Поэзия периода Великой Отечественной войны и первых послевоенных лет

Холодный плащ с простреленной полой,

И крестики узора на сорочке,

И ладанка с московскою землей

На потемневшей бисерной цепочке.

Эфес расшатан, треснули ножны,

Но он презрел парадную отвагу;

И без того народы знать должны

Разящую суворовскую шпагу!

Он вспоминал шестидесятый год —

Осенний дождь, разбрызганную глину.

Струилась кровь у городских ворот,

И казаки скакали по Берлину.

Он говорил: «Пруссак и знать не мог,

Что здесь его достанет наша пика.

А русский штык? Орлы, помилуй бог,

Недаром мы клевали Фридерика!»

Суворов хмурит старческую бровь:

«Что есть мечта? Прошедшего наследство....»

И тот поход, как первая любовь,

А может быть, как радостное детство.

Душа — железо, а мечта — опала,

Мечта ложится в прочную оправу.

О призрак детства — старый Ганнибал,

Провидевший суворовскую славу!

Орлиный век, орлиная судьба!

Одна лишь мысль о них — благоговейна.

Поет фанагорийская труба,

Ведет полки от Ладоги до Рейна.

Дунайский ветер, жесткий финский снег

И площади встревоженной Варшавы...

Идет необычайный человек

К вершинам чистым подвига и славы.

За ним шагают верные полки,

Мерцает медь безжалостных прикладов,

И ровно светят тульские штыки

Лазури италийских ветроградов.

Идет сквозь лед, граниты и грозу

С уверенной улыбкой исполина.

На горном солнце искрится внизу

Извилистая рейнская долина.

Грозит снегам стремительным перстом

И, вдохновленный мужества примером,

Обняв солдата, дедовским крестом

Меняется с героем-гренадером.

И глубина альпийской синевы

Струит прохладу чистого колодца.

Как сердце бьется! И земля Москвы

Опять стучится в сердце полководца.

1944