Предатель. Ты врал мне годами (СИ)

Глава 20. Зачем ты мне это сказал?

Конечно, я подозревала, что такому замечательному и перспективному Богдаше папа искал невесту, наверное, чуть ли не с пеленок.

Он же явно расписал всю его жизнь по годам и даже по десятилетиям, но тут я, соседская девчонка, испортила все планы.

Залетела, мелкая гадина, и весь проект под кодовым названием “идеальный сын” был бессовестно уничтожен его же сыном, который уперся рогом: “я женюсь и точка”.

Это, конечно, до сегодняшнего дня было трогательно и мило, но теперь я вижу в решении Богдана быть со мной, как с женой, не его любовь, а желание насолить отцу-самодуру, который планировал его женить после учебы за границей, но… на ком?

— Но и не на Кристине он бы тебя женил, — клокочу я, в злобе вглядываясь в лицо самодовольного мерзавца-мужа. — На ком?

Я не могу рационально оправдать это желание выяснить, кого мой свекр готовил в жены Богдану.

Наверное, пора признаться, что неодобрение свекра меня, восемнадцатилетнюю девчонку, сильно ранило и обидело. Поэтому мне, пусть и больно, но любопытно узнать, на ком хотели женить Богдана.

Я, как и любая другая, хотела бы, чтобы меня приняли в семью мужа с радостью, теплом и любовью, но моей беременности никто не был рад.

Кроме Богдана, и то я сейчас сомневаюсь в его искренности.

Может, он и в восемнадцать лет был продуманным говнюком, который хотел уйти из-под власти отца, а меня он просто использовал.

Хотя… кто же так целует нелюбимую невесту? Кто так шепчет на ухо, что мы справимся и что не надо плакать, ведь мы есть друг у друга.

Не сходится. Ничего не сходится, и я ничего не понимаю.

— Разве сейчас это имеет значение? — спрашивает Богдан, с легким пренебрежением вскинув бровь.

— Тогда зачем ты мне об этом сказал? Что бы что? — повышаю я голос. — Чтобы унизить меня?!

В следующее мгновение он сгребает меня в охапку и крепко прижимает к себе.

Уткнувшись в его грудь лицом, я от его терпкого и густого парфюма теряю связь с реальностью на несколько секунд.

А еще меня обдает жаром женской растерянности от его внезапных удушающих объятий, в которых я чувствую свою слабость и уязвимость перед ним.

Что это?

Прилив чувства внезапной вины перед беременной женой?

Замираю, когда он прижимается горячей щекой к моей макушке и задерживаю дыхание.

— Вот и ты будешь меня также обнимать спустя двадцать и тридцать лет, — слышу голос Светы. —

И сорок лет.

Ясно.

Это очередная игра на публику. Мне становится так горько, что аж сердцебиение затихает от отчаяния.

Какая же я дура. Я опять приняла порыв Богдана обнять меня за чистую монету, а на деле он вновь продолжает лицедействовать перед дочерью и будущим зятем.

— Пока, пап! — кричит Света. — Пока, мам! Мы, может, вечером на ужин заскочим?

— Мы будем только рады! — отвечает Богдан, продолжая крепко стискивать меня в объятиях, в которых мне мучительно больно. С меня будто содрали кожу живьем.

— Тогда с вас десерт.

— Принято! — доносит ветер голос Андрея. — И я помню, Любовь Константиновна любит малиновый чизкейк!

Я, конечно, могу сейчас оттолкнуть Богдана с криками, что он козел и урод. Могу устроить некрасивую сцену с истерикой, которая, возможно, закончиться преждевременными родами и лужей крови на брусчатке, но по факту… что это изменит?

Я окрашу жизнь моих детей в безрадостные тона трагедии, ненависти, криков и отчаяния, но по итогу я как была дурой, так и останусь. И к тому же после моей истерики мне точно прилетит от

Богдана и даже от его отца, который никогда не был на моей стороне.

Поэтому я мягко отстраняюсь от обманщика-мужа и поднимаю ладонь, чтобы попрощаться с дочкой, которая с улыбкой до ушей машет мне, а после прижимает к Андрею.

— У меня вопрос, Богдан, — поправляю волосы дрожащими пальцами, — если Андрюша поступит с нашей дочерью так, как ты поступил со мной, — поднимаю на ‘него обреченный взгляд, — то ты… — хмыкаю, — был бы рад?