Герцог подал руку вдове и проводил ее до кареты.
- Вы не хотите ехать со мной? - сказала она самым очаровательным голосом.
Влюбленный старик не заставил повторить просьбу: он вскочил в карету с легкостью юноши и сел возле вдовы.
- На улицу Пепиньер № 41,- сказал он лакею, поднявшему подножку и затворившему дверцы.
Г-жа Маласси уже давно ожидала случая остаться наедине со своим старым обожателем, она искала этого с того дня, когда его племянник так дерзко навел на нее лорнет.
- Дорогой герцог,- сказала она ему в ту минуту, когда каре- выезжала со двора,- для вас действительно не слишком далеко дому до меня.
- Вы находите, душа моя?
- Да, по крайней мере сегодня.
- Вы прелестны,- сказал он, взяв руку и поцеловав ее.
Но г-жа Маласси шла прямо к цели.
- Без комплиментов,- сказала она и прибавила, - прикажи- вашему кучеру проехать через Елисейские поля в Нельи. Ночь свежа, а у меня страшная мигрень: надо освежиться.
- Ваше желание - закон,- отвечал герцог и приказал ехать, куда желала вдова.
- Теперь,- сказала г-жа Маласси,- позвольте мне, мой дорогой герцог, воспользоваться случаем и сообщить вам новость, которая, может быть, удивит вас.
- Ого! - сказал герцог,- вы заинтересовываете меня.
- Эта новость состоит в том, что я уезжаю. Эти слова г-жа Маласси произнесла натуральным и спокойным голосом, но, несмотря на это, они поразили герцога; его почти душило от волнения; в продолжение нескольких секунд он находился в оцепенении и не мог сказать ни слова для изъяснения своего горестного удивления.
- Да, любезный герцог, я уезжаю… завтра поутру.
- Вы… уезжаете,- проговорил герцог голосом человека, потерявшего рассудок,- но зачем же… куда?
- Я уезжаю по известным мне причинам и не могу объяснить вам цели этого путешествия.
Она улыбнулась и прибавила:
- Вы видите, мой бедный друг, что вам не посчастливилось в ваших вопросах: я не могу отвечать на них.
- Вы хотите убить меня, - сказал старик, у которого сделалось нервное дрожание, причем голос его страшно изменился; г-жа Маласси 'вздрогнула и поняла, как велика и как истинна была его любовь к ней.
- Я?.. Убить вас?.. друг мой!., вы потеряли рассудок.
- О, может быть… я не знаю; но ради Бога, Лора, не шутите впредь со мною так жестоко.
- Любезный герцог,- отвечала вдова,- я нисколько не шучу;’ но я вижу, что вы так поражены известием о моем близком отъезде, что я не могу дойти до жестокости скрыть от вас его причину.
- Итак, вы едете?
- Еду завтра поутру.
- Куда же вы едете?
- Вы узнаете это после.
- Но наконец… вы, может быть, уедете на одну неделю.
- Нет, на год или на два, и я признаюсь вам, что еду в Италию.
Герцогу казалось, что он видит страшный сон.
- Я уезжаю для того, чтобы обо мне позабыли немного в Париже.
- Забыли… вас?
- Прежде всего, чтобы вы забыли меня,- сказала она холодно.
Так как старик пришел в остолбенение и не мог сказать ни слова, то г-жа Маласси продолжала:
- Когда женщина так скомпрометирована, как я, когда она сделала ошибку и эта ошибка обнаружилась настолько, что ее нельзя поправить, этой женщине более нечего делать, как расстаться с обществом и бежать… Вот это-то я и хочу» сделать, любезный герцог.
- Лора, Лора,- проговорил старик, задрожав еще более и оробев, как ребенок,- ради Бога… объяснитесь.
- Как? - сказала она с необыкновенным воодушевлением.- Вы не понимаете? Вы не понимаете, что с того рокового и проклятого дня, когда я сделалась вдовою, я. очутилась одинокой и беззащитной. Я стала смотреть на свет сквозь свое горе, и он показался мне обширною пустыней; тогда я встретила вас и имела непростительную слабость принять сперва вашу дружбу, предложенную вами с таким благородным бескорыстием…
Вдовушка приостановилась, как будто бы не могла пересилить волнения; герцог схватил се руки и начал страстно целовать их.
- Боже мои, - продолжала она, - я была слаба… я была виновна… вы дали мне обещания, которым я напрасно поверила по простоте души. Увы! Я дорого заплатила сегодня за свое заблуждение и должна принять меры…
- Но…- прошептал герцог прерывающимся голосом,- обещания, сделанные мною… я их сдержу.
- Теперь уже поздно,- сказала она сухо.
- Поздно?
- Да, поздно, потому что теперь весь Париж…, Боже мой! Я это видела сегодня… у маркизы… и ваш дерзкий племянник слишком сильно дал мне почувствовать это.
- Мой племянник! - воскликнул герцог гневно.
- Да,- отвечала она,- ваш племянник сказал мне, самым дерзким образом, что я… О нет! - прервала она, залившись слезами,- никогда я не осмелюсь произнести этого слова.
- Милостивая государыня! - воскликнул старый герцог, до-веденный до безумия этой сценой отчаяния, так хорошо разыгран-ной, что каждый на его месте был бы обманут ею.- Мой племянник дурак, и я научу его оказывать почтение тетке его, герцогине де Шато-Мальи.
Г-жа Маласси воскликнула и упада без чувств в объятия Своего старого обожателя.
- Поезжай домой! - закричал герцог кучеру.
Кучер поворотил лошадей, проехал Елисейское поле, и карета подъехала к отелю де Шато-Мальи. Когда она остановилась у подъезда, г-жа Маласси все еще была в обмороке, и старый герцог бесполезно старался привести ее в чувство.
В отеле все спали, кроме швейцара, лакея и дворника. Только они трое видели, что герцог приехал домой с женщиной в бальном платье, лежащей без чувств и которую, как казалось, он очень любил, судя по его встревоженному виду и по горестным восклицаниям.
- Скорее, скорее,- приказывал он, - перенесите барыню в комнату герцогини… Позовите доктора… или нет… подайте спирту, уксусу! - говоря это, он чуть не задыхался.
Госпожу. Маласси перенесли на нижний этаж, в комнату, где долго жила покойная герцогиня де Шато-Мальи. Там влюбленный герцог, вне себя от волнения, так старался привести ее в чувство, называл ее такими нежными именами и говорил таким отчаянным голосом, что она решилась открыть глаза и осмотреться с удивлением вокруг себя.
- Ах!' Наконец! - сказал старик радостно.- Наконец вы возвращены мне.
Она взглянула на него и вскрикнула:
- Боже мой! Где я? Куда вы завезли меня? Да говорите же, говорите, объясните мне.
- Вы у меня,- сказал герцог.
- У вас?
Она вскочила с ужасом и повторяла безумным голосом:
- У него! Я у него! Ах, я пропала!
- Вы у себя,- повторил герцог,- у себя, а не у меня, потому что не дальше как через три недели, вы будете герцогиней де Шато-Мальи.
Г-жа Маласси опять вскрикнула, но она нашла, что уже нет надобности вторично падать в обморок.
- Нет, нет,- сказала она.- Это уже невозможно. Вы обесчестили меня…
Так как ей показалось, что герцог не понимает ее, будущая герцогиня сказала с горечью:
- Вы безумны и жестоки, потому что вы думаете, как мне кажется, привезти меня сюда днем как вашу жену, после того, как вы привезли меня сюда тихонько ночью при ваших слугах… О, тогда,- прибавила она с иронией и отчаянием, заставившим герцога окончательно потерять голову,- тогда ваш племянник стал бы иметь право сказать мне прямо то, что он подразумевал сегодня: «Мой дядя украл у меня наследство, женившись на своей любовнице».
Г-жа Маласси, рассчитав на эффект, который произведут ее слова и на последствия самые отдаленные, встала с достоинством обиженной царицы, завернулась в свою мантилью и послала рукой прощальное приветствие герцогу.
- Прощайте,- сказала она.- Вы погубили меня… я прощаю вас…
Она сделала два шага и прибавила со вздохом:
- Потому что я любила вас… Прощайте!
Она вышла, оставив герцога пораженным до такой степени, что у него не достало сил бежать за нею и удержать ее. Ловкая вдовушка быстро сбежала с лестницы отеля, как тень проскользнула мимо швейцарской ложи и очутилась на улице; через пять минут она уже была дома. Всякая другая женщина довольствовалась бы тем, что поймала герцога на слове, но она знала людей, с которыми имела дело й была не такова, чтобы позволить себе разыграть роль не до конца.
Уже около двух лет герцог вздыхал у ног ее; уже целый год он поговаривал, но слегка, что женится на ней; он боролся с предрассудками; но по мере того как вдовушка все более и более опутывала его сетями, он стал поговаривать менее уклончиво. Его останавливала всего более неравность брака.
Г-жа Маласси собралась нанести решительный удар; доказательством этого служит описанная нами сцена.
Уходя домой, она сказала сама себе: «Через три недели я буду герцогиней де Шато-Мальи. Если бы я не упала в обморок, он отложил бы свадьбу на три месяца; а если бы я осталась теперь у него, все пропало бы». Она улыбнулась и прибавила: «У герцога есть ключ от сада: через час он придет ко мне».
Дом, в котором жила г-жа Маласси, состоял из большого строения на улицу и из павильона, находящегося посреди сада. В этом-то павильоне и жила она с тремя слугами: с кухаркой, горничной и управителем, которого она только что наняла.' Он и горничная ожидали вдову. Хотя она пришла домой пешком, но можно было подумать, что она приехала в карете, потому что возвратилась в три часа ночи и в бальном платье. В ней не осталось никаких следов мимолетной, или, лучше сказать, притворной тревоги, которой она-обманула герцога. Следовательно, ее люди не могли подозревать, что она приехала не с бала, а из другого места.
Павильон г-жи Маласси был обширен, хорошо меблирован и состоял из двух этажей.
В него вели две двери. Через одну входили в сени, выложенные черным и белым мрамором. Другая дверь, внизу лестницы, вела в сад и скрывалась за решеткой, которая шла до стены и примыкала к другой маленькой двери, выводившей на улицу Лаборд - улицу пустынную не только ночью, но и днем. В эту дверь никто не имел права входить,- кроме г-жи Маласси, впрочем никто не видал, чтобы она ходила через нее. Однако у этой двери были два ключа. Один ключ был у вдовы, а другой у герцога де Шато-Мальи. Этим ключом можно было отворять не только дверь в сад, но и дверь в павильон.
Очень часто, в полночь, когда уединенная улица Лаборд становилась совершенно пустою, два человека пробирались к двери сада. Один из них отпирал ее, а другой стоял сторожем. Первый пробирался около решетки в павильон и поднимался по лестнице, которая вела в верхний этаж, то есть, прямо в комнаты г-жи Маласси. Он выходил оттуда всегда почти через час, товарищ же ждал его у калитки. Этот товарищ был лакей герцога де Шато- Мальи, тот самый, который заставил прогнать себя и унес нечаянно ключ от сада.
Когда г-жа Маласси возвратилась домой, она застала своего нового слугу мирно разговаривающим с горничной. Этот слуга, поражающий своим странным и грубым лицом, атлетическим сложением, широкими плечами и взглядом, обнаруживающим дикие страсти, был тот самый человек, которого мы встретили на собрании червонных валетов, когда там председательствовал Рокамболь.
Каким образом человек такой отвратительной наружности мог понравиться г-же Маласси? Это случилось по рекомендательному письму, доставленному Рокамболем и подписанному личностью с громким именем Сен-Жерменского предместья. Маркиза N… очень рекомендовала Вантюра, прожившего у нее десять лет в кучерах и оставившего свою должность только потому, что стал худо видеть. и поэтому не мог' безопасно управлять каретой.
Мнимая маркиза приписывала безобразие лица покровительствуемого ею человека страшной болезни, посетившей его в молодости и придавшей вид бандита честнейшему человеку в мире.
Кроме того, что письмо было убедительно, госпожу Маласси склонила умеренность платы, спрошенной Вантюром. Он требовал только шестьсот франков жалованья, содержание и квартиру. Вследствие всего этого она наняла Вантюра, который поступил к ней с того же утра. Впрочем, несмотря на свое безобразие, он стал казаться гораздо благообразнее в голубой ливрее с красными отворотами, нежели в прежнем черном сюртуке, в белом жилете и в брелоках из композиции.
Вдовушка отпустила его, сказав, что он может лечь спать, и пошла в свою комнату, где у нее был разведец большой огонь.
- Поскорее,- сказала она своей горничной, бросаясь в кресло и сняв мантилью,- отыщи чемодан и картоны, поставь их посреди комнаты и набей какими-нибудь тряпками.
- Вы едете куда-нибудь? - спросила горничная, удивленная приказанием.
- Нет, но я показываю вид, что еду.
Горничная была опытная девушка; она лукаво посмотрела на свою госпожу.
- Вы изволите ожидать герцога? - спросила она,
- Да,- отвечала вдова.- Теперь уж он сам хочет жениться на мне.
- А вы не хотите?
- Нет.
- В таком случае; я пойду укладывать свои вещи, потому что надеюсь переехать вскоре в отель де Шато-Мальи.
- Это может случиться,- сказала госпожа Маласси, которая, как мы видим, вверилась своей горничной. Этим она оправдывала мысль, что, так как добродетель и порок существуют во всех классах, то женщина хорошего круга может сделать ошибку; но та, которая довернется служанке,- не из высокого звания.
Поверенная исполнила приказание госпожи и уложила несколько вещей в чемодан, а в картоны - две шляпки и несколько кружевных вещей.
Итак, вдова, не скрывавшая ничего от своей горничной, рассказала ей точь-в-точь все, что произошло между нею и герцогом после отъезда из отеля Ван-Гоп.
Камеристка, желая отплатить за честь, сделанную ей этой доверенностью, серьезно выслушала до конца свою госпожу и высказала следующее мнение:
- Я не позволю себе дать вам совет, но, если вы позволите мне сделать замечание, я осмелюсь сказать, что вы должны показать вид, что уезжаете.
Это я и намерена сделать, моя милая.
- На вашем месте я написала бы герцогу трогательное прощальное письмо.
- В то время, как вошел бы герцог, я сделала бы* вид, что оканчиваю и собираюсь запечатать.
- Ты умная девушка!.. Теперь можешь уйти.
- Вы очень добры,- сказала горничная, уходя.
Оставшись одна, госпожа Маласси последовала совету горничной и села за хорошенький письменный, стол из розового дерева, на котором было поставлено все, что необходимо для письма; она взяла в руки перо и начала писать, но в этот момент она вздрогнула и начала прислушиваться. Ночь была тиха, и слышны были малейшие звуки.
Вскоре бряцанье ключа, вкладываемого в замок, потом скрип двери поразили слух вдовы.
- Вот он! - подумала она.
В самом деле, по дорожке сада послышались шаги, потом отворилась вторая дверь, потом шаги послышались на лестнице… Госпожа Маласси продолжала писать… Но вот постучались два раза в двери комнаты.
- Войдите, - сказала вдова.
Она не повернула головы, ее взор был устремлен на свое письмо.
Дверь отворилась; в нее вошел человек и остановился на пороге.
В уверенности, что увидит бледное и встревоженное лицо старого герцога, вдова спрятала письмо в картон и медленно подняла голову, но вдруг вскрикнула, поспешно встала с места и отступила назад…
Человек, пробравшийся к ней с ключом, человек, перешагнувший через порог ее спальни в четыре часа утра, был не герцог де Шато-Мальи. Это был чужой!