17

Помощник Постышева раскладывал в папки на рабочем столе первого секретаря окружкома утреннюю почту — письма, сводки, протоколы, отчеты. Самой рыхлой всегда была папка номер один с письмами трудящихся.

Постышев просматривал окружные и районные газеты, подчеркивал корреспонденции и заметки, заинтересовавшие его (потом их вырезали и наклеивали в тематические альбомы).

— Наконец прислал окрисполком проект договора с москвичами, — вытаскивая из пухлого конверта несколько больших листов, тиснутых в типографии, сказал помощник и положил их на середину стола.

Постышев отложил газеты, стал читать проект договора. Помощник продолжал раскладывать почту, поглядывая на Постышева. От одежды секретаря тянуло легким запахом каленой металлической пыли, нефти. Помощник уже привык к тому, что в иные дни вместе с хозяином кабинета входили в него запахи тех цехов, где он успел побывать. Теперь, когда казалось, даже маленькую паузу нельзя отыскать в сутках, Постышев умел находить время побывать на предприятиях и неизменно в тепловом отделе ХПЗ, где монтировали новый мощный двигатель типа «зульцер».

Постышев карандашом делал пометки на проекте договора, потом набросал на листке календаря несколько фамилий, отдал его помощнику.

— Сразу же ко мне их, Борис. И агрономов пусть пригласят, — и подвинул к себе папку с «личными» письмами.

Традиция была нерушимой — Постышев сам читал эти советы, жалобы, наблюдения, раздумья. Сколько раз помощник пытался аннотировать их, давать сводку писем, но Постышев строго предупредил: «От людей меня отгораживать нечего, выслушивать их я обязан без посредников».


В кабинет вошли один за другим заместитель председателя окружного исполкома Канторович, секретарь исполкома Дзюбенко, заведующие отделами окружного комитета партии и окрисполкома, агрономы.

— Кажется, все в сборе? — обвел взглядом присутствующих Постышев. — Почти в каждом письме из села об одном и том же. — Постышев постучал пальцем по картону папки. — Проведите землеустройство, организуйте ТСОЗ!.. А мы это все пока просто регистрируем. Все читали этот проект? — поднимая со стола большой лист бумаги, спросил Постышев. — Можно с ним направлять делегацию к москвичам?

— Кое-что поправить нужно, — высказался пожилой специалист, удивительно напоминающий своим обликом Григория Ивановича Петровского. Даже учительские очки в металлической оправе такие, как у «всеукраинского старосты».

— Вы из исполкома? — спросил Постышев двойника Петровского.

— Это наш агроном из земельной инспекции, — представил его Канторович, усердно вытирая потную шею носовым платком. — Если нужно что доработать, Павел Петрович, мы созовем комиссию, — предупредительно добавил он.

— Доработкой этого сочинения не исправите, товарищ Канторович, — возразил Постышев. — И дело не в поправочках, товарищ агроном, а в том, как подошли к договору.

— Павел Петрович, такие же договоры заключают между собой другие области. — Канторович озадаченно приподнялся из-за стола. — Дон с Поволжьем недавно оформили. Мы все обязательства не хуже сформулировали. Смотрите…

— Сейчас мы обсудим, хуже или лучше, — остановил Канторовича Постышев, — читайте, товарищ Дзюбенко, по пунктам. Вступление можно не читать. Все правильно и все общо. Начинайте с обязательств.

— «Харьковокий округ обязуется охватить коллективизацией сорок процентов всего землепользования», — прочел Дзюбенко.

— Пока на этом и остановимся. — Постышев поднялся из-за стола и стал прохаживаться вдоль комнаты, — Откуда взяли эту цифру — сорок процентов? — после короткой паузы спросил он. — Почему не пятьдесят?.. Нужно, мол, ей, Москве, показать, что мы не лыком шиты. Раз они — тридцать пять процентов, мы — сорок! Расчеты есть, товарищи агрономы?

— Мы прикидывали, — оказал кто-то из агрономов.

— Прикидывали? — Постышев сел за стол напротив агронома, подавшего реплику. — Вы агроном, вам нужно не прикидывать, а рассчитывать. И расчеты строить на подготовке земли к коллективизации, на наличии техники. Сколько у нас еще в округе чересполосицы, сколько крохотных участков! Доходит до того, что крестьяне ездят пахать за десять-пятнадцать километров от села, а на соседних землях пашут из другого села. Да и чем вы пахать эти сорок процентов земель будете? Это договор для того, чтоб соблюсти форму. — Постышев посмотрел на Канторовича. — Составили. Подписали. В архив положили И забыли!.. Читай, Дзюбенко, дальше.

После прочтения второго пункта о площадях посевов пшеницы и трав, о чистых и занятых парах разгорелся спор. Своими замечаниями по первому обязательству Постышев открыл шлюз давно накопившимся раздумьям о нерешенных вопросах.

Агроном в очках и толстовке обрушился на окружной исполком за то, что до сих пор не решен вопрос о семенном хозяйстве округа. Постышев без упрека произнес:

— А говорили, «кое-что поправить»?

— Привыкли, Павел Петрович. Что ни напишем, все на бумаге остается, а теперь почувствовал: слава богу, писанине конец приходит!

— До конца еще далеко, — покачал головой Постышев. — Оказывается, мы еще считать не научились. Это не договор. Это проект декларации с общими фразами, повторение общих истин и тех речей, что произносят плохие ораторы на праздничных и юбилейных митингах. Договор должен быть конкретным, расчетным, как инженерный проект. За каждую цифру в ответе округ и прежде всего парторганизация. Что это за фраза: обязуемся провести коллективизацию в короткие сроки? Скачки на коллективизации! Кто кого обгонит? Есть указание нашей Пятилетки провести коллективизацию в пять лет. Встречные планы и опережения в этом деле не нужны, а вредны. Что обязались сделать москвичи? — Постышев взглянул на Канторовича.

— К первому октября 1933 года коллективизировать тридцать пять процентов всех хозяйств и одну треть посевной площади, — ответил Канторович.

— Мы считали с товарищами Косиором, Шлихтером, Чубарем, что по Харьковскому округу мы сможем за пять лет коллективизировать в лучшем случае только одну треть всех хозяйств округа, охватить двадцать восемь процентов всей площади крестьянского землепользования. И этот расчет реален при одном условии, что у нас через два с половиной года начнет действовать тракторный завод. Без машин коллективы — пустая затея. Если за три года мы получим двадцать тысяч стальных коней, дело пойдет на лад. Но кони — конями. Нужно, чтоб в коллективы пошли середняки, не только беднота и безземельные.

— Значит, решен вопрос о постройке тракторного завода в Харькове? — спросил кто-то.

— Его решила жизнь, — сказал Постышев. — В договоре следует точно указать, что будем сеять, как сеять. Где займем землю чистыми парами? Сколько будем надаивать от каждой коровы? Но решать не по ответу, как школьники. Строго рассчитывать. Указать, какая будет оказана организационная материальная помощь бедняцким хозяйствам. Показать, как будет расти посевная площадь под каждой культурой в отдельности. Со стихийными удачами — либо дождик, либо снег, нужно кончать.

— Для этого весь аппарат окрисполкома придется мобилизовать минимум на неделю. — Канторович смотрел на Постышева, гадая, что ответит секретарь окружкома.

— Пусть даже на несколько недель. Каждую цифру договора рассчитать.

Постышев поднялся из-за общего стола, подошел к письменному, нажал кнопку. Вошел помощник.

— Соедините меня с профессором Соколовским. Мы попросим ученых помочь нам в расчетах. Селекционера Юрьева нужно пригласить — он подскажет, что сеять. С хорошего семени начинается урожай. Были вы в нашей первой МТС? — обратился он к агрономам. — Поезжайте, посмотрите, как они земли артелей обрабатывают. Мы еще четыре МТС собираемся заложить. Все проверить — все свои ресурсы, средства. Самое главное — готовность людей. Есть одно обстоятельство — ни в один пункт его не запишешь. Обстоятельство психологическое. Трудно крестьянам со своими наделами будет расставаться, вообще с частной собственностью. А вы сразу махнули — обобществить скот… Пусть на месяц отложим заключение договора, но выверить каждую строку его.

Загрузка...