Предатель. Ты врал мне годами (СИ)

Глава 29. Верность в семье

Верность семье.

Красивое словосочетание, но, допустим, Богдан и его отец вкладывают в него немного другое значение.

Они — мужчины и крупные бизнесмены, а я — влюбленная домохозяйка, у которой любовь, верность, забота крутятся вокруг разговоров по душам, завтраков с ужинами, объятий и совместных вечеров за играми, кино или за чтением книг.

Для свекра и Богдана верность семье — это про то, что при любой ситуации надо сохранить голову холодной и про то, что семья, даже если в ней лгут, выше обиды и злости.

И мне приходится сейчас согласиться, что свекр и Богдан в чем-то правы. Поставь я свои эмоции выше, чем последствия от правды, за которую бы я стала громко и истерично бороться вместе с моим папой, то меня ждал крах всей жизни.

Я бы еще и ребенка потеряла.

Перед ужином я закидываю в рот еще одну травянную таблетку от нервишек. Нет, Кристина с

Доминикой не испортят нам семейную встречу за столом.

Я продолжу обманывать надежды отца и Кристины на то, что я — истеричка, которая готова устроить апокалипсис моей семье и моим детям ради минутного, удовлетворения женского эгоизма.

— Вкусно, Любовь, — Андрей похрустывает спаржей, а затем заедает ее сочным куском курицы.

Я думала, что ужин выйдет посредственным, ведь у меня не было ни сил, ни настроения, но мое отчаяние ничего не испортило.

— Поделишься рецептом? — спрашивает Света и смеется. — Я тоже хочу, чтобы мой муж меня расхваливал.

— Это наш семейный рецепт, — заявляет Аркаша, отправляя в рот ложку с салатом, и бубнит, —

мы таким не делимся.

— Поделюсь, — улыбаюсь я, — там ничего сложного.

Богдан тяжело и наигранно вздыхает:

— А никто не попросит рецепт моего салата? М? — оглядывает присутствующих, а потом смотрит на Андрея. — Или я могу поделиться, как правильно открывать, банки для жены, когда она готовит ужин.

Все смеются.

И меня накрывает странное чувство. Я сейчас не мама, не часть семьи, а — наблюдатель.

Правда о Доминике и Кристине не то, чтобы отдалила меня от дочери, сына и будущего зятя, но точно изменила мое самоощущение.

Я знаю правду, я знаю о той стороне жизни, которая сокрыта от моих детей, итеперь я иначе смотрю на действительность, будто я резко… повзрослела.

Радость за Свету, которая выходит замуж за любимого, отошла на задний план, ведь теперь я чувствую больше ответственности за то, чтобы ее важный день не был испорчен. Тепло к Андрею и наивные мечты, что он сделает мою дочь счастливой, сменились настороженностью и женской внимательностью к его персоне.

Да, я внезапно перестала быть восторженной курочкой, которая не видит мира за пределами курятника.

И таким наблюдателем Богдан был все эти годы?

Перевожу на него взгляд.

На семейных вечерах, отдыхе, на прогулках, в разговорах или на завтраках с чашкой кофе он всегда был наблюдателем? И у него не было возможности просто расслабиться и насладиться семейным уютом, потому что его жизнь была разделена на меня и Кристину.

Да что же это за жизнь была?

Эта ложь годами стоила всего этого?

— А ты так будешь смотреть на меня, — игриво спрашивает Андрей Свету.

— Если будешь мне банки открывать.

Богдан переводит на меня взгляд, а затем накрывает мою ладонь своей.

Улыбается:

— Придется много банок открыть, и не одну из них разбить, чтобы женщина вот так на тебя смотрела.

Выходит, что именно сейчас мы с Богданом на одной стороне. На его стороне. На его темной и холодной стороне лжеца и предателя.

— А ты не фыркай, Аркаш, — Андрей смеется, — ты же сам приведешь однажды невесту в дом.

— Меня вот это все не привлекает от слова совсем, — Аркадий кривит лицо. — Я за вас рад и бла-бла-бла, но я…

— Ты просто не встретил ту самую, — Света делает глоток апельсинового сока.

— Вот и не надо, — Аркадий самодовольно хмыкает. — У меня другие планы на ‘ближайшие десять лет. Любовь-морковь, свадьба, спиногрызы…. не мое.

— Слушай, спиногрыз, — Богдан отодвигает пустую тарелку, — внуков я все равно буду от тебя ждать.

— Не сейчас, — серьезно заявляет Аркадий. — бакалавриат, магистратура, а в это время работа над своим стартапом…

— Все-то у тебя расписано, — удивляюсь я.

— Внуки будут к тридцати, — Аркадий раскусывает стебель спаржи. — Сначала надо встать на ноги.

— Какой серьезный пирожочек.

Опять смех, и я тоже смеюсь. Я же не хочу вопросов, почему я такая кислая.

Ужин подходит к концу. Убираем со стола, моем посуду всей толпой, перекидываясь ‘шутками и смехом, а после тепло прощаемся.

‘Аркадий поднимается к себе в комнату под предлогом, что ему надо готовиться к экзаменам, и вновь мы с Богданом остаемся в гостиной один на один.

— Ужин прошел хорошо.

Это он сейчас хвалит меня и одобряет то, что я умело держу себя в руках?

Молодец, конечно, но мне кажется, что с каждой минутой моей сдержанности моя душа замораживается.

— Я думаю, что тебе пора вернуться к Кристине, — встаю с дивана. — Она должна тебе нажаловаться на меня.

— Ты опять начинаешь, — устало вздыхает Богдан.

— Ты мне предлагаешь просто заткнуться? А, может, ты прав, — горько усмехаюсь я. — Если ты не хочешь мне ничего говорить, то мне действительно стоит встретиться с Кристиной. Хотя бы для того, чтобы посмотреть в ее бесстыжие глаза.

Напряженное молчание, и Богдан медленно поднимается с кресла, не спуская с меня взгляда:

— Тогда поехали.

Замираю. Я не этого ответа ожидала.

— Или ты просто лишнего ляпнула? — Богдан вопросительно изгибает бровь. — Я пойму.

Беременные часто говорят глупости.