* * *
В суровый час раздумья нас не троньте
И ни о чем не спрашивайте нас.
Молчанью научила нас на фронте
Смерть, что в глаза глядела нам не раз.
Она иное измеренье чувствам
Нам подсказала на пути крутом.
Вот почему нам кажутся кощунством
Расспросы близких о пережитом.
Нам было все отпущено сверх нормы:
Любовь, и гнев, и мужество в бою.
Теряли мы друзей, родных, но веры
Не потеряли в Родину свою.
Не вспоминайте ж дней тоски, не раньте
Случайным словом, вздохом невпопад.
Вы помните, как молчалив стал Данте,
Лишь в сновиденье посетивший ад.
1942
* * *
Ире
Бой шел всю ночь, а на рассвете
Вступил в село наш батальон.
Спешили женщины и дети
Навстречу нам со всех сторон.
Я на околице приметил
Одну девчонку лет пяти.
Она в тени столетних ветел
Стояла прямо на пути.
Пока прошли за ротой рота,
Она не опустила глаз
И взглядом пристальным кого-то
Разыскивала среди нас.
Дрожал росой рассвет погожий
В ее ресницах золотых.
Она на дочь мою похожей
Мне показалась в этот миг.
Казалось, все дороги мира
Сошлись к седой ветле, и я,
Себя не помня, крикнул: «Ира,
Мой птенчик, ласточка моя!»
Девчонка вздрогнула и, глядя
Колонне уходящей вслед,
«Меня зовут Марусей, дядя»,—
Сказала тихо мне в ответ.
«Марусей? Ах, какая жалость!» —
И поднял на руки ее.
Она к груди моей прижалась,
Дыханье слушала мое.
Я сбросил груз дорожных тягот.
«Ну что же, Ира, не ревнуй!» —
Всю нежность, что скопилась за год,
Вложил я в долгий поцелуй.
И по дорогам пропыленным
Вновь от села и до села
Шагал я дальше с батальоном
Туда, где дочь меня ждала.
1942
* * *
Письмо и карточка в конверте,
Написан четко адрес твой.
Обязан быть готовым к смерти
Солдат, не раз ходивший в бой.
Мы здесь привыкли к этой мысли
И, жажду жизни затая,
Висим на шатком коромысле
У самой грани бытия...
Пусть нелегко нам, ну так что же,
К нам век тревожный наш ревнив.
Мы чище сделались и строже,
Все суетное отстранив.
И мерой нас какой ни мерьте,
Как ни оценивайте нас,
Мы здесь в глаза глядели смерти,
И мы не опустили глаз!
1942