Глава двадцатая



Очередная бессонная ночь.

В голове – безумная карусель. Целый ворох мыслей и воспоминаний, череда едва знакомых и родных лиц – Эмили Махоуни, Шейла Макинтайр… Хьелль. В такие моменты, когда жизнь вокруг словно затихала, когда засыпал окружающий мир, Меган остро чувствовала свое одиночество.

Оно преследовало ее с самого детства. С того самого страшного дня, когда отец Меган – человек, которого ей хотелось бы вычеркнуть из своей памяти навеки – заподозрил в измене и убил свою жену. Ее мать, которую Меган почти не помнила… благодаря отцу.

Однако ей повезло – если хоть что-то в такой ситуации можно считать везением. Она не попала в приют, не стала бродягой, не присоединилась к полчищу Крысенышей из Ям. Ее забрала к себе тетя, которая и по сей день жила в Кенгьюбери. Меган росла с двумя ее детьми в большом доме в элитном районе, не знала недостатка в карманных деньгах и красивых вещах. Тетя дала ей прекрасное образование, а с ним – и путевку в жизнь.

Меган могла уехать куда угодно, хоть в сам Бале-Аха-Клиах, но предпочла остаться в родном городе. Могла стать кем угодно – филологом, искусствоведом, политиком или дипломатом, но стала агентом Департамента.

Если жизнь чему-то ее и научила, так это тому, что зло – не только в жестоких, жертвенных ритуалах и разрушительных полуночных чарах. Зло рядом. Меган хотелось хоть немного снизить концентрацию жестокости и зла в окружающем ее мире. Не самая романтичная и возвышенная цель… но уж какая есть.

Она не знала, нашла ли свое место в жизни. И слукавила, если бы сказала, что никогда не задумывалась, какой могла бы быть ее жизнь, прими она однажды иное решение. Да, Меган нравилось сажать убийц и моральных уродов за решетку, видеть, как справедливость торжествует в очередной раз. Не нравилось все остальное – кровь, смерти, бессонные ночи, поломанные судьбы, странные решения суда, идущие вразрез с ее мнением. И все же она не могла с уверенностью сказать, какого цвета в этой черно-белой зебре было больше.

Как только Меган получила свою первую зарплату, она съехала от тети. Порой навещала и ее, и племянников, но с каждым годом все реже и реже. Причина банальна – нехватка времени. Меган уверенно поднималась по карьерной лестнице, раскрывая все более сложные дела и получая повышение один за другим. До ступеньки старшего инспектора добралась еще до тридцати, что считалось явлением редким.

Да и в том, чтобы быть одной, Меган с упорством находила все новые и новые преимущества. Никаких утомительных выяснений отношений, обид и ссор, никакого беспорядка в доме, в котором она могла контролировать каждую деталь – от дизайна гостиной и цвета штор до местонахождения любой мелочи.

Меган предпочитала называть одиночество свободой и последней, конечно, нисколько не тяготилась. Она наполняла свои вечера любимой музыкой, увлекательным чтением и хорошей едой. Научилась готовить вкуснейшие сочные стейки, к которым прилагался бокал дорогого красного вина – некая элегантная прихоть обеспеченных и независимых леди.

Кто бы мог подумать тогда, что именно ее вкусовые пристрастия сведут ее с Хьеллем.

Меган часто забегала в «Мясную лавку» после работы – не любила мясо после заморозки, а потому никогда не покупала его впрок. Пока старина Кив резал для нее мясо, а после тщательно заворачивал в пергамент, из которого она вынет его, как только придет домой, они обменивались последними городскими новостями и не очень смешными шутками.

Зайдя в лавку в очередной раз, Меган ошеломленно замерла. На месте Кива с его огненно-рыжей шевелюрой, уже разбавленной сединой, стоял молодой красавец-скандинав. Светлые волосы, собранные в короткий хвост, пронзительные голубые глаза и обезоруживающая улыбка. Та стала шире, стоило Меган невнятно пробормотать, что ей нужен кусок мяса. Она, уверенная в себе молодая женщина, добившаяся прекрасной карьеры и уважения мужчин старше нее самой, чувствовала себя глупым подростком, оказавшимся в одной комнате с красивым мальчиком, который нравился ей с детства.

«Обожаю девушек с хорошим аппетитом, – доверительно сообщил тогда скандинав с отчетливым норвежским акцентом. И добавил, поморщившись: – Без этих модных причуд вроде веганства».

Первое, что сказал ей Хьелль… Хотя тогда его имени Меган еще не знала.

Только после встречи с ним она поняла, что все это время одиночество в ее жизни было неким раздражающим пробелом, ассиметричной картинкой, выводящей из себя ярого перфекциониста… Словно ты годами собирал гигантский пазл лишь для того, чтобы обнаружить, что не хватает одного крохотного фрагмента в самом его углу.

Меган заставила себя поверить в то, что ее жизнь идеальна. Но она стала таковой лишь тогда, когда в ней появился Хьелль.

Разбитая, опустошенная, Меган выбралась из кровати и встала под душ. Мощные холодные струи быстро привели ее в чувство.

В Департаменте она оказалась за час до рассвета, немало удивив этим дежурных агентом. И почти сразу же направилась в Архив. Просмотрела десятки мемокардов, но нужной записи так и не нашла.

Меган едва дождалась, когда Раск – старший сотрудник Архива – наконец окажется на рабочем месте. Он сонно щурился, словно кот, которого разбудили посреди ночи. Сходство с котом ему придавали и взъерошенные рыжие волосы, и повадки мартовского ловеласа.

– Раск, существуют ли чары, способные, скажем, отобрать удачу у одного человека и передать ее другому? – едва завидев его, выпалила Меган.

Тот похлопал глазами, ошеломленный ее напором. Она редка бывала… такой.

– Ну, во-первых, привет. Во-вторых… – Раск помолчал, жуя губу. – На практике я с таким не сталкивался. В теории – все возможно. Постоянно вскрываются какие-то новые чары, о которых никто раньше не подозревал. Но такое… Сомневаюсь, честно говоря.

– Почему?

– Я не знаю ни одного колдуна, который может управлять таким коварным явлением, как удача.

– Про лепреконов говорят, что они управляют удачей, – заметила Меган.

Раск фыркнул.

– Глупые сплетни. Ну, мне так кажется. Я хочу сказать… У каждых чар должна быть основа из известной нам школы магии. Иногда чары переплетаются, наслаиваются, образуя новые, но основа – база, подложка, как угодно – должна быть обязательно. Да и сама посуди… Представим, некие рассветные чары действительно способны наделить человека удачей. Но чтобы отобрать ее у кого-то другого, нужны чары полуночные.

– Да, что-то не складывается, – пробормотала Меган. – А если это нечто вроде проклятия? Существуют же полуночные колдуны, способные вытянуть из человека силы, магию, саму жизнь? Что, если удача в таком случае – лишь еще один вид энергии, которую колдун может изъять?

Раск развел руками.

– Тогда это очень мощные и сложные в исполнении чары. И мне они не знакомы.

Нечто похожее, увы, ей сказала и Карли.

– Тогда ты не смогла бы разглядеть эти чары на теле того, на кого они были направлены? – спросила Меган.

– Не зная плетения чар? Боюсь, что нет.

Карли, склонившаяся над трупом мужчины на секционном столе, бросила полный надежды взгляд поверх плеча Меган.

– А Ганс не с тобой? – невинным тоном осведомилась она.

– Карли…

– Хорошо-хорошо! – Она выпрямилась. Указала на тело. – Люди очень, очень разные не только по физиологии, но и по энергетическому отпечатку. То, что я часто вижу, глядя на людей – сложная сеть чар, тесно переплетенных с нитями жизни. Иногда даже встроенных в них, а значит, и меняющих его отпечаток. Такое происходит, например, когда у человека с детства слабое здоровье и он часто обращается к целителям. В таких случаях, чтобы распознать в нем отклонение от нормы, мне нужно знать или то, как именно выглядят чары, или как выглядел энергетический отпечаток человека до обращения к ним. Одно из двух. Чары, насланные недавно, не изменившие нити жизни, а наложенные как бы поверх, увидеть я, конечно, смогу.

Меган оставила Карли в ее холодном одиноком царстве. Стоя у автомата со стаканчиком кофе в руках, задумчиво смотрела через окно на Кенгьюбери.

Несмотря на все сказанное Раском и Карли, новосозданная теория казалась ей весьма привлекательной. У обеих сестер приблизительно в один и тот же период случились кардинальные перемены в жизни. Эмили встала с инвалидного кресла, а суперуспешный сериал с Шейлой в главной роли закрыли. Эмили вышла замуж, Шейла развелась. Эмили написала книгу, фильмы Шейлы проваливались одним за другим. Куда-то подевался ее талант, благодаря которому она и стала известной.

Что, если Эмили сыграла однажды в нечестную игру и забрала себе удачу сестры – популярной актрисы, белокурой красотки, кумира сотен тысяч людей? Разумеется, не сама – если бы Эмили была ведьмой, ее издевательства над одноклассницами приобрели бы совсем другую окраску, и в школе об этом непременно узнали бы. Да и Трибунал Эмили никогда не интересовался – Меган наводила справки.

В эту теорию укладывалось и убийство Эмили – таким образом ее сестра решила восстановить справедливость. Быть может, Шейла надеялась, что тем самым разрушит насланные на нее чары. А может, просто была зла на сестру.

К тому же, в энергетическом отпечатке Эмили Махоуни Карли разглядела нечто странное. Некое вмешательство… правда, произошедшее очень давно.

Конечно, не исключено, что у произошедшего куда более приземленное объяснение. Может, привычка во всех необычных преступлениях видеть магию, присущая доброй половине агентов, оказалась заразной? И Меган видела колдовской умысел там, где его нет?

Она не стала дожидаться, когда Ганс придет в Департамент. Решила воспользоваться тем, что рабочее утро началось необычайно рано, заглянуть в школу к миссис Грэшем и порасспрашивать ее о прошлом Эмили Махоуни, в котором было немало темных пятен.

Старая учительница обрадовалась приезду Меган. До начала урока оставалось двадцать минут, а потому они могли спокойно поговорить.

– Ты ко мне, небось, опять по поводу Эмили?

Меган виновато улыбнулась.

– Простите, что редко навещаю вас просто так.

– Ничего, я все понимаю. Работа. Да и что молодым до старух…

И это говорила та, в ком энергии кипело больше, чем в некоторых подростках. Миссис Грэшем поправила собранные в элегантную прическу волосы, в которых не было ни единого волоска.

– Но хорошо, что ты зашла. После твоего ухода я вдруг задумалась…

Меган насторожилась.

– И о чем же?

– Когда Эмили была в старшем классе, к нам перевели ученицу. Она переехала в Кенгьюбери вместе с матерью. Фиби… Фиби О’Догерти, кажется. Ребята ее сразу невзлюбили. Ее мать едва сводила концы с концами, и Фиби редко появлялась в новых вещах. Она была хорошенькой, но уж больно угрюмой и замкнутой. Видно было, что перемены потрясли ее – ей было некомфортно в новой школе. Училась неплохо, другим помогала не то, чтобы охотно, но… думаю, не хотела давать лишний повод для издевательств. Потому ее и не трогали – даже Эмили. Она просто не обращала на новенькую никакого внимания, словно бы смотрела сквозь нее. Признаться, я даже вздохнула с облегчением. Вся эта боль, что гнездилась внутри Эмили, не просто обозлила ее, но и научила обороняться. Она как маленький дикий зверек набрасывалась на тех, до кого могла дотянуться. А Фиби… она казалась слишком хрупкой, мне казалось, что травли она просто не выдержит.

Миссис Грэшем откашлялась, отпила чаю из кружки с потемневшим ободком. Поморщилась – вероятно, холодный, и поспешно отставила в сторону. Меган следила за ней с неослабевающим интересом, гадая, почему изгою Фиби миссис Грэшем отвела главную роль в своей истории.

– В какой-то момент одноклассники Фиби начали замечать, что у них пропадают вещи. Обычно всякие мелочи типа ручек или помады из косметички.

– И подозрения, разумеется, пали на нее.

Миссис Грэшем кивнула, вновь взглянула на остывший чай, словно надеясь, что он согрелся от одного ее присутствия. Однако пить не стала.

– Верно. На Фиби стали коситься, шептались за ее спиной – определенно, что-то замышляли. Потом, как я поняла, у Эмили, тогда еще Гринч, пропал медальон – не драгоценный, но, вероятно, весьма для нее дорогой.

– И что произошло?

Миссис Грэшем тяжко вздохнула.

– Эмили поймала Фиби за школой. Разумеется, всего этого я не видела… Говорили, что она действительно нашла в кармане Фиби пропавший медальон. Правда это или нет, я не знаю. Знаю только, что Фиби досталось. Эмили пришла в ярость – бешеную, неконтролируемую. Как… берсерк.

Меган вздрогнула. Пальцы скользнули по брюкам, царапнув их, сжались в кулак. Усилием воли она их разжала. К счастью, старая учительница ничего не заметила.

– Потом ученики говорили, что им пришлось силой оттаскивать Эмили – она едва не забила Фиби до смерти. Сломала несколько ребер и запястье, живот был весь в синяках… Фиби бросила школу и, едва выйдя из больницы, уехала в другой город, к каким-то дальним родственникам. Я долго ничего не слышала о ней. Ее мать осталась здесь, но со мной не здоровалась. Всякий раз при виде любого из учителей поджимала губы и отворачивалась. Уверена, она винила нас в том, что случилось с ее дочерью. И, знаешь, отчасти она права.

Меган молчала, пытаясь переварить сказанное. С трудом верилось, что миссис Махоуни – филантроп, вежливая и элегантная женщина, которой жители Кенгьюбери привыкли ее видеть, в детстве была такой – агрессивной, жестокой, злобной.

Миссис Грэшем спохватилась:

– Так к чему я тебе это все рассказывала! Она – Фиби то есть – вернулась полтора года назад. Я сразу поняла, что дела у нее не задались. А потом еще и оказалось, что ее мать болеет. Я не любитель собирать слухи, но ты прекрасно знаешь, как быстро они разносятся. Даже в таком городе, как наш. В общем, я была на презентации новой книги Эмили – та сама меня пригласила в нашу последнюю встречу. Была там и мисс Лерфи – может, помнишь ее, она недолго у нас преподавала. Жуткая сплетница! Села рядом со мной и всю презентацию не закрывала рта! Я человек тактичный, не могу я велеть человеку замолчать… Вот и пришлось одним ухом слушать Эмили, а другой – сплетни мисс Лерфи. Она и рассказала мне про некрасивый скандал с Фиби. Дескать, та, сильно выпившая, заявилась в дом Эмили и начала обвинять в ее том, что поломала ей жизнь. – Миссис Грэшем, вздыхая, покачала головой. – Муж Эмили выставил Фиби за порог. И когда ты сказала мне, что Эмили убили… я подумала…

– Что это могла сделать Фиби? – закончила Меган. Задумалась. – Да, несомненно, у нее был веский повод злиться на Эмили, но убить… В любом случае, спасибо, что рассказали. Вы не знаете ее адреса?

– Знаю, как же не знать, когда она живет в нескольких домах от моего дома.

Меган поблагодарила бывшую учительницу и направилась по указанному ею адресу.

Дверь открыла потрепанная жизнью брюнетка с большими серыми глазами, с какой-то детской обидой глядящими на мир. Ключицы выпирали, ноги, обтянутые выцветшими шортами, походили на спички – того и гляди, переломятся пополам. Похоже, Фиби (если, конечно, это была именно она), страдала анорексией. Или ей просто редко перепадала возможность нормально поесть.

По-детски тонкая шейка пришла в движение – хозяйка дома сглотнула при взгляде на нашивку на ее плаще.

– Детектив Броуди. Вы Фиби О’Догерти?

– Да, – растерянно протянула она. – Вы по поводу Эмили?

Такого вопроса Меган не ожидала и в первое мгновение даже не нашлась, что сказать.

– Когда я узнала, что ее убили, я сразу поняла, что ко мне придут. Что кто-то обязательно расскажет о наших с ней… – О’Догерти замялась, подбирая слова.

– Непростых отношениях? – с усмешкой подсказала Меган. – Я могу войти?

– Да-да, конечно!

Голова на тонкой шее закивала так часто, что стало страшно, как бы она не отломилась. Все в фигуре О’Догерти казалось столь хрупким, ненадежным… Если она планировала дожить до старости, ей определенно стоило больше есть.

Вопреки ожиданиям, в гостиной царил порядок. Кресла накрыты цветной органзой, на каминной полке – всевозможные статуэтки, в основном, всяческого зверья. Автоматический освежитель прыснул в сторону Меган свежую струю яблочно-мятного аромата, словно негодуя на появление в доме незнакомки. Однако ничто не могло заглушить повисший в воздухе запах смерти – сильнейший запах лекарств.

Должно быть, О’Догерти заметила затрепетавшие ноздри Меган и скупо обронила:

– Мама тяжело больна.

Выходит, болеет она уже несколько лет. Неудивительно, что Фиби выглядит так, словно вот-вот растает.

Хозяйка дома кивнула Меган на диван, накрытый ярко-лазуревой полупрозрачной тканью, вероятно, призванной скрыть дыры и потертости. Сама уселась напротив, наполовину утонув в глубоком кресле. Медленно выдохнула, собираясь с духом или успокаиваясь.

– Ту мою выходку не обсуждал только ленивый. Ненавижу людей за это! – выпалила О’Догерти. Прикрыла лицо руками, но тут же их опустила. Весьма нервная особа. – Хотя, знаете, я не жалею, что все ей тогда высказала… Хотя не помню и половину из того, что говорила. Мне немного надо, если вы понимаете, о чем я… Два бокала шампанского – и все, в голове туман. Потому я и не пью больше. А Эмили я не убивала. Ненавидела – да, но не убивала. Я бы никогда… просто рука бы не поднялась.

Меган открыла была рот, чтобы спросить Фиби, где она была во время убийства Эмили Махоуни, но не успела.

– А книгу я все равно напишу, – угрюмо сказала та.

– Книгу?

– Ну да, – с вызовом произнесла О’Догерти. – Чем я хуже ее? Я хочу открыть людям глаза. Мне надоели эти причитания – «Ах, вы представляете, Эмили встала на ноги без всякой магии!», «Ах, милая Эмили, она пожертвовала все свои сбережения очередному инвалиду», «Ах, Эмили собирается основать собственный фонд для помощи детям с ограниченными возможностями» и прочее бла-бла-бла. Я не верю, что она изменилась – она просто пыталась замолить свои грехи, потому что боялась попасть в лапы Балору! Все действия Эмили – сплошное лицемерие! – Она сорвалась на крик, но, кажется, даже не заметила этого. – Люди забыли, какой она была. А я не забыла, и забывать не собираюсь. Я знаю, многие простили ее… Как не простить, она же изменилась! Стоило ей стать популярной писательницей, как все сразу же забыли обо всем, чего от нее натерпелись. Об оскорблениях, издевательствах. Мигом приползли за автографами! Но я ее прощать не собираюсь! Я напишу разоблачительную книгу об Эмили Махоуни, и она станет куда популярнее, чем ее собственная!

В этом Меган, конечно, сильно сомневалась. Все-таки Эмили – не суперзвезда, какой с натяжкой можно назвать ту же Шейли Макинтайр в прошлом. Никому не будет дела до погибшей писательницы, которая в детстве отличалась агрессивным характером. Такими историями уже никого не удивишь.

Но вслух Меган сказала совершенно другое.

– Где вы были…

– Весь вечер я была дома, – хмуро отозвалась О’Догерти, даже не дослушав вопрос. – Маме стало плохо, пришлось вызвать целителей из Церкви Дану. Они подтвердят, что приходили. – Поймав взгляд, направленный на лестницу, ведущую на второй этаж, она сказала: – Мама после приступа с трудом разговаривает, так что вы только зря потеряете время.

Меган подавила вздох и попрощалась. Сердце чуяло, что и здесь она ничего не добьется. Уже переступая порог, невзначай опустила глаза вниз и рассвирепела. Круто развернувшись, отчеканила:

– Брелок верни.

О’Догерти, не успевшая закрыть за ней дверь, побледнела как смерть.

– Я…

Клептоманка, однозначно. Или же совершенно двинутая, раз решилась красть у агента Департамента. Дрожащей рукой она протянула серебряный брелок с сумки Меган. Так сильно сжала его, что на ладони остался отпечаток в виде фигурки балерины.

Меган выхватила потеплевший от чужой руки брелок и пронзила О’Догерти убийственным взглядом. Та сжалась, будто ожидая удара.

Только отойдя от ее дома на несколько шагов, Меган послала зов Гансу.

Слова Шейлы Макинтайр подтвердились – в Департаменте полиции в вечер смерти сестры на нее и впрямь был выписан штраф. Вот только Меган не спешила засчитывать это как алиби. Если агент, взбудораженный встречей со своим кумиром, не изъял у Макинтайр филактерии с временным порталом, теоретически она могла успеть назначить встречу Эмили и переместиться в парк.

Сдав «домашнее задание», Ганс тут же получил новое: проверить алиби Фиби О’Догерти. Услышав про стычку Фиби с Эмили, он приободрился. Судя по реакции, Ганса терзали плохие предчувствия, что первое же его дело в качестве стажера превратится в «висяк». У Меган оставалась надежда на собственную версию, но не все ниточки пока сплетались в цельный клубок.

Прежде, чем признать, что в происходящем далеко не последнюю роль играет столь специфичная… более того, совершенно незнакомая ей магия, она должна во всем убедиться.



Загрузка...