Поэзия периода Великой Отечественной войны и первых послевоенных лет

Прожили двадцать лет.

Но за год войны

мы видели кровь

и видели смерть —

просто,

как видят сны.

Я все это в памяти сберегу:

и первую смерть на войне,

и первую ночь,

когда на снегу

мы спали спина к спине.

Я сына

верно дружить научу, —

и пусть

не придется ему воевать,

он будет с другом

плечо к плечу,

как мы,

по земле шагать.

Он будет знать:

последний сухарь

делится на двоих.

...Московская осень,

смоленский январь.

Нет многих уже в живых.

Ветром походов,

ветром весны

снова апрель налился.

Стали на время

большой войны

мужественней сердца,

руки крепче,

весомей слова.

И многое стало ясней.

...А ты

по-прежнему не права —

я все-таки стал нежней.

Май 1942 г.

Когда на смерть идут — поют,

а перед этим

можно плакать, —

ведь самый страшный час в бою —

час ожидания атаки.

Снег минами изрыт вокруг

и почернел от пыли минной.

Разрыв —

и умирает друг.

И значит, смерть проходит мимо.

Сейчас настанет мой черед.

За мной одним

идет пехота.

Будь проклят

сорок первый год,

ты, вмерзшая в снега пехота!

Мне кажется, что я магнит,

что я притягиваю мины.

Разрыв —

и лейтенант хрипит.

И смерть опять проходит мимо.

Но мы уже

не в силах ждать.

И нас ведет через траншеи

окоченевшая вражда,

штыком дырявящая шеи.

Бой был коротким.

А потом

глушили водку ледяную,

и выковыривал ножом

из-под ногтей

я кровь чужую.

1942

Я был пехотой в поле чистом,

в грязи окопной и в огне.

Я стал армейским журналистом

в последний год на той войне.

Но если снова воевать...

Таков уже закон:

пускай меня пошлют опять

в стрелковый батальон.

Быть под началом у старшин

хотя бы треть пути,

потом могу я с тех вершин

в поэзию сойти.

1943—1944

Действующая армия

Мы не от старости умрем,—

от старых ран умрем.

Так разливай по кружкам ром,

трофейный рыжий ром.

В нем горечь, хмель и аромат

заморской стороны.

Его принес сюда солдат,

вернувшийся с войны.

Он видел столько городов!

Старинных городов.

Он рассказать о них готов.

И даже спеть готов.

Так почему же он молчит?

Четвертый час молчит.

То пальцем по столу стучит,

то сапогом стучит.

А у него желанье есть.

Оно понятно вам?

Он хочет знать, что было здесь,

когда мы были там...

1946