Поэзия периода Великой Отечественной войны и первых послевоенных лет

По земле поземкой жаркий чад.

Стонет небо, стон проходит небом!

Облака, как лебеди, кричат

Над сожженным хлебом.

Хлеб дотла, и все село дотла.

Горе? Нет... Какое ж это горе...

Полплетня осталось от села,

Полплетня на взгорье.

Облака кричат. Кричат весь день!..

И один под теми облаками

Я трясу, трясу, трясу плетень

Черными руками.

1941

Я проходил, скрипя зубами, мимо

Сожженных сел, казненных городов,

По горестной, по русской, по родимой,

Завещанной от дедов и отцов.

Запоминал над деревнями пламя,

И ветер, разносивший жаркий прах,

И девушек, библейскими гвоздями

Распятых на райкомовских дверях.

И воронье кружилось без боязни,

И коршун рвал добычу на глазах,

И метил все бесчинства и все казни

Паучий извивающийся знак.

В своей печали древним песням равный,

Я сёла, словно летопись, листал

И в каждой бабе видел Ярославну,

Во всех ручьях Непрядву узнавал.

Крови своей, своим святыням верный,

Слова старинные я повторял, скорбя:

— Россия, мати! Свете мой безмерный,

Которой местью мстить мне за тебя?

1941

Прошло с тех пор немало дней,

С тех стародавних пор,

Когда мы встретились с тобой

Вблизи Саксонских гор,

Когда над Эльбой полыхал

Солдатский наш костер.

Хватало хвороста в ту ночь,

Сухой травы и дров,

Дрова мы вместе разожгли,

Солдаты двух полков,

Полков разноименных стран

И разных языков.

Неплохо было нам с тобой

Встречать тогда рассвет

И рассуждать под треск ветвей,

Что мы на сотни лет,

На сотни лет весь белый свет

Избавили от бед.

И наш костер светил в ночи

Светлей ночных светил,

Со всех пяти материков

Он людям виден был,

Его и дождь тогда не брал,

И ветер не гасил.

И тьма ночная, отступив,

Не смела спорить с ним,

И верил я, и верил ты,

Что он неугасим,

И это было, Джонни Смит,

Понятно нам двоим.

Но вот через столбцы газет

Косая тень скользит,

И снова застит белый свет,

И свету тьмой грозит.

Я рассекаю эту тень:

— Где ты, Джонни Смит?!

В уэльской шахте ли гремит

Гром твоей кирки,

Иль слышит сонный Бирмингам

Глухие каблуки,

Когда ты ночью без жилья

Бродишь вдоль реки?

Но уж в одном ручаюсь я,

Ручаюсь головой,

Что ни в одной из двух палат

Не слышен голос твой

И что в Париж тебя министр

Не захватил с собой.

Но я спрошу тебя в упор:

Как можешь ты молчать,

Как можешь верить в тишь, да гладь,

Да божью благодать,

Когда грозятся наш костер

Смести и растоптать?

Костер, что никогда не гас

В сердцах простых людей,

Не погасить, не разметать

Штыками патрулей,

С полос подкупленных газет,

С парламентских скамей.

Мы скажем это, Джонни Смит,

Товарищ давний мой,

От имени простых людей,

Большой семьи земной,

Всем тем, кто смеет нам грозить

Войной!

Мы скажем это, чтоб умолк

Вой продажных свор,

Чтоб ярче, чем в далекий день

Вблизи Саксонских гор,

Над целым миром полыхал

Бессмертный наш костер!

Октябрь 1946 г.

Москва