По льду (СИ)

Глава 16

Мне не нужен мир, где нет тебя.

Там, где ты, мой дом.

— Может, стоит отложить разговор? — с ноткой беспокойства в голосе спросила Аня, когда черная мазерати притормозила у подъезда.

Николай повернул голову в ее сторону и, отстегнув ремень безопасности, накрыл ее ладонь. В ее глазах читался страх, и он не мог взять в толк, почему эта дружба сопровождается такими жесткими запретами. Он мог бы поставить себя на место Феди, чтобы понять его позицию, однако его собственничество и чрезмерная опека с запретами на общение не укладывались в его голове. Возможно, это была особая забота, ведь Николай так и не узнал, что именно их связывало, потому он спросил:

— Боишься его реакции?

— Немного. Ты не подумай, что он тиран. Просто в силу некоторых обстоятельств он сильно печется о моей безопасности, — оправдывалась Аня, не сбрасывая его ладонь.

Николай смолчал и одарил ее понимающим взглядом. Поцеловав ее руку, он открыл дверцу автомобиля.

— Пойдем.

Минуты в лифте тянулись мучительно долго. Кабина плавно поднималась вверх, на двенадцатый этаж, а тишина сдавливала виски подобно тискам. В воздухе витала тревога, и им не хотелось ею упиваться. Коля уставился на треугольную стрелку, подсвечиваемую красным цветом, и с облегчением выдохнул, когда загорелась цифра «12» и лифтовая кабина притормозила. Двери с писком открылись, и он огляделся по сторонам в поисках нужного направления: ему еще не доводилось бывать здесь.

— Направо, — подсказала Аня. — А затем прямо, до упора.

Прикоснувшись к звонку, Николай ощутил, как Аня, стоя у него за спиной, сжала его руку. Она знала, что Федя видит их через видеозвонок, и побаивалась его реакции. Хоть у нее в сумочке и валялась связка ключей от квартиры, заходить спонтанно с Николаем она не решалась.

— Все будет хорошо, — Коля постарался ее успокоить и в ответ сжал ее пальцы, ощутив тепло.

Входная дверь распахнулась — и на пороге вырос Федя в свободной футболке и спортивных штанах. Глаза опустились вниз и пристально посмотрели на переплетенные пальцы Ани и Коли. На его лице заиграли желваки, а мускулы напряглись. Он изо всех сил пытался сохранить самообладание и не наброситься на Литвинова на лестничной клетке, боясь изречений соседей. Прочистив горло, он вымолвил:

— Заходите.

Коля переступил порог первым, Аня шагнула за ним, прикрывая за собой входную дверь. Не прошло и минуты, как Федя схватил Николая за ворот куртки и прижал к стене. Стиснутые челюсти заскрипели, курчавая челка упала на лоб, а в зелено-голубых глазах застыло огненное пламя. Ярость, с которой он втискивал Колю в стену, напугала Аню. Подойдя к Феде, она положила руку на его плечо и жалобно, едва слышно, сказала:

— Отпусти, пожалуйста.

Но ее слова пролетели мимо его ушей. Он дернул плечом, чтобы сбросить ее руку. Аня сглотнула и сделала шаг назад. Нервы щекотали кожу, и она прикрыла рот ладонью, чтобы не расплакаться. Она не знала, как скоропалительно выйти из этой ситуации, и чувство безысходности давило на нее с невиданной силой. Взглянув на Николая, Аня увидела его спокойствие и улыбку на устах, хотя ворот куртки теснил его горло, перекрывая поток кислорода.

— Понимаю твой гнев. Он вполне оправдан, но думаю, нам стоит спокойно все обсудить, — даже не пытаясь вырваться из хватки, произнес Коля и перевел взор на Аню. — Наедине.

Федя закатил глаза и отпустил Колю.

— Побудь в своей комнате, пожалуйста, — сказал Ане Федя, указав рукой на дверь ее спальни. Сам же прошел в гостиную вслед за Литвиновым.

Хоть гостиная оказалась светлой и не очень просторной, в ней чувствовался комфорт, созданный умелой женской рукой. Белые стены были увешаны картинами разных размеров в стиле авангардизма, на журнальном столике стояли ваза с розами и пару подсвечников, рядом с которым лежал роман Джейн Эйр. Николай подошел к серому дивану, накрытому молочным пушистым пледом и усыпанному декоративными подушками, и остановился. Взор пал на куст монстеры, за которым пряталась граненая рамка с любительскими фотографиями, которую, как ему показалось в тот момент, не успели повесить на стену. Он хотел взглянуть, однако грубый бас Феди заставил его обернуться.

— Я же предупреждал тебя.

Коля не ступил шагу с места и провел пальцами по листьям монстеры. Срываться на вратаря команды не входило в его планы, хотя тон был непозволительно резким.

— Она сама сделала этот выбор. Ты не вправе решать судьбу другого человека.

— Она мне как сестра. Ты прекрасно это знаешь.

— Знаю, — бросил Коля и повернулся к Феде лицом. — Именно поэтому сейчас я здесь. Я не прячу голову в песок, как трусливый страус. Я умею брать ответственность за свои поступки.

Любимов ухмыльнулся.

— Ты считаешь, что совершил хороший поступок?

— Уж точно не согрешил. Я больше не сделаю ничего, что может ее огорчить. Можешь быть в этом уверен. Я хочу предоставить ей полную защиту, в которой она особенно нуждается сейчас.

Федя нахмурился. Мускулы его тела заиграли под футболкой.

— Куда ты ее втянул? — ярость снова блеснула в его глазах.

— Никуда, — ответил Николай, встряхнув плечи. — Прошлое настигло ее само.

— О чем ты? — с еще большим недоумением спросил Федя.

— О Морозове.

До этого Николай не знал, что одна лишь человеческая фамилия способна возродить ярость. Всего несколько букв, а человек вспыхивает, словно вулкан. Федя оттолкнул его на диван и почти набросился с кулаками, но Николай успел увернуться.

— Ты снова за старое?

— Я не знаю, как он связан с Аней, — Коля потер ладони. — Но вот-вот разразится война между ним и моим отцом за строительный проект. Морозов выиграл тендер, а мой отец точно не простит ему победу.

— И что ты этим хочешь сказать? Какую защиту ты можешь ей предоставить? — в голосе Феди прозвучало нескрываемое презрение.

— Аня поживет у меня какое-то время.

Любимов залился истерическим смехом и пнул мысом домашнего тапочка молочный ковер под журнальным столиком. Просьба Литвинова была для него немыслимой. Сдержанность, которой пропитались мышцы лица оппонента, безрассудно действовала на Федю. Ему хотелось пересечь ту линию выдержки, которой придерживался Коля, и наброситься на него с кулаками. Но в соседней комнате была Аня, которая была не на стороне Феди.

— Ты издеваешься? — сорвался на крик Любимов, метнув прожигающий взор в сторону Николая.

— Федя, при всей неприязни ко мне попытайся здраво мыслить, — Коля вздохнул и потер пальцами отяжелевшие веки. Упертость собеседника его утомляла, но уйти без результата он не желал. — Мой дом охраняется круглосуточно, а я всегда буду рядом.

Федя отрицательно мотнул головой, не допуская ни малейшей мысли благоприятного исхода для Литвинова.

— Исключено. Все проблемы только из-за тебя. Пока ты не появился, в ее жизни был покой.

Николай вскочил с дивана, считая обвинения в свой адрес отнюдь не справедливыми.

— И в чем же я виноват? В том, что родился в семье Литвиновых? — он развел руками. — Или в том, что мой отец бизнесмен, а? Быть может, по-твоему я виноват в том, что Морозов приехал к нам в город и решил наставить рога моему отцу? Все, что ты говоришь, — это глупо.

— А разве не глупо играть с человеком в игру «дальше — ближе»?

Николай закусил внутреннюю сторону щеки, стараясь не потерять самообладание. Понизив тон, он вымолвил:

— Я не играл в нее.

— Разве? — Федя изогнул бровь.

— Прошлое не играет никакой роли в момент, когда готова разразиться ядерная катастрофа. Я просто хочу, чтобы ты принял к сведению три факта. Первый — мы с Аней будем встречаться, второй — она будет жить у меня, третий — наша личная неприязнь не выносится на лед. В хоккее мы отключаем все чувства и играем на холодную голову, — заключил Коля.

Он развернулся и прошел в коридор, оглядываясь по сторонам в поисках спальной комнаты. Николай сделал пару шагов вперед и завернул направо, увидев через приоткрытую дверь силуэт Ани. Она буквально застыла на месте: руки безжизненно повисли, стеклянный взор был прикован к изголовью кровати. Коля не сомневался в том, что отголоски разговора с Федей долетели до ее ушей. Иначе бы она не пребывала в состоянии прострации.

— Возьми, пожалуйста, все необходимые вещи на первое время. Остальные купим в случае чего.

— Разговаривая на повышенных тонах, вы сумели прийти к соглашению? — спросила она.

— Эм, можно и так сказать.

Аня пождала губы и одобрительно кивнула головой. Ей слабо верилось в то, что они смогли договориться, ведь отголоски колких фраз доносились до ее комнаты. Но медлить было нельзя, поэтому она наспех набросала вещи в спортивный рюкзак. Застегнув молнию, Аня протянула портфель Коле, а сама забрала с комода сумку с фотоаппаратом и объективами.

— Кажется, все, — сказала она.

Николай переплел их пальцы, и они вышли из комнаты, никак не ожидая, что Федя встанет у двери и перекроет выход рукой, упершись ладонью в стену.

— Ты выходишь отсюда один, — процедил Любимов.

— Кажется, ты не понял моих намерений. Мы уходим отсюда вдвоем, — смело твердил Николай.

— Федя, пожалуйста, пропусти, — просила Аня.

— Ты правда этого хочешь? — обратился к ней Любимов.

Аня сжала пальцы Николая, показывая серьезность своих намерений. Ей не нужно было ничего говорить. По ее решительному взгляду Федя все осознал: все действительно серьезно. Он опустил руку вниз и отошел от двери.

— Спасибо, — прошептала Аня, и в следующий миг дверь за ней с лязгом захлопнулась.

***

Ужин в семье Литвиновых начался с полного безмолвия и косых взглядов. Екатерина Андреевна, как обычно, сервировала стол на три персоны, подала горячие блюда и позвала всех к приему пищи. Александр Юрьевич, растилая белую салфетку на коленях, сначала не поднимал глаз ни на сына, ни на Аню. После проигранного тендера им так и не удалось поговорить, и Литвинов-старший держал обиду на сына за то, что в такой нелегкий час он выбрал девушку, а не его. Александра Юрьевича в принципе злило то, что Николай наплевал на все запреты, оговоренные ранее, будто бы больше не боялся никаких угроз. Он начал сознавать, что с появлением Ани Костенко держать Колю в узде стало практически невозможно.

Аня сидела напротив Александра Юрьевича и ощущала тягостную неловкость. Его холодность настораживала ее, и пальцы почти минуту не могли разложить салфетку. Почувствовав, как рука Николая потянулась к салфетке, Аня перевела на него взор.

— Не волнуйся и чувствуй себя, как дома, — успокоил Коля и уложил салфетку на ее колени. — Что тебе положить из еды?

Аня оглядела заставленный блюдами стол и в растерянности приоткрыла рот. Екатерина Андреевна приготовила столько всего, что разбегались глаза. Они с Федей не привыкли к такому широкому пиру, как устраивался в доме Литвиновых каждый день и считался для них нормой. И от этого чувство смущения и неравенства в положении нарастали с чудовищной силой. Краем глаза уловив ухмылку на лице Александра Юрьевича, Аня осознала, что ей ко многому придется привыкнуть, как бы трудно это ни было.

— Эм, наверное, просто салат, — смутившись, ответила Аня.

— Уверена? — переспросил Николай, уловив ее замешательство. Ему было важно, чтобы она ощущала комфорт в этом доме.

Аня взглянула на запеченного окуня, стоявшего посередине стола, и кивнула головой. Первый ужин оказался для нее стрессом, и она не готова была налегать на пищу, требующую усилий.

— У вас завтра игра, — прервал их диалог Александр Юрьевич и, наконец, оторвал взор от тарелки. — Надеюсь, вы хорошо к ней подготовились?

Николай поставил тарелку, заполненную овощным салатом, возле Ани и, придерживая хребет окуня, принялся вилкой отделять мякоть.

— Можешь не сомневаться. Сергей Петрович приложил максимум усилий, — на слове «максимум» его брови взлетели вверх. — Хочешь посетить?

— Не сейчас, — отрезал отец. — У меня есть дела важнее, чем хоккей.

Николай ухмыльнулся. Семейный бизнес был для отца всегда важнее, чем сын и его увлечения.

— Что планируешь делать дальше? — поинтересовался Коля.

— Идти в наступательную атаку, — без стеснений сказал Литвинов-старший. — Морозову отдавать проект я не собираюсь.

Опасения Николая подтвердились. Чтобы потешить свое самолюбие, Александр Юрьевич пойдет на крайние меры, которые могут отразиться и на семье. Коля посмотрел на Аню, взгляд которой потух от одной фамилии, прозвучавшей за столом.

— И как же ты собираешься вернуть проект?

— Ну, — отец откашлялся. — К примеру, мило побеседовать с твоей дамой сердца и узнать то, что ты не смог выведать до тендера.

Корпус Александра Юрьевича выпрямился, а мышцы натянулись, как гитарные струны. Он перевел пристальный взор на Аню, со всей суровостью прожигая ее существо. Литвинов-старший будто бы пытался выбить ее из равновесия, но Николай, сжав под столом руку Аню, выкрикнул:

— Прекрати!

С саркастичностью Александр Юрьевич продолжал, уложив приборы на полупустую тарелку:

— Отчего же? Ты впустил ее в наш дом, а я не могу и поговорить с ней?

— Не можешь. Тема этого человека под запретом.

— Юноша, сбавь темп, а лучше притормози! — Литвинов-старший поднял руки с развернутыми ладонями вверх. — Никогда не знал, что тебе свойственны такая нежность и чуткость. В кого тебя превратила эта девчонка? — хитрые глаза метнулись в сторону Ани. — Раньше твои глаза горели исключительно хоккеем.

— А твои сияли любовью к моей матери, и не было в тебе той желчи, что льется изнутри сейчас.

— Замолчи! — отец стукнул по столу, и приборы, так аккуратно уложенные на тарелке, соскочили на скатерть.

— А ты не превращай наш ужин в поле боя. Для этого больше подходит твой кабинет. Нравится тебе или нет, но, придет время — мы с Аней обручимся и построим наш дом! Если ты хочешь, чтобы там было место для тебя, как гостя, то тебе лучше полюбить ее и принять в нашу семью.

Лицо Александра Юрьевича раскраснелось от злости, а щеки раздулись, словно воздушные шары. Его грудная клетка заполнилась воздухом настолько, что выпирала вперед. Он пытался сдержать воинственный пыл, но выходило это очень слабо.

— Спасибо, что испортил нам спокойный ужин, — сказал Николай и поднялся со стула, бросив салфетку на стол.

Аня поняла, что Коля хочет ее увести, и, снисходительно посмотрев на его отца, встала вслед за ним. Как только они перешли в левое крыло таунхауса, Аня сбавила шаг и остановила Николая за руку. Слова, слетевшие с его уст в момент перепалки с отцом, обескуражили ее, поэтому, когда Коля обернулся, она спросила:

— То, что ты сказал, — это серьезно?

Николай подцепил указательным пальцем ее подбородок и прошептал почти в губы:

— Более чем. Я испытываю это чувство впервые, и оно нравится мне. Не хочу, чтобы наше время заканчивалось.

Коля наклонился вперед, и их губы слились в нежном поцелуе. И в окутавшей таунхаус тишине слышалось учащенное сердцебиение. Такое, какое бывает в момент осознания чего-то важного. В это мгновение Николай открыл для себя одну ценность: ему не хотелось отпускать Аню никогда и никуда. Вкладываясь в чувственный поцелуй, он видел будущее, в котором все пространство, свободное время и вся жизнь принадлежали ей. Его сердце теперь принадлежало только ей.

Отстранившись, Коля на короткий миг призадумался, а затем, неожиданно взяв Аню за руку, направился к выходу, захватив по пути верхнюю одежду.

— Мы куда?

Но Николай не объяснился. Махнул охраннику рукой и попросил выгнать мазерати за ворота. Он был настолько охвачен значимостью нахлынувших чувств, что слова не собирались в предложения. Все мысли заполонило безумие.

— Пристегнись, пожалуйста, — заботливо попросил Коля. — Ехать придется очень быстро.

— Мы куда-то сильно спешим? — поинтересовалась Аня, пристегивая ремень безопасности. Она по-прежнему находилась в легкой растерянности и не понимала, к чему такая спешка. Импульсивность ранее была Коле не характерна.

— Можно и так сказать.

Эти слова стали единственными, что прозвучали в салоне, пока автомобиль находился в движении. Высотные здания, подсвечиваемые салоны, бутики и рестораны стремительно проносились мимо них. И Аня не поспевала рассматривать ночную столицу на такой скорости. Хотя в этом и не было особой нужды: она уже гуляла по этим улицам.

Когда шины заскрипели и двигатель затих, Аня осмотрелась вокруг. В глаза бросилась яркая неоновая вывеска тату-салона. Обратив взор на Колю и изогнув бровь от удивления, она спросила:

— Это и есть то место, в которое мы так спешили?

Освободив себя от давящих оков ремня безопасности, Николай взял ее руку и перевернул ее навзничь. Пальцы коснулись ее хрупкого запястья.

— Хочу, чтобы это, — он принялся указательным пальцем прорисовывать полумесяц, — отпечаталось здесь навсегда. Знаю, что все это сумасшествие, но разве не ты сделала полумесяц символом нашей любви?

Уголки ее губ вздернулись вверх. Аня, приблизившись к Николаю и накрыв ладонью его пальцы, прижалась к его разгоряченной щеке и прошептала:

— Знаешь, что самое лучшее в тебе?

— И что же?

— Твоя чувственность. Раньше ты был так безразличен к таким мелочам, — припомнив командный выезд за город, сказала Аня.

— Ты сделала меня таким. Ты научила меня проживать эмоции, и теперь я поистине счастлив, хотя вокруг нас творится настоящий хаос.

— Когда ты рядом, хаос не страшен.

— Я всегда буду рядом, — оставив влажный след от губ на щеке, Николай отпрянул от Ани.

— Тогда нам действительно стоит поспешить, ведь набивать татуировку нужно обоим.

Тату-салон оказался необычайно светлым местом. Уже с порога забрезжил свет подвесных ламп и зажужжала контурная машинка. На одном из белых кресел, какие бывают в кабинете стоматолога, лежала девушка и осматривала стену с ажурным граффити. Мастер без остановки наполнял очерченное пространство на ее ключице синей краской, и Аня напряглась, заметив, как из глаз незнакомки текут слезы. Она постаралась перевести внимание с девушки на неординарный дизайнерский интерьер, однако картины с черепами на холстах отнюдь не уняли ее тревогу.

— Вы к нам? — уточнил свободный мастер, достав стерильный набор с иглами.

— Да, — без колебаний в голосе ответил Коля. — Хотим набить парное тату.

Мастер, на коже которого не было свободного места от многочисленных татуировок, похлопал по креслу, приглашая жестом одного из них. А затем, выкрикнув кличку — так, по крайней мере, показалось Николаю — вскрыл крафтовый пакет. Из-за двери подоспел другой мастер, отозвавшийся на странное прозвище. Его рост был чуть ниже, чем у напарника, и, к удивлению Коли, забита была только левая рука. Его лысина блестела в холодном свете ламп, а короткие полноватые ноги еле-еле тащились по матовому напольному покрытию.

— Приляг, красавица, — позвал тот, и Аня, сглотнув, прилегла на кресло-кушетку. — Напряжена ты до предела. В первый раз что ли?

Аня мотнула головой. Николай к тому моменту уже закатал рукав черной водолазки, и его мастер обеззараживал запястье правой руки. На лице Коли даже не промелькнул страх, будто бы набить тату — плевое дело. Он обладал той выдержкой, которая не была присуща Ане, но ей хотелось бы иметь столько мужества и храбрости, сколько есть у него.

— Тоже на правом запястье? — осведомился мужчина и получил положительный ответ. — Тогда выбирайте эскиз.

— Полумесяц, — в унисон пропели они.

К удивлению мастеров, это было самое быстрое решение, которое когда-либо принимали их клиенты. По обычаю выбор растягивался на пятнадцать, а то и двадцать минут, если в салон захаживали эстеты. Но это решение было принято за долю секунды. Мастера пошептались между собой, со вздернутыми бровями поглядывая то на Колю, то на Аню. А затем их машинки завизжали, а иглы принялись набивать контур полумесяца.

Минуты летели одна за другой, пока на запястье отпечатывался символ светлой и чистой любви. Мужчины мастерски выводили контуры полумесяца, периодически делая паузу, и заполняли пустое пространство специальной краской. Николай не чувствовал боли, так как привык и не к такому, и все это время следил за Аней. Он не ведал, действует ли у нее наружный анестетик так же, как у него. Не знал, высок или низок у нее болевой порог, но Аня старалась быть непоколебимой, и взгляд ее был блуждающим.

Когда контурные машинки остановились, а иглы перестали пробивать запястья, на небе рассыпались мелкие звезды. Их было так много и светили они так ярко, будто бы алмазное мерцание. Серебристая луна взошла, прочно закрепившись на темно-синем полотне. А вместе с ней прочно закрепилась та первая любовь, считавшаяся сродни чуждой и порочной.

— Не могу поверить, — обнимая Николая за шею, лепетала Аня. Прохладный ветер трепал ее волосы, но это было незначительным в момент, когда внутри разгоралось пламя. — Неужели мы правда сделали это?

— Увековечили наши чувства на запястье? — Николай зарылся правой ладонью в ее волосы.

Аня кивнула головой. Раскрасневшееся запястье ныло, и Коля коснулся его губами, пытаясь забрать неприятную боль.

— Скажи, наша любовь безумная? — вдруг спросила она.

Так ли безумна эта любовь? Если раньше Николая терзали смутные сомнения на этот счет, то теперь все было иначе. Он знал, что их любовь — это нечто большее, чем просто безумие. Потому ответил:

— Больше. Она сокрушительная.

Простодушная улыбка закрепилась на ее устах, а мелкие ямочки появились на щеках.

— Ты правда так сильно меня любишь?

— До луны и обратно.

***

Таинство осенней ночи спустилось на город. В кромешной тьме, с едва заметным проблеском луны, Николай сидел на полу, подмяв под себя ноги, и смотрел невидящим взором в панорамное окно. Сон проходил мимо него, а голова была тяжелой от заполонивших ее мыслей. Он много думал о том, что случилось с ним за последнее время, настолько сильно погрузившись в этот процесс, что шорох за дверью заставил его дернуться. Нерешительность ночного визитера проявлялась в шагах, которые то приближенно, то отдаленно улавливались Николаем. Но затем шаги стихли, и скрипнула дверь.

— Не спишь? — шепотом спросила Аня, просунув голову в дверной проем.

Футболка и штаны, которые Коля дал ей для ночевки, мешковато и чересчур по-домашнему висели на ней. В сумраке Николай не видел ее смущения, но был уверен в том, что она ощущает себя неловко. Особенно в его вещах и с растрепанными волосами.

— Проходи, — сказал Коля и услышал, как дверь со скрипом закрылась.

Отливающая серебром луна послужила им светом. Аня присела на пол, подмяв под себя ноги, и обвела Колю блуждающим взором. В свете луны его кожа казалась неестественно бледной, лицо отчего-то онемело, а губы слегка подрагивали. Он старался ничем не выдать себя, однако Аня, вспомнив, каким он был несколько часов назад, заподозрила нечто неладное.

— Ты почему не спишь? — поинтересовалась она. — Кажется, уже совсем поздно. Завтра ведь матч.

Взор Николая по-прежнему был направлен в ночную пустоту, а корпус оставался неподвижным. Он словно боялся смотреть на нее в момент, когда собственные размышления сдавливали его голову подобно тискам. Бесцветным голосом он сказал:

— Никак не могу отключить свои мысли.

Подсев ближе к Коле и обняв его со спины, Аня прижалась всем существом к нему. Так крепко ее руки сдавливали его стан, а тонкие хрупкие пальцы крепились на грудной клетке, что Николай вздрогнул. Еще никто и никогда не пытался забрать его боль и унять его смятенность.

— Что тебя тревожит? — спросила она. — Если это из-за тех слов за ужином, то я не приняла их близко к сердцу.

— Дело не в этом. Точнее, не только в этом.

— А в чем тогда? — уложив подбородок на его левое плечо, уточнила Аня.

Николай приподнял правое колено, прижатое к полу, и выудил из незатейливого тайника два снимки. Он учился доверять, и жизнь преподнесла ему еще один шанс прямо сейчас.

— Вот в чем, — он протянул две фотографии, которые были подброшены незнакомцем. — Эти снимки я получил недавно от анонима. Кто-то пытается убедить меня в том, что мой отец убил мою мать.

— Т-то есть как?

Аня сглотнула, ошарашенная такой новостью. С первого знакомства Александр Юрьевич произвел на нее не самое приятное впечатление, но она и не задумывалась о том, на что способен этот человек. Она подцепила пальцами снимки, продолжив одной рукой обнимать Колю, и всмотрелась в изображение незнакомой ей женщины. Голубые глаза, золотистые локоны. Да Николай был вылитой копией своей матери!

— Я смутно помню тот вечер, — выдержав короткую паузу, начал Коля. — Мне было всего пять лет, когда матери не стало.

— Ты говорил с отцом?

— Да. Он утверждает, что моя мать случайно выпала из окна. Но…

— Но это не так… — продолжила за него Аня.

— Если честно, то я не знаю, кому мне верить: лживому и черствому отцу или незнакомцу. Каким бы паршивцем он ни был, я не думаю, что он посмел бы причинить вред женщине, которую любил. В глубине души таится крупица веры в него. Но я совершенно запутался. И, по всей видимости, незнакомец хочет, чтобы я во всем разобрался. Но я не понимаю, какова его роль: добродетеля или злодея. А главное — в чем выгода для анонима.

— А это кто? — Аня присмотрелась ко второму снимку и ткнула пальцем в мужчину, стоявшего возле Александра Юрьевича.

— Это наш личный врач Попов. По совместительству друг семьи, — ответил Николай с хрипотцой в голосе.

— Может, тебе стоит поговорить с ним? — Аня вернула Николаю фотографии. — Если они близко дружили, то этот человек может быть осведомлен.

— Я пытался связаться с ним в тот же вечер, когда получил этот снимок. Однако он как в воду канул. Абонент не абонент, одним словом. Если верить отцу, то Попов за границей.

В воздухе повисло молчание, плавно перетекающее в размышления. Аня раздумывала над словами Коли и сознавала, в каком затруднительном положении он оказался. Отец — эгоистичный, холодный, зацикленный на деньгах человек, который плевать хотел на своего сына. Верить ему — все равно что добровольно решиться прыгнуть с парашютом.

— У тебя ноутбук рядом? — вдруг неожиданно выдала она.

— Зачем? — Николай свел брови к переносице. Недоумение повисло на его лице.

— Напишем Попову е-мейл. Человек может игнорировать звонки, но электронную почту проверяет каждый день. Попросим его заехать к тебе домой, как только он вернется.

Коля указал рукой на прикроватную тумбу, на которой покоился ноутбук. Аня за одно мгновение перенеслась к кровати, оказалась рядом с компьютером в руках и присела рядом с ним, попросив ввести пароль для входа.

Николай обнял Аню за плечи и притянул к себе, тепло улыбнувшись. Судьба подарила ему девушку, которая не боялась касаться его холодных мыслей. Ему больше не нужно было держать эту боль внутри себя, словно дым. И он бы отдал все, чтобы каждую ночь сидеть с ней до утра и чувствовать прикосновения ее тонких пальцев на своем запястье.