Прасковья Ангелина

В КРЕМЛЕ

Дальше города Сталино Паша никогда не выезжала. А теперь скорый поезд везет ее в Москву. Не отрываясь глядит она в окно. Мимо проносятся деревни, станции, полустанки. Солнце заливает заснеженные поля, а небо такое голубое, каким Паша его давно не видала. Светло, ясно и у нее на сердце.

Соседи по купе спят. А она не может ни вздремнуть, ни уснуть — все думает о Москве. Шутка ли, побывает в Кремле, встретится с руководителями партии и правительства…. А дальше? Что она, дочь бывшего батрака из далекого старо-бешевского села, сможет рассказать? Неужели большим и занятым людям будет интересно слушать о том, как она овладела трактором? А может, вместо этого поведать о том, как дед Алексей на шестидесятом году жизни впервые прочел статейку в «Правде»?

…Поезд прибыл под вечер. Яркие огни электричества заливали перрон. На вокзале множество людей. Встречающие и прибывшие обменивались приветствиями. Пашу никто не встречал. Вскоре перрон опустел. К ней подошел носильщик.

— В какую гостиницу? — спросил он и, узнав, что перед ним участник Всесоюзного совещания, громко произнес:

— В Кремль! — и тут же подозвал шофера такси. Но Паша решила идти пешком. Она приехала налегке. Даже без чемодана. За спиной — старенький рюкзак, привезенный Никитой Васильевичем еще с русско-японской войны.

Паша добралась до Дзержинской площади, вышла на улицу Куйбышева и вскоре очутилась на Красной площади. С минуту она стояла неподвижно, прижимая к груди руки и оглядываясь вокруг. Преодолев растерянность, Паша неспешным, но твердым шагом направилась к Мавзолею.

Ленин… Владимир Ильич… Он мечтал о ста тысячах тракторов для России. Не знала Паша об этой ленинской мечте, когда весной тридцатою года впервые села за руль трактора.

— Ленин…. Дорогой Владимир Ильич! — вслух тихо-тихо сказала она. — Сбываются ваши светлые мечты. Счастье, радость и довольство приходят в колхозный дом…

Паше и еще одной старой колхознице из сибирской деревни, очень милой и доброй женщине, предоставили комнату в гостинице «Националь». Все здесь было для нее ново, непривычно. Сперва все виденное как-то переплелось и перепуталось у нее в голове, но потом все улеглось. «Для всех людей Москва родна, тепла и чуточку для меня».

Никогда, пожалуй, не спалось Паше так крепко, как в ту ночь, когда она, пригревшись с мороза, усталая, улеглась в постель.

Проснулась, услышав голос соседки-сибирячки Варвары Степановны:

— Ну, пора нам, Пашенька, в Кремль.

С трепетным волнением вошла она в Кремлевский дворец. Все выглядело торжественно и строго. Паша медленно пробиралась по залам дворца, смотрела на высокие своды, на люстры, которые, как казалось ей, сверкали всеми цветами радуги. Казалось, будто чьи-то могучие руки подхватили ее и ввели в этот новый сказочный мир.

Паша заняла место во втором ряду и слушала речи ораторов, боясь пропустить хотя бы слово. На трибуну один за другим поднимались колхозники и колхозницы, люди молодые и старые, из разных республик — русские и украинцы, грузины и армяне, белорусы и азербайджанцы, узбеки и казахи.

Люди колхозных полей держали отчет перед страной о своей работе. Они отмечали главные вехи большого пути — от Великого Октября до сегодняшнего дня. Вспоминали трудную жизнь в разоренной деревне после войны, засилье кулака, первые годы коллективизации. Благодарили рабочий класс за бескорыстную помощь. Говорили о механизации сельского хозяйства, об агротехнике — новой науке в колхозах, о великом организаторе колхозного движения — Коммунистической партии.

— Слово предоставляется бригадиру первой в стране женской тракторной бригады Паше Ангелиной, — объявил председательствующий.

Паша поднялась на трибуну.

Некоторое время она стояла за кафедрой и не могла вымолвить ни слова. Смотрела в президиум, в зал и мучительно молчала.

Товарищ Сталин, сидевший близко к трибуне, видно, заметил волнение трактористки, тихо сказал:

— Смелей, смелей, Паша!

Глаза Паши возбужденно загорелись, ее влажное от пота обветренное лицо заблестело, голос приобрел силу и мужественность. Паша рассказывала о своем жизненном пути, о трудовых подвигах трактористок в бригаде, о чудесном друге Курове…

На исходе второго дня работы съезда, во время перерыва, Паша беседовала с девушками, участницами съезда. Делились впечатлениями о съезде, о всем виденном в Москве, о новых постановках МХАТа, Малого…. До того увлеклись разговорами, что не заметили, как к ним подошли товарищи Сталин, Ворошилов, Калинин, Микоян. Девушки растерялись, не знали, что сказать, — все обычные слова неожиданно показались маленькими, блеклыми, неспособными выразить и тысячной доли того, чем были переполнены их молодые сердца. И как понятен был восторженный порыв одной девушки из далекой уральской деревни, которая срывающимся голосом сказала руководителям партии и правительства:

— Хорошая, зажиточная жизнь, счастливая у нас жизнь. Такое возможно только при колхозном строе! Спасибо родной партии!

Постепенно в разговор вовлеклись все. Каждой хотелось сказать что-то о своем родном крае, о колхозе. Рассказала и Паша о новой жизни в Старо-Бешеве. Руководители партии и правительства спрашивали о том, как живут трактористки, тепло и уютно ли у них в вагончиках, как они проводят свой досуг, какие книги читают, регулярно ли получают газеты…

Паша на все вопросы отвечала подробно. И тут же заявила, что она и ее подруги-трактористки не пожалеют сил и на каждый трактор выработают по тысяче двести гектаров.

— Хорошо, — улыбаясь, сказал Климент Ефремович Ворошилов, — но помни, Паша, тысяча двести гектаров. Не много ли?

Еще в дороге, когда Паша возвращалась домой, она много думала над своими новыми обязательствами и над словами Климента Ефремовича. Тысяча двести гектаров выработки на каждый трактор! В самом деле, не много ли взяла на себя? Осилит ли ее бригада такую нагрузку? В то время существовала норма, утвержденная Наркоматом земледелия, — триста гектаров на пятнадцатисильный трактор. А тут — тысяча двести! Такой выработки еще не знала ни одна страна в мире.

«Работать будем, если понадобится, и по двадцать часов в сутки, а слово сдержим», — решила про себя Паша. Но не все зависело от нее одной. Поддержат ли подруги? Выдержат ли они такое напряжение?

Через день после возвращения из Москвы Паша поехала в МТС. Тракторы с гудящими моторами стояли на дворе.

— Вот хорошо, что приехала, — сказала Вера Коссе, — я как раз собираюсь испытать твою машину.

Из газет девушки уже знали о том обещании, которое Паша дала руководителям партии и правительства. Разумеется, о наркомземовских нормах не могло быть и речи: они не выдерживали никакой критики. Но было ясно и другое: одним желанием и бессонными ночами, работой в поле даже двадцать часов в сутки обеспечить выполнение таких высоких норм невозможно. Надо было искать что-то новое…

Девушки взялись искать это «новое» и нашли. Во-первых, перестроили организацию работы в бригаде, ввели профилактические ремонты, которые гарантировали их от простоев из-за мелких поломок, во-вторых, ликвидировали перерывы в рабочее время, в-третьих, наладили подвоз горючего, в-четвертых, подтянули прицепщиков. Была разработана целая программа, обеспечивавшая большое повышение производительности тракторов.

Вся деревня с горячим сочувствием и участием следила за работой девушек. Два раза в день в поле приезжал Иван Михайлович Куров: «Как дела, ангелинцы? Нужна ли помощь?» Колхозники приходили с тем же вопросом: «Как успехи? Готовы в любую минуту помочь».

Приходил смотреть работу трактористок «отважной Паши» и дед Алексей. Он теперь работал ночным сторожем на животноводческих фермах, расположенных как раз вблизи поля, где девушки культивировали черные пары.

Дед Алексей появлялся всегда утром, в одно и то же время. Любил отвести душу с молодыми, да и тем работалось веселее под его ласковый разговор:

— А ну, поднажмите, любезные девоньки, подмогите колхозникам… То-то они вас озолотят, когда раскроете все богатства земли.

— От критики уводишь, дед, ты бы уж лучше побранил нас, — отвечали девушки.

— А нельзя… Хорошего-то коня кнутом только испортишь: он тебя бояться зачнет. Хлебопашца понимать надо, его похваливать надо под руку, он тогда бодрее и веселее ведет дело.

Впрочем, девушки и так работали весело. Даже опытным трактористам стало нелегко соревноваться с ними.

Так прошли весна и лето.

Подошла осень.

В один из осенних вечеров девушки собрались в вагончике, чтобы подвести итоги. Они их не очень радовали. План тракторных работ был выполнен только на девяносто восемь процентов. Предстояло еще вспахать до пятисот пятидесяти гектаров. А тут, как назло, зачастили дожди, подули холодные ветры, размякли дороги.

— Что ж, выходит, — заключила Паша, — что, несмотря на наши старания, план может сорваться. Как же будет с нашими обязательствами? Неужели подведем?

— Нет, нет, Паша! Не можем мы подвести, — успокаивала Люба Федорова.

— Ты нам верь, Паша: на пахоте зяби поднажмем как следует, — говорила Наташа.

И опять степные просторы оглашались гулом моторов. Погода ухудшалась с каждым днем. То сеялся, как сквозь решето, мелкий осенний дождь, то налетал ветер и дул с такой страшной силой, что казалось, опрокинет машины. Но именно в эти трудные дни по четыре гектара за смену вырабатывали Люба Федорова, Маруся Радченко и Вера Золотопуп, а Паша установила новый рекорд: семь с половиной гектаров за смену. Правда, рекорд ее держался недолго: на третий день Наташа Радченко вспахала восемь гектаров зяби.

В тридцать пятом году каждым трактором девушки выработали по тысяче двести двадцать пять гектаров.

В декабре того же тридцать пятого года Пашу опять пригласили в Москву на совещание передовиков сельского хозяйства, но на этот раз со всеми подругами. Очутившись в непривычной обстановке, девушки очень волновались. Паша старалась их успокоить: девоньки, мол, милые, будьте как дома, — а все-таки и сама переживала все эти события не меньше, чем они.

Председательствующий на съезде Андрей Андреевич Андреев предоставил ей слово. Услышав свое имя, Паша вздрогнула, словно прикоснулась к электрическому проводу. Несколько секунд сидела, не поднималась с места. Потом поднялась, неторопливым движением поправила волосы, спадавшие на лоб, направилась в президиум.

Паша рассказывала о себе и о подругах, о работе бригады, о том, какие статьи пишут они в стенную газету, какими цветами украшают вагончик, который стал для всех девушек-трактористок вторым домом, какой урожай пшеницы был выращен по парам, по зяби…

Паша смотрела в зал и хорошо видела подруг, сидевших в первом ряду. Все это время она словно чувствовала их горячее дыхание.

— Как видите, — говорила Паша, — урожаи на колхозных нивах в наших руках, если только применять современную агротехнику…

Она ничего не приукрашивала, не выдумывала. Да ей и не надо было выдумывать. Будничные дела в ее тракторной бригаде, жизнь в колхозной деревне были замечательны.

А когда в конце своего выступления Паша под аплодисменты зачитала частушки, которые были помещены в бригадной стенной газете, Сталин громко сказал:

— Хорошо…

— А сколько человек у вас в бригаде? — спросил Ворошилов.

— Девять, — ответила Паша и показала рукой на первый ряд, — они все здесь, в Кремле…

— И все они выработали по тысяче двести двадцать пять гектаров на трактор? — заинтересовался Сталин.

Паша подтвердила:

— Да, по тысяче двести двадцать пять гектаров.

— Отличные результаты, — похвалил Ворошилов. — Выходит, больше, чем по обязательствам.

— Совершенно верно, Климент Ефремович.

— Спасибо вам за труд ваш, — сказал Ворошилов.

— Нам, молодым земледельцам, только и бороться за отличные результаты да хлеб давать стране в полном достатке, — заявила Паша.

И тут Сталин бросил реплику:

— Кадры, Паша, кадры!

Для Паши Ангелиной, как бригадира тракторной бригады, и для ее подруг-трактористок это уже была новая задача, следующая ступень их роста. Кадры, люди, решали теперь всё! Девушкам надо было не только самим давать высокую выработку на тракторе, не только глубоко пахать и поднимать черные пары, но и научить других бороться за высокие урожаи.

Разумеется, во много раз легче было добиться высокой выработки, оставив бригаду в прежнем составе; девушки уже сработались между собой, отлично знали трактор, были дружны, дисциплинированны. Но все эти соображения не могли остановить их. Новые задачи, поставленные перед ними партией, нужно было выполнять во что бы то ни стало.

Вскоре в Старо-Бешевском районе были организованы десять женских тракторных бригад. Бригадирами стали Наташа Радченко, Вера Золотопуп, Вера Юрьева-Михайлова. Они обучали тракторному делу пятьдесят девушек, с которыми им предстояло в будущем работать. Новыми кадрами пополнилась и бригада Ангелиной. В нее вошли девушки: Маруся Мастеровенко, Киля Антонова и Лиза Кальянова. Место за рулем трактора заняли Пашины сестры — Надя и Леля, жена брата Ивана — Екатерина.

Бригада Ангелиной превратилась в своего рода высшую техническую школу по подготовке механизаторов. Колхозники с гордостью говорили: «Паша-то вроде технический институт организовала…»

Да, они не ошибались. В Старо-Бешеве действительно действовал своеобразный «тракторный институт», в котором готовились технически грамотные водители машин. Была в этом институте и своя система обучения. Первый сезон новички работали прицепщиками и вместе с трактористками проводили технический уход за машинами. Под руководством бригадиров они изучали трактор по чертежам, узлам, деталям. К осени у них накапливались уже известные навыки, сноровка, практический опыт. Тогда их на время зимнего ремонта закрепляли за тракторами, на которых им предстояло работать в следующем сезоне. После окончания зимнего ремонта выпускницы сдавали экзамен на водителей.

Эта система вполне себя оправдывала. Состав бригады ежегодно изменялся: опытные трактористки уходили на самостоятельную работу, новички получали знания и закалку.

От каждого механизатора здесь требовали не только знания машин, но и строжайшей дисциплины, культуры в работе. Кадровые механизаторы учили молодых бережно ухаживать за трактором, не позволяли подходить к нему в грязном виде: «Ты грязная, и трактор будет такой же». Борьба за культуру труда становилась боевым девизом как в самой бригаде Ангелиной, так и в других женских тракторных бригадах.

Паша часто бывала в бригадах Радченко, Золотопуп, Михайловой, ревностно наблюдала за их работой во время пахоты и уборки урожая, во время подъема паров, пахоты зяби и сева озимых. В самые горячие дни, когда, казалось, некогда было даже и вздохнуть, трактористки поражали своей опрятностью, аккуратностью. И трактор у каждой действительно блестел, «как самовар у хорошей хозяйки».

…Все машины работали превосходно. В Старо-Бешеве на каждого трудоспособного колхозника приходилось по тридцать гектаров пахоты — нагрузка не маленькая. Но колхозы, на полях которых работали женские тракторные бригады, заканчивали и пахоту, и сев, и уборку, и все прочие сельскохозяйственные работы до срока.

Тысяча девятьсот тридцать шестой год был на исходе. Более ста девушек, пройдя выучку в этом своеобразном «тракторном институте», стали квалифицированными трактористками, бригадирами и механиками. Была подготовлена, выкована и сцементирована новая колхозная сила. Именно о такой «мощной силе» Паша мечтала, когда много лет назад Иван Михайлович Куров сказал ей: «Пусть тогда осмелятся сказать, что вам, девушкам, не место за рулем трактора».

В том же тридцать шестом году Паша была избрана делегатом Чрезвычайного восьмого съезда Советов. В Кремлевском дворце как представитель народа она вместе с делегатами съезда обсуждала и утверждала основной закон страны социализма — Конституцию СССР.

В эти же дни трактористки Старо-Бешевской МТС успешно закончили все сельскохозяйственные работы. Поля, ими обработанные, посевы, засеянные в лучшие агротехнические сроки, дали невиданный доселе урожай.

Некогда старо-бешевские крестьяне мечтали: «Эх, дожить бы до того счастливого часа, когда можно было бы получать в нашей степи по полсотни пудиков зерна с десятины! Эх, ежели бы вдохнул бог такую силу!..»

Теперь в донецкой степи дочери и внучки бывших батраков и бедняков без «божьей силы», но с помощью агрономической науки и техники благодаря своему честному, самоотверженному труду снимали уже по сто — сто двадцать пять пудов пшеницы с гектара.