* * *
Остановясь на полуслове,
Встаю, бросаю карандаш.
Горит родное Подмосковье,
Гудит от выстрелов блиндаж.
Ну что, поэт? Бери гранаты,
Тяни латунное кольцо!
По фронту хлещут автоматы,
Песок и снег летят в лицо.
Умри, но стой! Назад ни шагу:
Ты эту землю не отдашь.
Здесь ценят стойкость и отвагу,
Здесь штык нужней, чем карандаш.
Забудь пристрастье к многословью,
К строке, что лирик сочинил.
Сегодня люди пишут кровью
За неимением чернил...
Земля, седая от мороза,
Окопы, надолбы, штыки.
Война, война — святая проза
И позабытые стихи.
НА ПЕПЕЛИЩЕ
Среди тряпья, немецких касок, ям
Здесь, у крыльца, валялось под ногами
Льняное полотенце, по краям
Расшитое большими петухами.
Веселое творенье женских рук:
Два петуха — косые гребни, шпоры
Они трубили зорю, а вокруг
Все заплели цветы, легли узоры.
Но полотенце было вмято в грязь,
И петухи убиты каблуками,
Они, последним криком подавясь,
Лежали с незакрывшимися ртами,
А в доме — тихо, пусто и темно,
Рассыпанные по полу патроны,
Заложенное бревнами окно
И на стене безликие иконы.
Я обошел с товарищами дом
По гильзам, черепкам и ржавой жести
И полотенце, подцепив штыком,
Повесил на крыльцо на видном месте...
В какой-то день, в деревню возвратясь,
Свое жилище женщина узнает
И полотенце, брошенное в грязь,
Колодезной водою отстирает.
Повесит вновь его под образа,
И хоть вокруг все голо, незнакомо,
Впервые вытрет насухо глаза
И наконец поймет, что снова — дома.