Прасковья Ангелина

БРАТ ИВАН

В середине октября работы в мастерской несколько поубавилось. К семи часам вечера Паша пришла домой, успела сделать все по хозяйству и разобрала даже почту, полученную за неделю.

Мать, стоя в дверях, окликнула ее и поторопила: надо собираться в клуб, Светочка уже одета.

— А Ванюша?

— При такой погоде ему лучше сидеть дома. — Ефимия Федоровна кивнула на окно, по которому хлестал дождь.

Здоровье двоюродного брата Ивана за последние дни резко ухудшилось. Паша знала об этом и, не ответив матери, прошла в комнату, где жил Иван. Он стоял у окна и, видимо, так задумался, что даже не обернулся на скрип двери. Паша не решилась отвлечь его, подошла к книжному шкафу и сняла с полки маленький томик Пушкина.

Стихами Пушкина она увлекалась с детства. Полнозвучное слово поэта изумляло ее своей простотой и мелодичностью. Вот и сейчас она прочитала одно стихотворение, другое, третье, незаметно для себя самой стала читать громко и до того увлеклась, что не заметила, как на ее голос стали собираться домашние.

— Просто хорошо, мамочка! — захлопала в ладоши Светлана.

— Да что ты, — ответила Паша, — если ты что-нибудь прочтешь, у тебя лучше получится.

Светлана не заставила себя упрашивать, вышла на середину комнаты, поклонилась всем и прочитала на память сказку Пушкина. Ей аплодировали от всей души.

Потом Светлана села за пианино и сыграла Чайковского. Паша слушала игру дочери, не чувствуя себя, ничего не видя, кроме ее лица и маленьких ручек, птицами летавших по клавиатуре.

Никита Васильевич сидел в кресле, слушал музыку и тоже смотрел на внучку сияющим взглядом.

— Похоже, что придется Светочку определить в консерваторию, — тихо сказал он. — Видно, не по твоей тропе пойдет.

— Не знаю, — ответила Паша, — я только думаю, что дети мои при коммунизме жить будут.

Глаза у Никиты Васильевича заблестели. Такое племя растет.

В эту минуту Ваня попросил Светлану сыграть Шопена. Она охотно согласилась, и тотчас комната наполнилась грустной мелодией.

— Я тебе очень благодарен, Светочка!

Она улыбнулась, обняла его.

— Что ты, Ванюша? Не надо благодарить, ты же такой хороший.

— Я… Я еще так мало сделал. — Он стоял, чуть вытянув шею и наклонив голову вперед, и Паше казалось, будто его лицо дрогнуло. — Я дрался за хорошую жизнь на земле, за то, чтобы шопеновская музыка всегда звучала и радовала людей.

Светлана продолжала играть. Ее слушали, ни единым словом не прерывая, и чем сильнее захватывала всех музыка, тем грустнее и строже становилось лицо у Вани.

— Ты извини, Светлана, — вдруг оборвала ее мать, — Ванюша утомлен. Пожалуй, лучше дать ему отдохнуть.

Иван Ангелин, двоюродный брат Паши, был еще ребенком, когда она уже управляла трактором. Бойкий, шустрый, круглоголовый мальчуган, он отлично учился в школе, любил машины, а потом, когда подрос, попросился в Пашину бригаду, чтобы работать прицепщиком. С детских лет он мечтал стать трактористом, но мечте этой не довелось осуществиться.

Было так. Когда грянула война, Ваня не успел эвакуироваться, и что с ним было в последние три года, никто не знал. Пропал парень без вести, и все.

В один из июньских дней 1946 года, когда Паша пришла с работы, мать выбежала ей навстречу и сказала:

— Паша, ты осторожнее входи в комнату.

— А что?

Ефимия Федоровна шепотом пояснила, что приехал двоюродный брат Иван, слепой и без одной руки.

— Ваня, милый, живой? — она бросилась ему на шею.

— Как видишь… живой.

И он замолчал, будто прислушиваясь к сказанному.

Паша взяла его под руку и подвела к столу.

— Вот почувствовала, что ты дома, и пришла с работы пораньше, — быстро сказала она, чтобы как-то успокоить его.

— Я плакать не умею, Паша, а как бы хотелось выплакаться, может, на душе стало бы легче.

— Ни о чем, дорогой, не думай, будешь жить с нами. И все будет хорошо..

…Осенью 1941 года в донецкой степи, в тех местах, где провел свое детство и юность Иван, развернулись ожесточенные бои. Несколько раз Иван пытался перейти линию фронта, но неудачно. Все же вскоре представился такой случай. Немцы заставили его погнать колхозное стадо в тыл. Паренек начал выполнять это задание с того, что разогнал стадо в разные стороны, а сам по знакомым оврагам, через кустарники и перелески, рискуя жизнью, перешел линию фронта. Он совсем не считал, что совершил какой-то подвиг. Он так и сказал Паше: «Я сделал то, что сделал бы на моем месте каждый».

Придя к своим Иван поступил добровольцем в действующую армию и стал учиться на танкиста. Через шесть месяцев он уже самостоятельно управлял танком.

В тот вечер Иван не стал рассказывать, где и когда он потерял зрение, руку. Паша и не спрашивала его об этом. Он вспоминал детство, проведенное в деревне.

— Не во имя славы воевал я с врагом, — говорил он, — а из любви к моему дому, к своей деревне, к миру на моей родной земле. Что и говорить, Паша, очень мне тяжело… Я больше не увижу восхода солнца. Распустятся вербы, прилетят грачи, начнется ледоход на реке, зацветут подснежники… Ничего этого я уже не увижу. Я потерял зрение… но могу ли я перестать существовать? Нет. Я должен начать новую жизнь. Ты скажешь — трудно? А как иначе? Я на моей земле, в моей родной деревне, рядом с вами…

В семье Ангелиных Иван был окружен заботой и лаской. Светлана часто читала ему вслух книги, журналы, газеты. Ощущение того, что он в родном доме, а не где-то на чужбине, помогало ему переносить боль. Вскоре состояние его улучшилось, и он заявил, что, пожалуй, теперь сможет, наконец, заняться изучением трактора. Да, изучением трактора, о котором мечтал он с детства.

Как-то под вечер Иван пришел в поле. Встретил его Антон Дмитриев и предложил проводить к Паше.

— Зачем же? Я сам дойду, — и зашагал так, что Дмитрий едва за ним поспевал.

Увидав его, Паша остановила трактор, соскочила на землю.

— Кто привел тебя сюда? Ты со Светланой?

— Я полевые дороги не позабыл, Паша, — ответил он с тоской в голосе.

Антон Дмитриев глубоко вздохнул и посмотрел на него глазами, полными слез: никогда еще судьба другого человека не волновала его так, как судьба Ивана.

Паша поняла, что Иван соскучился по степным просторам, по их благодатным местам.

— Еще бы, здесь мне все знакомо, здесь я с закрытыми глазами не потеряюсь. — И он вспомнил, как Паша, когда он еще был мальчиком, водила их в дальние экскурсии, собирала с ними лекарственные травы…

Неожиданно Иван попросил Пашу прокатить его на тракторе, и она исполнила эту просьбу. Дмитрий помог ему взобраться на машину. Паша завела мотор, и трактор плавно тронулся с места.

Проехав круг, Паша увидела, что Ваня плачет. Она выключила мотор, решила, что для него это слишком тяжелое испытание, но он не хотел останавливаться и принялся доказывать ей, что должен научиться управлять трактором. Нельзя же ему, деревенскому парню, оторваться от земли.

Потом он неожиданно умолк, опустил руку и, наконец, сошел с трактора.

— Тяжело бедняжке, тоска гложет, — сочувственно сказал Дмитриев.

Иван присел на бугорке передохнуть. Перед ним лежала бескрайная донецкая равнина, вся сверкающая переливами предзакатных красок. Но он всей этой прелести не видел.

— Не могу жить без работы! — говорил он Паше. — Человек должен что-то делать. Я так устал… Надо попробовать свои силы. Неужели все кончилось? Нет, не может быть! Я еще сумею бороться за жизнь. А если не сумею втянуться, приспособиться, то ведь и жить-то нет смысла.

Паша сказала, что считает своей ошибкой то, что согласилась прокатить его на тракторе. Не надо было делать этого.

— Да нет же! — всполошился Иван и схватил ее за руку. — Мне было так хорошо… так хорошо! Я только теперь начинаю понимать, как важно для меня не оторваться от земли.

Время шло к ужину. В степи наступила тишина. Умолкли моторы. Трактористы подходили к Ивану, молча жали ему руку и так же молча рассаживались полукругом на траве.

Пришел Виталий Ангелин и разжег костер. В огне затрещали сухие сучья. Костер горел ярко, и все молча наблюдали веселую игру огня. Иван протянул к огню свою руку: казалось, он видит, как живые языки пламени вздымаются кверху, рассыпая вокруг себя искры.

— Как весело горит! — сказал Иван, улыбаясь. — У меня, поверьте, такое чувство, будто я вот только что поработал на тракторе, а сейчас отдыхаю. Так вот, помаленьку, и за-сосет меня дело. Мне же всего двадцать два года. Мальчиком работал прицепщиком. Помнишь, сестра, как мечтал стать трактористом, агрономом? Я всегда помнил слова Николая Островского: «Самое дорогое у человека — это жизнь. Она дается ему один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы…» На фронте я боролся за жизнь. Вернулся слепой, без руки, но жизнью я дорожу и бесцельно ее прожить не желаю.

…Медленно догорал костер. Но степь озарилась ярким светом. Свет фар возвестил о начале ночной работы. Над просторами полей снова разнесся ровный гул моторов.

Спустя пять месяцев после возвращения Ивана в деревню у него неожиданно усилился воспалительный процесс в глазах. До этого он перенес несколько тяжелых операций. Были такие отчаянные минуты, когда даже опытные врачи отказывались лечить его. Паша решила поехать с Иваном в Москву.

— Эх, Паша, — говорил он, — не верят, что я встану на ноги. Они не смогут возвратить мне зрение? В этом они, пожалуй, правы, а в остальном заблуждаются.

И правда, духовные силы Ивана были огромны. В московском госпитале, еще будучи прикованным к постели, Иван стал учиться писать и читать по системе Брайля. Он оказался на редкость способным человеком. Но воспалительный процесс в глазах не прекращался, и ему предложили сделать последнюю операцию. Он решительно запротестовал, врачи не настаивали — уверенности в благополучном исходе не было.

Наступил день отъезда Ивана из госпиталя. Трогательные речи, дружеские рукопожатия, объятия. Тепло прощалась с Иваном врач Зинаида Ивановна. Он отстукивал ей точками свой адрес. Потом пели. Иван запевал. Песню подхватила вся палата. Последние рукопожатия: «Ребята! Пишите, не забывайте…»

За Иваном приехала Паша. Она собрала его вещи, и они направились к выходу. Вдруг какой-то женский голос окликнул Ивана. Он вздрогнул, остановился. Подбежала девушка.

— Простите, Ваня, что задержалась, — она смущенно взяла его за руку, — примите мой скромный подарок.

Аккуратно перевязанный сверток повис в воздухе. Паша взяла сверток из рук девушки.

Не решаясь спросить у Ивана, кто эта девушка, Паша пригласила ее проводить их на вокзал. До отхода поезда оставалось еще три часа, и Рая — так звали эту хорошенькую, миловидную девушку — обещала приехать к поезду обязательно.

Рая была студенткой Московского химического института. Факультет, на котором она училась, шефствовал над госпиталем, где лечился Ваня. Почти шесть месяцев изо дня в день приходила девушка в палату. Она видела Ивана, а он только чувствовал ее присутствие. Она была добра, ласкова и внимательна к нему. Ухаживала за ним как за ребенком, читала ему вслух книги, журналы, газеты…

Время для разговоров неумолимо истекало. Объявили посадку. Прощаясь и крепко пожимая ей руку, Паша сказала:

— Вы очень хорошая, Рая. Во всяком случае, я никогда не забуду вашей доброты и ласки к моему брату.

— А я никогда не забуду вашего брата, — сказала она, покосившись на часы. — Хочется открыть перед вами свое сердце, чтобы вы знали, что я хочу Ванюше одного лишь доброго, хорошего.

— Понимаю…

— Мне нечего скрывать перед вами… да и зачем бы я стала скрывать, — сказала она, — мне тяжело расставаться с Ваней. Знаете, привыкла к нему. Я предложила ему свою дружбу, любовь.

Паша улыбнулась. Она почему-то уже предвидела, что разговор примет такой оборот.

— Вы что же, договорились уже с Ваней?

— С ним, пожалуй, не так скоро сговоришься, — чуть-чуть обиженно сказала Рая, — наши отношения пока что только дружеские. Если и будет у нас свадьба, то не скоро.

— Почему же?

— Пусть об этом скажет Ваня.

Иван слышал весь этот разговор и все объяснил сам:

— Этой весной я собираюсь поступить в институт, твердо еще не знаю в какой. Не знаю и где, в каком городе буду учиться. Как же мне думать сейчас о свадьбе?

— Ты прав, дорогой, — ласково сказала Рая.

— Прости меня, Раечка… — заволновался он. — Может, я не так сказал… Я тебя очень люблю… Ты мой самый верный друг, товарищ…

У нее было счастливое, смеющееся лицо.

Сразу же по приезде в Старо-Бешево Иван начал заниматься физическим трудом.

— Тренирую себя, — шутливо говорил он. — Мне нужно быть сильным, здоровым.

Он вставал чуть свет, носил воду, колол дрова, строгал доски. Никита Васильевич умолял его ничего не делать. Но Иван усиленно тренировал свою руку.

Вечером он играл в шахматы. Играл с Николаем, Константином. Проигрывал, но не сдавался. В семье Ангелиных Николай был чемпионом по шахматам. Иван долго не мог простить Николаю своего поражения и продолжал усердно изучать теорию шахматной игры. Вскоре отвоевал первенство. Тогда он стал ходить в клуб и там сражаться с местными чемпионами. Однажды на районном шахматном чемпионате Иван сыграл восемь партий: пять выиграл, проиграл две и одну свел вничью.

В один из дней Иван постучался в районный комитет комсомола. Долго беседовал с ним первый секретарь райкома Владимир Филатов. Секретарь посоветовал Ване готовиться к поступлению в юридический институт.

Беседа в райкоме комсомола окрылила Ивана. Он сам сконструировал оригинальный прибор, с помощью которого стал быстро и хорошо писать. На столе появились учебники, книги, тетради. Ему читали, а он, пользуясь своим прибором, ясно и четко записывал все необходимое. У него появилось много друзей, они с удовольствием и увлечением помогали ему в учебе.

Старшей пионервожатой в средней Старо-Бешевской школе работала Анастасия Федорова. Райком комсомола поручил ей взять шефство над Иваном. Она с большой охотой выполняла это поручение. Приходила к Ване домой, садилась за стол и читала, а он жадно вслушивался в то, что она читает, конспектировал, запоминал.

По-прежнему Иван вставал на рассвете и с небольшими перерывами занимался весь день.

Радуясь его успехам, Паша как-то сказала ему:

— Ванюшка, теперь-то и письмо бы написать Рае. Ведь обещал!

— Подождем, Паша, — волнуясь, говорил он, — нечем еще хвалиться. Вот поступлю в институт, тогда и напишу.

Письма Рае он, конечно, писал, но не распространялся об этом.

Как-то августовским вечером Паша возвратилась домой раньше обычного. За столом сидели Иван и Анастасия Федорова.

— Ну, Паша, — сказал Иван, — первое задание выполнено. Еду сдавать экзамены в Харьковский юридический институт.

— И уверена, что он выдержит испытания, — заторопилась подтвердить Анастасия. — Он подготовился отлично.

…Спустя некоторое время Иван вернулся из Харькова. Ангелины всей семьей сидели за столом, пили чай. Вдруг распахнулись двери, и Анастасия за руку ввела Ивана.

— Выдержал экзамен! — радостно воскликнул он.

— Какой же ты молодец, Ваня! — обнял его Никита Васильевич.

— Нет, не я молодец… это страна моя такая, она делает нас молодцами.

Спустя некоторое время Иван отозвал Пашу в сторонку и сказал ей, что нужно поговорить по важному делу.

Паша насторожилась.

Оказывается, он хочет подать заявление в партию. Конечно, она одобрила это решение.

Заявление Ивана Ангелина обсуждали на общем партийном собрании. Секретарь партийной организации колхоза «Запорожец» Леля Ангелина зачитала документы: автобиографию, анкету, рекомендации, которые дали Ивану Дмитрий Коссе, Никита Васильевич, Паша и райком комсомола.

Леля попросила Ивана рассказать свою биографию. В комнате поднялся шум. Кто-то из коммунистов крикнул: «Знаем мы Ангелина-младшего!»

Иван подошел к столу. Стало совсем тихо. Он начал говорить медленно, с трудом — мешало волнение. Затаив дыхание слушали его молодые и старые коммунисты.

Иван рос на их глазах. Они помнили, как еще с юных лет он мечтал стать трактористом. В дни войны он с честью выдержал суровые испытания, выпавшие на его долю. Он оправдал доверие своих односельчан.

Почти три года находился он в действующей армии на передовых позициях.

…Было это в Верхней Силезии, на окраине города Бреслдвля. Перед артиллерийской подготовкой Иван видел восход солнца. И вот начался штурм укрепленного пункта врага. Иван находился в авангарде штурмующих отрядов. Вскоре он был ранен осколком снаряда, но, и раненый, истекающий кровью, не покинул поля боя.

Совсем-совсем близко разорвался еще один снаряд. Ярко вспыхнул свет, а потом… Больше он ничего не помнил. В госпитале ему сказали, что несколько часов он лежал, засыпанный землей…

Иван закончил свой рассказ словами, что давно считает себя коммунистом. Одобрительные возгласы послышались в комнате, и Дмитрий Косее сказал с места. «Предлагаю голосовать!»

Иван Ангелин был единогласно принят кандидатом в члены партии.