Прасковья Ангелина

МАШИНЫ И ЛЮДИ

Проводив гостей, Паша направилась к центру деревни: ей нужно было повидаться с Антоном Дмитриевым.

Вечер, как это бывает зимой на Украине, был удивительно ясным, красочным, звездным. Покрытая серебристым снегом земля казалась тоже ясной и светлой.

В тишине Паша слышала только свои шаги. Но нет, она все время улавливала и еще какой-то звук. Издалека доносился ровный гул моторов. Да, в мастерской МТС проводили обкатку тракторов.

Вдруг впереди послышалась песня. Высокий голос выводил:

Где же это поют? Паша на мгновение остановилась, прислушалась. Неподалеку за домом играла гармонь.

Вот уже она идет мимо высокого забора, и за ним виден свет. Да, так и есть. У дома Елизаветы Челпановой стоят парни и девушки.

Паша замедлила шаги. Слышит, запевает учетчик тракторной бригады Александр Пефтиев. Все знакомы, все милы сердцу. Сейчас она подойдет к ним, и кто-нибудь из парней крикнет: «Шире круг! Бригадир женской — собственной персоной. А ну, давайте плясовую!»

И зальется гармонь, выйдет на середину парень, причмокнет губами, стукнет каблуками и пустится в пляс…

Весь день, с рассвета до позднего вечера, на морозе все эти парни и девчата расставляли в степи щиты, сооружали снежные «бастионы», чтобы, преградив путь ветру, утеплять озимые. Возили удобрения, ухаживали за скотом, работали на ремонте тракторов, комбайнов, прицепного инвентаря… Но вот окончился трудовой день, зажглось электричество, и парни и девушки вышли на улицу — петь и танцевать.

Те, кто любит жизнь, неразлучны с весельем. В Старо-Бешевской деревне умеют и работать и отдыхать.

Паша постучалась в дверь. Навстречу ей вышла высокая стройная женщина. Это была жена Антона Алексеевича Дмитриева, Мария Андреевна.

— А, Паша! Милости прошу…

Антон Алексеевич заметил, что она заставила себя долго ждать. Ужинать без нее не садились.

Хозяин вышел из-за стола, крепко пожал ей руку и почему-то покраснел.

Антон Алексеевич — давний друг Паши. Он один из старейших трактористов, а ныне — помощник бригадира тракторной бригады.

Детство у него было тяжелое. Десяти лет он нанялся подпаском к кулаку Панюшкину, к тому самому, у которого работала Паша. В 1929 году Антон вступил в колхоз. А спустя год стал учиться на тракториста. Ему было тогда девятнадцать лет. Учеба шла у него туго, даже весьма туго, но он был необыкновенно любознательным и трудолюбивым человеком, и после трудового дня в поле он много вечеров — то с Пашей, то со старшим механиком МТС, а потом и сам — изучал устройство трактора. Иногда засиживался в мастерской до утра, следил за ремонтом и, случалось, краснея, показывал детали собственного изготовления.

Не подумайте, что Антон Дмитриев такой стеснительный, что только умеет краснеть. Нет, он резко меняется и гневно обрушивается на тех, кто, по его мнению, действует неправильно. В такие 'моменты добродушное выражение пропадает с его лица, и наружу прорывается его страстный гнев.

Вот так было и совсем недавно, когда Дмитриев имел с бригадиром тракторной бригады Ангелиной довольно крупный разговор. Он резко упрекал руководство МТС за оторванность от механизаторов, за барское отношение к их нуждам.

«Что же он скажет теперь? Зачем настоял на встрече с нею? Может быть, опять ввернет что-нибудь такое, от чего бросит в жар?» — думала Паша.

И вот Паша и Антон сели к столу. От жарко натопленной печки шло приятное тепло. Мария Андреевна жарила в шипящем масле пирожки с мясом — кстати говоря, в Старо-Бешеве их очень любят.

Антон не спеша вынул из портсигара папиросу и долго мял ее пальцами, не закуривая. Видимо, нелегко ему было начать разговор, но потом все же он высказал все, что его тревожит. Да, не только его, но и всех трактористов. Ремонт машин идет со скрипом. А директор МТС Цимиданов к делу относится по-канцелярски. Известно, что если на трактор поставить хоть одну плохую деталь, машина легко выйдет из строя, с нею не вспашешь и не посеешь. Сегодня Дмитриев хотел оставить трактористов на сверхурочную работу в мастерской, но Цимиданов воспротивился и погнал всех домой…

— Так мое сердце кипит, хоть кричи, хоть плачь.

Паша сочла, что в данном случае директор прав.

— Надо уметь, дорогой мой, обеспечить качество ремонта машин в отведенное по графику время.

Дмитриев объяснил Паше, что задержки происходят не по вине трактористов. С деталями в МТС полная вакханалия. Так дальше работать невозможно. Зря она защищает Цимиданова.

— Я защищаю не Цимиданова, а правильные действия директора.

— И… и как же будет?

— Как тебе лучше растолковать… Будет то, что мы заставим дирекцию подавать детали по графику. Они обязаны нас обеспечить…

— Обеспечат-то обеспечат, но когда? Мы хотим подготовить машины к весне досрочно и качественно. С чиновничьим отношением к делу надо кончать, Паша.

В мастерской МТС было тепло, даже жарко. Паша сняла пальто, повесила на вешалку. Каждый раз, входя в мастерскую, она как-то по-новому ощущала радость труда. Под высоким сводчатым потолком стояли тракторы: один с мотором, другой еще только с несколькими деталями, третий — совсем не оснащенный, один остов…

Сборочный цех занимал почти треть мастерской. Около каждой машины на чистом полу лежали детали, инструменты. Люди работали в полную силу, не отвлекались ни на минуту. Звонкие удары молота по наковальне, рокот работающих моторов, глухой стук дерева, скрежет металла — все это сливалось в одну взволнованную мелодию труда.

Именно здесь, в мастерской МТС, начиналась борьба за хлеб, за урожай. Тракторы в бригаде Ангелиной отлично работали на полях прежде всего потому, что каждый тракторист во время зимнего ремонта старался привести машину в отличное состояние. Антон Алексеевич часто говорил: «Плохо отремонтированный зимой трактор приносит несчастье трактористу летом. Наоборот, отлично подготовленный в зимнее время трактор приносит летом счастье и радость».

В этом году трактористы Пашиной бригады вели зимний ремонт с особенным напряжением. Призыв рабочих Ленинграда — выполнить пятилетний план в четыре года — вызвал небывалый энтузиазм. Отвечая ленинградцам, ангелинцы взялись выполнить пятилетний план тракторных работ за три года.

…Паша остановилась у трактора, где работал Иван Пефтиев. Он держал в руках какую-то деталь.

— Хорошая?

— Попортили. Я такую деталь ставить не намерен. — И он тут же достал другую деталь и, перебрасывая ее с ладони на ладонь, весело сказал: — А вот эту сработали крепко.

В нескольких шагах от Пефтиева, стоя на коленях, внимательно осматривал поршневые кольца Илья Савин.

— Колдуешь, Илья? В график входишь? Или помочь? — спросила Паша.

— Нет, постой, меня спасать еще рано. Я попытаюсь справиться один. Если не подкачают с деталями, мой трактор пойдет на обкатку раньше положенного срока.

Паша пробыла в мастерской весь день и всю ночь. Время летело незаметно: когда работа спорится, даже стрелки часов и те пробегают свой путь быстро.

В окно светило солнце и грело по-весеннему, хотя еще стоял февраль и только вчера еще было морозно.

В мастерской медленно стихал шум, и, наконец, наступила непривычная для слуха трактористов и ремонтников тишина. В примыкающей к мастерской комнате собрались те, кто занимался ремонтом, — трактористы, кузнецы, механики, мотористы. Они пришли сюда возбужденные, встревоженные — разговор шел о поршнях, о подшипниках, о цилиндрах, о том, как лучше организовать труд, как поднять качество и досрочно закончить весь ремонт.

Когда Паша со своими питомцами покидала усадьбу МТС, солнце уже стояло высоко. Таял снег, журчали ручьи. Шли медленно, полной грудью вдыхали свежий воздух.

— Удивительная погода стоит, — сказал кто-то. — Отродясь не помню такой мягкой и теплой зимы.

— На озимые не влияет, а это самое главное, — откликнулся Антон Дмитриев.

— Я смотрел озимые, — пояснил Иван Пефтиев. — Душа радуется. Так пошли в рост хлеба, любо-дорого.

Илья Савин подвел под это заключение агрономическую базу:

— Кто нынче не дремал и сполна посеял озимые по черным парам, тот будет с хлебом.

— Открытие двадцатилетней давности, дорогой Илья! — не преминул кольнуть его Антон Дмитриев.

Тут в разговор вмешалась Паша. Она заступилась за Савина. Ведь он говорит дельные вещи. Но, подумать только, как меняются люди! Давно ли тот же Савин противился тому, чтобы сеять озимые перекрестным способом по черным парам, и вот уже он выступает защитником передовой агротехники.

— Прошу тебя, — обратилась она к Савину, — развивай и дальше свою мысль о посеве озимых по черным парам.

— Вот и развиваю… — не растерялся Савин. — Нынешний год, так сказать, особенный. Зима долго не простоит, а значит, надо быть готовыми удержать как можно больше влаги в земле.

— Эх, жалко Константин Федорович не слышит! — восхищенно воскликнул Дмитриев. — А то бы он как-то бодрее реагировал на наши законные требования насчет деталей.

Илья Савин решил сделать вторую пробную обкатку своего «СТЗ-НАТИ». Перед тем как включить двигатель, он вместе с Антоном Дмитриевым еще раз облазил машину, ревниво ощупал каждый болт и каждую деталь, заглянул в утепленную будку: отныне она снова становилась «а всю посевную и уборочную его вторым домом.

— Ну как? — стараясь перекричать гул мотора, спросил Дмитриев. — Все на ходу?

— Трудно сказа-а-ть, — неопределенно ответил Савин. Он был не в восторге от проведенного капитального ремонта трактора.

— Давай двигай!

В ту же минуту «СТЗ-НАТИ» плавно тронулся с места.

Савин кратчайшим путем выехал в поле. Теперь его трактор работал на полную мощность. Гусеницы глубоко вгрызались во влажную почву, разбрасывая по сторонам комки липкой грязи. Но вот трактор начал как-то скрипеть и шататься в сторону.

Савин пригнулся к рулю, весь он как бы превратился в слух, стараясь чутко уловить малейший звук, любой подозрительный скрип и скрежет. Вдруг что-то треснуло. Савин тотчас же сбавил скорость. Вскоре мотор стал работать с перебоями, с каким-то надрывом.

В который раз Савин останавливал трактор, ложился в грязь под него. Он отчетливо знал, что все это бесцельно, что трактор требует новой переборки, но все-таки он еще и еще раз проверял радиатор, поступление масла, состояние конических подшипников.

Когда через час трактор возвратился на усадьбу МТС и остановился возле мастерской, лицо Дмитриева было землисто-бледным. Он взглянул на Савина и зло выругался.

— Сборка тут ни при чем, — оправдывался Савин, — все пригнано как надо, механическая обработка деталей никудышная.

Дмитриев весь передернулся.

— Какая кустарщина! Это мы припомним товарищу Цимиданову.

Потом, повернувшись к Савину, он предложил ему взяться за переборку ходовой части, а слесарям предложил опять начать ладить задний мост.

Савин виновато улыбнулся и пошел в мастерскую. Под вечер, после крупного скандального разговора с Цимидановым, Дмитриев ушел из МТС. Шагал медленно, тяжело, на душе было тоскливо.

Вокруг него разносились звуки идущей весны. С шумом и ревом неслись могучие потоки воды, устремляясь в Кальмиус. Где-то впереди садились на поля жаворонки, прилетевшие из далеких теплых мест.

«Вот она, ранняя дружная весна… — мучительно думал Дмитриев, — а совесть моя перед нею не чиста. На сердце будто камень лежит. Скоро выезжать в поле, а у нас такая неуправка с тракторами. Савин, тот вовсе проваливает ремонт. Говорит, не его вина. А чья же? Где же и мои глаза были? Мог же я помочь ему? Почему вовремя не вмешался? Щадил самолюбие его… А самолюбие всей бригады? Некоторые именитые специалисты начали большой спор. Доказывают, что для обкатки трактора не нужны просторы. Мол, выдумывать тут нечего, существует специально сконструированный стенд на двух кронштейнах. Вот на нем и приводите в движение рабочие органы трактора, ведите обкатку на первой, второй, третьей передачах. А Паша? Она другого мнения. Она доказывает свое, добытое из многолетней практики. От стендовой обкатки и она не отказывается. Это так называемая первая стадия опробования ходовых органов трактора. Но вторая стадия, наиболее трудная, ответственная, — это проверка трактора, вышедшего из капитального ремонта в. полевых условиях. И она права. Она сознательно усложнила процесс обкатки, но это усложнение обеспечит хорошую работу трактора на пахоте и севе. Все это так, но пока тяжеловато нести эту ношу. А нести надо…»

Если что-нибудь и пугало Антона Дмитриева, то не дополнительная нагрузка, которую взвалил на его плечи бригадир трактористов, требуя полевой обкатки трактора, а сознание ответственности за своевременный выезд в поле.

Антон свернул на шоссе и вышел к знакомому одноэтажному дому, где жила Ангелина. «Может, заглянуть на огонек? Или не тревожить? Пусть лучше проведет время с семьей». И все же Дмитриев постучался. Он поднялся по ступенькам лестницы и прислушался. В доме было шумно. Кто-то играл на пианино. Наверно, Светлана, а может быть, Сталинка?

Еще в сенях Антон услышал голос. Ефимии Федоровны, и добрая улыбка скользнула по его утомленному лицу. Он опять постучал. Ефимия Федоровна, набросив на плечи шаль, поспешила навстречу.

— По стуку узнаю, что ты сегодня злой! Да и шагаешь тяжело.

— На то есть особая причина, Федоровна.

— Работаешь много? — Она дружелюбно посмотрела на него.

— Пока без пользы для ранней весны.

— Э, да ты, право, Антоша, не в духе.

— Выдохся… — упавшим голосом сказал он.

— Не узнаю тебя. Не на должном уровне у тебя морально-политическое состояние. — Ефимия Федоровна так неожиданно ввернула слова, позаимствованные ею в кружке текущей политики, что Антон не удержался и рассмеялся.

— Ну, это, Федоровна, уже из политграмоты.

— Не скрываю, взяла оттуда.

Она пригласила Антона снять свою кацавейку и сесть ужинать. Он стал отнекиваться, но в эту минуту из соседней комнаты вышла Паша и сразу начала «допрос»:

— Илья выводил трактор на обкатку?

— Да, так, как ты наказала, — неторопливо ответил Антон, — но удача не сопутствовала. Надо заново кое-что перебрать; проверить коробку передач, задний мост и ходовую часть.

Этот ответ означал, что Савин опять поставил их бригаду под удар. Паша задумалась. Как странно, она верила, что все будет хорошо, а теперь, видно, надо вновь исправлять недостатки ремонта. А время идет, и солнце пригревает, и земля раскрывается.

— Да, видно, мы оплошали несколько, — согласился Антон, не решаясь, однако, тут же вводить Пашу в курс всех дел с деталями. — Уверен, что ты на днях получишь добрые вести и о делах Савина. Он по-прежнему грозится обогнать Челпанову и заявил, что не покинет эмтээс, пока у него трактор не будет в полном порядке.

Ясно было, что надо приналечь на подготовку к весне. Иначе прямая погибель.

Дмитриев понял состояние Паши.

— Боишься, как бы тот самый Гиталов из Мало-Помошнянской эмтээс не выдвинулся вперед?

— А почему же не бояться, — не стесняясь, сказала она. — С таким, как Гиталов, шутить опасно. Он человек геройского склада, с характером.

— Как у тебя, — бросил Антон.

— Сильнее! Куда сильнее.

Наконец она вспомнила, что Антон ничего не ест, и придвинула ему масло, хлеб, чай.

— Да, а насчет того, какой Александр Гиталов, так ты лучше всего порасспроси у Никиты Сергеевича Хрущева. Никита Сергеевич у него не раз бывал и говорит о нем как о первоклассном трактористе.

Антон собрался уже уходить, вышел из-за стола, но не успел накинуть на себя фуфайку, как вошла Елизавета Челпанова.

— Оказывается, есть еще более поздние гости, чем я, — улыбнулся Антон.

На самом деле Челпанова пришла прямо из мастерских. До позднего вечера она возилась с ремонтом, приспосабливала к колеснику уширитель и дополнительные шпоры.

Паша похвалила ее за такую настойчивость. Эти меры помогут удержать влагу.

Ефимия Федоровна с материнской ласковостью принялась обнимать Челпанову и тем вызвала ревность Антона.

— Эх, Федоровна, — в шутку проговорил он, — какая же несправедливость на белом свете! Меня встретили в штыки, даже урок политграмоты преподали, а Лизе почему-то особый почет!

— Завидки берут, а? — Паша похлопала его по плечу.

— Завидно… и обидно, — попытался оправдаться Антон, и ямочки в уголках его рта задрожали от улыбки.

— Да ты же сам давеча хвалил ее, — сказала Ефимия Федоровна. — Лиза — честь всей нашей бригады, ей и первый мой материнский поцелуй.

— Верно, мать, — сказала Паша, заканчивая спор.

А Ефимия Федоровна пообещала Антону прийти в МТС и лично поздравить его, когда последний трактор выйдет из ремонта.

Паша поинтересовалась тем, каковы дела у Савина. Челпанова отрицательно покачала головой.

— Ничего не говорит… молчит. Я хотела помочь ему, но он и близко к машине не подпускает. А знаешь, мне хочется еще сегодня пойти в мастерскую, чтобы все-таки выручить Илью.

— Тебе поспать надо.

— Это верно, а как же будет с Ильей?

Дмитриев улыбнулся.

— Не беспокойся, Лиза. Савин оснащен первоклассно. Думаю, старик «СТЗ-НАТИ» уже дрожит перед ним от страха и даже ходовые части в нем трясутся.

Вдруг Антон решительно поднялся.

— Впрочем, к Илье я пойду сам.

— И правда, Антон, — сказала Паша, — только по дороге загляни к нему домой, скажи жене и детям, чтоб не беспокоились.

Всякий раз, когда у Ангелиных дома собирались трактористы, разговор неизменно сводился к тому, что надо делать, чтоб сэкономить время на ремонте машин, как лучше готовить семена, точнее соблюдать агротехнические правила на севе, на подъеме паров, на взмете зяби, на обработке целинных и залежных земель. Здесь все было подчинено одному: не повторять старых ошибок, двигать свое хозяйство вперед.

Нередко на огонек заглядывали секретарь райкома партии Решетов, председатель райисполкома Брызгалов, директор МТС Цимиданов, председатель колхоза Коссе, бригадиры, звеньевые — и тогда эти «производственные совещания» затягивались до глубокой ночи.

Эти люди стали дорогими и близкими не только ей, бригадиру тракторной бригады, но и ее родителям.

Ефимия Федоровна переживала их радости, как свои личные, а их неудачи, как семейное горе.

Часто после таких встреч с руководителями районных организаций и с работниками колхоза Ефимия Федоровна, оставаясь наедине с Пашей, говорила: «А знаешь, доченька, умно вы сегодня спорили, правильно вопрос зацепили…» И по морщинистым щекам ее катились слезы. Она вспоминала прошлое, каторжную работу у помещика и сравнивала со светлой жизнью, которая наступила теперь. Когда Ефимия Федоровна была в Пашиных годах, она не чувствовала, что жизнь ее кому-нибудь нужна. Сейчас она видела, что она нужна многим, что все, о чем говорят и спорят ее близкие, ей по душе, и она всегда растроганно говорила: «Милые вы мои! Чай-то ведь давно остыл, а вы все еще не наговорились. Налью горяченького. крепенького, душистого…»

Так было и в тот вечер, когда Паша с Цимидановым, Дмитриевым и Коссе намечали планы подготовки к весенне-полевым работам, а Ефимия Федоровна потчевала их крепким ароматным чаем. Константин Федорович Цимиданов под шум беседы набросал на листке бумаги план организации работ в тракторных и полеводческих бригадах и зачитал его присутствующим. Они тут же план дополняли, уточняли…

Разошлись в полночь. И когда Ефимия Федоровна последним проводила Дмитрия Лазаревича Коссе, она не удержалась и сказала дочери:

— Какие они хорошие, душевные…

На рассвете Паша пришла в мастерскую МТС. Дмитриев все еще был занят на сборке тракторов. Он стоял с засученными рукавами, с воспаленными глазами и на вопрос бригадира, как идут дела, произнес чуть дрогнувшим голосом:

— Бессмысленно обманывать самих себя. Я думаю, что к сроку машины из ремонта не выпустим. Савин наверняка не уложится в график. Не ладится и у Ивана Пефтиева: поставил мотор, а он, окаянный, хрипит. — Лицо у Антона было озабоченное, угрюмое: — Я подсчитал… На капитальный ремонт машин должно уйти еще семь или восемь дней.

Паша оборвала его и резко заметила, что это подсчеты скептика, что ремонт можно и нужно ускорить.

Но дело действительно шло неважно.

Она подошла к Илье Савину. Небритый, одетый в черную, измазанную маслом куртку, он неуверенно ставил на трактор какую-то деталь.

Паша взяла эту деталь из его рук, проверила и не преминула спросить, зачем он решил отращивать бороду.

— Посмотри, на кого похож, — засмеялась она и протянула ему зеркальце.

— Да, морда страшноватая, — не удержался и он на серьезном тоне.

— Скажешь, некогда было? Кто виноват, что не приучился к порядку? Машина любит аккуратного человека.

Паша проверила коренной подшипник у трактора, который ремонтировал Савин, все вкладыши, осмотрела магнето. Потом включила двигатель. Прислушивалась, ощупывала мотор, как доктор больного.

— А ты почему, не подпускал к трактору? — спросила она после того, как проверила мотор.

— Обида сердце жгла, — волнуясь, ответил Илья.

К вечеру на этом тракторе были установлены все сложные детали. Савин то и дело бегал в механическую мастерскую.

— Устал? — допытывалась Паша.

— Не чувствую, — отвечал он, жмуря глаза, и опять то ложился под трактор, то садился за руль управления.

— Вот так лучше. Теперь улыбнись… Нет, и глазами тоже. Мой руки и садись кушать.

Выходило, что Антон ошибся в своих расчетах. Человек он хороший, тракторист — на свете таких не сыскать, а в людей верить не умеет.

Паша видела, что ремонт продвигается успешно.

Опять наступил вечер. Уже вторую ночь она не уходила из мастерской. Сама помогала налаживать дело на самых трудных участках. И что особенно важно подчеркнуть, она совсем не выглядела усталой, была бодра и свежа. «Привычка — вторая натура», — шутила она.

Теперь, после стендовой обработки, на тракторах устанавливали механизмы управления, монтировали моторы, кабины, электрооборудование. В тамбуре монтажного цеха уже шла окраска отремонтированных машин.

Паша успевала всюду. К ней тянулись за помощью, за советами. Но вот удивительное дело: Илья Савин к ней не обращался. Откуда-то из глубины мастерской доносилась песня. Савин увлекся работой, ничего не слышал, ничего не видел…

Несколько раз подходил к нему Антон Дмитриев. Пытался вызвать на разговор, но Савин отвечал нехотя, односложно: «Посмотрим… увидим…»

В полночь стало тихо. Уличный шум смолк. В мастерской была такая тишина, что казалось, можно услышать дыхание людей. Луна, недавно плывшая в просторах голубого неба, вдруг исчезла, и за окном стало темно.

— Слышишь, Илья? Как будто дождь собирается.

— Да, это к добру, Паша.

Но напряжение в мастерской не спало и к утру. Ни трактористы, ни монтажники не позволили себе сделать перерыва в работе. Все спешили. Соревнование Ангелиной с трактористом Мало-Помошнянской МТС Александром Васильевичем Гиталовым подбадривало, увлекало. Каждый знал, что за соревнованием этих двух знаменитых механизаторов следит Никита Сергеевич Хрущев. Он был главным арбитром их творческого поединка. А тут еще рассказывали, что Гиталов, побывавший в Старо-Бешеве, внедрил у себя новинки, которые применяла Паша. Как же не стремиться опередить его?

К колесным тракторам для удержания влаги в почве он тоже приспособил уширители и дополнительные шпоры. И, как в бригаде Ангелиной, при глубокой вспашке научил своих трактористов аккуратно опахивать поля. Применил он и новый агротехнический, чисто ангелинский прием — ровно отбивать поворотные полосы на участках. Но разве только этим славен Гиталов? От этого бывалого, храброго воина, маститого земледельца можно было ждать многого.

На рассвете Савин ушел домой, а Паша пошла к Виталию Ангелину. Тот «колдовал» у трактора в другом конце мастерской.

— Похоже на то, что ты еще возишься. — Она улыбнулась и наклонилась над карбюратором. — Все части отрегулировал?

— Порядок полный, — коротко ответил Виталий и крепко, как всегда, потер руками лоб. — Эх, ежели бы удлинить день!

Она не разделяла его мнения. Ремонт надо вести разумно, с укороченным графиком, и тогда времени хватит. Конечно, если сперва заняться запасными частями и они будут поступать непрерывно. В этом молодой, девятнадцатилетний Виталий толк, бесспорно, понимал. Он тут же в разговоре предложил одно новшество, которое должно было повысить полезную работу тракторов.

— У меня такой вариант, — Виталий хитро взглянул на бригадира и стал ключом что-то чертить на цементном полу, — обеспечить засыпку семян в сеялке на ходу, чтобы не останавливать трактор для заправки сеялок. Одно это, как я подсчитал, позволит дополнительно засеять три гектара в день. А в месяц?

— Думаешь, Челпанова не воспользуется этим же вариантом?

Виталий задумался.

— У меня про запас есть еще одна новинка.

— Какая?

— Новинка для большого разгона, — заявил он решительно, и они отошли от трактора, чтобы о чем-то посекретничать. Задержались у стенда для обкатки. Антон Дмитриев заметил их и тут же пулей подскочил.

— Паша, заработал все же двигатель. Просто чудесно!

— А как же с твоими расчетами, Антон? — она слегка толкнула его: дескать, друг, надо всегда верить в свои собственные силы.

— Мои расчеты полетели к черту, и я, признаться, доволен.

В полдень в мастерскую возвратился Илья Савин. Паша посмотрела на него с удивлением. Он уже успел сменить грязную спецовку на новенькую.

— Антон, внимание! — засмеялась она. — Рекомендую взять на работу нового тракториста Илью Матвеевича Савина. Подойдет?

— Вполне.

— А грязного больше на пушечный выстрел не подпускать к машинам.

— Так точно. Будет исполнено, — скороговоркой отчеканил Антон.

Прошел еще день. Напряжение не ослабевало. Треск электродвигателей не умолкал ни на минуту и разносился по всей мастерской, как пулеметный огонь. И тут произошло то, чего никто, по совести говоря, не ждал: к концу недели трактористы повели свои машины в степь.