Полуночная земля

Вольные братья

Когда Леу торопливо перевела Каэрдену разговор Мартина и рыжего предводителя шайки, тот скривил губы.

— Твой человек знается с разбойниками. Почему-то я не удивлен.

— Они не хотят драться с тобой. И не берут в плен. Просто приглашают поесть, — сказала она.- Видишь, у нас даже оружие не отобрали.

— Ну еще бы они попробовали, — заносчиво усмехнулся посланник Высокого Престола.

Леу вздохнула.

— Ну почему ты такой отвратительный? Ладно, поступай как знаешь, а я пойду с ними. Я есть хочу, в конце концов. — развернулась и зашагала вслед за Мартином и Конором Слейтом. За спиной слышались шаги — глухие и тяжелые разбойников, и через несколько мгновений легкие, принадлежащие Каэрдену.

— Я… я солгал вам, сэр, — говорил Мартин. — Когда сказал, что мы простые крестьяне. То есть насчет себя я не врал, но эти двое на самом деле — благородные господа из Наириона, что за южными горами. Поэтому они и путешествуют с оружием, сэр.

— И даже обращаться с ним умеют, девчонка по крайней мере, — проворчал великан. — Крепко меня в плечо стрелой угостила. Хорошо хоть, не пробила кольчугу. Хотя синяк, думаю, будет…

— Ее зовут Леу, сэр, а ее отца — Каэрден. Они…

— Скорее уж старшего брата, — снова перебил тот. — Успел я под капюшон заглянуть, пока ты между нами не кинулся. Слишком молодо выглядит, чтобы приходиться девчонке отцом. Я ее лица не видел, но дам ей лет шестнадцать, может, немного меньше.

Мартин сбился с шага.

— Э… да, сэр Конор, капюшоны… Господа совершают паломничество по местам, где когда-то упали посланные с неба камни, и пока не завершат его, дали обет не открывать лица. Госпожа Леу немного говорит на здешнем языке, но вот господин Каэрден — совсем нет. Поэтому они наняли меня проводником и переводчиком, сэр, и…

— Знаешь, паренек, — сказал великан. — Будь у тебя чуть побольше времени, чтобы эту историю придумать, я, наверное, тебе поверил бы. А так — не обессудь, только ты снова врешь.

Леу напряглась. Ее пальцы снова нашарили теплую гладкую рукоять лука, но разбойничий вожак, кажется, не злился — скорее, его забавляло побледневшее лицо Мартина.

— Смотри-ка, — продолжал он, загибая пальцы. — Для крестьянина разговариваешь слишком гладко и правильно. Ни тебе «ейный», ни тебе «ихние». Может, родился ты и в крестьянской семье, только с тех пор кто-то тебя переучил. Рыцарь твой постарался, или еще кто. Тогда во-вторых — как оруженосец из Карлейна очутился в Эйрии, и где твой господин в таком случае? Ну и тут выкрутиться сможешь — мало ли что за пять лет произошло. Гоблины набегали, то, се. Может, рыцаря твоего убили, либо он сам тебя отпустил… Но это мелочи все. В третьих, паренек, в самых главных — ты что думал, я эльфов, как увижу, не узнаю?

— Сэр… — растерянно выдохнул Мартин.

— Я же сказал, лица девчонки я не увидел, слишком далеко стоял, да и темно было. А вот что глаза у нее из-под капюшона синим светятся, заметил.

Леу мысленно выругала себя. Снова! Снова она все испортила своим неумением оставаться спокойной! Медленно, стараясь, чтобы ее движения не заметили, потянула стрелу из колчана, приготовилась сбросить плащ, чтобы на этот раз он не помешал быстро выстрелить. Но разбойники, к ее удивлению, не стали хвататься за оружие. Шагали как и раньше, взяв фаэйри в полукольцо, разве что поглядывали на них с любопытством.

— Вы встречались с эльфами, сэр? — нерешительно спрашивал тем временем Мартин. — Или, может, читали о них? Раз знаете о глазах, и…

Впереди что-то замаячило. Леу напрягла зрение — поваленный ствол дерева перегораживал тропу, совсем рядом застыла повозка с забранными узорчатой решеткой окнами. Дверца открыта настежь, вокруг повозки, раскинув руки, лежали несколько венардийских солдат; она заметила, что с одного из них кто-то успел стащить сапоги. Лошадей нигде не было, но Леу услышала еле слышное ржание откуда-то из чащи.

— Дальше туда, — Конор Слейт махнул рукой в темные заросли в стороне от тропы. — Читать я не умею, а ты, паренек, весь прошлый год, наверное, под камнем каким-то жил? Не слыхал, что эльфы заключили союз с гоблинами и вместе с ними хотят людей под корень извести? Поэтому королевские войска и держат их леса и холмы в оцеплении, чтобы не дать им, значит, на свободу вырваться? Не слыхал, нет? Королевские глашатаи, считай, в каждом городе, в каждой деревеньке об этом горло драли. Даже до нас в лесу дошло. Мол, если кому из этих гадов удастся через кордоны пробраться и появиться в наших краях, узнать его можно по острым ушам и глазам светящимся. А кто такого увидит, пускай сразу бежит к местному шерифу или к своему господину и донесет. Мол, за каждого эльфа награда положена, целых пять золотых солнц… Да не дергайся ты! — прикрикнул он, когда Мартин вздрогнул, а его рука снова метнулась к рукояти ножа. — Не дергайся! Дались нам эти десять золотых. Только этой ночью мы раз в пять больше раздобыли, а если небо пошлет удачу, через пару дней станем еще на несколько тысяч богаче. Кроме того, кто из нас донесет-то? За каждого из моих ребят тоже награда назначена. Стоит в ближайшем городке или замке нос показать — вздернут без разговоров. А что до того, что те, кто не смотрит в небо, с гоблинами против людей стакнулись…

— Это неправда, сэр! — выпалил Мартин.

— Да уж тебе лучше знать… Как придем на место, расскажешь толком, как сталось, что из оруженосца проводником эльфов стал и что вы вообще здесь делаете посреди ночи. Но пока вот что тебе скажу — если под людьми, против которых они выступают, подразумеваются люди короля — а скорее всего, так и есть, недаром про тех, кто не смотрит в небо, громче всего венардийцы вопят — я только рад буду.

Впереди, во тьме между деревьями, замерцал огонек костра. Несколько минут спустя они вышли на поляну. Здесь тревожно пряли ушами и время от времени взбрыкивали несколько лошадей, привязанных за уздечки к дереву; у другого дерева стояли двое рассветных братьев, крепко прикрученных веревками к стволу. Один, закрыв глаза, беззвучно шевелил губами, другой, с кровоподтеком на всю щеку, впился в появившихся разбойников злобным взглядом.

У костра сидел благообразного вида круглолицый старичок в матерчатом колпаке и, что-то бормоча себе под нос, перебирал на прямо на земле вещи, которые потом складывал в мешок — золотые и серебряные монеты, цепочки, украшенные цветными камнями перстни, какие-то шкатулки.

— Быстро вы вернулись, сэр, — с улыбкой сказал он, подняв голову. — Поймали этого проходимца? Лайлу шею намылить нужно, что связал его плохо.

— Лайлу уже ничего не намылить, — ответил великан и раздраженно тряхнул головой. — Хотя есть за что. Застрелил монаха в спину, а потом сам стрелу поймал.

Старичок невозмутимо пожал плечами.

— Плакать о нем не стану. Да и при дележе другим больше достанется… А вы, я вижу, погнались за одним, а вернулись с тремя.

— Гости, Катэль, не пленники. Что там у краснопузых в сундуках было?

— Как видите, сэр, золото — семьдесят солнц, сто серебряных лун, ну и кольца, цепочки, посуда, тоже золотая, а в этой шкатулке вот — кусок камня, что с неба упал. А в том сундуке, я не смотрел еще толком, кажется, одежда…

— Священная реликвия! — выкрикнул один из рассветных братьев. — Небо вас покарает, нечестивцы! Не смейте касаться ее своими грязными лапами!

— Тебе мало одного синяка, епископ? — поинтересовался вожак разбойников. — Могу еще один поставить… Я не про то, Катэль. Из еды у них с собой что? Не поверю, что такие важные птицы питались в трактирах хлебом и жидкой похлебкой.

Тот расплылся в улыбке.

— Ох, вот вы о чем, сэр. Это конечно, куда ж без этого? Вон в том ларе — пироги, с олениной, думаю, или еще с чем интересным, паштеты в горшочках, а вино — я, вы уж не гневайтесь, позволил себе пригубить немного — сказка, а не вино!

Каэрдену поднесли еды и вина, но тот молча покачал головой. Леу же не стала строить из себя недотрогу, приняла из рук одного из разбойников кусок пирога и маленький золотой стаканчик с густой темно-красной жидкостью и поблагодарила по-эйрийски, отчего на его заросшем бородой лице появилась улыбка.

Вообще люди не досаждали им особым вниманием; похоже, их больше интересовало содержимое сундуков красных монахов. Только Мартина предводитель шайки усадил рядом с собой и о чем-то расспрашивал. Кажется, о том самом турнире. Мартин несколько раз упоминал о нем, но Леу так до конца и не поняла, зачем люди в мирное время разыгрывают сражения — как будто им мало настоящих войн.

— Имя вроде бы мне незнакомо. А герб у него какой?

— Белая лютня на черно-зеленом, сэр. Сэр Уилмот был не знатного происхождения и участвовал в турнирах всего два раза в жизни, поэтому, наверное вы его не помните.

— Был, говоришь…

— Погиб, защищая свой замок от гоблинов, сэр, — коротко ответил Мартин.

Конор Слейт крякнул и осушил свой кубок. Леу вспомнила, что ее угостили вином и отпила немного. Рот обожгло сладким и кислым.

Разбойники вокруг громко разговаривали, смеялись, вскрывали крышки из теста и рвали зубами нежную начинку пирогов. Копались в сундуках, с криками и хохотом примеряли вышитую золотом одежду. Привязанный рассветный брат с синяком на лице возмущенно вопил и сыпал угрозами, пока не получил древком копья под дых, закашлялся и повис на веревках. Кто-то посетовал, что в орден Рассвета не берут женщин — пара монашек посмазливее оказались бы сейчас очень кстати. Ему предложили замолчать:

— Лайл, мразь эта, про баб заткнуться никак не мог, а как ему пасть прикрыли, ты начал?

Леу поморщилась от резкого незнакомого вкуса, откусила кусок пирога, чтобы перебить его.

«Да это цыпа. Чур, моя. Слыхали, козлоперы?»

Она поперхнулась. Столько всего произошло разом, что Леу особо не задумывалась о словах лучника, и только сейчас, услышав его имя и вспомнив тянущиеся к ней грязные пальцы с обгрызенными ногтями, она наконец поняла, о чем тот вел речь и что хотел сделать.

«Это вообще возможно?» — растерянно подумала Леу. — «То есть… возможно, конечно, но… человек и фаэйри, так разве бывает? Так…»

Тошнота подкатила внезапно. Леу вскочила на ноги и едва успела метнуться в темноту, опереться о ствол дерева и выплюнуть наполовину пережеванный пирог. Некоторое время она стояла так, пытаясь справиться с подступающим к горлу мерзким чувством. Все тело била дрожь, а стоило Леу представить оскалившуюся рожу Лайла, заросшую светлой щетиной, становилось еще хуже.

Может, Каэрден и прав. Может, они действительно произошли от животных.

Потом она вспомнила, как Мартин кинулся наперерез разбойнику,чтобы защитить ее. Нет, чушь какая-то. Ерунда. Просто люди бывают разные. Мартин никогда бы не повел себя как этот Лайл. Мартин — сдержанный, заботливый, тихий, сам разговаривает мало, но всегда терпеливо слушает ее, Леу, болтовню. У него теплые и мягкие ладони, от прикосновения которых она всегда успокаивается, как бы не была расстроена, и серо-голубые, как небо ранней осенью, глаза, добрые и внимательные. И он… хороший друг. Наверное. То есть…

Она нахмурилась. Леу как-то вообще раньше не задумывалась о подобных вещах. Грес — тоже ее друг, но она не помнила, чтобы когда-нибудь думала о его глазах или руках. Странно. Вообще все это — странно и не совсем понятно. Будь она дома, могла бы обратиться за советом к подругам, матери или госпоже Дайну. С Каэрденом Леу обсуждать свои мысли точно не собиралась.

Она глубоко вздохнула и прислушалась к себе. Дрожь унялась, тошнота, кажется, тоже отступила. Нужно вернуться на поляну.

Ее отсутствие, кажется, вообще никто не заметил. Посланник Высокого Престола скользнул по Леу равнодушным взглядом; разбойники продолжали угощаться и потрошить сундуки красных монахов.

— … уже год, как укрываемся в лесу у эльфов, сэр, — Мартин так и сидел у костра вместе с предводителем разбойников, отпивал понемногу из украшенного мелкими зелеными и красными камнями кубка и рассказывал: — И монахи, и жители деревни, сколько их осталось. Но, как вы знаете, сэр, в Поднебесном пределе есть и другие дворы фаэйри. Леу и Каэрден направляются ко двору Лир. Я сопровождаю их, потому что лучше знаю наречия и обычаи людей.

Он решил не упоминать Полуночную землю, заметила про себя Леу. Может, это и к лучшему. Может, Каэрден прав и Мартину все равно не поверили бы.

— Так вот с чего венардийцы на вашего брата взъелись, — пробормотал Конор Слейт, теребя бороду. — На орден Чистого неба. Синие монахи, мол, с эльфами сговорились, отреклись от истинной веры, и с помощью всяких колдовских штук, что от фаэйри получили, целые деревни под корень изводят. А оно, оказывается, вот что — сами венардийцы со своими браслетами виноваты.

Мартин кивнул.

— Ну ясно теперь все, — продолжал тот. — Пару месяцев назад ваш орден объявили вне закона — как раз когда, я слыхал, браслеты свою силу потеряли. Монастыри все отобрали и передали рассветным братьям, монахов — кого в тюрьмы побросали, кого разогнали просто. Пара таких к нашей компании прибилась. Приведу краснопузых в лагерь — вот уж будет у них о чем с нашими потолковать…

— Лагерь, сэр? — недоуменно переспросил Мартин. — Разве это — не…?

Рыжий ухмыльнулся.

— Что ж небо, совсем меня умом обделило — на краю леса лагерь разбивать, у самой дороги? Нет, здесь мы просто стоянку устроили. А до самого лагеря, если сейчас выйти, к полудню, может, дойдем. В самой чаше, куда людям шерифа или солдатне венардийской не добраться. А доберутся — все там и лягут. У меня там три сотни ребят, и все с луком и дубиной обращаться умеют. Научились, за три года-то…

— Простите, что спрашиваю, сэр, — сказал Мартин. — Если позволите, как случилось, что вы ушли в лес? Я слыхал, что венардийцы отбирали у местных дворян часть владений, но ни разу — чтобы отнимали все, так, что прежние хозяева оставались ни с чем.

Великан сплюнул.

— Да так все и было, — мрачно ответил он, — Было у меня пять деревень, три отдали барончику одному, который явился из Венардии. Я зубами поскрипел, но смирился. А что делать? А потом народ из этих деревень стал ко мне бежать. В ноги падали, мол, защитите, сэр Слейт, новый хозяин лютует, до нитки обирает, чуть что не по нему — до полусмерти запороть может. Барончик этот сперва требовал перебежчиков вернуть, я ему объяснял каждый раз, где его видал вместе с его требованиями. А потом в один прекрасный день решил силой людей отобрать. Вторгся со своей дружиной на мои земли, я со своей ему навстречу вышел, только боя толком не получилось. Дурачок этот решил покрасоваться перед своими, вызвал меня на поединок. Зря, конечно, потому что я его топором развалил от плеча до пояса.

Он вздохнул.

— Вот, а потом королевские войска пришли, тут мне и пришлось уходить в лес. Такие дела…

Через некоторое время разбойники засобирались. Взвалили добычу на отнятых у монахов коней, отвязали от дерева самих рассветных братьев, но тут же скрутили им руки за спиной, а на шеи набросили веревки. Рассветный брат, которого назвали епископом,снова стал возмущаться, получил несколько оплеух и только после этого замолчал. Предводитель снова подозвал Мартина, о чем-то коротко переговорил с ним и под конец втиснул что-то ему в руки

Когда шайка исчезла во мраке между деревьями, Мартин обернулся к Леу. В его ладони лежал туго набитый бархатный мешочек, в другой — тускло поблескивал массивный перстень с темно-красным камнем.

— Они оставили нам денег, — сказал Мартин, словно оправдываясь. — И попросили помочь в одном деле.