Предатель. Ты врал мне годами (СИ)

Глава 14. Я папе пожалуюсь

— Я папе пожалуюсь, что ты плохо ешь.

Нет, я чувствую голод, но кусок в горло не лезет, и глотаю я через силу.

А вот Света с большим аппетитом уминает стейк средней прожарки и с подозрительным удовольствием ест горчицу, которую раньше терпеть не могла.

Мажет толстым слоем на мясо. Не стесняется и не боится.

Когда она планирует нам сказать, что я и Богдан станем бабушкой и дедушкой?

Готовит сюрприз на свадьбе или уже после свадьбы нас обрадует?

— Сами-то мы не додумались пойти и пообедать, — Света слизывает горчицу с вилки и смеется.

Мне хочется расплакаться.

Вот прям театрально выдернуть несколько салфеток из салфетницы и заплакать с тихой исповедью, что наша семья разваливается, но я себе потом этого не прощу.

Света сейчас светится мягким счастьем, и я не могу позволить стереть с ее лица улыбку и заглушить ее смех жестокой правдой.

— На и тебе горчички, — Света переваливается через стол и выкладывает мне на тарелку рядом с фрикадельками ложку желтой горчицы, — она такая вкусная, блин.

Попробуй. Никогда такую горчицу не ела.

Горчица как горчица.

Ничего особенного. Остренькая, да, но я бы не сказала, что это самая вкусная на свете горчица.

Зато я могу пустить слезу под оправданием, что горчица — злая.

— Да ладно тебе, она же не острая…

Это была плохая идея позволить себя пустить слезу, потому что за ней следуют всхлипы и новые слезы, которые я торопливо вытираю салфеткой.

— Мам? Мам, ты чего?

У меня вздрагивают плечи.

Прикусываю кончик языка до острой боли, что простреливает к глотке. Нет, я не скажу.

Не имею права, как мать, портить дочери эти несколько недель скандалами, дрязгами, слезами и истериками.

— Я вспомнила кое-что…

Надо срочно придумать что-то, во что Света поверить.

— Помнишь… помнишь, как вы с Аркашей сделали нам с папой завтрак? — прижимаю салфетки к глазам, — овсянка и бутерброды с колбасой, вареньем, горчицей, майонезом, яйцами…

Света тоже всхлипывает.

Тоже выхватывает салфетки из салфетницы:

— Помню, — шепчет она, — горчицу налил Аркаша, а я против была… Мы чуть не передрались там…

Сработало.

Но легче мне не стало.

Новое воспоминание прошло по моему сердцу острым краем бумаги, ведь у него уже тогда была внебрачная дочь, а он…

Он с поцелуями будил меня, щекотал и шептал:

— Просыпайся, соня-засоня… — чмок в ухо, — мне тут из-за двери серьезно поугрожали, что нам приготовят завтрак.

— Да ну? — не поверила я.

— Да, представляешь, — рука нырнула под одеяло и поглаживала мое бедро, — выросли детки…

Света откладывает скомканную и влажную салфетку в сторону и сердито смотрит на меня:

— Все, хватит. Успокоились.

Торопливо вытираю слезы с щек и делаю глубокий вдох.

Продолжаем обед, а после нас ждет небольшая передышка, и мы заказываем десерт и чай, который я тоже силком в себя заливаю.

В кафе людей немного.

Кафе почти пустое, а мы сели у окна в конце зала. Иногда я выпадаю из реальности, разглядывая абстрактные картины на стенах у барной стойки. В голове только один вопрос: Почему?

Делаю глоток ромашкового чая и замечаю, как на парковку перед кафе заезжает гелик Богдана.

— Мы, что, тут уже два часа? — спрашиваю я.

— Даже чуть больше, — бубнит Света, запихивая в себя ложку с куском торта. — Блин, торт тоже классный, — придвигает мне тарелку с бисквитным десертом, — попробуй. Чистый кайф.

Я рассеянно киваю и вновь перевожу взгляд на машину Богдана, крепко стискиваю в руках чашку чая.

Богдан энергично выскакивает из авто, придерживая у уха телефон. Хмурится, что-то наговаривая в смартфон мрачной рожей. Одергивает пиджак.

— О, папа, приехал, — Света погружает ложку в торт, — злой какой-то.

Прячет телефон в карман. Мы его не слышим, но мне кажется, что я чувствую его разъяренный рык в груди.

Я жду, что он сейчас пнет колесо, но он затягивает галстук и широким шагам направляется к крыльцу кафе.

Света вскидывает руку, привлекая внимание молодой рыженькой официантке:

— А можно еще одну чашку для чая? И давайте еще…ммм… кусочек шоколадного счастья, —

косится на меня и шепчет, — надо папу задобрить.