На другой день после того, как Фернан Рошэ так странно был выпровожен из маленького отеля улицы Монсей своею таинственною незнакомкой, мы видим сэра Вильямса сидящим около полуночи в столовой за столом с Рокамболем в квартире, занимаемой последним в предместье Сент-Онорэ, на углу улицы Берри,
Мнимый виконт, одетый в халат, курил сигару, а сэр Вильямс в это время вознаграждал себя прекрасным пирогом с угрями за тощую пищу, которой он довольствовался в отеле де Кергац.
- Дядюшка,- сказал Рокамболь, - я не видал вас уже три дня; теперь есть кое-что новенькое…
- Должно быть, племянничек.
- Пока вы ужинаете, я прочитаю вам наши записки.
Приемный сын вдовы Фипар встал, взял со стола папку, туго набитую бумагами, и развернул ее у себя на коленях.
В этой папке была масса бумаг, исписанных таинственными знаками, такими же, какие мы видели на столе президента в ночь собрания червонных валетов.
Это был отчет разных членов ассоциации. Каждый червонный валет писал обыкновенными буквами Рокамболю, который переписывал записки условными знаками и сжигал оригинал.
- Посмотрим! - сказал сэр Вильямс, продолжая ужинать с аппетитом.
- Начнем с самого давнего отчета. Он от Шерубина.
- Это самый важный,- сказал баронет.
Рокамболь начал читать:
«Шерубин вальсировал два раза с маркизой Ван-Гоп у нее на балу. Маркиза чувствовала неловкость, но осталась равнодушной и холодной; Шерубин осмелился сказать обыкновенный комплимент, но его не слыхали. Он уехал с бала в три часа. На другой день около двух часов, в то время, как маркиза каталась в Елисейских полях, она встретила всадника, который почтительно поклонился ей.
Это был Шерубин.
Шерубин очень хорошо ездит верхом и одевается восхитительно.
Он заметил, что прекрасная маркиза слегка покраснела.
На следующий день майор Карден представил Шерубина графине С…- знатной англичанке, у которой маркиза бывает очень часто.
В этот именно вечер маркиза приехала к графине, и банкир не сопровождал свою жену; когда она вошла, Шерубин случайно стоял, прислонясь с грустным видом к камину в первой зале, которая была еще пуста.
Его грустный вид произвел впечатление, и он сумел, очень кстати, побледнеть в то время, как он и маркиза встретились взглядами.
Однако, он был строго учтив и, вместо того, чтобы ухаживать за нею, он, напротив, старался показать вид, что желает держать себя в отдалении. Он не танцевал с маркизой, но она, оборачиваясь, дважды встретила взгляд Шерубина, устремленный на нее».
- Очень хорошо,- сказал баронет,- самое верное средство иметь успех у женщин и всего ожидать от них заключается в том, чтобы иметь вид человека, который старается избегать роковой встречи. Продолжайте, племянник.
Рокамболь стал опять читать свои иероглифические записки;
«Шерубин заметил смущение маркизы. Она уехала рано, около двенадцати часов.
На другой день Шерубин прогуливался по аллеям Елисейских полей и по дороге в Марли от двух до четырех часов.
Погода была прекрасная, но маркиза не выезжала на прогулку. На следующий день он не был счастливее.
Маркиза была дома в этот субботний день. Майор Карден нанес ей визит и застал ее одну.
По лицу маркизы было заметно, что она страдает. Глаза ее были впалыми.
Однако, она старалась казаться веселой и разговаривала о разных делах.
Потом, без всякой принужденности и самым естественным образом, она спросила у майора, кто этот молодой человек, которого он представил ей и которого она видела потом у графини С…
Майор отвечал, что это Оскар де Верни, совершенный дворянин, но что он печален и, как ему кажется, жестоко страдает от любви.
Он заметил, что маркиза слегка вздрогнула, потом переменила разговор и стала расспрашивать о последнем представлении в опере».
- На этом останавливаются записки майора и Шерубина,- докончил Рокамболь.
- Этого мало,- сказал баронет,- но все-таки начало уже есть.
- Ох! - сказал Рокамболь.- Пять миллионов индийской девы нелегко нам достанутся.
- Однако же их добьются.
- Маркиза - это настоящая крепость добродетели.
- Да,- сказал сэр Вильямс,- но Шерубин так же, как и Бирюза, одарен таким соблазнительным взглядом, что женщины даже с самым сухим сердцем не всегда могут устоять против него. Но перейдем к другому.
Рокамболь взял новую бумагу и стал читать:
«Записка о Маласси».
- Это записка Вантюра,- сказал он,- а для управляющего и для человека, который носит ливрею, он довольно ловок.
Рокамболь стал читать:
«Госпожа Маласси возвратилась с бала ночью со среды на четверг.
Вскоре после того она услышала шаги и подумала, что к ней идет так поздно старый герцог де Шато-Мальи.
Но вместо герцога вошел Артур Шампи, шестой червонный валет.
Она испустила слабый крик, затем дверь затворилась и в комнате воцарилась глубокая тишина.
Что произошло между нею и молодым человеком? Никто не знает этого. Перед рассветом г-н Шампи ушел и с тех пор больше не приходил к ней.
Но г-жа Маласси выходит каждый день из дому в два часа и возвращается в четыре.
В четверг в семь часов утра пришел герцог. Он был страшно бледен и расстроен, и было заметно по беспорядку его одежды и всей его особы, что он не ложился спать всю ночь.
Он вошел с улицы Пепиньер. Г-жа Маласси уже встала, а горничная оканчивала укладывать ее чемоданы.
Г-жа Маласси казалась сильно встревоженною; она была бледна и не могла удержать своего волнения, увидев вошедшего к ней герцога.
Она боялась, что он больше не придет к ней. Однако, она хорошо играла свою роль и вела себя с достоинством, была холодна и строга, даже сумела плакать.
Герцог бросился перед ней на колени, он просил и умолял ее.
Оставаясь долгое время непреклонной, г-жа Маласси наконец уступила; она согласилась выйти замуж за герцога, но с условием, чтобы свадьба их была самая скромная, притом же ночью, и чтобы тотчас после этого он уехал с нею в Италию.
Она потребовала, кроме этого, чтобы герцог не приезжал к ней до первого оглашения.
Ожидаю- приказаний».
- Вот это дело,- сказал сэр Вильямс,- идет скорее, нежели дело маркизы. Оно идет даже слишком скоро и надо найти средство приостановить его немного. Дело, возложенное на молодого графа Шато-Мальи, еще мало продвинулось вперед. Имеешь ли ты известие о Фипар?
- Да, маменька приходила сегодня вечером около девяти часов, и я записал-ее небольшой рапорт.
- Посмотрим,- сказал сэр Вильямс.
Рокамболь стал читать:
«Маленькая белокурая дама приходит аккуратно каждый день и сидит у отца Гарена. Она берет свое шитье и принимается за работу.
Леон Роллан приходит каждый день под тем предлогом, чтобы узнать о здоровье старика, но он долго разговаривает с маленькой дамой.
Вчера он сделал предложение отправить старика в лечебницу,
Как только он уезжает, маленькая, дама идет переодеваться в маленькую комнату, которую я наняла для нее и посылает меня за каретой.
Уже два дня, как г-н Леон имеет озабоченный вид, и его голос дрожит, когда он спрашивает у меня, дома ли девица Евгения.
Вчера он пришел ранее обыкновенного, маленькая дама еще не приезжала. Я сказала ему, что она ушла со двора. Он побледнел; но вошел наверх.
- Птичка попалась в силки,- сказал сэр Вильямс.
Он вытащил из кармана маленькую записку, мелко исписанную женским почерком.
Это было письмо Бирюзы. Оно было следующего содержания: «Любезный покровитель!
Я думаю, что бедную г-жу Роллан вскоре постигнет несчастье. Ее бессмысленный супруг решительно помешался. Он готов каждую минуту упасть передо мною на колени, но ему мешает присутствие моего отца. Нужно ли.удалить его?
Жду вас завтра в условленное время, чтобы узнать, что Нужно делать.
Ваша маленькая голубоглазая козочка».
Сэр Вильямс перечитал это письмо, затем поднес его к свечке и сжег.
- Однако же, дядюшка,- сказал Рокамболь,- могу задать вам один вопрос?
- Да,- сказал сэр Вильямс, кивнув головой.
- В Бирюзу влюбятся в одно время и Фернан, и Роллан?
- Без сомнения.
- Для чего эта двойная игра? Не лучше ли было найти двух разных женщин? Это было бы, кажется, удобнее.
Сэр Вильямс пожал плечами.
- Решительно ты глупее, нежели я думал.
- О!-сказал Рокамболь, обиженный пренебрежительным тоном сэра Вильямса.
- Как! - продолжал он,- Ты не предвидишь той минуты, когда оба этих человека дойдут до крайней степени страсти?
- Что же тогда?
- Что же? - сказал сэр Вильямс, на лице которого появилась адская улыбка во всем страшном блеске.- Тогда мы устроим маленькую сцену: они встретятся и убьют друг друга, как пьяные мясники.
- О, славно! - воскликнул Рокамболь.- Славно!
И он посмотрел на сэра Вильямса с наивным восхищением.
- Дядюшка,- проговорил он,- черт отречется, наконец, в вашу пользу, потому что, честное слово, вы искуснее его.
- Благодарю,- скромно ответил сэр Вильямс.
После этого он отодвинул стол с остатками ужина, взял с камина сигару, откинулся на спинку1 огромного кресла и исчез в облаке голубоватого дыма.
Размышления баронета, которых Рокамболь не смел прервать, продолжались около десяти минут.
Вдруг он поднял голову.
- Итак,- сказал он,- знаешь ли ты, какое самое лучшее средство узнать сердце женщины?
- Но, я полагаю,- сказал Рокамболь,- что есть много средств.
- Из них есть одно верное.
- В самом деле?
- Маркиза; может быть, начинает втайне любить Шерубина…
- Это возможно,- сказал Рокамболь.
- Но маркиза добродетельна.
- К несчастью.
- А пока добродетельная женщина не обнаружила перед самою собой тайны своего сердца, посредством какого-нибудь душевного движения, ее сердце - неприступная крепость.
- Вы совершенно правы, дядюшка.
- Следовательно, нужно, чтобы маркиза созналась, что любит Шерубина…
- Возможно ли это?
- Все на свете возможно.
- Я вас слушаю, дядюшка.
- Послезавтра идет опера?
- Да, дают Гугенотов.
- Маркиза часто ездит в оперу?
- Почти всегда.
- Отлично. Так слушай же внимательно. Ты пойдешь к Шерубину и скажешь ему, что ты умеешь нанести удар шпагою в плечо, что этот удар будет просто царапина, которая, однако, может произвести сильное впечатление на женщину. Он должен позволить тебе нанести ему этот удар. После этого маркиза пошлет, может быть, на другой же день узнать о его здоровье.
- Черт возьми! - сказал Рокамболь.- И эта мысль недурна, дядюшка.,
- Подожди же… Ты пошлешь Шерубина в оперу и велишь взять место близ ложи маркизы.
- Превосходно.
- Ты ухитришься в антракте найти приличным образом предлог к ссоре с ним, и вы будете разговаривать настолько громко, чтобы маркиза не потеряла ни одного слова из вашего разговора о часе дуэли, о выборе оружия и о названии улицы, где живет Шерубин.
- Очень хорошо, понимаю.
- А покуда,- сказал сэр Вильямс,- с завтрашнего же утра Шерубин наймет комнату, которая еще не занята, по улице Пепиньер №41.
- В доме г-жи Маласси?
- Именно.
- Окна этой комнаты выходят в сад. Их можно видеть из квартиры г-жи Маласси.
- Очень хорошо! Очень хорошо! - пробормотал восхищенный Рокамболь.
- Маркиза посещает иногда свою приятельницу. Бьюсь об заклад, что в самый день дуэли, раньше полудня, маркиза будет у г-жи Маласси. Вантюр станет извещать нас. Как тебе нравится моя мысль?
- Великолепна, дядюшка, и я клянусь вам, что она будет дивно исполнена, но…
- Ах! - сказал сэр Вильямс, нахмурив брови. - Какое еще но…
- Но может быть всюду и всегда.
- Объясни, какое это?
- Если Шерубин не захочет…
- Чего?
- Быть раненым.
- Что такое? - сказал сэр Вильямс.- Ты с ума сошел, г-н виконт.
- Ну, в этом мало приятного.
- Любезнейший,- холодно сказал баронет,- когда человек попался к нам, так он наш вполне. Если бы было нужно, чтобы Шерубин пожертвовал для клуба червонных валетов своим носом и своими ушами, что, признаюсь, испортило бы немного его красивое лицо, я взялся бы за эту операцию.
- Мне больше нечего возражать,- сказал Рокамболь.
Баронет встал и застегнул свой длинный черный сюртук, при-дававший ему вид духовного лица, он взял свою шляпу с широкими полями, свои триковые перчатки - он не носил других с тех пор, как лев превратился в конторщика, и протянул руку Рокамболю.
- Прощай,- сказал он,- до завтрашнего вечера!
- Хотите ехать в моем экипаже? - спросил шведский виконт.
- Да, до улицы Бланш.
Сэр Вильямс действительно поехал в экипаже Рокамболя, остановившемся по его приказанию на углу улицы Бланш и улицы св. Лазаря, перед аптекой.
Потом он прошел пешком первую из этих улиц и очутился на улице Монсей.
Сэр Вильямс был осторожный человек, он поместил Бирюзу в маленьком отеле, принадлежавшем прежде Баккара, владельцем же его остался втайне сам, и так как он хотел предоставить себе право входить к молодой женщине во всякое время, то и запасся ключом от сада и дома. Итак, он вошел, не позвонив, без шума и не разбудив никого, прошел через сени, поднялся и постучался у дверей спальни, в окнах которой он увидел свет, в то время, как проходил через сад.
- Войдите,- сказала белокурая Женни.
Бирюза собиралась лечь спать и была уже в ночном костюме.
- Ах!.. Это вы,- сказала она, увидев входящего сэра Вильямса,- я предчувствовала, что вы придете сегодня вечером.
- Ты могла бы сказать: сегодня утром, теперь три часа.
- Все равно. Вы позволите мне лечь в постель?
- Не вижу к этому никакого препятствия.
Бирюза проскользнула как угорь под свое одеяло, уложила на подушку свою прекрасную голову и вместе с нею целый лес белокурых волос, закинула за голову свои голые руки и устремила свой взгляд на сэра Вильямса.
- Мой дорогой султан! - сказала она. - Я теперь ваша покорная раба, готовая повиноваться вам.
- В таком случае, слушай меня, дитя мое,- сказал сэр Вильямс отеческим тоном.
Он сел на край кровати и начал гладить маленькую, беленькую и нежную ручку хорошенькой женщины.
- Завтра поутру ты пойдешь на улицу Шарон; ты посадишь твоего мнимого отца в карету и отвезешь его в лечебницу Дюбуа, в предместье Сен-Дени.
- Ах! Наконец-то…- сказала Женни, в голубых глазах которой выразилось что-то злобное.
- Остальное ты знаешь сама, - сказал баронет флегматично.
- А… Фернан? - спросила она.
- О! Подожди… Еще рано!.. Черт возьми! Нужно терпение, дитя мое, тому, кто хочет обобрать человека на пять миллионов…
- У меня хватит его,- сказал она,- но я клянусь вам, что, если Фернан возвратится ко мне, он оставит здесь все до последнего луидора.
- И честь своей жены, - проговорил баронет спокойным голосом.
- Аминь! - сказала Бирюза.