Предатель. Ты врал мне годами (СИ)

Глава 37. Может, передумала?

— Она родила… Люба… Я обещаю тебе, об этой девочке никто не узнает… Я не знал, что она залетела…

В моем мозгу пульсирует пьяный голос Богдана.

— Ей не место в нашей семье… Я это понимаю… понимаю… черт… я не знал, Люба, но она родила… девочку…

Делаю глубокий вдох.

Признание Богдана всплывает не четким воспоминанием, а размытым и приглушенным. Я сейчас будто вспоминаю детали сна, который мне снился очень давно.

Я слышала его признания, но они не смогли меня окончательно разбудить, или я…не хотела просыпаться?

— Да, это мое решение, — шепчет в темном воспоминании Богдан. — Я не ждал ее… поэтому ее не будет с нами. И мы закроем эту тему. Да?

Богдан обнимает меня со спины и прижимается ко мне с выдохом:

— Я о многом прошу, но Люба… Мы же это переживем, верно? Мы завтра проснемся и постараемся… Я пострараюсь…

Накрываю лицо ладонью.

А какими были следующие дни после этой ночи?

Я помню лишь дикую усталость и то, что Богдан серьезно включился в отцовство и начал проявлять чудеса заботы и любви.

— Ты серьезно? — оглядываюсь на Богдана, который ждет меня у машины. — Ты решил, что я тогда все проглотила?

И мне сейчас не надо объяснять, о чем я веду сейчас речь. Он и так понял, судя по его тяжелому взгляду.

— Что ты молчишь? — разворачиваюсь к нему, придерживая живот. — Приперся пьяным и признался мне спящей в своих грешках?

— Так ты внезапно вспомнила? — он вскидывает бровь.

У меня талант игнорировать реальность, если она делает мне больно.

Была зима. Мне шестнадцать лет, и к папе приехали его хорошие друзья, но вот только сейчас моя память возвращает слезы маме, которая вместе со мной готовила ужин на кухне, пока папа беседовал с гостями на улице под густым снегопадом..

Это были не друзья, ведь друзьям не выносят шкатулку с мамиными украшениями.

— Вспомнила, — киваю я. — Но у тебя и сомнений не было, что я все проглотила.

А почему нет?

У отца — серьезные проблемы с долгами и игровой зависимостью, поэтому я вполне могла ради него закрыть глаза на оплошность Богдана ради его денег, статуса и положения его семьи в обществе.

Женщины многое готовы терпеть, лишь бы их семья была в безопасности.

— Да, я думал, что ты меня поняла, — Богдан пожимает плечами и опять замолкает.

Взгляд мрачный и тяжелый.

— Поняла?! Нет! Не поняла!

Кивает и отводит взгляд в сторону, намекая, что разговор окончен и нечего тут обмусоливать.

— Тебя не смутило…

— Нет! — повышает он голос и вновь смотрит на меня. — Не смутило! И эта не та тема, которую я хотел повторно поднимать и обсуждать с тобой, потому что… потому что все было для меня решено! И да! Я посчитал, что ты это решение поддержала!

— Я тебе, что, дебилка какая-то?! Ты мне про внебрачную дочь, а я в ответ молчу?!

Я в ответ принимаю все это говно без возмущений?!

— Но ты плакала, — Богдан опять пожимает плечами. — Ты после того разговора ты сутра плакала.

— От усталости!

Да, я проснулась от крика Аркаши, который заполз к нам на диван и требовал покушать, и заплакала. Спряталась под пледом.

— Я займусь нашим лягушонком, — пообещал Богдан и подхватил Аркашу на руки.

— И его старшей сестренкой, которую пора тоже будить.

Я завернулась в плед, встала с дивана и торопливо побежала прочь. Пока была возможность, надо было прятаться от своих гиперактивных динозавриков и спать.

— Ты себя убедил, в том, что я тогда тебя услышала и поняла… — сдуваю локон со лба.

— Я не отрицаю.

— Типа признался и можно дальше жить со спокойной совестью?

Богдан приглаживает волосы и открывает заднюю боковую дверцу машины:

— Поехали.

Лимит его слов на ближайшие пару часов исчерпаны. Он опять будет молчать и изводить меня усмешками, ухмылками и приказами выпить таблетки.

— Нам надо просто взять и развестись без этой глупой суеты! — я почти кричу на Богдана, который задумчиво смотрит вдаль. — Это все не имеет значения!

Это крик отчаяния.

И я кричу не о разводе как таковом, а своей боли.

— Вот какой ты меня женщиной считал? — подхожу к нему и заглядываю в его хмурый профиль.

— Той, которая тебя не любит?

Богдан переводит на меня недоуменный взгляд.

— Только та, кто не любит, может начхать на такое признание, — судорожно шепчу я, — и молчать. Молчать без желания разобраться.

— Возможно, я считал, что ты настолько меня любишь, что безоговорочно приняла мою сторону, — его глаза вновь темнеют гневом. — Любила вопреки. Любила и знала ценность нашей семьи. Любила и хотела сохранить нашу семью.

— Вот как?

— Да, — на его щеках играют желваки, — возможно, у нас разные представления о любви?

У меня с ресниц срывается слеза. Богдан подает мне руку:

— Ты еще не передумала? Можно поплакать и дома.

Его слова действуют как отрезвляющая пощечина. Я вытираю слезы и неуклюже заползаю в машину:

— Черта с два я передумаю.