Приключения Бэзила Скуридайна

Глава I. Начало

Пусть простит меня читатель, за то, что я, целый год после расставания друзей, держал его в неведении о судьбе боярского сына Василия Скурыдина. А между тем, полная удивительных и опасных приключений, она заслуживает полного и подробного их описания. Восполним этот пробел. Вернемся к бедному и несчастному юноше, уходящему на корабле «Олень» в дальнее плавание, с тоской наблюдающему с его борта, как быстро удаляются от него и сливаются в неразличимую массу фигурки людей на пристани, среди которых — милая сердцу Джейн и преданный друг Андрей.

Матросы поставили паруса на всех трех мачтах «Оленя», галеона водоизмещением триста испанских тонн, вооруженного восемнадцатью пушками разного калибра. Под свежеющим ветром с материка паруса сначала захлопали и затрепетали, а потом упруго надулись. Корабль стал набирать скорость, разрезая форштевнем, как ножом, мутные воды Темзы.

Скрылась за поворотом реки пристань с провожающими, а Василий, не отрывая головы, все смотрел и смотрел в том же направлении.

Растаяла в тумане громада лондонского моста. Медленно проплыли вдоль левого борта мрачные башни Тауэра, подозрительно оглядывающие провалами своих окон-бойниц проходящие мимо суда. Закончились дома за городскими стенами вдоль Темзы-стрит, оживленные доки и пристани на берегах реки. За предместьем обители Святой Екатерины началась сельская местность, и корабль долго плыл в окружении берегов с пологими холмами, от которых к воде спускались кустарниковые изгороди.

Василий продолжал стоять на шканцах, вцепившись в ярко— красный планширь фальшборта не только оттого, что им полностью овладели грустные думы, но и потому, что он не знал, как быть дальше. Скрипели реи и мачты, раздавались громкие команды и свист боцманской дудки, матросы пробегали мимо, лихо поднимались на мачты по вантам, а он никому был не нужен: про него словно забыли! Напрасно он так думал! Ни один человек на «Олене», от неопытного юнги до бывалого марсового матроса, от молодого стюарда до седого кока, от квартирмейстера до первого помощника не мог выпасть из цепкой памяти капитана. Просто до Скурыдина не дошла очередь.

Наконец, не выдержав, юноша решил сам расспросить первого попавшегося. Выискивая глазами среди пробегавших мимо матросов, к кому бы из них обратиться, Василий ощутил, как кто-то сзади, потянул его за рукав. Юноша обернулся. Позади него стоял маленького роста, щупленький, загорелый парнишка, лет двенадцати, босоногий и простоволосый. Это был юнга. На нем были порты до колен из парусины грязно-белого цвета и точно такая же куртка, с краев которой живописно свисала бахрома и обрывки ткани. Несмотря на свою убогую одежду, юнга держался прямо и с достоинством. Обычно в юнги шли сироты или мальчишки, сбежавшие из дома. Но попадались и родственники офицеров.

— Сэр! — критически осмотрев его, выкрикнул юнга звонким мальчишечьим голосом. — Вас, вызывает капитан! Идите за мной, я покажу Вам дорогу.

Сказав это, юнга повернулся к Василию спиной и направился в сторону кормы, уверенно ступая по палубе босыми ногами. Надо сказать, что на кораблях все матросы ходили босыми, надевая обувь только в высоких широтах, там, где было совсем холодно. Исключением были офицеры, всегда носившие сапоги или башмаки.

Куда делись Васькина грусть и тоска? Его вызывает сам капитан корабля, знаменитый Роберт Кросс! Забыв свои переживания, подхватив одной рукой свой матросский сундучок, а другой за ремни — стальную кирасу, с зажатым под мышкой шлемом он последовал за мальчишкой. Юнга стрелой взлетел по трапам на самую высокую надстройку полуюта и пропал с глаз отягощенного поклажей Скурыдина. К тому же, как назло, тяжелый неудобный шлем несколько раз выскальзывал из-под руки и, подпрыгивая на ступенях трапа, со звоном скатывался вниз. Юноша, не выпуская из рук кирасу и сундучок, цепляя ногами за ножны палаша, купленного по случаю у какого-то шотландца, кидался вслед за ним. Путаясь под ногами матросов, он ловил в очередной раз стальное яблоко шлема где-нибудь возле грот-мачты под станком кулеврины, и снова повторял попытку подняться по трапу. Наконец, передняя нога тяжело дышащего, обессилившего юноши ступила на выскобленную палубу надстройки полуюта. Василий облегченно вздохнул. Но не надолго. Его радость завершения подъема на полуют быстро прошла, когда он кроме мальчишки-юнги, обнаружил наверху трех важных джентльменов и матроса-кормчего, управляющего рулем с помощью колдерштока[1]. Они внимательно разглядывали его. Рулевой и юнга с трудом сдерживали гуляющие по их физиономиям гримасы смеха, а глаза джентльменов излучали веселый блеск. Скурыдин посмотрел вниз. Стала понятна причина их веселого настроения. Его беготня по трапу за упрямым шлемом очень хорошо просматривалась сверху.

Василий покраснел как свекла. Ну и угораздило же его! Что подумают о нем? Ладно рулевой и юнга. Оплеухи и подзатыльника хватит, чтобы заставить забыть их этот прецедент. А вот, мнение джентльменов, наблюдавших за его неуклюжими попытками обуздать стальной шлем, пожалуй, не изменить! Наверное, среди них сам капитан «Оленя», господин Роберт Кросс!

Скурыдин не ошибся в своем предположении. Стоящий в центре коренастый, широкоплечий джентльмен, лет сорока, с внушающим к себе расположение, волевым лицом, увидев, как смутился Василий, постарался разрядить обстановку.

— Помощник! Что здесь делает юнга? Почему рулевой рыскает по курсу? — строго спросил он у щегольски одетого молодого джентльмена.

Помощник был одет в ярко-желтый дублет[2] с золотыми пуговицами и широкие шаровары из венецианского шелка в фиолетово-зеленую полоску. Ноги, до колен украшали шерстяные чулки белого цвета. Ярко-красные туфли из мягкой испанской кожи с серебряными пряжками и высокими каблуками, довершали его одеяние внизу. Шею до подбородка прикрывали высокие белоснежные брыжи, из-под которых спускалась на грудь золотая цепь из звеньев толщиной в палец. Голубая кожаная шляпа с пером покрывала голову, с черными как смоль, подстриженными до плеч, прямыми волосами. Дорогая шпага на малиновой перевязи торчала из-под края короткого плаща, зеленого цвета.

«Такое впечатление, что он собрался на бал!» — подумал Скурыдин про молодого франта.

Помощник капитана не успел сделать внушение юнге. Съехав на руках по поручням трапа на палубу, сверкая пятками, юнга исчез за полотнищем паруса бизани. В отношении рулевого оно также потеряло актуальность. Он также упредил нагоняй.

— Есть не рыскать, сэр! — привычно произнес рулевой, уставившись в картушку компаса, установленного в нактоузе прямо перед ним.

Увидев, что его приказание исполнено, джентльмен, с волевым лицом прокашлявшись, обратился к Василию:

— Подойдите к нам юноша!

Скурыдин, поставив на палубу вещи, послушно сделал несколько шагов по направлению к нему.

— Я капитан этого корабля Роберт Кросс! Назовитесь и вы! — властным голосом потребовал капитан.

— Василий Скурыдин! — назвал себя юноша.

Капитан долго и проницательно вглядывался в его лицо. Наконец удовлетворенно произнес:

— Ну, что ж! Сэр Уолтер Рэли рассказывал мне о вас. Из вашего произношения и рассказа сэра Уолтера я понял, что вы иностранец. На каком языке так странно произносится ваше имя? Мне это не очень нравится! — откровенно заметил капитан.

— На русском! — покраснев, ответил Скурыдин.

— Слышал про вашу удивительную страну! Но вы находитесь на палубе английского судна. Чтобы не коверкать язык, впредь я буду называть вас на английский манер. Отныне вы — Бэзил Скуридайн! — уверенно сказал капитан Кросс. — Вас это устраивает юноша?

— Устраивает! — не стал возражать новоиспеченный Бэзил Скуридайн.

Честно говоря, ему не нравились его имя и фамилия в новом произношении. Но Бог с ними, чудачествами этих англичанами! Разве их имена произносить проще? У них на верфи работал плотником один парень, которого все звали Проспер. Василий долго не мог разобраться, как его зовут на самом деле, пока в списках работников не увидел полное имя плотника. Оно представляло собой фразу: Prosper-Thy-Work (Преуспевай в труде). Родители этого парня, протестанты, стараясь как можно больше отличаться от католиков, отказались дать ему имя из святцев, и сами изобрели его. Плотнику повезло. В разговорах, его длинное имя можно было сократить до традиционного имени Проспер. А что было делать тем людям, которым родители присваивали имена, беря целые фразы из Библии. Например: Obadian-bind-their-kings-in-chain-and-their-nobles-in-arons-Needham (Овадия-Закуй-Их-Царей-В-Цепи-И-Их-Вельмож-В-Кандалы Нидхем). Неважно, как его будут называть, мудро рассудил Василий-Бэзил, хоть горшком, лишь бы в печь не ставили.

Довольный ответом юноши, Роберт Кросс с улыбкой спросил его:

— Бэзил Скуридайн, мне рассказывал сэр Уолтер, о Вашем желании стать капитаном корабля. Говорят, под руководством мастера Виллиса вы изучали навигацию. Можете ли вы пользоваться астрономическим кольцом и градштоком? Определять место и скорость судна? Читать портоланы[3]?

— Да! — уверенно ответил Василий.

То, чему учил его капитан Виллис, усваивалось Скурыдиным легко.

— Покажите нам свои знания! — потребовал капитан. — Энтони Дарси, эсквайр, наш навигатор, поможет вам в этом!

Стоявший рядом с капитаном джентльмен средних лет, еле заметно кивнул Василию головой. Штурман был одет куда скромнее помощника капитана. На нем был темно-малиновый камзол из недорогой ткани, разноцветные шелковые шаровары с серыми чулками и башмаки, такого же цвета, как чулки, с простыми металлическими пряжками. Шею облегал простой белый голландский воротник рубашки. Голову прикрывала видавшая виды коричневая кожаная шляпа. Замасленные рыжие волосы обрамляли его налитое кровью лицо с чертами простолюдина. Шпаги при нем не было. Спускавшаяся на грудь не чесаная борода делала его похожим на обыкновенного йомена. Несмотря на свою простоту и отсутствие оружия, джентльмен держался уверенно и с достоинством.

— Бэзил! — по-дружески обратился он к Скурыдину, — помоги мне вынести инструменты из каюты.

Каюта находилась сразу же за постом управления рулем. Пригнувшись под балкой, стягивающей борта корабля, Василий вслед за Энтони Дарси вошел в каюту штурмана. Внутри было светло. Дневной свет проникал в небольшое помещение через стекла в свинцовом переплете двух окон проделанных в транцевой доске «Оленя». По спартански простая обстановка состояла из узкой двухъярусной койки, прижавшейся к стене, полки, рабочего стола, двух скамеек и сундука с картами. Инструменты — астрономическое кольцо и геометрический крест лежали на полке. Василий взял астрономическое кольцо, а эсквайр геометрический крест.

Поскольку в руках Скурыдина первым оказалась астрономическое кольцо — усовершенствованная астролябия, с нее Роберт Кросс и начал экзамен. На практике, измерения астролябией проводят три человека, но Василий так живо и достоверно описал этот процесс, что вызывать помощников не потребовалось. С помощью более приспособленного к морским условиям геометрического креста юноша практически измерил высоту солнца. Роберт Кросс на этом не успокоился и задал Василию еще кучу сложных вопросов по измерению долготы в море. Скурыдин с честью выдержал и это испытание. После этого, капитан, пошептавшись с навигатором, похвалив Василия, спросил:

— Молодец Бэзил. На словах ответил хорошо. А есть ли у тебя опыт плавания?

— Разве если это можно назвать опытом, сэр! — смущенно ответил Скурыдин. — Три месяца рабом на галере и месяц плавания матросом под руководством сэра Джона Грина!

— А, что старик Грин еще ходит в море? — удивился капитан. — Говорят, разбогатев, он с этим делом завязал навсегда!

Роберт Кросс задумался.

— Ну, что ж! Это тебе в зачет. Но для успеха дела нужно еще хорошо поработать, — покряхтев, наконец, изрек он. — Определяю тебя в помощники Энтони Дарси эсквайру. Будешь стоять матросскую вахту на руле, и помогать штурману, на правах младшего офицера. Об обязанностях в бою, поговорим, когда придем в Плимут.

Василий смотрел на капитана благодарными широко открытыми глазами. Наконец-то исполнилась его мечта!

Место для сна и еды определил Василию квартирмейстер. Это была верхняя узенькая койка в поделенном перегородками помещении на юте для размещения младших офицеров и пассажиров. Но и ей был рад юноша. Личное спальное место на корабле — большая роскошь!

С соседом, Василию также повезло. Им оказался главный стюард, двадцати восьмилетний Девора Смит, с которым он быстро подружился. Смит, не был дворянином, но в отличие от некоторых других особ голубых кровей умел писать и хорошо считать. Кроме этого, он был исключительно порядочен. Эти и другие качества, дали ему возможность, за короткий срок, вырасти от простого моряка до помощника боцмана. Ведь стюард на корабле следит за хранением и расходом запасов провианта — пищи, вина и воды. Он же определяет размеры рациона в случае нехватки продовольствия.

Василия, стюард, расположил, прежде всего, своей заботой о нем. Кто не знает, как скудна и однообразна еда моряка в плавании? Полтора фунта (0,7 кг) сухарей из пшеничной муки, пинта красного вина, порция похлебки из чечевицы и бобов составляют дневной рацион простых членов экипажа. Также, четыре дня в неделю они получают вареную солонину и три дня в неделю вареную селедку. В штормовую погоду, в боевой в обстановке, когда нельзя было разводить огонь в камбузной печи, мясо заменяют сыром. Еду для рядовых членов экипажа готовит корабельный кок с помощником, выделяемым из матросов.

Стол офицеров гораздо разнообразнее, потому что им разрешается брать с собой в плавание собственные запасы провизии. И готовит еду для каждого старшего офицера — его собственный слуга. Младшим офицерам слуги не положены, поэтому обязанности по приготовлению трапезы для них возлагаются на назначенного капитаном юнгу. Им оказался тот самый парнишка по имени Джим, с которым Василий столкнулся в первый день пребывания на «Олене».

Скурыдин, поглощенный мыслями о разлуке с Джейн, совсем потерял голову и о запасах провизии естественно забыл. Матросского пайка для такого здоровяка, как он, явно не хватало. Статус джентльмена не позволял ему посылать Джима на камбуз, чтобы выклянчить у кока добавку. Смит, добрый и не жадный парень, понял сразу все. Слушая во время своей трапезы, вздохи голодного Василия, лежащего на верхней койке, стюард деликатно предлагал ему спуститься вниз, чтобы отведать яств с его роскошного стола, убеждая гордого соседа наивной хитростью, что, мол, ему все не съесть и продукты придется выбросить за борт! Скурыдин, как бы нехотя соглашался и принимал приглашение. Так они стали друзьями. В Плимуте Василий, опять же с помощью Деворы приобрел запас провизии для себя и рассчитался с ним. Но всегда после этого относился к стюарду с уважением за его заботу о нем. Ведь ничего страшного не случилось бы, если бы он попостился несколько дней до Плимута!

Смит был прекрасным собеседником. Многое он рассказал Василию об офицерах и матросах «Оленя». Оказывается, большинство членов его команды, старые опытные моряки, которые за свою жизнь не раз принимали участие в дальних морских походах. В разное время, на тех или иных кораблях, в составе отрядов кораблей возглавляемых Хэмфри Гилбертом, Френсисом Дрейком, Мартином Фробишером и Томасом Кавендишем они ходили в море, отражали атаки испанцев, сами нападали на их корабли, открывали новые, неведомые земли.

Стюард с восхищением отзывался о капитане «Оленя» Роберте Кроссе.

— На нашем корабле, в случае смертельной опасности, все равны! — говорил он. — Капитан считает, что в таких ситуациях джентльмены наравне с простыми моряками должны тянуть, двигать, поднимать!

Василий, молча с ним соглашался: «Кому интересна не попранная честь аристократа, если корабль из-за него пойдет ко дну!»

Кое-что Девора рассказал Скурыдину о его начальнике, Энтони Дарси. Несмотря на свой заурядный вид, Дарси, в отличие от разряженного как петух первого помощника Дэвида Терри, происходившего из семьи разбогатевшего йомена, которых настоящие аристократы иронично называют «джентльменами в первом поколении», принадлежал к старинному норманнскому роду. Но, поскольку он был младшим сыном в семье барона Фитцджеральда Дарси, то с кончиной отца ему досталось бы только почетное обращение «эсквайр». Понимая, что ему в этой жизни ничего не светит, юный Тони бежал из усадьбы своего отца в ближайший портовый город. Там он устроился юнгой на один из торговых кораблей. Сообразительный юноша быстро сделал карьеру и мог стать капитаном. Но, почему-то остановился на должности навигатора. Может потому, что люди, обличенные наследственной властью и вкусившие плоды ее, в большинстве своем добры и не так честолюбивы, как люди из народа, с уязвленным самолюбием и ожесточившиеся на жизнь. Или понял, что штурман на корабле подчас личность более могущественная и уважаемая, чем сам капитан.

Скурыдин быстро приспособился к трудностям и невзгодам корабельной жизни. Да что там, эти «ягодки» и «цветочки» для бывшего галерного раба!

Жизнь на корабле делилась на вахты, по которым были расписаны почти все члены экипажа. Вахты сменялись через каждые четыре часа. Каждая вахта делилась на восемь склянок. Для определения времени, в ящичке на внешней переборке помещения для кают младших офицеров, рядом с бронзовым корабельным колоколом (рындой), стояли песочные часы. Песок из верхней колбы пересыпался в нижнюю за полчаса. Это время соответствовало одной склянке и отмечалось вахтенным, ударом в рынду. Всего восемь раз за вахту. Когда, после седьмой склянки, песка в верхней колбе оставалось совсем мало, моряки, стоящие на вахте, будили подвахтенных.

Первая вахта начиналась за полночь и продолжалась до восьми утра. Этой вахтой командовал штурман Энтони Дарси. Утренняя и дневная вахты подчинялись первому помощнику капитана Терри. Вечерней вахтой руководил сам капитан.

Вахты бывали разные. Многое зависело от так называемых наблюдателей. Стоит им проморгать появление на горизонте верхушек мачт вражеских кораблей или вовремя не обнаружить рифы мели при входе в бухту, быть беде! Матрос, сидящий в «вороньем гнезде» на грот-мачте, должен был через определенные промежутки времени докладывать обстановку. Тоже делал вахтенный, находящийся на наблюдательной площадке на бушприте.

Не менее ответственна и тяжела была вахта рулевого, которую стоял и Василий. Попробуй, поворочай колдерштоком пятнадцатифутовый румпель, который прилажен к трехфутовому баллеру с тяжелым пером руля! В штормовую погоду, чтобы удержать корабль на курсе, на штангу кольдерштока налегали сразу четыре моряка.

Остальная вахта следила за парусным вооружением и трюмом корабля. Вахта правого борта контролировала состояние грот — и бизань-мачты. Фок-мачта и бушприт находились в ведении вахты левого борта.

Не простым делом было управление верхней группой парусов. Это опасная работа на открытых всем ветрам высотах возле верхушек мачт. Попробуй, побегай по реям и вантам на высоте 65–70 футов! С ней справлялись только самые проворные, самые храбрые матросы.

Труд рядовых членов вахты был тяжел и однообразен: они откачивали воду из трюмов, теребили паклю, смолили тросы, прибирали палубу, красили, конопатили, занимались множеством других дел.

Скурыдин, почти полгода пробывший галерным рабом, наверное, как никто понимал их и радовался тому, что здесь на корабле он не матрос.

Среди членов экипажа имелись мастеровые: плотник, кузнец, бондарь, конопатчик, парусный мастер и трубач. Некоторые из них даже были освобождены от несения вахты.

Корабельного плотника экипаж причислял к важнейшим людям на корабле. Как ни крути, дерево на корабле имеет свойство гнить и ломаться. Это может быть и трухлявая доска корабельной обшивки, и грот-стеньга, как тростинка, сломанная во время внезапного порыва ветра. Не приложи к ним вовремя умелые руки плотник, кораблю — авария или гибель! На «Олене», плотник лишь иногда стоял вахту на руле.

Другим незаменимым мастеровым на корабле был парусный мастер. Его работа на корабле ценилась столь же высоко, как и плотника. Он также не стоял вахту. После каждого шторма находилась работа этому мастеру иглы, шила и ниток. Он шил новые белые паруса, взамен старых, свисающих лохмотьями с рей.

Более высокий статус, чем матросы, занимали канониры. Под командованием мастера-канонира они обслуживали пушки, а также вели из них огонь во время боя.

Всю вспомогательную работу на корабле выполняли юнги. Они драили палубы, готовили пищу, помогали матросам.

На борту «Оленя» находились также солдаты. Их, вместе с сержантом и двумя капралами, было всего 19 человек из 72, отправившихся в плавание. По замыслу сэра Уолтера Рэли, они предназначались в основном для действий на берегу и захвата торговых судов. В бою с испанскими военными кораблями, Рэли надеялся, прежде всего, только на точность и скорострельность артиллерии своих кораблей в сочетании с их скоростными качествами. К таким выводам Уолтер Рэли пришел не от хорошей жизни, а от знания испанской тактики морского боя. На испанских кораблях артиллерия не играла роли главного вооружения, а использовалась как средство поддержки абордажной партии. Сразу после залпа в упор, пехота врывалась на палубу корабля противника. Всего два года назад, в морском сражении у Азорских островов испанцы убедительно продемонстрировали эффективность своей тактики. В коротком, но яростном сражении, они захватили основные силы французского флота. Вряд ли, английские пехотинцы на борту «Оленя» или «Барк Ройяля», измученные многомесячным плаванием смогли бы дать достойный отпор лучшей в Европе испанской пехоте.

В Плимут «Олень» пришел на четвертые сутки после выхода из Лондонского порта. Благополучно пройдя Английский канал с его постоянными туманами и коварными мелями, он бросил якорь на рейде этого порта, рядом с ожидавшим его «Барк Ройялем».

В этот же день начались погрузка пороха, пополнение запасов воды и продовольствия. Несколько юрких пинас[4] с грузом пороха из местного арсенала, по очереди разгрузились у борта «Оленя». В выгрузке пороха с пинас участвовал и Скурыдин. Он очень удивился тому, что его назначили начальником над моряками, которые должны были переносить бочки с порохом с пинас в крюйт-камеру «Оленя» и размещать их там. Ему, пробывшему на корабле всего четыре дня новичку, доверили эту ответственную операцию! Стоило, какому-нибудь балбесу закурить, чиркнуть железом по железу, как корабль мог взлететь на воздух! Такие случаи уже бывали.

Василий не знал, что еще вчера, на вечерней вахте, к капитану подошел старик Джонни. Так называли на «Олене» мастера-канонира Джонни Гордона, высокого, сухого моряка, с багровым шрамом через всю правую щеку. На вид Джонни было лет пятьдесят. Стариком его называли за седые волосы, клоками, торчащими из-под кожаной шапки, плотно облегающей череп, которую он не снимал в жару и холод. Лет десять он провел в плену на испанских галерах. Там и поседел. На корабле он заведовал всем, что имело отношение к пушкам, пороховым бочкам, картечи и снарядам. Кроме этого, начальник канониров отвечал за оружейную комнату, в которой хранилось все оружие, находящееся на борту.

— Робби! — прошепелявил он, обращаясь к капитану, показав краем рта уцелевшие передние черные и гнилые зубы. — Дай мне на погрузку того русского парня, который в помощниках у Тони.

— Зачем? — удивился капитан. — Тебе мало Артура Смита?

Артур Смит был штатным помощником Джонни.

— Понимаешь, — Гордон уткнулся взглядом в палубу. — Пьет он с самого Лондона.

Роберт Кросс нахмурился: «Вышвырнуть его немедленно с корабля!». Но вовремя понял, что лучше этого не делать. Артур Смит — один из лучших канониров английского флота. Такого потеряешь и больше не найдешь. Подберут другие.

— А по какому случаю? — зло поинтересовался капитан.

— Пришел с моря, а Молли, его жены дома нет! — не поднимая головы, ответил артиллерийский квартирмейстер.

— Умерла что ли? — участливо спросил Кросс.

— Такие, как она не умирают! — вдруг хохотнул Гордон, представив себе невзрачного Артура и дебелую, на голову выше мужа, миссис Смит.

— Она сама, кого хочешь, похоронит! Сбежала с королевским капралом! — добавил он.

— Скажешь Тони Дарси, что я даю тебе на время Бэзила Скуридайна, — раздраженно произнес капитан. — Человеку легкомысленному, способному позабыть о долге, в таких мероприятиях делать нечего. А Смита сегодня же приведи в порядок. Или я сам разберусь с ним!

Погрузка пороха прошла успешно. Василий издергался и перенервничал, следя за порядком, но остался довольным тем, что его заметили.

Вечером того же дня капитана и штурмана вызвал на «Барк Ройял» старший в плавании капитан Джекоб Уиддон. Все с нетерпением ожидали их возвращения, потому, что никому не был известен маршрут плавания. Он держался в строжайшем секрете. Узнав планы англичан, испанцы могли сорвать их, выслав на перехват боевые корабли.

Все облепили борт «Оленя», с нетерпением ожидая возвращения шлюпки с капитаном и штурманом. Наконец, она вернулась. Гребцы, шесть крепких парней, как положено, взяли весла на валек. Вахтенный, за брошенный конец подтянул шлюпку к трапу. Шлюпка уткнулась носом в обшивку корабля. Роберт Кросс и Энтони Дарси по трапу поднялись на борт «Оленя». Но тайна так и осталась тайной. Никто из них никаких заявлений не сделал.

Зато по кораблю пошли гулять разные слухи. Одни говорили, что корабль пойдет в Средиземное море, чтобы неожиданно напасть на порты Восточного побережья Испании, другие утверждали, что они поплывут на юг, чтобы перехватить идущие с западного побережья Африки каракки, груженные золотом и специями.