Похождения Рокамболя. Книга 3. Клуб Червонных Валетов

XIV.

Когда Фернан Роша пришел в себя, он находился уже не на тем месте, где происходила дуэль; секунданты, противник - все исчезло. Он лежал на кровати в глубине алькова, где царил таинственный полумрак. Поставленная на камин лампа неясно освещала окружающие Предметы, которые раненый обвел удивленным взглядом. Ему показалось, что он находится в обширной спальне, роскошно убранной и которой он никогда ранее не видал. Прежде всего он увидел мебель, самую изящную, какую только могут изобрести фантазия и искусство: шкафы с позолотой, прелестные жардиньерки, мягкие кресла, покрытые серою шелковою материей, ковры, драпировки, занавеси, обои прекрасных узоров.

Это была спальня щеголихи, спальня какой-нибудь двадцатилетней герцогини, недавно вышедшей замуж. Все было щеголевато и пристойно в этой комнате и не было ничего такого, что заставило бы предполагать, что эта комната принадлежит женщине сомнительного поведения. В этом хорошеньком гнездышке было так много вкуса, роскоши и изящества, что если фея этого жилища была не герцогиня, то, по крайней мере, закулисная царица французской комедии. Фернан напрасно приводил на память самое отдаленное прошлое, он наконец уверился, что никогда не бывал Здесь. И однако же он лежал тут один, посреди совершенного безмолвия. Сделанное им движение вырвало из его груди болезненный крик. Эта боль озарила перед ним ярким светом все, что произошло. Он вспомнил дуэль, противника, секундантов, странное ощущение холода в то время, когда острие неприятельской шпаги проникло в его плечо. Он догадался, что его наскоро перенесли куда-нибудь. Несколько капель крови на подушке и перевязка на ране окончательно напомнили ему все случившееся.

Крик его, надо полагать, встревожил обитателей неизвестного дома, потому что близ кровати раздвинулась драпировка и к нему подошел на цыпочках толстый и плешивый человек серьезного вида, в синих очках, в черной одежде и в белом галстуке. Не говоря ни слова, человек этот взял руку раненого и ощупал пульс.

- У вас только одна не очень сильная лихорадка, - сказал он,- это хороший признак… Страдаете вы?

- Не очень,- отвечал Фернан, догадавшись, что имеет дело с доктором - только я сделал слишком резкое движение.

Доктор открыл плечо и поправил перевязку, которая немного сдвинулась с места.

- Надо лежать не шевелясь,- сказал он, - спокойствие необходимо для вас.

- Разве я опасно ранен? - спросил Фернан.

- Не опасно, отвечал доктор, - но довольно сильно, и я думаю, что продержу вас в постели, по крайней мере, дней восемь. К счастью, теперь зима, а для ран зима лучше лета.

- Позволите ли вы мне задать вам один вопрос?

Доктор утвердительно кивнул головой.

- Позвольте узнать, где я? В больнице?

- Нет.

- В таком случае, я, верно, у секунданта или у моего противника!

Милостивый государь, я не могу сообщить вам никаких сведений по поводу этого,- сказал доктор простодушно.- Я был призван к вам два часа тому назад. Вы лежали на постели одетым а кровь обильно лилась из вашей раны… Одна женщина, одна молодая дама, лет двадцати…,

- Моя жена! - воскликнул Фернан.

- Не знаю. Небольшого роста, блондинка, очень хороша собою.

- Это не Эрмина, - прошептал раненый,- у кого же я?

- Я ничего не знаю. Я видел, что эта дама обтирала кровь. С нею была только служанка.

- Но,- продолжал Фернан, вне себя от удивления, - здесь нет никого из мужчин?

- Нет.

- И вы не знаете, кто эта дама, у кого…

- Ее не называли при мне по имени; более я ничего не могу смыть вам.

«Какая странная тайна» - подумал раненый.

В это время портьера снова поднялась, и Фернан услышал легкие шаги по ковру: какая-то женщина вошла на цыпочках. Эта женщина произвела сильное впечатление на раненого. Таинственность приключения и нравственное расположение к восприимчивости, случившееся вследствие душевной тревоги, испытанной ям за несколько часов перед тем, наконец, дивная красота незнакомки много способствовали этому впечатлению.

Это было прелестное, маленькое создание, белокурое, как Мадонна Рафаэля, с глазами синими, как пучина морская, с округленным гибким станом, с маленькими ножками и ручками, похожими более на детские, нежели на женские.

Утреннее черного бархата платье на голубой подкладке увеличивало дивную белизну ее голых рук и шеи; томная, несколько печальная улыбка, свойственная женщинам, испытавшим уже горе жизни, блуждала на ее лице.

Она подошла, беспокойно взглянула на Фернана и сделала ему приветствие рукою.

- Как вы себя чувствуете? - спросила она.

Ее сладкий, мелодичный голос окончательно очаровал раненого.

Он хотел поблагодарить ее и, может быть, спросить: по какому странному стечению обстоятельств он находится у нее, но она прижала розовый пальчик себе ко рту.

- Тише! - сказала она.- Доктор полагает, что вы должны говорить как можно меньше.

В то же время она подошла к столику, на котором стояла чашка с питьем, и взяла ее. Так как доктор не мог видеть ее в это время, она опять приложила палец ко рту, и раненый понял, что она не желает, чтобы ее расспрашивали при постороннем свидетеле.

После этого она подошла к кровати и поднесла Фернану питье; раненый не мог не восхищаться ее нежной и блестящей красотой.

- В настоящую минуту я более не нужен здесь,- сказал ей доктор.- Рана не опасна, лихорадка не очень сильна, через несколько часов я приеду сделать перевязку.

Она поклонилась ему с важностью царицы, взяла свечку, посветила ему и сама вышла за ним.

Фернан находился в сильном изумлении.

У кого же он? Зачем не дали знать его жене? Он позвонил; незнакомка возвратилась.

- Хотя вы и приказали мне молчать,- сказал Фернан,- хотя вы и полагаете, что мое присутствие здесь должно быть тайной для меня самого, но вы не откажете мне в одной милости.

- Говорите,- сказала она, улыбнувшись.

- У меня есть жена, которую я люблю и которую должно сильно беспокоить мое отсутствие.

- Ваша жена уже извещена.

Белокурая незнакомка сопровождала эти слова таким взглядом и такой улыбкой, которые могуч’ смутить самое чистое сердце.

Потом она прибавила:

- Предположите, что вы находитесь во дворце феи, спасшей вам жизнь и которая в награду за доброе дело просит вас только об одном.

- О, скажите, о чем! - воскликнул он с выражением благодарности.

- Об одном очень простом деле.

Она продолжала смотреть на него все с тою же очаровательной улыбкой.

- О чем же вы просите? - спросил он.

Она опять приложила пальчик к губам и сказала:

- Не разговаривать.

С этими словами она скрылась.

Фернан остался опять один. Он был в недоумении и удивлялся красоте незнакомки.

В продолжение нескольких минут он ждал, что она возвратится, и даже чувствовал непостижимое нетерпение и беспокойство, которых не мог объяснить. Но прошли минуты, прошел час, а белокурое создание не возвращалось.

Фернан вступил в это время в лихорадочный фазис, следующий Почти всегда за беспамятством, происшедшим от раны. Легка ли, тяжела ли рана, она почти всегда производит обморок; но, если даже и не таков ее результат, последствием ее всегда бывает горячка и бред.

Вскоре Фернаном овладели страшные галлюцинации, он незаметно потерял сознание своего настоящего положения и провел в таком состоянии несколько часов; лампа, слабо освещавшая комнату, наконец, погасла. В темноте галлюцинации сделались сильнее и страшнее; молодая блондинка играла в них не последнюю роль.

Странное дело! Фернан думал в одно и то же время о своей жене и о незнакомке; иногда смешивал их в одно существо; потом ему казалось, что он умер, что он был убит и что находится в преддверии другого света. Переходя таким образом от одной галлюцинации к другой, он уснул. Когда он проснулся, луч солнца уже пробивался через занавесь окна и играл на ковре.

Сон успокоил немного горячку больного, и рассудок возвратился к нему. Мало-помалу он собрал свои воспоминания и мог разобрать, со всеми подробностями, происшествия вчерашнего дня, т. е. неслыханную обиду, нанесенную ему на балу у маркиза Ван-Гоп; и ее последствия до той минуты, когда он упал, сраженный шпагой противника.

К этому примешалась женщина. Что сделалось с противником, с секундантами? Куда его перенесли? Почему его жена не с ним? И кто это восхитительное создание, ухаживающее за ним?

Вот вопросы, которых он не мог разрешить; но, наперекор всему, Фернан думал об оставленной им на балу жене, которая, конечно, возвращаясь домой, надеялась найти его у себя и провела ночь в сильном беспокойстве.

Однако, он не смел никого позвать и решился ждать, чтобы кто-нибудь пришел. Действительно, через некоторое время дверь, через которую ушла белокурая незнакомка, отворилась, и Фернан почувствовал, что им овладело странное смущение: его сердце забилось, и образ! прекрасной и целомудренной Эрмины, которую он ни на минуту не переставал любить в продолжение четырехлетнего счастливого супружества, стал бороться с образом женщины, окруженной таинственностью.

На пороге открывшейся двери Фернан увидел прелестную незнакомку. Она подошла к нему полу-печальная, полу-улыбающаяся и сказала:

- Доктор скоро приедет делать перевязку. Как вы себя чувствуете? Не очень ли вы страдаете? Спали ли вы сколько-нибудь?

Она делала все эти вопросы прелестным, сладким, как мелодия, голосом, и ему показалось, что таинственная и сильная любовь подсказывала ей каждое слово.

- Теперь мне лучше,- сказал он,- но…

- Но что? - спросила она.

- Моя жена…- прошептал Фернан.

- Тише! Ваша жена знает обо всем; ваша жена спокойна… довольствуйтесь этим.

Фернан чувствовал жестокое и неизъяснимое волнение. Однако, он не спросил даже имени этой женщины, он любил Эрмину.

Она хотела взять его руку, чтобы увериться, что у него нет жара, но Фернан схватил ее руку и почтительно поцеловал: это был поцелуи благодарности.

Она отняла руку и немного покраснела.

- Что вы делаете? - сказала она.

- Я благодарю вас и стараюсь засвидетельствовать свою благодарность,

- Вы ничем не обязаны мне, - сказала она просто.

- Однако?.. - сказал он вопросительно.

- Угадываю, - сказала она, - вы желали бы узнать, где вы, каким образом вы очутились здесь и кто я?

- Действительно.

- Но,- сказала она,- это невозможно.

- Невозможно?

Да, невозможно сказать вам не только, кто я, но и где вы находитесь… однако…

- Что? - сказал больной с замиранием сердца.

- Я могу сказать вам, что вы в Париже и что вас перенесли ко мне в то время, когда вас ранили.

И она прибавила с улыбкою на розовых губах:

- Все остальное - тайна.

Фернан смотрел на нее с немым удивлением.

- Ваша рана неопасна,- сказала она,- но вам строго запрещено вставать и делать резкие движения; мне доктор сказал, что вам будет предписана строгая диета.

Она продолжала улыбаться и прибавила: "

- Однако, через восемь дней вы будете перевезены к себе… к вашей жене…

При этих словах она удалилась, как будто бы страшась сказать еще что-нибудь.

Вечером у Фернана снова сделалась горячка и бред. Он провел ночь беспокойно. Были разные сны, галлюцинации; ему чудилось, что белокурая незнакомка стоит рука об руку с его женой.

При пробуждении он почувствовал, слабость; по всему телу пробегала нервная дрожь; глаза налились • кровью. Он не мог ясно видеть предметы и не мог бы читать или писать.

Прекрасная сиделка вошла на цыпочках в комнату, подошла к кровати и, окинув его быстрым взглядом, узнала верное положение больного. '

- Здравствуйте,- сказала она.- Вам лучше, гораздо лучше; кризис, которого я боялась, прошел.

- Вы боялись кризиса?

- Да, и я была принуждена солгать вам.

- Как это?

- Я сказала вам, что известила о вас жену вашу…

Фернан вскрикнул.

- И ей… не дали знать?

- Нет. Ей написали просто, что важное дело заставило вас уехать на несколько дней из Парижа. Я боялась кризиса… теперь он миновал… И мы можем… вы можете написать… Г-жа Рошэ успокоится.

Фернан был поражен.

- Вы знаете мое имя? - сказал он.

- Без сомнения. Без этого вы не были бы здесь.

- Правда,- сказал он, тронутый верностью ответа.- Но для чего вы не написали моей жене?

- Для того, чтобы не испугать ее. Теперь позвольте повторить вам, хотя вам трудно владеть рукою, однако я думаю, что вы можете написать ей две строчки или, по крайней мере, подписать то, что я напишу.

Она взяла маленький пюпитр и поставила его на кровати подле Фернана. Затем дала ему бумагу, чернила и перо и сказала:

- Попробуйте.

Он взял перо и попробовал написать несколько строк, но от сделанного им движения перевязка сдвинулась с места, и он вскрикнул.

- Я худо вижу,- сказал он.

- Боже мой! - сказала молодая женщина, - я слишком понадеялась на ваши силы… Позвольте, я буду вашим секретарем.

Она села к кровати, взяла перо и написала:

«Милая Эрмина, легкая рана заставляет меня прибегнуть к помощи чужой руки, чтобы написать тебе. Однако я могу сам. подписать письмо…»

Прекрасная незнакомка остановилась и с улыбкой посмотрела на Фернана.

- А ведь это надо сделать, - сказала она,- несмотря на боль.

Она взяла опять перо и продолжала писать:

«Я находился в большой опасности; к счастью, я спасен и люблю тебя. Через восемь дней я возвращусь к тебе. Не пугайся и не печалься; знай, что всегда и везде я твой, и что твой образ врезан в моем сердце.

Любящий тебя Фернан».

- Я думаю,- сказал хорошенький секретарь Фернана,- я думаю, что гораздо лучше не входить в подробности этого печального дела.

В самом же деле, белокурая красавица не написала последних двух фраз, рассчитывая на слабость и головокружение Фернана и в уверенности, что он не в состоянии читать.

Она написала следующее:

«Я дрался из-за безделицы и был немного ранен. К счастью у той, которая была причиной дуэли, премиленькая беленькая ручка, которая и взялась написать тебе эту записку вместо меня. Прощай, до свидания; целую твою руку».

Она имела смелость поднести это письмо.

- Я не могу читать,- сказал он,- но подпишу.

И он действительно подписал дрожащей рукой, но довольно четко, так что Эрмина не могла сомневаться в подлинности подписи.

Незнакомка тотчас же взяла письмо, положила его в конверт, запечатала своим перстнем, и в то время, как Фернан восторженно любовался ее грациозными движениями, прелестными положениями головы, изгибами ее стройной и тонкой талии, она шептала про себя, надписывая адрес:

- Вот почерк и печать, которых мадам Рошэ никогда не забудет!

Она выбежала улыбаясь и послала своею рукою прощальное приветствие больному.

Она отправила письмо с лакеем на улицу Исли.

В десять часов возвратился Доктор; он сделал перевязку, позволил поесть и ушел, не сообщив Фернану никаких сведений.

С этой минуты молодая женщина заняла место у изголовья больного, не позволяя никому входить в комнату, кроме горничной. В продолжение всего дня она занимала больного остроумною беседой, разными легкомысленными анекдотами, разговором о театре и об искусствах, выказывая ум и знание и обнаруживая Перед ним грацию и невинное кокетство дамы высшего круга.

Но, когда Фернан, слушавший ее с восхищением, хотел расспросить ее, вырвать у нее тайну ее имени и положения, она наморщила свои прелестные брови и сказала:

- Право вы пренеблагодарный…

Но, так как он потупил глаза и стал извиняться, она прибавила серьезным и таким грустным голосом, что он шел прямо к сердцу:

- Поверьте мне, что, если я не могу сказать вам, кто я и где вы находитесь, то меня заставляет так действовать чужая воля, которая сильнее моей.

Ответив таким образом, она снова улыбнулась и переменила разговор.

Вечером, около десяти часов, она пожелала раненому приятной ночи и исчезла.

Фернану она грезилась до утра; когда она опять пришла к нему, он был сильно взволнован и почти забыл про свою жену.

Но она сказала ему, насмешливо улыбаясь:

- Я имею известия о госпоже Рошэ; она здорова… она очень беспокоилась прошедшую ночь, но моя записка успокоила ее. Она ждет вас через восемь дней.

Эти слова произвели на Фернана странное впечатление; он смутился и потупил глаза.

Первый раз в жизни Фернан задал себе вопрос: неужели возможно не вечно любить свою жену? Думая это, он смотрел на незнакомку, маленькая ручка которой играла кистью сонетки, висевшей у камина.

- Дорогой мой больной,- сказала она вдруг, подняв голову,- ваша сиделка просит у вас позволения отлучиться на несколько часов. Я должна кое-куда съездить, но я оставлю вас с доктором. Несмотря на его педантский вид, он не глупый человек.

В то время, как она высказывала свое мнение о докторе, тот вошел.

Молодая женщина в последний раз одарила Фернана улыбкой и ушла.

- Скорее! - сказала она, войдя в комнату, где ее ожидала горничная.- Одень меня. Я хочу видеть, пойдет ли мне к лицу шерстяное платье и чепец в сто су…

Тогда молодая женщина вошла в уборную, быстро переменила костюм и вышла оттуда в одежде простой работницы: в черном платье, бумажном платке гладком чепце, скрывшем ее роскошные волосы, в прюнелевых поношенных сапожках, бумажных перчатках и с маленькою корзиночкой на руке.

- Одного уже поймали! - сказала она, смеясь.- Теперь к другому.

- Пойди, найми мне фиакр,- сказала она горничной.

- Чего доброго! Вам подадут милостыню,- сказала горничная, удивленная этой метаморфозой.

Пять минут спустя после этого, молодая женщина проходила через сад к калитке, где ее ожидал фиакр. Она села и приказала кучеру: «Везите меня на площадь Бастилии и остановитесь на углу предместья св. Антония».

Фиакр поехал… Куда она отправилась?