Холмы Белимар


Снаружи бушевала непогода. Выл ветер, ревело море, обрушивая темные волны на каменистый берег, а вход в пещеру словно занавесили белой тканью — так густо валил снег. Леу волновалась. Что за невезение! Стоило Мартину отправиться в близлежащий городок, как погода испортилась, чтобы ей неладно было. Эйрия осталась далеко позади, и здесь, в графстве, которое раньше называлось Мидом, можно было не опасаться, что его схватят как разбойника, тем более что это была не первая вылазка, но Леу беспокоилась из-за поднявшейся бури. Нельзя было, что ли, подождать с этим до утра? В округе заметили венардийский разъезд и старшие запретили выходить наружу чтобы поохотиться, но светлая луна, ничего не случилось бы, останься они разок без ужина! Нужно было остановить Мартина, когда он вызвался отправиться в город, но куда там. Его обступили, стали просить, раз уж все равно идет, купить еще всякого — у Лаэру во время прошлой охоты порвался плащ и нужна была игла, чтобы залатать дыру, Артио и Роана принялись клянчить медовые лепешки, вроде тех, что Мартин принес в прошлый раз, и что греха таить, она сама попросила его, чтобы достал молока, если получится.

Леу расхаживала туда-сюда, сжав кулаки и кусая губы, и когда ей на плечо легла чья-то рука, вздрогнула от неожиданности.

— Не переживай, — мягко сказала Армайд и улыбнулась. — С твоим другом все хорошо. Скоро он вернется.

Леу часто думала, что если бы в Чертоги послали ее, а не Каэрдена, путь до побережья был бы куда приятнее, да и большинства неприятностей, наверное, удалось бы избежать. Правда, после того, как они выбрались из Старых Лопухов, Каэрден перестал быть таким несносным (снизошел даже до того, чтобы беседовать с Мартином, особенно в первые дни, когда Леу злилась и не разговаривала с ним), но ни в какое сравнение с Армайд, мягкой, ласковой и терпеливой, он все равно не шел.

Армайд была первой, кого они увидели, выйдя наконец к месту сбора. День был пасмурным и холодным, над темно-свинцовой водой медленно, будто нехотя, проплывали тучи, почти черные и грозящие в любой миг разродиться проливным дождем; волны с шипением бросались на гряду скал, которая тянулась вдоль берега, разбивались о нее и откатывались назад, а у самой кромки прибоя неподвижно стояла одинокая фигурка, как будто ожидая их. А может, так и было — они еще не успели приблизиться, а та вскинула руку в приветственном жесте и поспешила навстречу. Леу разглядела белое платье, развевающиеся на ветру волосы цвета огня и меди, а потом, оторопев, на мгновение замерла на месте.

Глаза. Глаза у нее были не синие, как у всех фаэйри, а изумрудные, с вспыхивающими в глубине золотыми искорками. Леу удивленно заморгала. Волосы — ладно. У нее, у родителей, у госпожи Дайну волосы черные, у господина Диана и остальных из двора Лир — золотые; у тех же Роаны и Артио светло-каштановые вьющиеся шевелюры, но у всех детей луны глаза синие! И ведь видно, что перед ними фаэйри, а не человеческая женщина. Острые уши, высокий рост, стройная, гибкая, с тонким красивым лицом…

— Что ты остановилась? — обернулся Каэрден, и Леу только и смогла пробормотать:

— Глаза…

Он усмехнулся.

— Ах, ты про это. Двор Эйл, королевская кровь…

Незнакомка тем временем приблизилась. Она радостно улыбалась, точно встретила друзей после долгой разлуки, и протягивала к ним тонкие изящные ладони. Леу растерялась. Королевская кровь? Нужно, наверное, приветствовать ее, поклониться, но как именно и насколько глубоко она не знала. Госпожа Дайну никогда не требовала ничего такого.

— Каэрден! — воскликнула та. — Так и знала, что сегодня придет еще кто-то. Я соскучилась.

Он улыбнулся в ответ — первый раз на памяти Леу — и слегка склонил голову.

— Армайд. Рад тебя видеть.

Зеленоглазая фаэйри тем временем уже была возле Леу, слегка сжала ее ладони в своих.

— Здравствуй, милая! Хотела спросить как вы добрались, но уже вижу, что с приключениями. Ну да ладно, главное, что вы здесь, целые и невредимые…

Она невольно улыбнулась, а Армайд тем временем уже обратила внимание на оробевшего Мартина; на мгновение ее брови приподнялись, она переглянулась на королевским посланником, но затем ласково заговорила с Мартином и обрадовалась, увидев, что тот знает язык фаэйри. А потом опустилась на корточки перед Артио и Роаной:

— Светлая луна! А вы кто такие, малыши?


Когда рощ и лесков стало попадаться все меньше и меньше, а равнина окончательно сменилась пологими холмами, Мартин сказал что теперь они точно находятся в землях Карлейна.

— Ты жил где-то здесь? — Леу оглянулась по сторонам, а он покачал головой и слегка улыбнулся.

— Нет, на севере, почти у самого побережья. Это еще в нескольких днях пути отсюда.

— Зато здесь, совсем рядом, начинаются владения двора Белимар, — заметил Каэрден. — Если бы не осада, мы могли бы, думаю, остановиться там, чтобы отдохнуть.

Мартин удивился.

— Здесь, в Карлейне? Но у нас почти нет лесов, только холмы и вересковые пустоши.

— Именно, холмы, — ответил королевский посланник. — Под холмами здешние фаэйри и живут. Я думал, тебе это известно.

Мартин тогда смутился, хлопнул себя по лбу и пробормотал, что совсем забыл об этом, а Каэрден повторил, что из-за блокады эльфийских дворов венардийцами это все равно не имеет значения.

— Пробраться к воротам мы, может, и сможем, — добавил он. — Но разве что ночью. А скоро рассветет. Так что самое большее, на что мы можем рассчитывать — разве что взглянуть на холмы Белимар издали.

А потом, когда солнце только показалось над горизонтом, и покрытые снегом склоны замерцали под его лучами, оказалось, что в округе пусто и тихо. Ни дыма от костров, ни следов от сапог и подкованных конских копыт, ни палаток — венардийцев тут как будто никогда и не было. Каэрден сверился с картой — все верно, здесь начинались земли двора фаэйри.

— Не нравится мне это, — проговорил он, хмурясь. Леу, наоборот, обрадовалась. Раньше она никогда не встречалась с фаэйри чужих дворов, только слышала о них — кажется, Чертоги посещали посланники откуда-то с востока, но это было еще до ее рождения — и ей не терпелось познакомиться со здешними обитателями. Ну и конечно взглянуть на их подземные жилища, а самое главное — наконец отдохнуть в тепле.

— Наверное, солдат отозвали, — сказала она. — Завеса ведь, помнишь? Венардийцы не могут попасть во владения фаэйри, даже вход под холмы не видят. Им надоело сидеть тут и мерзнуть и они просто ушли.

Каэрден снова нахмурился и покачал головой.

— Ее нет, — сказал он.

— Кого?

— Завесы. Когда я вошел в ваш лес, то ощущал магию Дайну, которой она окружила свои владения. Меня завеса не остановила, я ведь тоже фаэйри, но я чувствовал ее. А здесь я ничего похожего не ощущаю. Здесь… — Каэрден на миг замолчал, подбирая нужное слово. — Здесь ничего нет.

Они шли еще какое-то время, и в распадке между двумя невысокими холмами, в снегу, Мартин нашел что-то, подобрал и молча показал им — пояс, богато украшенный белыми камнями и вышитый серебром, и хорошее настроение Леу, которое после слов Каэрдена стало таять, пропало совсем, а в груди стало тревожно покалывать. Посланник Высокого Престола обнажил меч и шел впереди, приказав им держаться у него за спиной, и он же первым увидел ворота, массивные ворота из дерева и металла, врезанные в склон. Они были закрыты, но не заперты.

А то, что было потом, Леу очень не хотелось вспоминать.

Широкий коридор почти незаметно уводил вниз. Было бы совсем темно, если бы не камни, вкопанные в землю у подножья несущих столбов. Они попадались через каждые двадцать-тридцать шагов, массивные и тяжелые, испускающие слабый мертвенно-голубой свет; остановившись у одного такого камня, чтобы разглядеть его получше, Леу заметила на поверхности трещины и зазубрины, будто кто-то пытался разбить камень киркой или молотом. Стены раньше были покрыты гобеленами, но теперь от них остались жалкие обрывки под самым потолком — похоже, ткань грубо сдергивали и рвали — под ногами расстилался мягкий ковер из травы, правда, пожухлой и мертвой, почти черной.

И еще были тела.

Фаэйри, все как один с вьющимися светло-каштановыми волосами, мужчины и женщины, исколотые и изрубленные, попадались везде. Первые трупы попались им вскоре после того, как они миновали первый светящийся камень — Леу вскрикнула от неожиданности, сменившейся ужасом, и прижалась к Мартину, а Каэрден, теперь мрачнее тучи, предложил им не ходить дальше, а подождать его здесь, у входа.

— Ничего, — ответила Леу. Она старалась взять себя в руки и говорить спокойно, хотя сердце колотилось как бешеное, а руки дрожали. — Все равно мы их уже увидели. Мы пойдем с тобой.

Мартин молча кивнул и его ладонь ободряюще сжала ладонь Леу. Ей стало чуть легче.

Тела лежали в мертвой траве коридора, на развилках, где в стороны от него отходили галереи поуже, в залах, где в стенах и под сводчатыми потолками еле-еле мерцали светящиеся камни, которым неизвестные мастера придали форму цветов и звезд; многие в неестественных позах, как будто их, уже мертвых, двигали, что-то делали с ними, а потом швыряли назад, на покрытые темными пятнами резные плиты пола. Некоторые были без обуви, другие раздеты по пояс или полностью обнажены.

Леу было трудно дышать. Она не чувствовала, куда ступает, глядела вокруг себя расширившимися от шока глазами, а в голове билась одна мысль — что случилось с завесой? Как венардийцы сумели пробиться сквозь нее?

Снова мертвые фаэйри, кровавые разводы на полах и стенах, черные в призрачном свете камней, иногда попадался пустой перевернутый ларец или обрывок одежды, но это и все — залы двора Белимар были пусты, темны и безмолвны.

— Обнесли подчистую, — глухо заметил Каэрден, и его голос эхом отозвался под потолком. — Утащили все, что можно, даже одежду с мертвецов. Бросили их здесь, и они не могут уйти по лучу. Мы должны помочь им.

Леу подняла на него растерянный взгляд.

— Что?..

Королевский посланник вздохнул, оглядел лежащие вокруг тела, и ответил не сразу.

— Ты знаешь, что бывает с фаэйри, когда они погибают или устают жить?

— Они засыпают, — нерешительно сказала она. — И… раньше мне рассказывали, что их внутренний свет уносится в Полуночную землю, но теперь…

— Он возвращается к луне, — объяснил Каэрден терпеливым усталым голосом. — Уходит к ней поднимаясь по лучам. На твоей памяти ведь такого не случалось?

Леу покачала головой.

— Понятно. Тело нужно оставить под открытым небом, так, чтобы ночью его коснулись лунные лучи. Если этого не сделать, внутренний свет остается заперт. Наверное, здешние фаэйри так и поступали, но сейчас они все мертвы, и о телах некому позаботиться. Они заперты в собственных телах, мучаются и не могут выбраться. Мы должны…

А потом он осекся, дернул головой в сторону темного коридора, который вел дальше вглубь и вниз, будто услышал что-то. И Леу тоже услышала, и почувствовала, как у нее по телу бегут мурашки. В темноте кто-то завыл, протяжно и высоко. Глухой лязг, как будто металл бился о металл, и снова вой, в котором, ей показалось, звучали испуганные и жалобные ноты.

Каэрден приказал им оставаться на месте и шагнул было в коридор, держа меч наготове, и конечно, они его не послушали и увязались следом. Камни вдоль стен и так почти не давали света, и вдобавок кто-то накрыл их одеждой — рубахами, плащами, накидками, — но Леу сумела разглядеть вышитые гобелены, которые здесь остались нетронутыми. Тут были застывшие в танце фигуры, луна во всех фазах круга, цветы и деревья, и особенно часто повторяющийся знак в виде золотой восьмиконечной звезды на синем поле…

На другом конце коридор расходился в разные стороны. Тут светящиеся камни тоже были закрыты тканью, по обеим сторонам тянулись ряды резных дверей, где закрытых, где распахнутых настежь. Здесь, похоже, располагались жилища местных фаэйри — Мартин шепнул ей, что это место напоминает ему дорматорий старого монастыря. Эту часть подземных чертогов мародеры почему-то не тронули, но тела убитых фаэйри лежали и здесь, распростертые на полу коридоров и в просторных внутренних комнатах.

Леу успела заметить про себя, что вой больше не повторялся, а потом что-то произошло. Мартин, который ушел чуть вперед, вдруг удивленно охнул и отшатнулся, а из-за угла на него бросилось что-то, тускло блеснувшее в слабом свете камней. Сдавленный тонкий вскрик, звук падения чего-то тяжелого, звон металла… Леу рванула из-за пояса кинжал и бросилась ему на помощь, даже не успев разглядеть нападавшего; Каэрден опередил ее, обогнал и уже заносил меч, а потом Мартин закричал:

— Стойте! Все в порядке! Не трогайте его, пожалуйста!

На земле у его ног барахтался малыш фаэйри — совсем ребенок, может, вдвое младше Леу, — казавшийся еще меньше из-за длинной, слишком тяжелой для него кольчуги. Наверное, из-за нее он и упал, запутался или просто потерял равновесие. Малыш отчаянно пытался дотянуться до слишком большого для него меча, который он выронил при падении, тяжело дышал и всхлипывал. Мартин попытался было помочь ему встать на ноги, но ребенок принялся отбиваться, рычал и скалил зубы, будто был готов вцепиться ему в горло.

— Тише, тише. Никто тебя не обидит, не бойся, — уговаривал Мартин, но малыш рвался и бился, и только увидев Леу и посланника Высокого Престола замер, захлопал глазами, а потом вдруг тихо заплакал.

Уже потом, успокоившись, он назвался Артио и рассказал, что с тех пор, как ворвавшиеся сверху люди перебили здесь всех, ему пришлось охранять залы двора в одиночку.

— Роана ведь не считается, — добавил он. — Она же совсем маленькая.

— Роана?

Артио ушел и вскоре вернулся, ведя за руку тихую испуганную девочку еще младше чем он сам. Девочка жалась к нему и дрожала, а увидев Мартина побледнела и крепко зажмурилась.

Только тогда Леу спохватилась, стала спрашивать, сколько времени они уже здесь одни, не голодают ли, не тронули ли их венардийцы. Артио покачал головой.

— Мы двое — самые младшие, — сказал он. — Были младшими. Когда в верхних залах началось… когда начали кричать, нас с Роаной заперли и велели сидеть тихо, никому не открывать. Я тоже хотел драться, но кто-то должен был защищать ее, так ведь? Потом снова были грохот и крики, совсем рядом, а дверь стали ломать. Вошли двое людей в фиолетовых накидках с золотой птицей. У них было оружие, но я не испугался. Я был готов драться, но они посмотрели на нас с Роаной, о чем-то поговорили на своем языке, а потом закрыли дверь и ушли. А когда все успокоилось, мы решили, что можно выйти. Никого не было. Люди ушли, а наши… были все мертвы. Мои родители, и родители Роаны, и…

Он запнулся, зажмурился, сцепил зубы, чтобы не заплакать снова. Леу ласково погладила малыша по голове. Артио глубоко вздохнул и продолжал:

— Потом приходили еще люди. Уже не в броне, в грязной одежде, и сами грязные и тощие. Тащили все, что могли унести, даже одежду с убитых снимали. Я подсмотрел… Они попытались сунуться во внутренние залы, но я прогнал их, — он попытался гордо улыбнуться, но улыбка вышла кривой и жалкой. — Завесил светильники, чтобы стало совсем темно, стал выть и греметь, и они решили, наверное, что здесь живут чудовища и сбежали. А если бы кто-то из них и полез бы сюда, я бы показал ему. Я нашел кольчугу и меч, и…

— Как люди проникли внутрь? — перебил Каэрден. — И почему ваши воины не дали им бой? Ты первый, кого я увидел здесь в броне и с оружием. Что произошло?

Артио рассказал, что несколько лунных кругов назад в залы двора Белимар пришла фаэйри из-за моря по имени Наклави. Какое-то время она гостила здесь, о чем-то говорила с правителями, а уходя забрала с собой Эттрика, их сына. Артио понял, что Наклави хотела показать ему заморскую страну. Но потом, в один из дней, люди, которые осаждали холмы, стали громко дуть в трубы, кричать и вызывать фаэйри на переговоры. Они несли насаженную на копье голову Наклави, а потом вытолкнули вперед Эттрика, связанного и избитого. Грозились, что убьют и его, если правители не поднимут завесу и не сдадутся. Люди обещали, что если их требования будут исполнены, то они никого не тронут, что требуют только, чтобы фаэйри покорились их королю, сложили оружие и принесли ему присягу верности. Правители, испугавшись за жизнь сына, подчинились. А люди ворвались в подземные залы и принялись убивать.

— Остались только мы с Роаной, — сказал Артио. — И, может быть, Лаэн. Прежде чем впустить людей внутрь, господа отослали его, чтобы он сообщил фаэйри в других дворах о том, что произошло. Но я не знаю, смог он проскользнуть мимо людей незамеченным, или нет. Может, Лаэна тоже убили.

Каэрден тяжело вздохнул и покачал головой.

— Наклави… Так и думал, что если кто-то попадется, это будет она. Слишком молодая и легкомысленная. Не нужно было посылать ее.

Пришлось задержаться на несколько дней, чтобы позаботиться о погибших фаэйри. Они выносили тела по одному, укладывали их в снег, и тогда Леу впервые увидела, что происходит с теми, кто уходит по лучам. Лунный свет касался их, облачко мерцающего тумана поднималось к темному небу и таяло в нем, а само тело рассеивалось множеством серебряных огоньков и исчезало без следа. Детей, конечно, к этому занятию не допустили, так что пришлось справляться втроем. Было тяжело, но Леу закусила губу и старалась не смотреть на мертвые лица и следы, оставленные венардийскими мечами и копьями.

Дальше на северо-восток отправились впятером. Малыши не доставляли особых хлопот, разве что какое-то время у них ушло на то, чтобы привыкнуть к Мартину. Артио первые дни глядел на него подозрительно и даже враждебно, а Роана так просто шарахалась и начинала плакать каждый раз, когда он подходил слишком близко, хотя и сама Леу, и королевский посланник объясняли им, что это друг и его не нужно бояться. Помогли истории — сказки для Роаны, рассказы о рыцарском турнире для Артио. В конце концов, глядя, как они слушают Мартина, приоткрыв рты от восторга, Леу поймала себя на мысли о том, что немного завидует. Когда у госпожи Дайну родится ребенок, стоящая у трона должна будет помогать ухаживать за ним, играть и все прочее — а получится ли у нее вообще? Вдруг она вообще не умеет ладить с детьми, как Мартин?

Дальше путь до побережья прошел без приключений, разве что тот случай у разрушенного замка. Это был даже не замок, просто круглая башня, наполовину обвалившаяся, окруженная заросшей мхом невысокой стеной. И у подножья холма, на котором она стояла — такие же полуразвалившиеся заброшенные домишки. Леу тогда еще обрадовалась — не придется спать под открытым небом. Они остановились на привал в башне, где худо-бедно, но можно было укрыться от пронизывающего холодного ветра, Леу быстро сморил сон, а вскоре она почему-то проснулась, будто почувствовав неладное. И точно — Мартина не было. Леу встревожилась, выбежала во двор, оттуда за стену, и тут увидела его — он медленно шел между остовами домов, остановился около одного из них, исчез внутри, потом появился снова и побрел дальше, и наконец остановился в самом конце улицы, там, где дома кончались и расстилалась занесенная снегом пустошь. Просто стоял спиной к Леу, маленькая темная фигурка посреди белизны, стоял и не двигался. Леу недоуменно глядела на него, а потом ее как будто ударило. Она обернулась, задрала голову так резко, что заныла шея.

Башня,обнесенная каменной стеной. Стена вся заросла мхом.

Мох.

Мшаны.

Он ведь рассказывал…

Леу бегом спустилась с холма. Она ругала себя последними словами. Как можно было такое забыть! Мартин ведь рассказывал! Она должна была догадаться что это за место с самого начала! Ну что за дура!

Мартин, даже если услышал ее приближение, не обернулся. Леу остановилась в паре шагов, растерянная, злая на себя, и даже не знала что сказать.

— Ты спрашивала, где я жил. — наконец произнес он ровным голосом. — Здесь. Здесь были Вересковицы. Башня, что на холме — это…

— Да. Замок твоего господина. Я должна была понять с самого начала, но я… я такая дура. Прости.

Мартин наконец взглянул на нее. Лицо у него было белым, почти как лежащий вокруг снег.

— Прости? — переспросил он. — Ты-то в чем виновата? Перестань.

Он помолчал и добавил, протянув руку:

— Вон там наш дом. Четвертый с правой стороны, там еще крыша обвалилась. А здесь их закопали. Прямо здесь, где мы сейчас стоим. Их…

Нужно было что-то сказать, но Леу понятия не имела что именно. Вместо этого она шагнула к Мартину, обняла его, и вскоре почувствовала, как его плечи вздрагивают, а по щеке, к которой она крепко прижалась своей щекой, ползут горячие соленые капли.

Вокруг них, кружась, медленно падали снежинки.


Армайд оказалась права. Леу уже была готова начать паниковать, когда, миновав закрывающую вход в пещеру завесу и впустив внутрь порыв ледяного ветра (созданные магией шары мягкого теплого света на стенах задрожали и замигали, но не погасли), появился Мартин. В руках у него были груженые снедью корзины, да еще холщовая сумка через плечо, и к нему тут же бросились — то ли чтобы помочь с ношей, то ли чтобы поскорей добраться до съестного. Глядя на эту картину, Леу улыбалась. Ну его, это молоко, главное, что он вернулся целым и невредимым.

Мартин поймал ее взгляд и улыбнулся в ответ.

Загрузка...