Полутона

Глава пятнадцатая. Меган

Меган застыла напротив впечатляющих размеров особняка в элитном районе города, где жила Шейла Макинтайр. Она надеялась, что встреча с актрисой прольет свет на загадочные перемены, произошедшие с ней много лет назад. Те, что и привели к закрытию суперуспешного сериала «Дикая охотница». А сериал, по словам Ганса, был весьма популярен – как и сама Шейла Макинтайр.

Ганс первым подошел к двери. Взглянув на Меган, постучался. Стук пришлось повторить еще дважды – никто не торопился открывать.

– Миссис Макинтайр, это полиция, – подала голос Меган. – Нам нужно с вами поговорить.

Расчет оправдался – замок щелкнул в ту же секунду. Актриса боялась встречи то ли с журналистами, то ли с надоевшими поклонниками… Как бы то ни было, дверь отворилась. Меган потребовалось полминуты, чтобы осознать, что стоящая перед ней женщина и есть та самая Шейла Макинтайр – куколка-блондинка в обтягивающем стройное тело кожаном костюме со спектрографий.

Куколку здорово потрепала жизнь.

Она выглядела старше своих сорока с небольшим. Фигура расплылась, из резинки брюк для йоги неаппетитно свисали бока. На слегка отекшем лице – ни грамма косметики, что актрису никак не украшало. Темные волосы легли вдоль бледных щек немытыми прядями, светлые корни отросли на несколько сантиметров, из-за чего прическа Макинтайр смотрелась еще жальче.

Меган представила, как вытянулось бы лицо Германа, преданного поклонника Макинтайр. Вряд ли бы он сейчас так радовался встрече с «дикой охотницей».

– Что вы хотели? – хрипло спросила Макинтайр и поморщилась от звука собственного голоса.

Судя по всему, она мучилась от жуткого похмелья, потому что не отрывала руки от виска.

– Мы по поводу вашей сестры, Эмили Махоуни.

– Да… – Рука дернулась и опустилась вниз.

Глаза с красной сеточкой сосудов настороженно впились в лицо Меган.

– Нам очень жаль, но вечером шестнадцатого числа она была убита.

Меган собиралась добавить, что они пытались сообщить ей эту новость раньше, но не смогли дозвониться… Не успела. Глаза Макинтайр закатились под веки. Мертвенно побледнев, она рухнула назад и некрасиво распласталась на полу.

Ганс вызвал по рации скорую. Осторожно подхватив актрису, перенес ее на диван. Только пройдя следом за ним, Меган поняла, какой же в доме царил бардак. В гостиной стоял отчетливый запах несвежей еды. Ее источник обнаружился очень скоро: на стеклянном журнальном столике валялись засохшие куски пиццы. Не лучший выбор для актрисы. Пустые бутылки из-под сладкой газировки и алкоголя, растекшаяся по стеклу лужица кетчупа… Меган брезгливо поморщилась. Ее вдруг посетило желание макнуть палец в пятно – а вдруг это не кетчуп, а кровь?

В кухне, в которую Меган пришла за стаканом воды для Макинтайр, обстановка была не лучше. Гора немытой посуды – при том, что в доме имелась посудомоечная машинка. Грязное полотенце на столе, полном крошек и подозрительных пятен. Да уж, поборницей чистоты, страдающей от мизофобии, Шейлу не назовешь.

Очевидно, что ни о какой домработнице и речи не шло, а это странно, если учесть былую популярность Макинтайр. Хотя стоило сделать акцент на слове «былая». Если судить по ее внешнему виду и пустым бутылкам из-под виски в ведре, дела у нее сейчас и впрямь шли не слишком хорошо.

Скорая не потребовалась – в аптечке в ванной Ганс нашел нашатырь или какой-то его колдовской аналог и быстро привел Макинтайр в чувство. Прямо истинный рыцарь, спасающий прекрасных дам. Хотелось бы верить, что им руководило не желание понравиться бывшей звезде, а искренняя участливость.

Едва «дикая охотница» обрела способность говорить, она выдавила:

– Как? Как это произошло?

– По всей видимости, кто-то назначил вашей сестре встречу в парке неподалеку от ее дома. Ее убили ножом в грудь, она не сопротивлялась. Похоже, что убийца был ей хорошо знаком.

– Боже, – прошептала Макинтайр. Откинулась на диванную подушку и долго лежала с закрытыми глазами, не шевелясь. Если бы не вздымающаяся грудь, можно было решить, что она вновь потеряла сознание. – Не верю…

– Где вы были шестнадцатого числа около половины десятого вечера?

– Я… Не знаю точно, во сколько это было, но… Я хотела попасть на вечерний сеанс в кино… Я иногда хожу туда. – Макинтайр отвела взгляд.

Она выглядела как человек, отчаянно стыдящийся своей слабости. Но что ей, актрисе, стыдиться любви к фильмам? Но, как оказалось, дело было в другом.

– После того, что произошло с Эмили… Я имею в виду, раньше… В общем, я до ужаса боюсь портал-зеркал. Вот уже несколько лет я или хожу пешком, или… пользуюсь чарами из филактерия.

– То есть запрещенными для использования в черте города, – приподняв бровь, уточнила Меган.

– Да. Я оплачиваю все штрафы, так что…

– Но ведь чары временного портала работают по тому же принципу, что и портал-зеркала, – озадаченно заметил Ганс.

– Да, но… Я когда вижу рамку портала… – Макинтайр зябко передернула плечами. – Просто не могу заставить себя ее перешагнуть. Когда используешь чары из филактерия, чуть легче. В общем, в тот вечер я снова нарвалась на штраф.

– Кто его выписал и где именно это произошло?

Макинтайр назвала адрес. Далековато от дома Эмили Махоуни и парка, где произошло убийство.

– А штраф выписал… Как же звали этого агента… – Она напряженно наморщила лоб, что привлекательности ей не прибавило. – Кажется, он представился Эриком. Фамилию не помню. После штрафа он попросил у меня автограф. Потом рассказывал, какой он фанат «Дикой охотницы»…

– На сеанс вы так и не попали?

– Нет. Настроение испортилось, и я решила вернуться домой. Шла пешком – не могла себя заставить… ну вы понимаете.

– Кто-нибудь может это подтвердить?

– Ну я встретила, конечно, пару прохожих. Но никого знакомого.

Меган сделала очередную запись в мемокарде.

– Миссис Макинтайр, почему вы вернулись в родной город?

Плечи актрисы напряглись.

– Решила сделать небольшой перерыв в карьере.

Больше добиться от нее вразумительных, развернутых реплик и не вышло. Макинтайр замкнулась, отвечала односложно. Врагов у Эмили не было, муж любил до потери пульса, окружающие – души не чаяли. Единственное, что зацепило Меган в ее словах – какая-то едкая горечь, промелькнувшая, когда Макинтайр говорила о всеобщей любви к сестре. Она не назвала бы это завистью, но сделала мысленную пометку.

– Мне плохо, – прошептала Макинтайр обескровленными губами. – Пожалуйста, уйдите. Я все равно больше ничего не могу вам сказать. Я правда…

Ее голос сорвался на хрип, а затем и вовсе затих на середине фразы. Шейла не плакала – просто смотрела перед собой остекленевшим взглядом, судорожно сжимая край домашней кофты. Меган взглянула на Ганса. Он попрощался с Макинтайр и направился к двери. Та не ответила – повернувшись вполоборота к окну, смотрела куда-то вдаль.

Вслед за напарником Меган покинула чужой дом.

– Вот тебе и «дикая охотница»… – пробормотала она.

– Ваш коллега будет сильно разочарован, – вторя ее недавним мыслям, сказал Ганс. – Даже я немного… сбит с толку, честно говоря. Ощущение, что блондинка на спектрографии и Шейла Макинтайр – два разных человека. Я, конечно, понимаю – грим, иллюзии и прочие ухищрения, но не до такой же степени!

– Сомневаюсь, что дело тут в гриме или иллюзии. Похоже, Макинтайр сейчас переживает не лучший этап в своей жизни. Проверь ее алиби. А еще наведайся к цеури. Узнай у них, когда в последний раз Макинтайр вообще давали какую бы то ни было роль.

– Думаете, все настолько плохо? – нахмурился Ганс.

– Зависть – серьезный повод для убийства, – заметила Меган, – а у Эмили Махоуни до недавних пор дела шли, похоже, куда лучше, чем у ее сестры.

И все-таки что-то в этой версии ей не нравилось. Даже если Шейла была неплохой актрисой (в чем Меган сомневалась), вряд ли сейчас она играла. Макинтайр казалась действительно раздавленной вестью о смерти сестры.

Было еще кое-что, что сильно ее смущало. Место убийства идеально чистое – Карли даже волосинки там не обнаружила. А то, что Меган видела в доме, никак не вязалось с образом аккуратного и чистоплотного убийцы.

– Я все никак не могу понять, как выведать, что случилось с Шейлой Макинтайр десять лет назад…

– Не понимаю… Даже если с ней действительно произошла какая-то трагедия, которая повлияла на ее жизнь и ее карьеру, причем тут ее сестра?

– Не знаю. Пока не знаю. Но я привыкла доверять своей интуиции. А она подсказывает мне, что к этому эпизоду биографии Шейлы Макинтайр стоит присмотреться.

Ганс отправился выполнять ее поручение, Меган – домой. Должна же она пользоваться хоть какими-то преимуществами наставничества?

Она давно не ходила по этой улице. Потому, что все здесь напоминало о нем. Парк, в котором они гуляли, когда на Кенгьюбери опускалась ночь. В темноте, под луной, словно сбежавшие из дома подростки. Для одного из них, впрочем, все так и было – возраст только подвел.

На этой скамейке она сидела, глубоко надвинув на лоб капюшон, и ела мороженое. Он смеялся и опускал капюшон все ниже и ниже, до самого носа, пока она не ткнула ему холодной сладкой шапкой на рожке в его собственный нос. Как дети, право слово…

Тогда в жизни Меган было много смеха и какой-то… беззаботности, легкости. И теплоты.

А вот и лавка, в которую она заходила десятки раз. Сейчас там темно и безлюдно. Вывеска исчезла. Рано или поздно, помещение арендует кто-то другой. Что здесь будет? Магазин сладостей? Мороженого? Как раньше уже не будет точно. Холодный рассудок говорил ей смириться.

А она, глупая, не могла.

– Жалко, что закрылись, – посетовал за спиной знакомый голос.

Только сейчас Меган поняла, что стояла посреди улицы, не шевелясь, должно быть, с минуту. Стояла и смотрела в темноту за стеклами лавки, словно в бездну, которая манит, гипнотизирует и лишает контроля. Она развернулась, с вежливой, но какой-то пластиковой улыбкой – губы не желали растягиваться как положено. Не желали улыбаться.

Ведь он был лишь в ее мыслях, но не рядом с ней.

Конечно, она узнала чуть скрипучий, но не раздражающий голос миссис Грэшем. Та преподавала математику в старшей школе, в которой училась Меган. Сухопарая, невысокая, миссис Грэшем всегда отличалась активной жестикуляцией и словоохотливостью. Каждый раз, завидев Меган, приглашала ее домой на чай. Каждый раз приходилось вежливо отказываться, ссылаясь на занятость.

– Мег, милая, как я рада тебя видеть!

Миссис Грэшем была одна из немногих, кто называл ее так.

– И я вас.

Учительница кивнула на темную витрину.

– Жалко, да, что магазинчик закрыли? Я тоже часто покупала здесь мяско.

Она так мило сказала это слово «мяско», что Меган невольно улыбнулась. На этот раз – искренне.

– Да, жалко. Миссис Грэшем, я ужасно тороплюсь, – уже привычно покаялась она.

Старая учительница вздохнула, а Меган вдруг отчетливо поняла, насколько же та одинока. Муж погиб несколько лет назад, детей никогда не было… Слова сорвались с языка прежде, чем она успела их остановить.

– Хотите, я забегу к вам в эти выходные вечером на чай?

– Конечно, милая! – оживилась миссис Грэшем – даже румянец на щеках заиграл.

Меган улыбнулась на прощание и направилась было вперед, но внезапно пришедшая в голову мысль заставила ее круто развернуться.

– Миссис Грэшем… Вы помните Эмили Махоуни?

– Конечно, – чуть поморщившись, отозвалась та.

Странное выражение, промелькнувшее на ее лице, не укрылось от взгляда Меган.

– Кажется, вы не слишком ее любили, – осторожно заметила она.

– Я понимаю, что должна относиться ко всем ученикам одинаково, но мне было не так-то просто закрывать глаза на ее грубые выходки. Я рада, что она переросла это. Слышала, она добилась немалых успехов.

Меган озадаченно смотрела на миссис Грэшем. Перед глазами всплыла улыбающаяся со страниц газеты Эмили, нежно обнимающая мужа.

– Грубые выходки… Вы не путаете ее с сестрой, Шейлой?

Учительница рассмеялась хрипловатым смехом.

– Я, может, и стара, но не настолько, чтобы их перепутать. Шейла была чудным ребенком… Она обладала удивительной способностью сплачивать вокруг себя людей. За все время я ни разу не услышала от нее дурного слова в адрес кого бы то ни было. А Эмили… – Она замялась, явно не желая говорить про бывшую ученицу плохого.

– Миссис Грэшем, мне нужно знать, – мягко сказала Меган.

Если Эмили Махоуни еще в школьные годы умудрилась нажить себе врагов, то теперь, после того, как она стала знаменитой, старые обиды, приправленные жгучей завистью, вполне могли стать причиной ее убийства. Правда, возникал закономерный вопрос – почему ее недруги спохватились так поздно?

Миссис Грэшем тяжело вздохнула, но все же нехотя ответила:

– В школе Эмили называли странной девочкой. Она была мрачной, погруженной в себя. Когда она тянула руку, я не раз замечала следы от свежих порезов. С Шейлой Эмили никогда не ладила, да и с остальными тоже. Она была изгоем. А потом влилась в… нехорошую, скажем, компанию. Если раньше издевались над ней, то теперь уже она издевалась над другими. Поменяла роли. Я не раз слышала жалобы от учениц, которых Эмили смеха ради запирала в туалете. Все они были похожи на нее прежнюю – одинокие, запуганные, потерянные. Она словно мстила им за свою собственную жизнь.

Ошеломленная, в этот момент Меган отчаянно жалела, что не может достать из кармана мемокард. Нет, это было бы совсем неуместно. Потому она жадно запоминала каждое слово своей бывшей учительницы.

– Эмили приходила в школу пару лет назад. Провела для детей с ограниченными возможностями презентацию книги, и мне подарила экземпляр. Я смотрела на нее и не могла поверить, что передо мной действительно Эмили Роуз. Надеюсь, это не притворство ради продвижения книги. Надеюсь, она и впрямь изменилась. Она даже попросила у меня прощение за все.

Закусив губу, Меган покачала головой. Сказать, что она была потрясена – это ничего не сказать. Образ Эмили никак не желал складываться в ее голове, упорно распадаясь на осколки. Вот она – примерная жена, филантроп, успешная писательница, ценой неимоверных усилий вставшая с инвалидного кресла. И вот – ненавидящая окружающий мир грубиянка, издевающаяся над одноклассницами.

Быть может, несколько лет, проведенные в инвалидной коляске, заставили ее взглянуть на жизнь совершенно иначе? Но в то, что люди могут измениться столь кардинально, верилось с трудом.

– Спасибо, миссис Грэшем, – искренне сказала Меган.

– Так что случилось-то? – забеспокоилась та.

Меган озадаченно взглянула на нее. Хотя, если миссис Грэшем не изменила своим привычкам, ее неведение вполне объяснимо. Прежде она предпочитала коротать вечера с книгами, а не перед экраном экфовизора, где наверняка вовсю муссировалась тема смерти известной в Кенгьюбери писательницы.

– Эмили Махоуни была убита.

Учительница некрасиво приоткрыла рот, да так и застыла.

– Ох, знала бы я раньше… Не говорят плохого о тех, кто уходит от нас в мир теней.

– Миссис Грэшем, сказанное вами никак Эмили не повредит. И я действительно благодарна вам за сведения. А сейчас извините меня. Мне правда пора идти.

***

Полусидя на кровати с чашкой свежесваренного кофе в руке, Меган просматривала мемокарды, на которые Ганс записал всю собранную им информацию о Шейле Макинтайр. Память цеури пестрела эпизодами с ее участием с различных крупных и не очень мероприятий. Люди любят делиться воспоминаниями о встрече со звездами разных масштабов. Судя по всему, и на многих ток-шоу Шейла Макинтайр была желанной гостьей.

Куда интереснее та часть ее жизни, что была скрыта от глаз большинства ее обожателей и фанатов. Уже спустя несколько минут тщательного изучения мемокардов Меган убедилась в собственной правоте – одновременно с растущим успехом Эмили на писательском поприще жизнь ее сестры начала стремительно катиться вниз. Она ошиблась лишь в том, что роль в «Дикой охотнице» стала для Макинтайр последней. В год, когда объявили о закрытии сериала, некогда снискавшего безумную популярность, Шейле сыграла роль роковой красотки в фильме «На краю мира». Однако фильм провалился в прокате, критики и зрители разнесли его в пух и прах. Как утверждали антифанаты Макинтайр, во многом «благодаря» ее игре. Ее называли блеклой тенью прежней Шейлы и просто бездарной актрисой.

За первым провалом последовал и второй. Спустя несколько месяцев после показа «На краю мира» на экраны вышел фильм «Безумные», где Макинтайр вместе с коллегой по «Дикой охотнице» Мартином Омсом сыграли влюбленную пару вне закона. Фильм вышел поудачнее прежнего, но игру Макинтайр называли откровенно слабой, дилетантской, а экранную любовь героев – совершенно неубедительной.

Ганс оказался умелым охотником за информацией и при этом весьма дотошным. Он даже отыскал для нее отклики зрителей с премьерных показов – их опрашивали сотрудники кинокомпании, чтобы потом поделиться этими воспоминаниями с цеури. Да, времена менялись… Многие компании научились использовать в своих целях уникальные особенности таинственных созданий, породивших нечто вроде коллективной памяти человечества.

К слову, приветствовались не только хорошие отклики. Плохие порой лишь подогревали интерес и разжигали споры среди зрителей, что в очередной раз привлекало внимание к фильму. Ганс любезно записал на отдельные мемокарды отзывы примерно одинакового содержания вроде «какого демона Шейла играет так, будто впервые оказалась перед камерой?!», «Мартин – умничка, но Шейла…» и похожие по сути, но различающиеся интонационно – в зависимости от уровня воспитанности комментаторов.

Потом стало хуже. Роли в кассовых фильмах Макинтайр больше не предлагали. Видимо, от безысходности и безумной боязни исчезнуть с экранов, она перешла на второсортные фильмы. Сначала малобюджетный (и малосодержательный) боевик, где она сыграла жертву похитителей и, впоследствии, подружку главного героя, который, разумеется, героически ее спас, и полфильма пробегала с драматически размазанной по щекам тушью. Потом Макинтайр досталась роль в эротической драме, где от нее требовалось разве что вовремя скидывать с себя ту или иную деталь одежды. И пошло-поехало. За первой эротикой последовала вторая, затем третья, а затем… долгие пять лет, когда о Шейле Макинтайр ничего не было слышно.

Один за другим Меган просматривала выуженные из памяти цеури эпизоды из фильмов, лишь изредка задерживаясь на сценах с участием Макинтайр. И тихо недоумевала: и этой посредственностью когда-то восхищались миллионы? Конечно, Ганс не мог обойти вниманием и «Дикую охотницу». Целый мемокард был отведен под воспоминание незнакомца, когда-то посмотревшего сериал по экфовизору.

Поразительно то, что просмотр сериала про охотников на нечисть неслабо ее увлек! Даже кофе успел остыть – а это говорило о многом. Меган готовила себе ужин, одним глазом поглядывая в мемокард и разворачивающиеся там события. Не слишком, к слову, кровавые, но напряженные. Все же сериал, скорее, был рассчитан на подростковую аудиторию. Что, в общем-то, не мешало Меган с увлечением его смотреть. Очнулась она, только при виде титров и погасшей пластины мемокарда – воспоминание закончилось.

Сжав в пальцах амулет зова, Меган оживила в памяти образ Ганса. Тот откликнулся почти мгновенно, словно ждал ее призыва.

– Хотела просто сказать, что ты проделал колоссальную работу, – одобрительно заметила она.

– Значит, я не пропаду, если меня вдруг сошлют в Архив? – пошутил Ганс.

Норвежский акцент в его голосе стал отчетливее – должно быть, от смущения, вызванного похвалой.

– Не пропадешь, – со смешком сказала Меган. – Но пока тебе куда больше подходит роль детектива.

Пусть любимчиков она никогда не заводила, критиковать стажеров, если нужно, не стеснялась, но и не видела смысла замалчивать их достоинства.

– Значит, вы посмотрели все файлы?

– Все. – Меган потерла кончик носа. – Включая первую серию «Дикой охотницы». И эпизоды остальных фильмов, в которых она снималась.

– Вы заметили, что в «Дикой охотнице» она играла на порядок лучше? – оживился Ганс.

– Может, алкогольная зависимость? – предположила Меган, вспоминая пустые бутылки из-под виски в доме Макинтайр.

– А с чего вдруг? Сериал ведь был успешным, пока его не закрыли.

– Может, проблемы начались гораздо раньше… Звездная болезнь или личные неудачи. Как бы то ни было, у Шейлы Макинтайр были причины не любить сестру. Кто знает, что творилось у нее в голове. Возможно, она не видела в ней соперницу, пока та сидела в инвалидном кресле, но потом… Одновременно с тем, как рушилась карьера Макинтайр, у Эмили Махоуни она шла в гору. Взять даже личную жизнь: Эмили вышла замуж, а Шейла годом раньше развелась. Они словно поменялись ролями… Младшая сестра встала с кресла и стала известной писательницей и благодетельницей, а старшая бесповоротно погубила свою карьеру.

Стоило договорить, как Меган молнией пронзила мысль – их судьбы ведь и впрямь диаметрально противоположны. Там, где у одной – черная полоса, у другой – белая. Что, если произошедшее с сестрами не случайно и имеет под собой магическую природу?

Что, если они обе (или только одна из них) – жертвы неведомого проклятия?