По льду (СИ)

Глава 15

Тот, кто любит, должен разделять участь того, кого он любит.

Михаил Булгаков «Мастер и Маргарита»

Николай стоял возле входа в кинозал, постоянно поглядывая на наручные часы. До начала сеанса оставалось пару минут, но Ани не было на горизонте, сколько бы он ни вертелся по сторонам. Он подергивал пуговицы черного жилета, обтягивающего белоснежную хлопковую рубашку, и не терял надежды увидеть ее. Ему так сильно хотелось, чтобы она стояла перед ним здесь и сейчас, что синие вены вздувались на руках, а голова шла кругом. Она стала его манией, и Николай ощущал, будто бы утопает в зыбучих песках. Она нужна ему как глоток свежего воздуха, потому он и надеялся до последнего. Но, когда стрелка на часах приблизилась к девяти, вера в ее появление проскользнула сквозь пальцы, словно мелкий песок.

Коля провел языком по внутренней части щеки и нервно улыбнулся, сочтя себя самым глупым парнем на свете. Наивно было полагать, что после случившегося Аня согласится на поход в кино. Бессмысленно было питать надежду после ее сурового и безразличного взгляда.

Николай повернул голову в сторону молодого парня, который принимал билеты, и тот сочувствующе улыбнулся. Коля одарил его снисходительным взором и, сунув руки в карманы брюк, развернулся. Ему было плевать, что они так и не воспользуются арендой зала. Деньги были для него ничего не значащими бумажками по сравнению с тем, что он мог бы получить. Глядя на мысы начищенных до блеска туфель, он шагал вперед, пока не споткнулся и не поднял глаза вверх.

Застыв на месте, Николай несколько секунд пребывал в состоянии анабиоза. Аня была здесь. Она пришла вопреки тому, что случилось между ними. Коля сглотнул, не веря в происходящее. Даже проморгался, словно пытался понять, мираж Аня или нет. Перед глазами оказалась действительность. Вот она. Переминалась с ноги на ногу и волнительно заправляла прядь волос за ухо, оголяя правую скулу. По лицу пробежала смущенная улыбка, что породило неловкость. Ее взор остановился на уровне его грудной клетки, ведь она не решалась поднять на него глаза.

Слова комом встали в горле, и Николай не мог ничего вымолвить. Выдавил из себя улыбку и пробежался взглядом по ее образу.

— Может, все-таки пройдем в зал? — спросила она, наконец посмотрев ему прямо в глаза.

— Я думал, что ты не придешь.

— Я здесь только потому, что моя любимая экранизация будет транслироваться на большом экране, — суховато ответила Аня и подошла к двери в кинозал. Она вдруг набралась решимости, которой ей не хватало короткое мгновение назад.

— Да, конечно.

— Федя об этом ничего не знает, поэтому прошу сохранить это в тайне. Он оторвет тебе голову.

Николай выдохнул с облегчением. Ненависть Феди и его гиперопека не имела ни малейшего значения в тот момент, когда они зашли в просторный кинозал и присели на серые кожаные кресла. На подлокотниках лежали клетчатые пледы в холодных оттенках, и Коля поспешил расправить один из них, чтобы укрыть Ане колени: в зале стояла прохлада.

Осторожно, боясь задеть в специальной нише горячий шоколад и стакан попкорна, которые принесли по их запросу, он взмахнул пледом и погрузил его на ее колени, чуть касаясь их. Пальцы упорно застыли на коленной чашечке, словно это легкое прикосновение могло быть последним. Грудная клетка Ани тяжело поднялась вверх, а губы слегка приоткрылись. Касание стало для нее неожиданностью, и она растерялась.

— Прости, не хотел тебя смущать, — уловив ее замешательство, сказал Николай. — Я искал способ поговорить с тобой.

Свет в зале погас, зажегся большой экран. Поползли титры. Внимание Ани сконцентрировалось на фильме, и она не проронила ни слова. Качнула головой, отбросив подкрученные локоны назад, и откинулась на спинку удобного кресла. Николай осознал, что разговор дастся обоим непросто, но на период просмотра отключил все мысли.

Однако, как бы он ни пытался сосредоточиться на фильме, у него ничего не выходило. Даже в романе Джейн Остин Коля нашел отсылку к непростой ситуации, пустившей корни несколько дней назад. В тот вечер, когда Аня отчаянно хваталась за него и за их любовь, Николай не просто отказал ей. Он задел ее гордость, как это сделал мистер Дарси по отношению к Элизабет. И, попеременно поглядывая то на Аню, то на экран, он сомневался, что она сможет его простить. Вряд ли она захочет разделить его участь и войти в его положение.

Плавая в бассейне собственных мыслей, Коля упустил момент, когда мистер Дарси и Элизабет успели примириться. По экрану поползли титры с фамилиями актеров, а в кинозале поочередно зажглись лампочки. По левую сторону от него стоял нетронутый стакан горячего шоколада — ее любимого напитка, и он отмахнулся. Никакая еда не лезла в горло.

— Спасибо за сеанс, — обнажая колени и складывая плед, прощебетала Аня. Она смотрела перед собой, пытаясь по линиям упорядочить плед. — Провожать не нужно: поеду на такси.

Аня накинула маленькую сумочку с металлическим поясом на плечо и поспешила выбежать из кинозала, но Николай нагнал ее на ступеньках и остановил за руку. Его пальцы переплелись с ее фалангами, и легкая дрожь пробила его тело.

— Не нужно, прошу, — зажмурив веки, молила Аня.

— Прости меня, — прошептал он, вплотную приблизившись к ней. Он уткнулся носом в ее волосы и вдохнул их аромат. Они по-прежнему пахли лавандой. — Я вел себя так из-за отца. Оттолкнув тебя, я думал, что смогу тебя уберечь. Но только сильнее ранил. Я готов сделать все десять шагов навстречу к тебе, не затрагивая болезненную для тебя тему. Все, что было в прошлом, там и останется. Есть только настоящее. И я не хочу проживать это настоящее без тебя, Аня.

В абсолютной тишине Николай слышал, как трепещет ее сердце. Стоя за ее спиной, он продолжал сжимать ее руку так, словно она может раствориться. Ну же, дай мне тот ответ, который я так хочу услышать.

— Но ведь любовь — это неоправданный риск, — она развернулась к нему лицом и заглянула в его глаза, которые тянули ее на дно морской бездны. — Разве не ты это говорил?

Черт бы побрал тот вечер и те воспоминания, отголоски которых Коля улавливал сейчас. Она помнила каждое слово, которое срывалось с его уст, и высказываниями вонзала стальной кинжал в его сердце.

— Даже если и так, я готов рискнуть, — осмелился Николай. — Не могу жить во тьме. Ты уже изменила некоторые моменты моей жизни, и я хочу, чтобы твое присутствие скрашивало каждый мой день, даже когда он не может быть ярким.

— Я не могу тебя понять, — произнесла Аня, выдернув пальцы из его руки. — То ты желаешь держать меня на расстоянии, то снова приближаешься ко мне. Почему?

Николай замялся. Настал тот миг, когда ему нужно рассказать про отца, иначе следствием сокрытия станет ее потеря. А потерять Аню он не мог. Не сейчас, когда полон решимости взять на себя ответственность и противостоять отцу. Не сейчас, когда осознал, что значит любить.

— Потому что у меня непростые взаимоотношения с отцом и я вынужден подчиняться ему, чтобы он не влезал в некоторые аспекты моей жизни, — признание вызвало в нем тряску, ведь не всегда приятно сознаваться в том, что сокрыто от всего мира. Набрав в легкие больше воздуха, он продолжил: — После гибели матери он возненавидел меня и делал все, чтобы держать меня подальше от себя. Когда мои глаза стали гореть хоккеем, отец осознал, что допустил ошибку. Он думал передать мне свое дело, но я не получал от этого удовольствия. Мы заключили сделку: пока я чего-то стою как хоккеист, он меня не тронет. С полным моим взрослением он выдвинул второй ультиматум: я не должен заводить отношения, пока он того не захочет. Точнее, пока не найдет мне достойную партию. Он узнал про нас и сказал, что может тебе навредить. Потому я оттолкнул тебя в тот вечер.

— Так что же изменилось сейчас? — вопрошающе вымолвила Аня, с сочувствием глядя на Николая.

— Оттолкнув тебя, я ощутил пустоту внутри себя. Я опустошен, когда ты напускаешь на себя ледяную холодность и так смотришь на меня. Позволь мне любоваться твоей улыбкой, касаться твоих нежных рук, болтать под луной ночами напролет. Пожалуйста, — последнее слово Николай произнес с мольбой в голосе.

Аня заколебалась. Его история щипала душу, от признания ликовало все внутри, а суровая реальность препятствовала тому, чтобы принять дар, именуемый любовью. Она оказалась на перепутье двух миров. Одна дорога вела ее к Николаю, туда, где она будет счастливой и любимой; другая — в пустоту, туда, где нет ни света, ни тепла, а только одиночество. Она не могла отдаться течению и примкнуть к берегу того мира, где ее ожидал рассвет.

— Извини, но я не могу дать тебе то, что ты так рьяно просишь.

Отказ мощным ударом отозвался где-то в левой части грудной клетки. Облизнув пересохшие губы, Николай сжал пальцы. Нервы щекотали так, что подушечками пальцев он выбивал чечетку на внутренней стороне ладони.

— Ты бы простила меня, не задень я твою гордость? — спросил Николай.

Аня резко замотала головой и выдохнула, прижав ладонь ко лбу.

— Дело не в этом.

— А в чем тогда? — с непониманием Коля воззрился на нее.

— В том, что я не хочу стать препятствием в отношениях между тобой и твоим отцом. Вы крутитесь в мире больших денег. Там все работает иначе. Я же этому миру не принадлежу.

— Деньги не всегда определяют качество личности. Да, есть подлые богачи, как мой отец. Но я не он. В наших с ним отношениях целая пропасть, а из общего у нас только фамилия.

— При всем этом мне никак не заполучить одобрения. Он будет одаривать меня укоризненными взглядами и насмеиваться при каждом удобном случае. Социальное неравенство всегда будет стоять между нами. Ты должен меня понять…

В ее глазах стояли слезы, а голос предательски дрожал. Будучи не в силах находиться здесь, Аня развернулась и без оглядки поднялась по трем ступеням, отделяющим ее от выхода. Это конец. Николай отчетливо это понимал. На задворках сознания промелькнула мысль, что, пусть это и будет тщетной попыткой, но он должен ее остановить. Не мог он мириться с тем, что его мечта, словно песок, ускользает сквозь пальцы.

Николай снова нагнал ее и прошептал почти в губы:

— Подари мне поцелуй на прощание.

Он аккуратно провел рукой по ее щеке, заправляя волосы за уши. Пальцы нащупали уголок ее губ и застыли на месте. Николай смотрел в ее глаза и не видел сопротивления. Значит, она желала того же. Она может говорить все, что угодно, но ее тело никогда не будет лукавить.

Медленно, будто бы боясь спугнуть, Николай приблизился к ее лицу, горячим дыханием опаляя ее кожу. Когда их губы слились изгиб в изгиб, Николай ощутил, насколько напряжено его тело. Каждый мускул был натянут, как тетива. Нервные окончания посылали импульсы от пальцев до макушки, и всеми фибрами души Николай желал, чтобы этот момент тянулся как можно дольше. Он растворялся в этом поцелуе, как сахар растворялся в горячем шоколаде. Терял контроль над своим разумом, который уже затянуло дымкой. Мыслить ясно было невозможно, как и оторваться от ее губ.

— Я попрошу тебя подумать, — отстранившись от ее губ, прошептал Коля. — Неважно, сколько времени на это уйдет. Я не буду давить. Если ты примешь решение проститься, то я отступлю, а этот поцелуй вовек отпечатается в моей памяти как самое яркое воспоминание.

Его пальцы отдалились от ее щеки, а сам он ступил шаг назад. Коля ждал от Ани ответа, но она молчала.

— А теперь позволь мне отвезти тебя домой. Не хочу доверять тебя в руки таксистов в столь поздний час, — сделал безотказное предложение Николай, и они вышли в холл.

Теперь стены кинозала будут хранить еще одну тайну. Неизвестно, сколько пар здесь сошлось и рассталось, сколько поцелуев было в темноте. Известно только одно: кто-то все равно оставался несчастным.

***

Черная мазерати плавно остановилась у бордюра. Приглушенный свет фар очертил полукруг на серой дороге. Опустевший к ночи двор сиял в желтом свете фонарей. Тонкие саженцы деревьев колыхались то вправо, то влево, будучи неустойчивыми к дуновению ветра. В этом году октябрь выдался поистине прохладным и дождливым, солнце выглядывало из-за туч крайне редко. И жители столицы ощутили на себе суровость изменившихся погодных условий.

Николай по-прежнему держал руки на руле и смотрел перед собой. Он остановился у соседнего дома, чтобы Федя не видел его машину и не предъявил Ане за то, что она снова вошла в одну и ту же реку. Молчание царило несколько минут после того, как двигатель затих, но потом Аня отстегнула ремень безопасности и, робко поглядывая на Колю, сказала:

— Спасибо.

Николай повернул голову в ее сторону, краешек его губ дрогнул. Взор застыл на ее образе, который с каждым мгновением превращался в незримый. Каждый шаг приближал ее к подъезду и отдалял от Коли. Каждое движение дарило ей свободу, а ему — заключение. Провожая ее взглядом до подъезда, он сознавал, насколько прикипел к ней. Он обещал отступить, если она примет такое решение, но не ведал, канут ли в лету воспоминания о ней. Не знал, сколько потребуется ждать и каков будет итог ее раздумий. Неосведомленность терзала его.

Когда Аня скрылась за дверью, Коля откинулся на спинку сиденья и прикрыл веки. Ему необходимо было перезагрузиться и собраться с мыслями: впереди тендер и важная игра. Его разум должен быть чист, а воля должна быть собрана в кулак. Пальцы машинально нажали на кнопку — водительское окно плавно опустилось вниз. В разгоряченное лицо ударил поток свежего воздуха.

Распахнув веки, Николай заметил в боковом зеркале мелькнувшую тень и нахмурился. Кто-то следил за ними от самого кинотеатра, но он не придал этому значения. В тот миг, когда Коля надавил на дверную ручку, неизвестный пронесся на мотоцикле мимо мазерати и подбросил новый белый конверт. Однако в этот раз Николай не желал пускать ситуацию на самотек. Нужно было разобраться, кто этот незнакомец.

Подорвавшись с водительского кресла, Коля захлопнул с лязгом дверцу автомобиля и помчался за мотоциклистом. Он бежал и бежал без остановки, что-то выкрикивая вдогонку, пока ноги не подкосились. Лицо жгло от того, как рассекаемый на скорости ветер окутывал тонкую кожу. Незнакомец завернул за угол и выехал на главную дорогу, пару раз оглянувшись назад, чтобы проверить, что ему удалось сорваться с хвоста.

— Черт! Черт! Черт! — выругался он и бросил в ночную мглу небольшой камешек, подобранный с дороги. Мотоциклист работал в режиме инкогнито, что злило Николая еще сильнее.

Прерывисто дыша, Коля поднялся с колен, вернулся к машине и нырнул в салон, включив свет. Он попытался вспомнить номер, чтобы по отцовским связям пробить байк по базе, однако в момент погони числа расплылись из-за слезящихся от ветра глаз. В памяти всплыли только две первые цифры, но их было совсем недостаточно для того, чтобы распознать анонима.

Отчаянно ударив по рулю, Коля откинулся на водительское сиденье и опустил взор вниз: там, под ногами, покоился белый конверт от неизвестного. Он с силой наступил на него правой ногой, желая втоптать письмо в резиновый ковер. Ему не хотелось больше ничего знать: то, что сказал Александр Юрьевич, было вполне достаточно. Хотя с уверенностью утверждать, что содержимое касалось Веты, было невозможно.

Немного поразмыслив, Николай поднял ногу с конверта и, с неохотой наклонившись вперед, подцепил его пальцами. Бумага уже не была девственно белой: коричневый след от ботинка отпечатался на ней. Церемониться с конвертом Коля не стал и, небрежно вскрыв его, выудил содержимое. Снова снимок: Вета, Александр Юрьевич и Попов на фоне банкетного зала. Мать облачена в роскошное свадебное платье и длинную фатиновую фату. Накаченное тело отца обтягивает черный смокинг. Всмотревшись в фотографию, Николай осознал, что снимок сделан в день бракосочетания, и слегка удивился, что Александр Юрьевич и Владимир Андреевич дружат так долго. Почему-то ему казалось, что личный врач появился у них намного позже.

Николай вспомнил, что в прошлый раз незнакомец оставил послание на обратной стороне, и поспешил повернуть снимок. Закусив нижнюю губу и насупившись, он прошептал:

«Опрометчиво было доверять собственному отцу, который построил свою империю на лжи. Среди тебя есть люди, которые скрывают правду».

Губы у него побелели. Удар рухнул на него внезапно, и сознанием он не успел охватить то, что случилось. Его лицо было неподвижным: известие здорово ошарашило его. Коля перечитывал эти предложения раз за разом, пока они не отпечатались на подкорке, словно бессмысленное шептание могло привести его к разгадке.

Он крутил снимок, зажатый между большим и указательным пальцами, и думал только об одном: поистине ли он хочет знать правду. Жить в сладком неведении все эти годы было гораздо лучше, чем резко погрузиться в горькую правду. Шантажист, или кем бы он себя ни считал, знал их семью лучше, чем сам Коля. Он следил за каждым шагом и в удобный для него момент дергал за ниточки, тревожа их покой. От мысли, что вся жизнь на ладони у чужака, Николаю стало не по себе: волна мурашек пробежала по его телу.

***

В день тендера обстановка в доме Литвиновых была напряженной. Александр Юрьевич сильно нервничал из-за того, что не мог гарантировать победу. Найти компромат на Морозова ему не удалось, и конкурент оставался в игре. За три дня «СтройНижВет» провела две PR-акции в новых регионах, и расположение клиентов стало более лояльным. СМИ не переставали смаковать тему противостояния тертого калача Литвинова и амбициозного Морозова, который решил бросить вызов и войти в новые регионы. Акции конкурента росли, и Александра Юрьевича это тревожило. Все, что ему оставалось, — это только надеяться на авось.

В былые времена Литвинов-старший работал на опережение. Он был убежден, что у каждой крупной фирмы есть свои скелеты в шкафу, и, завидев издалека опасность, просил Казанцева найти компрометирующую информацию. Благодаря своим каналам они расправлялись с противниками зараз: из-за освещенной в газетах информации те забирали заявку на участие в тендере. Однако с Морозовым Александр Юрьевич расправиться не мог. Обороты «СтройНижВет» приравнивались к тому количеству, которое было в НИС-групп. Финансовая стабильность позволяла конкуренту занизить стоимость проекта. И Александр Юрьевич молил о том, чтобы его цена, указанная в поданной заявке, была ниже.

По дороге Николай ни словом не обмолвился с отцом. Они сидели по противоположную сторону друг от друга: Коля — справа, Литвинов-старший — слева. Атмосфера в салоне автомобиля становилась критически стрессовой для водителя, изредка поглядывавшего на задние сиденья. Он старался молчать, чтобы не нарваться на гнев Александра Юрьевича, суровый взор которого мог расплавить лобовое стекло.

У входа в кабинет, где было назначено проведение тендера, Литвинов-старший столкнулся не только с Казанцевым, но и со своим конкурентом. Вадим Александрович оживленно беседовал с помощником, выдерживая осанку и поглаживая аккуратно стриженную темную бороду. Он был выше Александра Юрьевича и, когда тот подошел к кабинету, свысока, с издевкой, взглянул на него. Карие глаза с прищуром прошлись и по Николаю.

— Готовы к поражению? — подначивал Морозов, покачиваясь на пятках. Его тело было расслабленным, а в стане Александра Юрьевича было уловимо напряжение.

— С чего бы вдруг? Вы так уверены в своей победе? — сохранял самообладание Литвинов-старший.

— Ну, признайтесь, что вы немного напряжены, как и ваш сын. Видимо, вы держите в ежовых рукавицах не только свою компанию.

В ответ Александр Юрьевич раздраженно буркнул:

— Кажется, уже пора.

Нажав на ручку, Литвинов-старший едва не повредил ногтевую пластину: настолько цепко он схватился за нее и настолько сильно был озлоблен. Поправляя черный галстук, он занял место, помеченное табличкой «НИС-групп». Казанцев вместе с Николаем последовали за ним, как и Морозов со своим помощником.

Когда в кабинете собрались все фирмы, подавшие заявку на участие, пожилой мужчина с впалыми глазами натянул на переносицу очки и, придвинув микрофон, схватил протокольную бумажку. Он поприветствовал всех и зачитал список участников. Его голос был настолько монотонным, что утомлял присутствующих.

— Условия закрытого тендера всем известны. Проект отдается на исполнение компании, которая в заявке предложила наименьшую стоимость реализации, — продолжал мужчина. — Что ж. Проанализировав поступившие решения, мы готовы озвучить победителя. Строительство автоматизированной блочно-модульной котельной на природном газе отдается… — протянул он.

Николай краем глаза посмотрел на отца, который ногтями впивался в ладони. Кожа в тех местах покраснела, как и его вздувшиеся от напряжения щеки. Он перевел взор на Вадима Александровича, который вальяжно сидел на стуле и с ехидством попеременно поглядывал то на него, то на отца. В глазах противника читалась лисья хитрость, и у Коли сложилось впечатление, будто бы Морозов давным-давно знал исход этого тендера. И собственные ощущение не подвели Николая, когда в следующую минуту по кабинету донеслись из микрофона эти слова:

— Отдается компании «СтройНижВет».

Раздались аплодисменты. Морозов привстал со стула, прижимая галстук рукой, и поблагодарил за поздравления. Он, словно пересмешник, испепелял взглядом Литвинова-старшего, ожидая оваций и от него. Однако Александр Юрьевич лишь смотрел себе под ноги и стискивал челюсти до скрипа. Проигрыш стал для того провалом, на осмысление произошедшего требовалось время.

Николай вышел из кабинета первым, не желая испытать на себе мечущий взор разъяренного отца. Этот проигрыш выбил Александра Юрьевича из колеи, который рассчитывал на крупный проект. И, хоть в победе Морозова не было вины Коли, он ощущал себя паршиво. Ему было плевать на компанию отца и ту прибыль, которую могла получить НИС-групп. Его тревожило собственное будущее, такое шаткое и хрупкое, которое сегодня разбилось о скалы. Он мечтал о свободе, которую получит после тендера, но только обрек себя на погибель: теперь отец точно не спустит ничего с рук. Борьба за спокойную жизнь будет стоить ему дорого, но теперь он намерен бросить вызов, как когда-то сделал это в юношеском возрасте.

Николай, засунув руки в карманы отглаженных синих брюк, шагал по коридору, глядя себе под ноги. Он настраивал себя на совместное времяпрепровождение с обиженным отцом, ведь до тренировки оставалось полдня, а в таунхаусе сложно не пересечься. Коля уловил стук двери и обернулся: Морозов с его помощником вышли из кабинета. На лице противника поселился хитрый оскал, присущий несправедливому победителю. Вадим Александрович смотрел в сторону Коли, но как будто взор был устремлен ему за плечо. В недоумении Николай оглянулся назад и не успел осознать, что происходит.

Аня прижалась к нему всем телом и, став на носочки, обхватила ладонями его лицо. В следующий миг ее губы соприкоснулись с его устами. Их губы сливались воедино, и счет во времени был потерян, будто бы здесь, в этом коридоре, не было никого, кроме них. Они теряли себя, и Николай ощутил, как горит в огне собственных чувств. Пламя любви становилось все обширнее и обширнее. Он горел до тех пор, пока пепел не рассыпался, точнее, пока Аня не прервала поцелуй.

— Это значит «да»? — первоочередно сорвалось с его уст, расплывшихся в улыбке.

Переживания о тендере отошли на задний план, когда ее тонкие пальцы пробежались по скуле и нарисовали полумесяц. Так нежно она касалась его тонкой кожи и так искренне смотрела ему в глаза, будто в этой синеве восходило ее солнце.

— Спрашивай меня хоть бесконечное количество раз, ответ всегда будет «да», — ответила Аня и обняла Колю за спину, прижавшись головой в его груди.

Николай ощутил, как его душа обрела покой. Все, что ему было нужно, — это Аня. А она была рядом. Он склонил над ней голову, будучи выше ее, и носом зарылся в ее волосы. Губы оставили легкий поцелуй на макушке. Ему не хотелось ничего говорить, да и не нужно было более задавать вопросы: ее ответ его устроил.

Тем временем оскал Морозова стерся, а на лице повисла гримаса ревности и негодования. Громко постукивая лакированными туфлями, он подошел к ним и задел Колю плечом. Николай перевел на него непонимающий взор.

— Не стоит посягать на то, что принадлежит только мне, — выпалил Морозов, искоса поглядывая на Аню. Он не позволил задать лишних вопросов и, оставив Николая в недоумении, удалился вместе со своим помощником.

— Как тендер? — с некоторой надеждой в голосе спросила Аня. Она старалась сохранить спокойствие, но все ее существо дрожало от испуга после слов Морозова.

— Отец проиграл его.

— И что это значит?

— Боюсь, тебе придется переехать ко мне, чтобы я мог тебя защитить. Для отца проигрыш означает начало войны с Морозовым. Оба способны на что угодно.

Последняя капля веры в лучшее испарилась в тот миг, когда Николай сообщил о фиаско отца. Значит, Вадим будет в городе до момента завершения проекта.

— Но… — попыталась возразить она.

— Не волнуйся, ты поживешь в гостевой комнате. Наш дом под постоянным наблюдением, поэтому тебе ничего не будет грозить. На лед будем ездить вместе. Отныне куда ты, туда и я, — не выпуская ее из объятий, твердил Николай.

— Как же я сообщу об этом Феде? Боюсь, он придет в ярость.

— Я сам с ним поговорю и все объясню. Тебе не стоит волноваться на этот счет.

— А отец? — Аня подняла на него глаза.

— Ему придется смириться с моим выбором. Теперь ты под моей защитой, — Коля провел рукой по ее волосам, переходя на шею. Прислонившись к уху, он прошептал: — Наша любовь — до луны и обратно.