Постышев

19

Как-то беседуя с секретарями партийных организаций, Постышев, раздумывая над тем, что главное в деятельности партийного работника любого звена, образно обобщил: родники нужно замечать. Начинается река из ручейка, а ручеек из родника. Много новых родников вскрывает жизнь. Наше дело увидеть их вовремя, чтоб песком не занесло, помочь им в ручей-реку разлиться.

Таким родником стал для него совхоз «Коммунист», заложенный после решения пленума Центрального Комитета ВКП(б) о совхозах.

Это было первое крупное сельское государственное предприятие с угодьями в десять тысяч гектаров. Гигант в сравнении с теми десятью карликами совхозами, что ютились в округе, занимая каждый не больше пятисот-шестисот гектаров земли.

Таких, как совхоз «Коммунист», было немного на Украине. Вокруг него скрестились мнения специалистов. Одни считали, что это дань гигантомании, другие, наоборот, утверждали, что только хозяйство с таким размахом может быть рентабельным и товарным при хорошем ведении дела.

Директором совхоза утвердили Федора Ивановича Зюлькова, старого большевика, выбившегося в сельские учителя из бедной крестьянской семьи, человека с большим хозяйственным опытом. Постышев знал его еще по партизанскому движению на Дальнем Востоке. Рекомендуя Зюлькова на пост директора первого опытного крупного совхоза, Постышев заявил на бюро окружкома партии: «О том, что Зюльков человек, преданный партии, говорит весь его путь. Всюду был он большевиком. Умело воевал, умело руководил учебными заведениями. Но всего этого мало для того, чтобы повести сельское хозяйство. Кроме Зюлькова, были другие кандидаты на пост директора. У них было немало опыта, заслуг, о них хорошо отзывались люди, работавшие вместе. Но когда я беседовал с ними, я не почувствовал двух качеств, которые нужны руководителю сельскохозяйственного предприятия, — любви к земле и любви к людям. Руководить совхозом может тот, кто слил эти чувства в одно. Мне кажется, я не ошибусь, если рекомендую Федора Ивановича, как человека, который любит людей, землю и будет пестовать их».

И хотя совхоз «Коммунист» был на самом дальнем краю округа — в Лозовском районе, Постышев из своего времени, сжатого прессом больших и малых забот, выкраивал день-другой для того, чтобы самому увидеть, что делается в совхозе. Приезжал он сюда в дни организации совхоза, потом наведался во время сева. И сейчас перед зажинками нашел свободный от совещаний и заседаний день, приехал на поля «Коммуниста».

Вместе с Зюльковым, секретарем парторганизации Журавлем, главным агрономом Постышев обходил угодья совхоза, осматривал хозяйственные службы, слушал рассказы своих спутников, животноводов, трактористов о делах, заботах.

Где-то в поле Постышев остановился у пшеничного клина. По наливавшему зерно хлебу ползли жирные змеи осота, синели острова васильков.

— Поле-то с вышивками, Федор Иванович, — озабоченно произнес Постышев, — прозевал директор. Что бы вовремя прийти попросить химиков обработать поля?

— Такие вышивки на всех полях, Павел Петрович, — сказал Журавель. — Самое главное, что наша «арнаутка» даст пудов сто с десятины.

— Самое главное — кулацкое наследство не прихватывать. — Агроном прошел по полю, сорвал несколько колосьев в том месте, где не было осота, потом сорвал еще несколько колосьев из рядка рядом с осотом, умело вышелушил уже тронутые матовой желтизной созревания зерна и поднес их на ладони Журавлю. — Сразу можно отличить, где какой колос вырос.

— Это соседи, черт бы их драл! — показывая на чьи-то большие участки, примыкавшие к совхозным землям, разгорячился Зюльков. — Наш совхоз в окружении кулацких земель. В прошлом году предлагал им: проведите боронование, выжгите стерню. Ответ один: «У нас и так растэ». Я им доказываю, что агрономия учит огнем и обработкой бороться с осотом. Один ответ: «Агроном дождя не зробыть. Два дождя в маю, и я агронома не признаю».

— Скоро, Федор Иванович, — сказал Постышев, — будут у тебя другие соседи. С теми легче будет найти общий язык. Только ваше хозяйство во всем пример должно показывать. И прежде всего научить людей озимые сеять. Я с крестьянами во всех районах беседовал, не возражают, что участки озимой пшеницы дают в полтора-два раза больше зерна. А продолжают яровую сеять. У меня просьба к вашему коллективу: сил у вас пока у самих маловато, но находите возможность помогать беднякам.

— Двести гектаров обработали тем беднякам и маломощным, что в товариществе совместной обработки земли, — сообщил Журавель.

— Для начала хорошо, но мало. Осенью начнем постепенно коллективизировать село. — Постышев долго стоял молча, разминая в руках зерна. Он о чем-то раздумывал, что-то взвешивал. — Вообще-то для наступления техники маловато. В округе всего несколько десятков тракторов. Эх, было бы их хотя бы несколько десятков сотен! Тогда бы заложили пять-шесть крупных МТС. И всех безлошадных обеспечили бы тяглом. Придется выжидать, пока наши тракторные станут выпускать.

— Долгие жданки, — вздохнул Журавель. — Паровозостроительный завод немцы в Харькове лет семь строили. Но тогда сами фирмы машины предлагали. А у нас… Знаете, что мужики говорят, когда им наши агитаторы рассказывают о планах пятилетки? «Родил бог панами, да денег не дал на карманные расходы». Кулаки посмеиваются, что мы кости, ганчирки, это по-украински «тряпье», всякие отходы по деревням собираем. Прямо говорят: «Не купит у нас государство пшеницы по той цене, которой хотим, и вся пятилетка на бумаге останется».

— Не только у вас так говорят, — произнес Постышев, — ив других районах и в самом Харькове. Один член партии даже письмо в бюро прислал: «Не трогайте кулака». Беседовали мы с ним на бюро, он все доказывал, что кулак страну кормит. Когда зашла речь о совхозах, прямо заявил: они товарного хлеба не дадут. Понимаешь, Федор Иванович, на какой передний край твое хозяйство вышло?

— Первое сражение выиграем, соберем не менее двухсот тысяч пудов. — Зюльков говорил уверенно. Видно, что не раз прикидывал директор, сколько каждый участок даст пшеницы. — А на будущий год засеем не менее десяти тысяч гектаров. Даже при среднем урожае получим не менее миллиона пудов зерна. Это наш ответ всем «правым» — неправым. Развели теорию — кисель на воде. Козыряют показателями разных карликовых совхозов и орут: «Не выйдет!»

— Сколько у тебя на один центнер пшеницы будет затрачено трудодней? — спросил Постышев.

— Не посчитал еще, — с досадой вымолвил Зюльков, почувствовав, что Постышев не случайно задал этот вопрос.

— Я тебя попрошу, Федор Иванович, когда весь цикл работы закончишь, пришли мне точные данные о трудовых затратах на центнер зерна.

— Затраты будут большие, Павел Петрович, — сказал Зюльков. — Кроме сева с помощью тракторов, все остальное вручную.

— Раз большие, нужно подсчитывать. И подсчитывать трезво, без всяких комбинаций, — посоветовал Постышев. — А то я посмотрел данные одного совхоза — все показатели хороши, а приехали просить ссуду в банке. Хозяйство рентабельное по отчетам, а денег нет. Оказывается, там такая двойная бухгалтерия: одна для плановых показателей, а другая — для выплаты людям за труд. И результаты одной бухгалтерии с другой не сходятся. То, что у тебя затраты большие, сейчас пока не страшно. Специалисты говорят, что канадские фермеры затрачивают на центнер зерна один рабочий день. Вот по этой цифре нужно равняться. И такие совхозы, как ваш, должны сами заказывать тракторы, комбайны, все остальные машины, химикаты.

— Это не так просто — машину заказать, — озадаченно вымолвил Журавель.

— Без ученых не закажете, — согласился Постышев. — Кто у тебя из ученых побывал, Федор Иванович?

— Мы, Павел Петрович, — сказал Зюльков, — рассчитываем на помощь окружкома. Задумали конференцию по экономике созвать. Ученых у нас нет. У одного агронома высшее образование. А вопросов с каждым днем больше. Чем земли занимать, как работу людей и машин планировать? Все по дедовским выкладкам прикидываем. А они подводят.

— Задумали хорошо. Ученых попросим приехать, — пообещал Постышев. — И сами приедем поучиться у вас. Почин интересный. Его и в другие районы нужно передать.

1929 год, июль

Вот эту беседу я запомню на многие годы. Неожиданно меня вызвал Постышев Я думал, что по поводу корреспонденции о покровителях кулаков в Змиеве. Павел Петрович нередко вызывает наших сотрудников, особенно после поездки в районы. Но оказалось, меня подвел Луков. Тот второй экземпляр сценария, который я дал ему для прочтения, он, не сообщив мне, передал Всеукраинскому фотокиноуправлению. Оттуда его переслали Постышеву на заключение.

Постышев встретил меня сперва недружелюбно, сразу огорошил вопросом:

— Кто тебя надоумил писать сценарий и делать меня главным участником событий?

Я рассказал Павлу Петровичу, как возникла идея работы над сценарием.

Он выслушал, обнял меня за плечи, посадил рядом с собой на диван и признался так задушевно, будто я с ним в долголетней дружбе:

— Напустился я на тебя, оказывается, напрасно. Когда мне переслали сценарий, я подумал, что какие-то подхалимы задумали мою персону прославлять… Видно, что материал ты собирал старательно. Но ведь это движение на Дальнем Востоке — океан. Его одним сценарием не исчерпаешь. Писать о партизанах нужно только о тех, которых уже с нами нет. Там были такие люди-факелы, которые озаряли души тысяч людей. Нужно писать о Лазо, о комиссаре Щепетнове, о замечательном большевике Мухине… Погибли… но живут. Герои, люди, верные народу, никогда не умирают. А Постышев был самым обычным комиссаром одного из партизанских отрядов. Только в партизанскую группу Бойко-Павлова таких отрядов входило более десяти.

Павел Петрович долго расспрашивал меня о том, что пишу, как изучаю жизнь тех людей, о которых собираюсь писать. Он посоветовал отложить сценарий на время, тщательно собрать материалы о Лазо или Мухине, а пока работать над очерками. Оказывается, он любит этот жанр.

Я рассказал ему, что начал серию очерков «У нас на Журавлевке». Павел Петрович вызвал к телефону директора издательства «Пролетарий»:

— Жаловались на бюро окружкома, что нет авторов, которые любят рабочую тематику? А мне кажется, что у вас в издательстве нет людей, которые ищут молодых авторов, знающих рабочий быт…. Где такие? В Харькове, на Журавленке, в Краснозаводском районе. Только им помогать нужно, по-короленковски. Они пишут хорошо, только еще вычеркивают плохо. К вам зайдет товарищ Барвинец, организатор рабкоров, посмотрите, что у него за очерки.

Понапористей нужно быть, — прощаясь, сказал Постышев. — Как изобретатели. Настоящая литература это, брат, изобретательство, и изобретательство трудное, но радостное и очень нужное людям.

Я осмелел и спросил Павла Петровича, продолжает ли он сам заниматься литературным творчеством, рассказал ему о том, что в Иванове Авенир Ноздрин познакомил меня с очерком Павла Петровича.

— От поэзии не уйдешь, — улыбнулся Постышев, — только времени не хватает, а над стихами, рассказами работать, сидя на двух стульях, нельзя… Авенира помню — застенчивый, робкий человек. Наш комитет его выдвинул в качестве председателя Совета рабочих депутатов, чтобы усыпить полицию. Они считали, что у Авенира характера не хватит вести тысячи людей за собой. Тех, кто вел, они не видели. Только потом разглядели, что «Отец» нам всем отец. Убили его черносотенцы. Знали, что тюрьма такого человека не сломит. Обо всех наших «отцах» писать нужно.

Решили отметить окончание института Обушным. Собрали складчину. Но наш «именинник» задержался. Пришел поздно. Оказывается, Постышев встретился с восемьюдесятью выпускниками Института народного хозяйства. Они обратились к нему с письмом — обещали выехать на предприятия, на новостройки.

— Сперва выслушал нас, — рассказывал Обушный. — Хлопцы все свои планы выложили. У каждого желание по-своему работу перестроить. Постышев нам коротенько сказал: «Мы хотим, чтоб вы организаторами промышленности стали. И росли быстро Нам очень нужны руководители и МТС, и заводов, и шахт. Везде не хватает руководителей. Только мой совет — не учите людей уму-разуму, не дергайте заводские организации, когда придете на завод. Нужно самим учиться и помогать. Включаться в заводскую жизнь. И помогать выявлять узкие места, исправлять их. Для вас, будущих организаторов промышленности, завод — большая школа.