домой возвращаться почему-то не хотелось, и Коля, достав телефон из кармана, написал отцу эс-эм-эс: «К обеду меня не жди». Он предложил Миронову вместе где-нибудь пообедать, а потом прокатиться по городу. Леша спокойно согласился. Черная мазерати вырулила с парковки, и вот они уже колесили по основной дороге.