Полуночная земля

Серый Луг

Под ногами хлюпала скользкая грязь, холодный ветер жалил лицо и забирался под одежду. Свою теплую куртку Леу отдала Гэлиш, а взамен взяла ее накидку, дырявую и замызганную, зато с капюшоном. Набросив его на лицо, Леу сразу почувствовала себя немного уверенней. Нужно было, когда ходила за деньгами, захватить и свой плащ, но тогда она сглупила, не подумала об этом. Ладно…

Резкие крики ворон, впереди, судя по всему не очень далеко, конское ржание и голоса, громкие и злые.

Леу сжала ладонь девочки.

— Что там, Сайви?

— Торговцы какие-то, — вполголоса ответила та. — С целой повозкой товара. Бочки, мешки, еще что-то. Ругаются со стражей из-за пошлины, кажется. Не бойтесь, миледи.

— А за нами?

— Никого нет, миледи. Пока не выбрались на дорогу, за нами кто-то шел, но далеко, я лица не разглядела. Но сейчас никого нет. Не бойтесь.

Леу глубоко вздохнула. Наверное, Сайви права и беспокоиться действительно не о чем. Даже если это был Каэрден, он скорее всего не узнал ее и отстал.

Она постаралась взять себя в руки, но сердце все равно колотилось как бешеное, ладони слегка подрагивали, а глаза, она была уверена, полыхали синим. Подойди Леу сейчас к городским воротам одна, стража тут же узнала бы в ней фаэйри.

Все-таки притвориться слепой было хорошей идеей… наверное. Это придумал Байл — узнав, что Леу нужно попасть в Серый Луг, он даже не стал спрашивать зачем ей туда. Некоторое время чесал бороду, а потом несмело произнес:

— Если позволите, миледи, есть у меня одна мысль. Можно, если позволите опять же, глаза вам завязать. Стражникам скажу, мол, дочка наша зрения лишилась, идем в городской собор просить у неба милости. Чтобы, значит, глаза ваши излечило…

Тогда это показалось Леу замечательной идеей, но теперь, чем ближе они подходили к городским воротам, которые открыли с рассветом, тем тревожнее ей становилось. Не то, чтобы она боялась предательства — вряд ли искренность, с которой эти люди благодарили ее ночью, можно было подделать, и кроме того, они же верили, что Леу наложила на них заклятие и, если что не так, превратит их в зайцев, — просто… она сама не знала, отчего так волнуется. Может, кто-то из стражников захочет снять повязку и лично убедиться в ее слепоте. Может, они заметят блеск ее глаз даже сквозь ткань. На всякий случай Леу крепко зажмурилась.

Шаг, еще шаг, еще один. Леу поскользнулась в грязи и упала бы, если бы не Сайви, которая вовремя ухватила ее под локоть. Идущий позади Байл поддержал Леу за плечи и шепнул:

— Почти пришли, миледи. Не бойтесь, главное, все хорошо будет…

В нос ей ударило зловоние — конский пот и навоз, сердитые голоса зазвучали совсем рядом.

— За клячей своей следи! Небо грозовое, чуть на сапоги мне не…

— А вы маринуйте нас здесь подольше, глядишь, и я прямо перед воротами кучу навалю!

— Разговорчивый… А я вот сейчас тебе штраф выпишу в три солнца.

— За что⁈ — завопил возмущенный торговец.

— За то, что рожа твоя мне не нравится и язык у тебя чересчур длинный. Еще поспорить хочешь?

— Все, все, господин стражник, все, молчу…

— Ну вот то-то же… Все, уплати пошлину и проезжай. И так уйму времени на тебя потратил.

Скрип колес, хлюпанье конских копыт по лужам.

— Ладно, дальше… Кто такие?

— Зачем в город идете?

Судя по голосам, к стражнику присоединился еще один. Леу затаила дыхание.

— Небо благослови, добрые господа, — ответила женщина. — Мы из Осинок пришли, здесь рядом совсем, три дня пути. Меня зовут Гэлиш, мужа Байлом, а это дети наши, Алан, Сайви и Кира. Хотим в соборе помолиться, чтобы небо деткам нашим бедным здоровье вернуло. Кира вот, извольте видеть, еще тем летом глазами мучиться стала, а теперь вот ослепла совсем. И Алана лихорадка бьет, кашляет целыми днями, есть ничего не может…

— Эк вам не везет, — с некоторым сочувствием произнес один из стражников. — Как к собору пройти знаете хоть?

— Да вон башня торчит, даже с дороги видно, господин.

— А деньги пошлину заплатить у вас есть? — вмешался второй.

— Пошлину? — переспросил Байл. — Мы ведь товаров не везем никаких.

— С начала месяца новый указ — взымать две медных звездочки, если хотят войти в город больше двух человек вместе. Чтобы, значит, всякие бродяги и попрошайки сюда не лезли. У нас тут и так яблоку упасть негде.

Байл тяжело вздохнул, послышался звон монет.

— А за одну звездочку никак не пропустите, добрые господа? Нет? Ну что ж поделаешь, указ есть указ. Держите…

— Не мне. Вон, сразу за воротами будка, в ней заплатишь. Все, проходите.

Сайви потянула Леу за руку. Уже у себя за спиной она расслышала добродушное ворчание стражника:

— Ну хоть эти из-за пошлины препираться не стали, слава небу. Я уж думал — снова застрянем с ними тут, как с купчиками теми…

— Стоять! — раздался новый голос, резкий и сердитый, не успели они сделать и десятка шагов. — Стоять, кому сказал! Что у девчонки с глазами?

Леу похолодела и почувствовала, как Сайви до боли сжала ее ладонь.

— Слепая она, господин, — севшим голосом сказала Гэлиш. — Мы в собор идем, небо просить, чтобы…

— Джордж, Рой, я вам что говорил? Всех подозрительных проверять! А у этой глаза завязаны. Может, она эльфийка?

— Мы и проверяем, господин капитан, — отозвался один из стражников, и в его голосе Леу уловила нотки паники. — Как же! Повязку сняли, глаза осмотрели. Действительно слепая. Там у нее хворь какая-то — бельма, гной… Я чуть не блеванул, господин капитан!

— А уши?

— Проверили, конечно!

— Ну глядите у меня… А пошлину они заплатили?

— Да вот я и деньги уже приготовил, добрый господин,- отозвался Байл.

— Глядите у меня, — ворчливо повторил невидимый капитан стражи и, судя по звуку, зашагал прочь.

Уже после того, как, оказавшись в каком-то безлюдном узком тупичке, Леу сняла повязку с глаз, после того, как Байл и Гэлиш с детьми еще раз сердечно поблагодарили ее и ушли («Миледи, вы не гневайтесь, пожалуйста, а только заклятие снимите, сделайте милость,» — робко попросил мужчина. — «Чтобы, не дай небо, еще что-то не то не сделать и зайцами не обернуться». «Да не было никакого заклятия», — рассеянно отмахнулась она), Леу вдруг поняла, что абсолютно не знает, что ей делать дальше. Она хотела попасть в город — и попала, а о том, как будет искать Мартина, не подумала. Куда идти теперь?

Леу огляделась. Над ней, почти касаясь друг друга и закрывая серое небо, нависли крыши домов — почти таких же высоких, как дворец господ в Чертогах, но грязных и мрачных. Грязные, будто закопченные стены, наглухо закрытые ставнями маленькие окошки, под ногами мусор вперемежку с черной грязью. Леу показалось, что дома вот-вот сдвинутся и раздавят ее. Она сжала кулаки так сильно, что ногти впились в ладони, постаралась выровнять дыхание. Нужно успокоиться. Нужно успокоиться…

Через какое-то время стало чуть легче. Где искать Мартина Леу еще не сообразила, но точно знала, что стоя в этом мрачном тупичке она его не найдет. Еще раз глубоко вздохнув и натянув капюшон на лицо, Леу решительно шагнула вперед.

Рукоять ножа, теплая и чуть скользкая, удобно лежала в ладони. Сердце готово было выскочить из груди, от долгого бега было тяжело дышать, но она успела. Люди еще только начали собираться вокруг деревянного помоста, сооруженного на городской площади. Он был пуст, если не считать перекладины между двумя несущими столбами. С перекладины свисали веревки, оканчивающиеся петлями, под ними — деревянные чурбаны. Да еще чуть поодаль на помосте был установлен еще один столб, вот и все. Леу глядела на помост и чувствовала, как от ужаса начинает кружиться голова.

«А зачем мне этот нож?» — вдруг вспыхнула мысль, острая и холодная, как заточенный клинок. — "Что я вообще смогу им сделать? Ну почему я такая глупая⁈'

Весь день она бродила по улицам Серого Луга — капюшон надвинут, глаза в землю, и изредка посматривала по сторонам. Сама понимала, что это глупо и Мартин ей вряд ли встретится — если бы с ним все было хорошо, он давно бы вернулся, а если нет, то с чего бы ему разгуливать по городу? — но все равно не теряла надежду. Пыталась расспрашивать о нем встречных, объясняла, во что Мартин был одет и как выглядел, но те, кто снисходил до ответа, говорили, что не встречали такого, а большинство просто отмахивались от Леу, ворчали и шли дальше. Жители Серого Луга казались ей мрачными и взвинченными, а еще Леу заметила, как много ей попадалось солдат. Встречались и монахи в красных рясах — они ходили по двое, один что-то громко вещал и не переставая тряс большим медным колокольчиком на длинной ручке, другой тащил на шее какой-то деревянный ящик.

Когда Леу в очередной раз увидела такую пару, ее осенило — Мартин ведь собирался передать требование о выкупе за епископа его собратьям в городском соборе! Там-то, наверное, его точно видели! На мгновение она подняла голову к возвышавшейся над крышами острой башне собора, на глаз определила направление и бросилась туда.

И вскоре вышла на ту же площадь, где стояла сейчас — только тогда Леу не обратила на помост внимание. Просто не успела — ее отвлекли крики братьев ордена Рассвета, которые устроились за столом у подножия соборной лестницы.

— … не оставит вас в своей милости! Даже завалящая медная монетка, которую вы пожертвуете на благое дело, может спасти вашу душу! Чем больше ваш взнос, тем ярче воссияет она в небе после смерти!

Люди почему-то расставаться с деньгами не спешили — наоборот, проходили мимо, опустив головы и сутулясь, притворяясь, что не слышат рассветных братьев. Некоторые даже обходили стол по широкой дуге. Красные монахи злились, громко звонили в свой колокольчик, но толку было мало.

— Не оставьте верных служителей неба в трудный час! Денно и нощно молятся они за ваши грехи, неужели вы не поможете… Господин! Господин! Да, вы, в берете! Помогите, чем можете, бедным братьям, а не то небо от вас отвернется, попомните мои слова… да чтоб тебя трясучка разбила, ублюдок жирный…

Леу подошла. На ходу вытащила было мешочек с деньгами, но тут же спохватилась и спрятала его в складках накидки. Вдруг монахи узнают кошелек епископа?

— Примите, добрые люди, — произнесла она тихим и кротким голосом и протянула золотое солнце.

Глаза одного из рассветных братьев загорелись.

— Благодарю, госпожа! — он проворно схватил монетку и бросил ее в стоящий на столе ящик. — Небо вас отблагодарит!

— Скажите, — начала было она. — Сюда не приходил…

Второй рассветный брат посопел носом, искоса взглянул на Леу.

— Откуда у нее целое солнце? — спросил он. — Ты глянь, одежда грязная, накидка — дыра на дыре. Бродяжка или еще кто похуже. А деньги украла, небось…

— Тем более ценно это пожертвование! — воскликнул первый, лучезарно улыбаясь и кивая Леу. — Небу более угоден один раскаявшийся вор, чем праведник, которому не в чем каяться.

— Не нравится мне это, — проворчал ее товарищ. — Нужно бы солдат позвать.

Тут первый монах обернулся к нему и резко сменил тон.

— Ну конечно, давай позовем солдат, придурок ты этакий! Они это солнце отберут, как доказательство, а мы и дальше тут на холоде сидеть будем! Ясно же приказано — без пяти золотых не возвращаться, а у нас в ящике пока одна медь. Нашел время нос воротить!.. Простите моего неучтивого собрата, госпожа. В такой трудный для ордена час мы рады любой помощи, из чьих бы рук она не пришла!

— А что стряслось? — спросила Леу, стараясь казаться равнодушной. — Что за беда у вас?

Рассветный брат всплеснул руками.

— Ах, добрая госпожа! Разбойники, нечестивцы, которые свили гнездо в здешних лесах, захватили в плен Преосвященнейшего Владыку, епископа Серого Луга. Потребовали за него такой огромный выкуп, что пришлось полностью опустошить нашу казну. Теперь, чтобы пополнить ее, нам приходится собирать пожертвования на улицах… Это ужасно, госпожа, — вздохнул он. — Одного из этих прохвостов, который принес требование выкупа, схватили, но это слабое утешение, конечно. Тысячи золотых солнц, госпожа, тысячи! Серебро! Даже золотая утварь! Все погибло!

По ее спине пробежал холодок.

— Схватили?

— Да, и сегодня повесят. Да вот, оглянитесь — виселицу уже закончили сооружать. Думаю, еще до темноты молодчика вздернут. Еще, кажется, Эдиту Доэрти, эту отступницу, прилюдно сечь будут, но это… Эй, куда вы?

Леу, не оглядываясь, быстро пошла прочь, потом перешла на бег. Первые пару мгновений ее охватила паника, голова закружилась, все мысли улетучились, а потом пришла одна — оружие, Нужно достать оружие, хоть какое-нибудь. С ним спасти Мартина будет проще.

Потом все смешалось в кучу — снова узкие темные улочки, дома, нависающие и давящие сверху, грязные круглые булыжники под ногами. Голоса со всех сторон — Леу снова услышала имя Этиты Доэрти, «матушки Эдиты» один, два, три раза, каждый раз сопровождаемое вздохами и причитаниями. На перекрестке улиц венардийские солдаты древками копий разгоняли огрызающуюся толпу. Снова попадались рассветные братья с их колокольчиками и ящиками… Леу совсем растерялась. Она понятия не имела, где достать оружие — может, в городе есть лавка, где им торгуют? А если это вообще незаконно, и спроси Леу о таком, ее схватят и начнут звать солдат?

Потом ей повезло — совсем запыхавшись и опять начиная впадать в панику, Леу набрела на какую-то харчевню, маленькую и темную. Хотела попросить воды, и увидела на стойке, за которой возился хозяин, нож для разделки мяса. Щербатый и грязный, но лучше, чем ничего! Она подождала, когда человек отвлекся, оставила на стойке монету, схватила нож и бросилась бежать.

И только теперь, снова стоя на городской площади и глядя на возвышающиеся над ней виселицы, Леу поняла, что вся эта беготня, в сущности, была совершенно бесполезной. Ну хорошо, оружие она достала, а что дальше? Вскочить на помост, когда приведут Мартина, перерезать веревку у него на шее и сбежать? Переколоть этим несчастным ножиком солдат, которые попадутся ей на пути? Ну что за бред! Леу зажмурилась и сжала кулаки, чувствуя, что вот-вот расплачется.

Нет. Не сейчас. Не время. Нужно что-нибудь придумать. Хоть что-нибудь.

— Они, похоже, не шутили, — приглушенно говорил кто-то рядом с ней. — Я думала, просто слух, а вот нет. Действительно собираются матушку Эдиту высечь, представляешь? Прямо на людях, стыд-то какой!

— Небо не допустит, — мрачно ответил другой голос. — А коли не оно, так люди сами вмешаются. Шут с ними, с вольными братьями…

— Вольный брат только один, — вмешался еще кто-то. — А остальные двое — местные. Угг Пустая Рука и Дулас Щипач…

— Что в лоб, что по лбу. Все равно все трое — воры, разбойники. Пусть хоть вешают их, хоть головы секут, невелика печаль. А матушку Эдиту-то за что позорят, нелюди? Она в жизни мухи не обидела. Я помню, пять лет назад ногу сломал, думал — все, до конца жизни хромым останусь. Еле до лечебницы Солнечных сестер доковылял, так матушка лично у дверей встретила, внутрь проводила, сама отвар приготовила, чтобы боль снять. А разговаривала ласково так, будто родного сына после долгой разлуки отыскала. Сестры меня выходили, ногу выправили, и ни монетки не взяли. Я потом уж, как поправился, целую луну им пожертвовал.

— На нее давно зуб точат, — отозвался новый голос. — С тех пор, как орден Чистого неба в опалу попал, а матушка Эдита стала за синих монахов заступаться. Наверное, сейчас все-таки…

Зарокотали барабаны. Леу вздрогнула и открыла глаза. Растерянно огляделась — площадь уже была полна людей (когда только они успели собраться?), в сгустившейся темноте горели факелы и большие костры в кованых решетчатых жаровнях…

Леу качнуло назад, снова вперед. Ругань, крики — по толпе прошло движение, а потом помост, отталкивая людей древками копий, а особо непонятливых подгоняя пинками и зуботычинами, окружили солдаты. По расчищенному ими коридору прошли двое — приподнявшись на цыпочки, она разглядела богатую, отороченную мехом одежду одного и закрывающий почти все лицо колпак другого.

Снова грянули барабаны, с трудом заглушая возмущенные вопли толпы; в проходе показалась коротко стриженная седая женщина в желтом балахоне, которая шла, высоко держа голову, сжав губы и, кажется, не замечая творящееся вокруг. За ней венардийцы тащили двоих оборванных типов, закованных в кандалы — один, покрепче на вид, упирался, рычал и рвался из рук, что держали его, другой, не замолкая, сыпал проклятиями.

У Леу екнуло сердце. Сбилось с ритма, а потом застучало так сильно, что едва не заглушило барабаны.

Мартин шел последним — голова опущена, волосы закрывают лицо, руки связаны впереди. Куртку у него отобрали, оставили только рубаху, рукав оторван, и Леу показалось, что она даже может разглядеть длинный шрам на предплечье, который оставила булава венардийского солдата. Мартин тогда пытался защитить ее, после того, как Леу, воззвав к луне, упала без чувств, и…

Луна!

Она задрала голову так резко, что заболела шея. Может, если снова взмолиться о помощи, мать фаэйри услышит ее?

Небо было темным, почти угольно-черным, затянуто тяжелыми грозовыми тучами, которые с самого утра не могли разродиться дождем. И ни луны, ни звезд. Леу застонала от отчаяния.

Ладно! Придется спасать его самой. Как спасать — она не знала, но стоять и смотреть, как Мартин погибнет, Леу не собиралась. Она снова привстала на цыпочки, бросила быстрый взгляд на процессию — разбойников только что проволокли мимо, Мартин шел следующим, сильно хромая — сжала в ладони рукоять ножа, шагнула вперед…

Пальцы, твердые и холодные, как сталь, впились ей в шею, так, что Леу задохнулась от боли. Другая рука сжала ее запястье, выкрутила, и нож упал на булыжники площади.

— Дура, — спокойно сказал над ухом чей-то голос, а потом ее потащило прочь, вглубь толпы, все дальше и дальше от помоста. Леу даже не понимала толком, что происходит. Она пыталась отбиваться, пыталась разжать сдавливающие ее шею пальцы, но становилось только хуже — хватка сжималась сильнее, и тогда у нее в глазах просто темнело от боли. Перед ней мелькали, расступаясь, а то и разлетаясь в стороны, смутные силуэты собравшихся, черный дверной проем, лестница, по которой ее тащили все выше и выше, а потом Леу швырнуло на грязный досчатый пол. Ошеломленная, она приподнялась на локте и наконец сумела осмотреться.

Каморка с высоким потолком, судя по всему, под самой крышей дома, голые стены и единственное окно; в дверях, закрыв путь к бегству, застыла темная фигура в плаще.

— Дура, — снова сказал Каэрден. — Надеюсь, ты сполна насладилась этой беготней, потому что обо всем, что произошло, будет доложено королеве.

Леу вскочила, бросилась было на него — и снова покатилась по полу.

— Похоже, ты все еще думаешь, что это какая-то игра, — сказал он. — Луна видит, я не хотел бить тебя, но слов, кажется, ты не понимаешь.

Не обращая внимание на горящую щеку, Леу снова поднялась на ноги.

— Нужно спасти Мартина.

— Слишком опасно, — холодно возразил посланник Высокого Престола. — Я хотел, конечно, доставить его в Полуночную землю, но важнее доставить туда тебя. Человеком можно пожертвовать.

— Ты не понимаешь…

С площади раздался новый взрыв криков; прильнув к окнуЛеу увидела, что приговоренных уже подняли на помост. Женщину в желтом привязали к одному из столбов, воров и Мартина поставили под виселицы. Человек в отороченной мехом одежде, надсаживая горло, читал с листа — перед тем, как разбойников вздернут, магистрат по просьбе ордена Рассвета нашел нужным прилюдно наказать Эдиту Доэрти, настоятельницу городской обители Солнечных сестер…

— Да она не сделала ничего!

— Отпустите матушку Эдиту, изверги!

— Небо вас накажет!

— … за крамольные разговоры, а также за то, что не пожелала оказать помощь своим братьям из ордена Рассвета, — надрывался человек на помосте. — Осталась глуха к их смиренным просьбам о помощи в тяжелый для ордена час, и разгневала тем небо…

— Да это вы небо гневите, сволочи!

— Чтоб вас, и краснопузых заодно, вместе с их епископом!..

Толпа напирала все сильнее, так, что венардийские солдаты с трудом сдерживали ее. Над головами людей взлетали сжатые в кулаки руки, крики становились все громче и яростней.

— Нужно спасти Мартина! — снова взмолилась Леу.

— Нет. Мы останемся здесь, переждем, когда закончится вся эта суета снаружи, выберемся и отправимся дальше.

— Пожалуйста!

— Нет. Если мне снова придется ударить тебя, чтобы вбить в твою голову хоть каплю разума, я так и поступлю.

Леу обернулась к нему.

— Да! Я спасу его, а ты сейчас отойдешь в сторону и не будешь мне мешать…

— А не то…? — улыбнулся Каэрден.

— А не то я просто вылезу на карниз и сброшу капюшон. Все увидят, что я фаэйри! Я дам им схватить себя, а ты потом объясняй королеве, почему вернулся с пустыми руками!

— Нет! — на миг он потерял самообладание. — Нет. Не смей. Подойди сюда, глупая девчонка.

— Не мешай мне!

Он шагнул вперед, но Леу опередила Каэрдена — сбросила с плеч накидку и скользнула было в окно…

— Стой! Стой. Хорошо. Если хочешь спасти своего человека, я не стану вмешиваться. Ты довольна?

— Поклянись! — потребовала Леу.

— Честью двора Эллет. Не делай глупостей.

Она недоверчиво взглянула на Каэрдена, но тот действительно отступил и замер у двери.

— Давай, действуй. Я посмотрю.

Леу снова прильнула к окну. Люди все шумели вокруг помоста; потом вдруг раздалось пение — с десяток девушек в желтых балахонах, стоявшие в самом центре толпы затянули гимн, который мгновенно подхватили стоящие рядом люди. К сестрам бросились было солдаты, но их с проклятиями и криками оттеснили назад. Двое воров под виселицей вырывались и бились в руках венардийцев, только Мартин стоял неподвижно, так и не поднимая глаз.

И что теперь делать? Что…

— Ты понятия не имеешь, как его спасти, так ведь? — спросил Каэрден за ее спиной. — Светлая луна, ну что за вздорная девчонка…

Он подошел и склонился к окну.

— Ты знаешь местный язык. Расскажи мне, что тут творится.

— Что…? — растерянно обернулась Леу.

— Объясни, что происходит. Кого хотят повесить вместе с твоим человеком, что это за женщины в желтом, почему они все так кричат. Только быстро, в двух словах.

Посланник Высокого Престола выслушал сбивчивые объяснения Леу, вздохнул и покачал головой.

— Из-за той женщины с короткими волосами весь этот шум? Власти хотят наказать ее, народ этому противится? Я правильно понял?

— Да, но я не…

Каэрден молча отошел в угол. Вернулся, сжимая в руке лук. И, прежде чем Леу успела опомниться, снова присел, быстро прицелился и выпустил стрелу.

Над площадью на долю мгновения повисла тишина, тут же взорвавшаяся оглушительным ревом.

— Матушка Эдита!..

— Матушка!! Небо, что же вы творите, нелюди!!

Солнечная сестра, уронив голову, медленно сползала вниз по столбу. На ее груди, там, где торчала стрела, расплывалось темное пятно.

— Что… зачем… что ты наделал⁈ — закричала Леу. — Ты убил ее!

Каэрден пожал плечами.

— Смотри, что будет дальше.

— Они убили матушку Эдиту!

— Бей их! Бей их, ребята!!..

Люди со всех сторон рвались к помосту. Копейщики сдерживали их всего несколько мгновений, потом их смяли, сбили с ног, затоптали. В воздухе замелькали камни, вывороченные из мостовой булыжники; один такой угодил в голову человеку в маске-колпаке, и теперь он лежал в луже крови, безжизненно раскинув руки. Второй, тот, что читал с листа пергамента, в панике метался по помосту, пока его не схватили и не стащили вниз…

Каэрден вздохнул.

— Что ж, пойдем выручать твоего человека.