Предатель. Ты врал мне годами (СИ)

Глава 32. Ты плакала?

— Отец очень сильно нервничает — шепчет из динамика смартфона обеспокоенная мама. —

Места себе не находит после Богдана.

Я сплевываю зубную пену в раковину и вновь полощу рот.

Я еле поднялась с кровати.

Почти не спала. Мешали то мысли о Богдане, который и спальню не проверял, заперта она или нет, то пинки сыночка.

К рассвету он пнул в мочевой пузырь, и описалась, а после расплакалась в подушку. Тихо, но очень долго плакала. Кроме простыни намочила и наволочки с двух сторон.

Теперь чищу зубы опухшая и опустошенная.

Вот совсем ничего не дергается от слов мамы, что к отцу в гости ночью заехал Богдан. Он очень напугал маму тем, что твердо и зло попросил ее скрыться с глаза долой и оставить его наедине с хозяином дома.

Да, я слышала ночью за окном шорох шин, а по стенам спальни пробежал белый свет от фар.

— Люба, — сипит мама, — я так испугалась…

Я не могу понять, чего мама ждет от меня? Что я побегу к Богдану и потребую, чтобы он немедленно помирился с моим папой?

Кидаю зубную щетку в белый керамический стаканчик и приглаживаю волосы, крепко зажмурившись в попытке вернуть себе эмоции.

Пусто.

— Может, отец опять взялся за свое и опять играет? — открываю глаза. — М?

Может, Богдану надоело закрывать его долги?

Задаю я вопрос без дрожи в голосе и без слез на глазах. Еще вчера в кабинете свекра я лила слезы и просила не наговаривать на моего папу, а сейчас я лишьмогу вздохнуть в ожидании долгого ответа.

— Он… давно не играл, Люба, — говорит, наконец, мама, — он завязал.

— О, вот как, — хмыкаю. — Ну, тогда Богдан пришел к нему, потому что наш папа решил сыграть в коварного интригана.

Опять молчание, и недоуменный вопрос:

— Что?

— Может, тебе с отцом поговорить самой, м? Или ты сейчас дурочкой прикидываешься, мам? Да, папа влип. Крупно влип перед Богданом. И вот, — опираюсь руками о край раковины, вглядываясь в свое опухшее лицо, — я думаю, что ты прекрасно знаешь об этом, но… делаешь вид, что ничего не знаешь и не понимаешь, а то и тебе прилетит. Верно?

— Я тебя не понимаю… Люба, о чем речь…

Внимательно вслушиваюсь в мамин голос, выискивая в нем нотки лжи. Да не пойму я ничего. Она из тех женщин, которые и ненавистных врагов могут убедить в том, что они самые настоящие друзья с мамой.

— Мне больше нечего тебе сказать, мам, — приподнимаю подбородок, разглядывая свою шею.

Подхватываю телефон. Только хочу сбросить звонок, как мама торопливо шепчет:

— Люба, поговори с Богданом… Он же знает, что наш папа дурной… Дурной, Люба… Он же сначала делает, а потом думает… Да и мы ведь не чужие люди, верно? Мы всегда за вас были, когда вот его родители…

— Хватит, — перебиваю маму и хмурюсь в свое отражение.

А сколько раз мама в разговорах все сводила к тому, что родители Богдана не любят меня?

Сколько раз она капала мне на мозги, что в семье Богдана относятся ко мне с пренебрежением?

Да в каждой беседе меня мягко подводили к тому, что меня недолюбливают и какие родители

Богдана высокомерные падлы.

Может и падлы, но свекр поговорил со мной без лжи, наигранных эмоций и без ‘скрытой личной корысти.

— Поговори с ним, — вместо мамы слышу отца, чей голос звучит сдавленно и тихо.

— Люба, я же несерьезно… Я же не думал, что эта девка… Любаш, ты послушай меня… Я же, как отец, когда узнал обо всем, просто хотел понять, насколько ситуация опасна для тебя. Да, я был возмущен.

Лжет, и сейчас в его словах я узнаю ту манеру речи, с которой он всегда разговаривал с Богданом, его отцом и даже со мной.

— Я только поговорил, понимаешь? Люба, да мне бы в голову не пришло натравить на тебя эту ссыкуху… Господи, Люба!

Противно.

Липко, холодно и тошно.

— Люба, ты же можешь найти для него слова, милая. Он же натворит бед, если…

На фоне всхлипывает мама:

— Что же ты наделал? А?

Сбрасываю звонок.

Не буду я упрашивать Богдана пожалеть моего глупого папулю, который в своей игре бессовестно рискнул и мной, и своим внуком.

Не хочу выходить из спальни.

Там за дверь меня ждет Богдан и мое упрямство, которое потребует ехать к Кристине на встречу, а я не хочу. но ведь в кусты не полезу.

Как и Богдан. Он же от сказанных слов не откажется.

Я вздрагиваю, когда раздается стук в дверь, а затем следует голос Богдана:

— Люба, ты проснулась?

Выхожу из ванной комнаты, накидывая на плечи халат. С мамой и отцом я говорила с ровным сердцебиением, а с Богданом — удары в груди становятся громче и сильнее.

— Да, — останавливаюсь у кровати. — И мне мама звонила. Сказала, что ты в гости к отцу приезжал.

Молчание и напряженный медленный выдох:

— Ты, может, дверь откроешь, дорогая, м?

— Зачем?

— Для начала за тем, что у нас с тобой одна гардеробная на двоих, — тихо отвечает Богдан, — и мне бы было неплохо принять душ и переодеться в свежую рубашку, Люба.

Подхожу к двери. Еще около минуты медлю. Вытираю вспотевшие ладони о халат и с тихим щелчком открываю дверь.

Наши взгляды с Богданом встречаются. Если я опухла от слез, то его черты лица за эту ночь стали еще жестче и острее. Я даже на мгновение пугаюсь его.

— Ты, что, плакала? — спрашивает он и прищуривается.