Полутона

Глава двадцать девятая

Кровать в дешевой гостинице была жесткой и неудобной. Роящиеся в голове мысли не давали спать. Ник чувствовал себя мошкой, угодившей в липкую паутину, мухой, бьющейся об оконное стекло в отчаянной попытке выбраться на свободу. Казалось, он перепробовал все возможные варианты, даже снова наведался к Колдуэллу, который, как и все остальные, забыл и лицо Ника, и его, пусть и изначально фальшивое, имя.

Правда, договориться насчет чар с владельцем «Дурмана» он так и не смог. Условие Колдуэлла осталось неизменным: привести к нему вейлу Илэйн, которая, как надеялся Ник, сейчас пила чай в родном городе и рассказывала тете о своих злоключениях.

Лежа на кровати (раздеваться он не стал, сомневаясь в чистоте простыней), Ник мысленно перелистывал страницы блокнота с листами-мемокардами. Сейчас, в реальности, совершенно пустыми. Однако незадолго до проклятия серебристые листы были испещрены многочисленными пометками о делах, которые он расследовал. Ник не расставался с блокнотом, хотя тот уже распух от количества вставленных листов – он вел блокнот с самого первого дня в Департаменте.

Ник почувствовал странную горечь – если он не найдет выход, всему этому больше никогда не повториться. Кем он станет тогда? Без работы в Департаменте он не смыслил своей жизни.

Комнату заливал яркий лунный свет – Ник не стал задергивать шторы. Он любил это время, несмотря на все байки о полнолунии. Вроде вервольфов, которые бесконтрольно теряли свою человеческую сущность и превращались в волков. Диких, неразумных, опасных. Или пробуждающейся ярости берсерков…

Ник резко сел на кровати. Прострелившая мозг мысль заставила его сердце забиться с утроенной силой. Полнолуние. Волки. Берсерки… Эти слова породили целый вихрь воспоминаний.

Дары существ древней крови делали их мишенью Трибунала и потенциальными отступниками. За вервольфами, берсерками и бааван-ши в виду их несколько… агрессивной природы Трибунал и Департамент следили особенно пристально. Каждый раз, когда в городе происходили убийства, не относящиеся к магическим и ритуальным, в первую очередь подозревали серийных маньяков, во вторую – существ древней крови, не сумевших сдержать свою темную природу. Обычно отследить их было легко. Каждый раз, когда пробудившаяся в крови сверхъестественная звериная ярость брала верх над человеческой волей, вокруг них появлялось облако тэны.

Около года назад Ник распутывал дело, в котором жертвами стали три молодые девушки. В каждом случае почерк был одинаков: тело брошено на том же месте, где произошло убийство, несколько ножевых ранений – от одиннадцати до двадцати, явно совершенных в ярости – эмоциональной или же магической. Два тела обнаружили, когда с момента смерти прошло несколько дней, а потому тэна успела развеяться. Как всегда в таких случаях, активизировался Трибунал, и Лиам Робинсон поручил Нику проверить всех берсерков по сформированному списку.

Отыскать одного из них оказалось непросто. В процессе расследования Ник узнал о существовании Ульф Хьедин – закрытой общины, расположенной за пределами Кенгьюбери. Жители общины отказывались жить по законам Трибунала, отказывались даже получать все необходимые документы, чтобы работать в Кенгьюбери и устроить своих детей в школы и институты Ирландии. Детей учили самостоятельно, питались тем, что вырастили на огородах и фермах, одевались в то, что сшили сами…

Как подозревал Ник, все они были или ульфхеднарами, или берсерками, или потомками тех и других. Однако проверить свою догадку ему не удалось – его стремительно выставили оттуда. А потому на тот момент его расследование ни к чему не привело.

Однако с третьей жертвой Департаменту «повезло» – если так можно сказать в отношении чьей-то смерти. Тело девушки нашли через пару часов после убийства. Это позволило Нику сформировать из гущи тэны След, который привел его прямиком к дому убийцы. И нет, не в общине Ульф Хьедин – в западном районе Кенгьюбери.

Отступник спал, что было неудивительно, если учесть характерный для берсерков магический «откат». Однако проснулся, как только Ник вошел в комнату – будто сработал некий сигнал тревоги. Заметив брызги крови на его теле, Ник выхватил револьвер. Завязалась драка, и ульфхеднар мгновенно вошел в состояние сверхъестественной ярости. Он оскалился и издал звук, напоминающий волчий рык. Раскинул в сторону крепкие руки с отчетливо прорисованными мышцами. Пальцы скрючились, словно когти. Ник не сомневался – убийце хватит сил, чтобы разорвать его плоть этими пальцами. Сил и… ярости. В глазах ульфхеднара в этот миг не было ничего человеческого.

Нику ничего не оставалось делать, как спустить курок. Помедли он хоть немного, и стал бы четвертой жертвой убийцы.

Неудивительно, что он забыл об этом деле – успешном и одном из многих в его карьере. Расследования, окончившиеся неудачей, запоминались куда сильнее, повисая на душе грузом вины. Удивительно другое – почему информации по этому делу не было в Архиве? Почему Хьелля Хансена не было в списке отступников, чьи данные Ник проверял в попытке напасть на след того, кто его проклял?

Возможно, это безумие… или же последняя надежда. Ник вцепился в эту ниточку, что было сил. Так переживший кораблекрушение в открытом море хватается за обломки, чтобы с их помощью добраться до берега.

Он вскочил с кровати, спешно накинул пальто, предусмотрительно сорвав с него нашивку младшего агента. Сейчас она ничем ему не поможет, но помешать может вполне. Он не мог переместиться в Ульф Хьедин, используя портал-зеркало – ни одного из них в общине не существовало. Однако он знал, где можно легально (и, к счастью, без участия Колдуэлла) приобрести чары временного портала. Их нельзя было использовать в городской черте, но сами по себе запрещены они не были.

На последние деньги разжившись нужным филактерием, Ник дождался вечера новолуния и перенесся в Ульф Хьедин. Здесь все было таким, каким он помнил: широкие немощеные улицы, деревянные дома и виднеющиеся на горизонте фермы. Он не зря выбрал именно это время суток. Жители Ульф Хьедина, как и большинства общин, промышляющих сельским хозяйством, вставали на рассвете или даже за час до него, и ложились рано. А значит, мало кто мог разглядеть в человеке, блуждающем по улицам, чужака.

Однако Ник не собирался надолго задерживаться здесь. Не стоило привлекать к себе внимание ульфеднаров… даже не помнящих или не знающих, что именно он когда-то убил их собрата.

Память привела Ник к одному из домов, как близнец, похожему на все остальные уже увиденные им. Поднявшись на крыльцо, он торопливо постучался. Дверь открыл заспанный и недовольный верзила. В памятный день знакомства Ника с общиной его тут не было.

– Чего грохочешь? – недовольно спросил он.

– Мне нужна Ингер Хансен.

В прошлый раз поговорить с сестрой Хьелля Нику так и не удалось.

– Мне тоже, и что? – хмыкнул верзила. – Ингер здесь нет. Ищи ее в баре, раз так нужна…

Последние слова верзила бормотал, уже закрывая дверь. Кажется, его ничуть не смутило присутствие незнакомца в Ульф Хьедин. То ли община за последние месяцы перестала быть такой уж закрытой, то ли он не видел в Нике угрозы или не так уж сильно беспокоился за Ингер. А может, он просто очень сильно хотел спать.

Самого Ника, признаться, несколько удивило наличие бара в Ульф Хьедин. Впрочем… нужно же было где-то людям с душой волка выпускать пар. Вряд ли все здесь поголовно были настоящими воинами.

Бар Ник нашел без единой подсказки – приземистое длинное здание в конце дороги достаточно сильно выделялось среди остальных. Обстановка внутри разительно отличалась от любимого агентами Департамента «Асковая»: дешевые деревянные стулья, липкие столы и барная стойка в потеках и крошках от сухарей. Едва войдя, Ник тут же увидел женщину, в гордом одиночестве восседающую за барной стойкой. Ингер Хансен он знал лишь по спектрографиям из дела годичной давности. Впрочем, тогда она показалась ему куда стройнее и привлекательнее.

Наверняка смерть брата наложила на нее отпечаток. Очень светлые, как и у самого Хьелля, волосы висели немытыми прядями вдоль отекшего лица. Взгляд Ингер пьяно блуждал по лицу Ника, когда он сел рядом с ней.

– Че надо? – подозрительно спросила она, старательно выговаривая слова.

Впервые Ник был рад, что его никто не помнит. Даже фальшивое имя придумывать не пришлось.

– Меня зовут Ник. Я старый друг Хьелля.

– Хьелль… – В светло-голубых, словно выцветших глазах задрожали слезы.

– Меня несколько месяцев не было в Ирландии. Когда я вернулся, узнал, что Хьелль… Соболезную вашей утрате.

Ингер шумно разрыдалась, но тут же резко, как по команде, пришла в себя.

– Купишь виски?

Ник подал знак бармену – скучающей девице с рыжими волосами. Повернулся к Ингер и мягко попросил:

– Расскажите, что с ним случилось.

Он медленно пил свое пиво, слушая путанную речь Ингер – искаженную версию реальных событий, в которой Ник был «каким-то ублюдком из Департамента, который пристрелил Хьелля, как какую-то псину».

Нет, Ингер Хансен не стала бы мстить. Не хватило бы духу. Ник чувствовал нутром – гены одного из родителей, формирующие дар берсерка или ульфхеднара, ей не перешли. Все, что она могла – оплакивать брата день за днем, скорбеть по нему… так, как она это умела.

Стрелки часов отсчитывали минуту за минутой, и Ник все отчетливее понимал, что напрасно теряет время. Что напрасно цепляется за соломинку, которая на поверку оказалась лишь игрой света. Он думал так ровно до того момента, пока в едва связном потоке слов, перемешанных со слезами, не промелькнуло фраза, заставившая его насторожиться.

– А эта его краля даже на ритуал прощания не явилась.

– Краля?

– Девица Хьелля. – Ингер скривилась. – Такая вся из себя благородная леди, не чета нам, дикарям. Корчила из себя девочку из хорошей семьи, а самой небось нравилась вся эта романтика: встречи под луной, тайные свидания… Вот только старовата она для таких дел.

– Почему тайные? – Не рассчитав, Ник с громким стуком поставил стакан на барную стойку.

– Так чужая она нам, – охотно пояснила Ингер. Слезы на ее глазах исчезли как по волшебству – ненависть оказалась сильнее горя. – Кровь нашу портит. То есть испортила бы, если бы женой Хьелля стала. Вот он и прятал ее от нас. Знал, что не одобрим. Мы свой дар бережем, а такие, как она, его только…

Она прикусила язык и стрельнула в сторону Ника испуганным взглядом.

– Все в порядке, – успокоил он. – Я знаю, кем был Хьелль. А она… как ее звали?

– Не знаю я, – с досадой сказала Ингер. – Я ее только раз видела, когда в Кенгьюбери приехала. Хотела поговорить с Хьеллем, убедить его вернуться. Сдался ему этот проклятый город… Ну конечно, там ведь она. Дом шикарный и она вся такая… Красивая холодная рыбина, вот она кто. Говорит, конечно, складно. Я-то, когда злюсь, не могу нормально слова подобрать. Больше кричу. А она стоит там вся такая спокойная, на вы ко мне обращается, хотя ненамногим меня младше. А меня, знаешь, от этой ее ледяной вежливости аж корежит. В общем, не удалось мне поговорить с Хьеллем. Кареглазая эта меня выставила. Улыбнулась, сказала, будет меня ждать в любое другое время, когда Хьелль будет дома. Ага, как же. И вообще это не его дом. Его дом – Ульф Хьедин. – Ингер всхлипнула. – Хьелля убили через несколько дней после того разговора.

Ник молчал, отрешенно глядя перед собой. Складывать было особенно нечего. Но всю информацию, которой владел, он сложил. Мысль – жуткое подозрение – камертоном ударила по натянутым струнам, острым лезвием вонзившееся… не в грудь, а в спину.

Он мог ошибаться. Он должен был ошибиться.

– Вы не могли бы описать мне ее? – Ник улыбнулся через силу. – Я же из Кенгьюбери… Может, я встречал ее? Может, она из наших с Хьеллем общих знакомых?

Ингер снова скривилась. Подавить вспыхнувшее отвращение помог хороший глоток поданного ей виски.

– Говорю же, кареглазая. Лет тридцати, может, меньше. С такой идеально гладкой и ровной прической – короткой, волосок к волоску.

Выходит, Колдуэлл не врал. Он и впрямь знал заказчика. Теперь стало ясно и то, почему Колдуэлл готов был назвать Нику имя заказчика чар – или описать его довольно-таки яркую внешность. Наверняка через своих людей он узнал, что Меган Броуди была старшим инспектором. Этого слишком мало, чтобы отказаться от прибыльного дела (интересно только, что отдала ему Меган взамен чар), но достаточно для того, чтобы при случае сдать ее с потрохами. Вражда отступников и агентов Департамента неискоренима.

Ник резко поднялся. Кинул деньги на стойку и, не сказав растерявшейся Ингер ни слова, вышел в ночь.

***

Дверь знакомого дома отворилась на стук, и Ник снова стал зрителем очередного спектакля. Его снова не признали.

– Ты и Хьелль Хансен? – бросил Ник, прерывая Меган на полуслове. – Старший инспектор Департамента и берсерк-убийца?

Меган перестала разыгрывать сцену и сдернула с шеи замерцавший белым амулет. Разумеется, никакое не «средоточие белой магии», а фальшивку, один из важных атрибутов ее спектакля. Ник мог догадаться раньше, ведь все целительницы Кенгьюбери оказались бессильны ему помочь – рассветная магия подчас слабее полуночной. Однако кулон Меган не позволил ей – только ей одной – попасть под власть поразившего Ника проклятия.

Он должен был догадаться.

– Я ждала, когда ты придешь, – сдавленно сказала она. – Знала, что так не может продолжаться вечно. Но надеялась, что это произойдет гораздо позже.

Меган отступила вглубь квартиры, пропуская Ника внутрь. Он мог заподозрить ловушку, но сейчас ему было все равно. Важнее стало узнать правду.

– Почему, Мег? Такая изощренная месть… За то, что я наказал озверевшего убийцу?

– Хьелль не был убийцей! – выкрикнула она, сжимая руки в кулаки. Карие глаза сверкали.

Непривычно было видеть Меган такой. Казалось, ей передалась частица сверхъестественной животной ярости возлюбленного.

– Тебе хочется в это верить. – Ник говорил с ней спокойно, как с диким зверем, которого нужно присмирить.

– Потому что это правда! Его подставили. И когда истинный убийца убьет снова, новая смерть, как и смерть Хьелля, будет только на твоей совести.

– До сих пор не могу в это поверить, – качая головой, проронил Ник. – Все это время ты втиралась ко мне в доверие, втайне наслаждаясь тем, что вертишь мной, как кукольник – марионеткой. Разрушала мою жизнь по кирпичику, оставаясь в стороне, но при этом все контролируя… Вот зачем ты дала мне пропуск в Архив – чтобы создать видимость поддержки и уверить меня в том, что нитей я не найду. И правда, как, если ты собственноручно стерла информацию о деле Хьелля Хансена, рассчитывая, что я забуду о рядовом убийстве.

– Видишь, что для тебя его смерть? – прошипела Мег. – Рядовое убийство! Не первое и не последнее. А для меня Хьелль был всем. Одним выстрелом ты разрушил мою жизнь до основания… И я отплатила тебе той же монетой. Тебе кажется это безумным? Но мне, Ник, больше нечего терять. Ты отобрал у меня самое дорогое…

– Берсерка, Меган?

– Человека, Ник. Самого близкого в этом мире человека.

Меган опустила плечи и будто постарела разом. В теплых карих глазах появились усталость и обреченность – трезвое отражение взгляда Ингер Хансен.

– Когда мы познакомились… я не знала, кто он такой. Узнала случайно, из списков Трибунала. Но Хьелль клялся мне, что подавил свою полубезумную магическую природу, что поставил контроль во главу угла, что никогда в жизни не поддавался ярости.

– Берсерки всегда так говорят, – сухо отозвался Ник.

– Хьелль не берсерк.

– Ульфхеднар. Да, я знаю.

– Тогда ты должен знать, что ульфхеднары гораздо лучше справляются со своей яростью. Куда лучше берсерков контролируют ее. – Меган шумно вытолкнула воздух через ноздри. – Я поверила его словам, потому что убедилась в них сама. За все то время, что мы были вместе, Хьелль никогда на меня даже не накричал. Он словно заморозил свою ярость, приручил ее. И он… не такой, как другие. Хьелль был одним из немногих в своей общине, кто хотел жить по правилам. Он покинул Ульф Хьедин, чтобы стать полноправным гражданином Ирландии. Конечно, родня отговаривала его, но Хьелль их не послушал. Он получил личностные татуировки, что для него значило попасть под постоянный контроль Трибунала. Но он сделал это, потому что мечтал однажды узаконить наши отношения. Хьелль верил в силу закона…

А тот в лице Ника его подвел.

Но Ник не мог ошибиться. Тогда дар следопыта, никогда прежде его не подводивший, был при нем. И След вел прямиком к Хьеллю. Могли ли его подставить? Могла ли ярость ульфхеднара просто быть ответом на вторжение вооруженного незнакомца в его дом?

Ник мазнул рукой по лицу. Опасные, ядовитые мысли. Но хуже всего то, что правды ему уже никогда не узнать. И с этими мыслями ему отныне жить.

– Мы скрывали наши отношения несколько лет, – обняв себя за плечи, тихо сказала Меган. – Это было унизительно для Хьелля, я знаю. Одно дело – скрывать меня от своей родни, а другое… Таиться здесь, в моем доме, словно я стыдилась его. Но он понимал, что иначе мне не построить карьеру в Департаменте, и понимал, как это важно для меня. А потом эти убийства… Ты все разрушил. Ты разрушил мою жизнь, из-за тебя – из-за тебя! – я потеряла своего ребенка. Нашего ребенка. Все, что оставалось у меня от Хьелля…

Ник молчал, ошеломленный. Но Меган, в отличие от него, было что сказать. Опустив руки, она всем телом развернулась к нему.

– Я хотела видеть, как ты страдаешь. Поначалу я хотела просто тебя убить. Поверь, это было бы несложно. Но потом поняла: за то, что ты сделал, просто закончить твою жизнь вот так, по щелчку, будет недостаточно. Разрушить твою жизнь так, как ты разрушил мою, и заставить тебя мучиться этим осознанием – вот что мне было нужно. Ради этого проклятия я отдала все.

– Сначала ты уничтожила мой дар, а потом вошла во вкус и стерла меня из памяти людей…

– Не вошла во вкус, – жестко бросила Меган. – Таков и был план. Я хотела, чтобы ты навеки остался всеми забытым, вечно скитался по свету одиночкой без права на любовь и семью. А когда ты окончательно возненавидел бы собственную жизнь…

– Убил бы себя сам? – усмехнулся Ник, холодея. – А твои руки при этом остались бы незапятнанными…

– В отличие от твоих. – Меган покачала головой. – Не буду скрывать, в какой-то момент ненавидеть тебя стало нелегко. Я не могла не видеть, как отчаянно ты защищаешь невинных – даже после того, как прахом пошла твоя собственная жизнь. Но я не могла не помнить, что ты лишил меня жениха и моего неродившегося ребенка.

Ледяное молчание, стеной вставшее между ними, кололо виски.

– И что же ты сделаешь, Ник? – прошептала Меган, глядя на него широко раскрытыми глазами. Глядя с каким-то звериным отчаянием, с диковатой решимостью человека, которому нечего терять. – Давай, уничтожь то немногое, что у меня осталось. Если ты убьешь меня, проклятие потеряет свою силу.

– За последние недели жизнь очень отчетливо показала мне, что мир не делится на черное и белое. Что между ними столько полутонов… Мы, люди – буквально каждый из нас, – состоим и из тьмы, и из света. Они смешиваются в нас, переплетаются… они и создают нас такими, какие мы есть. Ты хотела разрушить мою жизнь и довести меня до самоубийства… И все же это не умаляет твоих заслуг. Не отменяет то, что ты спасла множество судеб. И то, что я во имя эгоистичной цели неоднократно преступал закон, который сам же и олицетворяю, не значит, что я готов убить ради собственного спасения. Границы есть у всего. Так что нет, я не убью тебя. Смерти ты не заслужила.

– Раз уж наша беседа приобрела философский оттенок… – На губах Меган играла усмешка, но обращенный на него взгляд был пропитан горечью. – Говорят, жизнь – великий дар. Но, скажи, так ли это? Я позволила тебе жить, так скажи мне, ты счастлив? Потеряв все, стоя на краю пропасти, когда позади тебя – лишь разруха и пепел… Ты счастлив, что по-прежнему жив?

– Да, – твердо ответил Ник. – Моя боль не так сильна, как твоя, я знаю. Но от любой боли можно оправиться.

– Нет, – прошептала Меган, закрывая глаза. – Не от любой.

Когда Ник шел сюда, подозревая, что она и была возлюбленной Хьелля, его воображение рисовало совсем другую картину. Что Меган набросится на него, как кошка, или выстрелит с порога, когда поймет, что Ник знает правду. Или будет все отрицать, или устроит новый фарс, в который он уже не поверит. Все, что угодно, любое развитие событий… но только не то, что происходило сейчас.

Она была словно выжжена изнутри. Лишена той силы, что побуждает сражаться снова и снова, плыть против течения, бороться… за что? Меган Броуди больше не за что было бороться. Она не сопротивлялась, когда Ник набрасывал на нее сеть из парализующих чар. Лишь смотрела своими теплыми карими глазами, и от этого взгляда внутри все стыло и превращалось в лед.

На то, чтобы найти филактерий, понадобилось несколько минут. Коробочка с вырезанными на ней рунами, с чарами вперемешку с его волосами внутри сгорела от украденной у плиты сущности огня. Рассеялось ли проклятие или оно уже навеки въелось в его душу? Ник не знал.

Прежде чем уйти, он снял с Меган чары.

– Я прошу тебя только об одном. Остановись. Месть никогда и никому не приносила облегчения. Я не знаю, действительно ли я убил невиновного. Я не знаю, сочтешь ли ты мой жест проявлением мягкотелости, или ненужной тебе жалостью, или еще черт знает чем. Но я не хочу ломать тебе жизнь больше, чем уже сломал. Не хочу губить твою карьеру. Ты стала отступницей – но и я, в попытке спасти свою шкуру от твоих чар, им стал. Ты совершила ошибку – но и я, возможно, ее совершил. – Ник выдохнул. – Нам, Балор тебя забери, по-прежнему придется работать вместе. Но я буду начеку. Если Робинсон вспомнит, что я говорил ему о своем проклятии, кто-то из его подчиненных начнет расследование. Я не буду ни помогать ему, ни мешать. Целиком положусь на судьбу. Что тебе делать со всем этим – продолжать разрушать свою жизнь или попытаться на осколках и руинах прежней жизни построить новую, возможно, лучшую, а возможно, и просто другую… Решать тебе.

Ник покинул дом Меган, аккуратно закрыв за собой дверь.

Задрав голову, он долго смотрел на звезды, с высоты глядящие на людей. Он не улыбался – время для улыбок еще не пришло.

Но человек не может бесконечно жить во вчерашнем дне. Ник выбирал настоящее.