Глава III. Через океан в Вест-Индию

— Какой? Говорите поскорее капитан! — раздались просьбы со всех сторон.

План выхода из затруднительного положения, в которое попала экспедиция Джекоба Уиддона, не мгновенно созрел в его голове. Он был продуман еще перед походом, совместно с сэром Уолтером, как второй вариант, в случае неудачи первого. Дело в том, что Уолтер Рэли снаряжал свою флотилию для грабежа испанцев в рискованной для себя политической обстановке. В отставку с поста лорд-канцлера был отправлен сэр Френсис Уолсингейм, сторонник активных действий и открытой конфронтации с Испанией. Пост лорд-канцлера занял сэр Уильям Сесил лорд Беркли, выступающий за политику примирения с католическими странами, путем соглашений и уступок. Было очевидно, что в случае неудачи экспедиции, можно будет ожидать негативную реакцию королевы. Она может пойти на поводу у испанского посла дона Мендосы, который потребует наказания виновных в разбое. Не поможет даже патент герцога Анжуйского. Придется тогда организаторам экспедиции познакомиться с мрачными подземельями Тауэра, а может и расстаться с собственными головами в угоду испанцам. Другое дело, если они вернутся в Англию на кораблях доверху наполненных золотом, жемчугом и специями. В этом случае, Глориана не даст своих моряков в обиду. Она всегда в таких случаях поступает по принципу «Победителей не судят!». А посланнику Филиппа II, придется в очередной раз выслушать отповедь, которую с притворной грустью на лице, произнесет Елизавета: «Мы разберемся! Но видит Бог, и испанцы нападают на английские купеческие суда! Где же, правда?»

— Все помнят о величайшей кругосветной экспедиции сэра Френсиса Дрейка? — внезапно спросил, глядя в темную людскую массу, капитан. — Здорово он тогда пощипал золотые закрома испанцев, уверенных в том, что в Вест-Индии они как у Христа за пазухой! С тех пор они там неуютно чувствовали себя. Но сколько воды утекло за это время? Суматоха улеглась. Испанцы там сейчас также беспечны, как и семь лет назад перед появлением кораблей сэра Френсиса. Они блаженствуют на горах золота, изумрудов и жемчужин в окружении послушных и безропотных рабов. Не нанести ли им неожиданный визит? Похозяйничать несколько недель и с добычей вернуться обратно? Уж там, то есть все нужное нам!

Офицеры молчали. Плавание в Новый свет, это не прогулка до Канарских островов!

«Пусть думают! — решил капитан. — Все равно они согласятся со мной. Деваться им некуда, а, кроме того люди еще не устали и победы просто так даются: людских потерь нет!»

— А, что нам мешает несколько недель поохотиться здесь? — задал вопрос капитан «Веселой Эльзы» Фрэнк Мур, бритый наголо мужчина средних лет с глубокими морщинами под стальными глазами. — Может Бог и пошлет нам хороший подарок? Кто знает, что нас ждет в Вест-Индии?

Его поддержали несколько человек.

«Домой спешит! — понял Джекоб Уиддон — К молодой жене!». Фрэнк недавно женился в третий раз на особе, которая годилась ему в дочери. Да и какой из него моряк, всю жизнь каботажем между Глазго и Лондоном занимался!

Из темноты поднялся человек. В тусклом свете пламени свечей его лица не было видно. «Это Роберт Кросс!» — узнал по силуэту фигуры Уиддон.

— Здесь долго оставаться нельзя! — объяснил за капитана «Барк Ройяля» Кросс. — Дней через десять, в этом районе нарисуются испанцы. Галеона два так, с сотней пушек и тьмой пехоты на борту. Что будет в случае, если они настигнут нас, не имеет смысла объяснять. А что касается предложения Джекоба Уиддона, то я «за». С пустым кошельком мне в Англии делать нечего!

— И нам тоже! — раздались крики поддержки со всех сторон.

Поздним вечером, такие же собрания были проведены на каждом корабле, с матросами. С ними было проще. Ни один из них не высказался против предложения Джекоба Уиддона.

Комендант Намагана выполнил свое обещание. Он обеспечил доступ к источникам пресной воды англичанам и обеспечил их лошадьми и телегами, на которых пустые бочки доставлялись к трем глубоким колодцам посредине двора крепости. Другой воды в близлежащих от крепости местах не было. Чувствовалась близость Сахары. После скудных дождей все ручьи и речушки очень быстро высыхали.

У колодцев бочки наполняли водой испанцы, под наблюдением одного из стюардов англичан. Он следил за тем, чтобы воду не дай Бог не отравили. Бочки закрывались и опечатывались им. Потом их везли на телегах к городским воротам, где они попадали в руки людей Джекоба Уиддона. Они везли бочки дальше, на причал, для погрузки на одну из захваченных каракк. Каракка, в конце дня развозила воду по кораблям.

Из захваченных судов, Уиддон решил одно использовать в плавании к берегам Вест-Индии. На нем предполагалось разместить дополнительные запасы продовольствия и ценный груз с кораблей, которые будут захвачены.

Для этого он выбрал из четырех судов небольшую, водоизмещением тонн двести, с яйцеобразным неказистым корпусом, каракку «Санта — Эсмеральда». У нее единственной корпус еще не был тронут древоточцем. Как-то само собой к «Санта — Эсмеральде», яйцевидному, с высокими надстройками на баке и юте судну приклеилось прозвище «Толстушка». Капитан Уиддон, усмехнувшись, приказал так ее и называть.

Неожиданно, Василию Скурыдину, было предложено место штурмана на «Толстушке». Об этом ему сообщил его начальник, штурман «Оленя» Энтони Дарси:

— Жалко мне с тобой расставаться Бэзил Скуридайн, но придется тебе пересесть вон на ту посудину! — и штурман показал рукой, на стоящую на якоре «Толстушку». — Капитан Уиддон, спросил у меня, как ты, справляешься с работой или нет. Я, же, на свою голову, похвалил тебя!

Штурман тяжело вздохнул:

— Думаю, что справишься, иди, собирай вещи, шлюпка тебя уже ждет!

Команда на «Толстушке собралась небольшая (26 человек с трудом наскребли со всех кораблей), но дружная. Капитаном был назначен боцман с „Барк Ройяля“, опытный Джонс Миллер, лет сорока. Он и в правду походил на мельника, за тучностью которого чувствовалась мощь и сила. Раздвоенная окладистая борода, придавала солидность его загорелому обветренному лицу. Его первым помощником был молодой парень, Кристофер Джонсон. Несмотря на молодость, он успел поучаствовать в нескольких морских сражениях в голландском флоте против испанцев. Здесь же оказался знакомый Василию, опальный канонир с „Оленя“ Артур Смит. Ему предстояло обслуживать четыре полупушки „Толстушки“.

Пополнение запасов пресной воды закончили через три дня. Корабли покинули гавань, и вышли на рейд. Утром 30 сентября, вышедшие в море рыбаки, увидели на рейде из всех кораблей англичан только три, болтающиеся на якорях каракки. На них явно отсутствовали люди. Рыбаки немедленно вернулись в порт, чтобы доложить коменданту крепости его превосходительству дону Филиппе Родриго ди Кастро Баррозу о том, что англичане ушли, великодушно оставив ему три из четырех захваченных ими каракк.

А в это время корабли англичан, пользуясь попутным ветром, быстро удалялись на юг, вдоль западного побережья Африки. По пути встречались редкие купеческие суда, которые без разбора, невзирая на их национальную принадлежность, ими грабились. Продовольствие, вина и иногда попадавшиеся ценности беззастенчиво перегружались в трюма английских кораблей. Сопротивлявшихся грабежу почти не было. Для пытавшегося скрыться судна, достаточно было выстрела одного из орудий флотилии по курсу беглеца. Ядро не успевало шлепнуться в воду, как на судне спускали паруса. От кораблей англичан к нему устремлялись быстрые пинасы с абордажными командами. На палубе такого корабля англичане действовали быстро и безжалостно. Команду буквально сбрасывали вниз, загоняя в трюм, а сопротивлявшихся не раздумывая, уничтожали. Судно подгоняли к одному из кораблей флотилии для того, чтобы перегрузить его содержимое в их трюма. Оставшихся в живых людей отпускали на их же судах, оставив им необходимый запас продовольствия и воды на плавание до ближайшего порта. Шести встреченных по пути судов хватило на то, чтобы набить трюма кораблей экспедиции конфискованной провизией и различными изделиями из железа хозяйственного назначения. Если железные топоры, ножи, ножницы, наконечники, иголки и пилы пользуются спросом в торговле с неграми, то они пригодятся и при обмене на продовольствие с индейцами, практично решил Джекоб Уиддон. Некоторые офицеры на кораблях экспедиции были возмущены тем, что флагман долгое время не ложится на курс к берегам Вест-Индии. Были даже такие, которые подозревали капитана в том, что он увлекся грабежом ничтожных суденышек с дешевыми побрякушками. Не многие знали истинные причины такого его поведения. Но штурман Бэзил Скуридайн был в курсе этого вопроса.

Как и все капитаны, ходившие на своих кораблях в Вест-Индию через Атлантический океан, Джекоб Уиддон должен был брать в расчет поведение ветров и течений, возможность попасть в шторм и избежать его. Испанцы, по два раза в год совершавшие плавания в Вест-Индию и обратно, первыми, довольно быстро поняли, что в Северной Атлантике ветры дуют по кругу в направлении часовой стрелки. Оказывается, чтобы плыть через Атлантический океан на запад, надо сначала пройти вдоль западного побережья Африки, до Канарских островов. Там нужно попасть в полосу устойчивых ветров, которые по часовой стрелке понесут судно мимо островов Зеленого Мыса, прямо в Новый свет, к островам Карибского архипелага. Если следовать далее в полосе этих ветров, она повернет на север вдоль Кариб и где-то у берегов Северной Америки, на широте 40® отвернет обратно на восток, к берегам Европы. Естественно, испанцы держали эти сведения в строжайшем секрете. Но рано или поздно все тайное, становится ясным. Для англичан, через небольшой промежуток времени, эти сведения уже не являлись секретом. Несколько испанских карт, с подробными описаниями маршрутов в Новый Свет, попали в руки джентльменов из Адмиралтейства. Вот и вел Джекоб Уиддон свою флотилию по одному из освоенных испанцами путей.

Наконец-то северо-восточный ветер наполнил паруса кораблей и 15 октября был взят курс на Карибы. Капитанам не нужно было прибегать к лавировке. Ветер был постоянным. Флотилия неделями шла этим курсом, то, увеличивая, то, уменьшая скорость в зависимости от силы ветра.

Опять для команд наступила пора безделья. Вечерами, на кораблях, сквозь шум ударов волн, свист ветра в оснастке и скрип такелажа слышались звуки шэнти, морских песен английских моряков. Они пели о любви, о Родине. И если раньше песни были бодрыми и веселыми, то сейчас, в них все больше стали преобладать тоскливые мотивы.

Глядя на Южный Крест грустил и Василий. И уже Англия и даже Джейн вспоминались не очень. Виделся ему далекий Донков, белые перья первого снега, медленно парящие в воздухе и сестренка Ксюшка, стоящая на пороге родного дома, в мамином платке из козьей шерсти, восхищенно смотрящая на снежинку, упавшую ей на ладонь. А еще, хотелось ему, напиться вволю свежей, холодной, кристально чистой воды из родника на берегу Вязовки, вместо дурно пахнущей, мутной и теплой жидкости, которую приходится им употреблять пополам с вином.

Он уже чувствовал себя заправским штурманом, хотя иногда приходилось обращаться за помощью к первому помощнику капитана. Спасибо мудрому Джекобу Уиддону, за то, что он все предусмотрел. Кристофер Джонсон, бывший штурман, имевший опыт дальних плаваний, никогда не отказывал Скурыдину.

Прошло три недели спокойного и безмятежного плавания. Ни штормов, ни сражений! Казалось, что оно все будет таким, но получилось наоборот. На кораблях началась эпидемия. Скурыдин запомнил дату ее начала, 10 ноября — спустя пять недель и два дня после выхода из Плимута. Заступающему на командирскую вахту Василию, доложили, что один из марсовых матросов Фрэнк Дональд, отказывается вставать на вахту, мотивируя это тем, что он заболел. Скурыдин попросил вахтенного матроса провести его к месту отдыха Фрэнка. Тот лежал с открытыми глазами на импровизированной постели из полотнищ старой парусины на орудийной палубе рядом с проходящей через нее грот-мачтой. На подошедших к нему штурмана и вахтенного матроса он не обратил никакого внимания.

— Что с тобой Фрэнк Дональд? — наклонившись к марсовому, спросил Скурыдин.

— Мне бы отлежаться, — едва шевеля губами, ответил матрос. — Знобит, давит что-то на грудь, руки и ноги болят. Сил нет на вахту встать, пусть мой подсменный Билл, отстоит за меня. Оклемаюсь, верну должок!

Скурыдин оглядел Фрэнка Дональда. Не лжет. Вид больного человека. Сыпь кровяная по коже. Может, отравился чем-нибудь? Хотя бы солониной? Когда ее выдают после варки, от нее такой запашок неприятный идет!

— Хорошо Фрэнк! Заступит Билл! — согласился Скурыдин и послал вахтенного сообщить об этом Биллу. Врача на „Толстушке“ не было, поэтому Василий доложил о больном только капитану.

— Зря ты поверил ему, Бэзил! — рассмеялся Миллер. — Перепил это Фрэнк Дональд. Линьков ему надо было дать. Ну, да ладно, пусть проспится! Ты сам увидишь, что на следующей вахте он будет, как штык стоять!

Увы! Фрэнк Дональд на следующую вахту не встал. Кроме этого к нему присоединились еще восемь человек. На вторые сутки у этих моряков начали проявляться новые симптомы заболевания: десны опухли, начали кровоточить, зашатались зубы. У нескольких человек на коже ног появились красные пятна, которые потом окрасились в синие, зеленые, желтые цвета.

На „Толстушке“ подняли сигнал, требующий от флагмана замедлить ход. Когда ее борт сравнялся с корпусом „Барк Ройяля“, капитаны обоих кораблей вступили в переговоры.

— Плохо дело! — собрав офицеров после того, как корабли разошлись, объявил Джонс Миллер, проверяя на прочность двумя пальцами свои передние зубы. — У нас эпидемия морского скорбута[5]. На „Барк Ройяле“ дела не лучше. Думаю, и на „Веселой Эльзе“ также. Если дела так пойдут дальше, корабли превратятся в плавучие кладбища и управлять ими будет некому! В экспедиции Васко да Гамы в Индию от этой болезни умерло более ста человек из ста шестидесяти! Спасение от этой болезни, зависит только от одного, как быстро мы достигнем земли! Поэтому, поднимайте людей на вахту всеми возможными способами: уговорами, угрозами, линьками!

Лицо капитана погрустнело. Зубы явно шатались.

— Совсем забыл! — попытался улыбнуться он. — Капитан Уиддон объявил приз, золотой дукат тому, кто первым увидит землю!

Офицеры равнодушно встретили это сообщение. До того гнетущей и безнадежной была обстановка. Некоторые из них уже потеряли надежду увидеть спасительный берег. Число больных росло. У многих зубы стали выпадать, а вся полость рта превращаться в сплошную гнойную рану. Больные не могли жевать и глотать. Для них кок готовил специально кашицу из истолченных до жидкого состояния солонины, сухарей и соленых селедок. Иначе бы они умерли от голода. Большинство из больных вставало, но некоторые уже были безнадежны. Они умирали от других болезней, которые провоцировал ненавистный скорбут.

Вначале мертвецов зашивали в парусину и после заупокойной службы прочитанной кем-нибудь из офицеров отправляли за борт, наклонив доску, перекинутую через борт, на которую укладывали покойника. Потом сил не стало хватать и с покойниками расставались без траурного церемониала. Те же самые события происходили на других кораблях флотилии. Но никто не думал о возвращении назад. Оставляя за собой трупы на лиловой поверхности океана, под нещадно палящим солнцем, корабли упорно шли на запад.

Штурмана Бэзила Скуридайна болезнь пощадила. Он был одним из немногих, благодаря которым „Толстушка“ еще держала курс и не затонула.

Спасительную землю, с „вороньих гнезд“ на грот-мачтах, почти одновременно увидели наблюдатели всех кораблей. На какую-то минуту раньше, ее обнаружил марсовый матрос с „Барк Ройяля“. Он и получил из рук Джекоба Уиддона золотой дукат, на зависть наблюдателям других кораблей, которые считали, что он на самом деле должны принадлежать им.

Джекоб Уиддон знал, куда держать курс. Испанские лоции не подвели. Землей оказался остров Гваделупа, из архипелага Малых Антильских Наветренных островов. Идя вдоль гористого берега, флагман нашел подходящую бухту для якорной стоянки. Небо здесь было изумительной ясности, а вода поразительной чистоты. Матросы с нетерпением ожидали момента, когда им разрешат спустить шлюпки. Но Джекоб Уиддон не спешил. С полуюта „Барк Ройяля“ он и боцман пытливо осматривали берег. Похоже, что в этой бухте англичане были не одни. Предчувствие не обмануло сердце опытного капитана. Из тени изящных пальм, развесистыми зелеными кронами наклонившихся к ослепительному белому песку пляжа, выбежали полуголые люди с каноэ на плечах и устремились к бирюзовой водной глади лагуны. Вскоре они уже гребли к кораблям. Это были индейцы карибы.

Капитан Уиддон напряженно думал, глядя на приближающиеся лодки. Он знал, как воинственны и коварны эти туземцы. На полголовы выше прочих индейцев, крепко сложенные, они, незадолго до прибытия в эти места европейцев, появились на Малых Антильских островах, захватывая их один за другим. Слава каннибалов следовала за ними. На завоеванных островах карибы поголовно уничтожали мужчин индейцев араваков, прежних их обитателей, тихих и миролюбивых, сохранив жизнь женщинам и детям. Женщины становились прислугой и наложницами завоевателей, а мальчиков араваков карибы откармливали, предварительно кастрировав. Повзрослевших — съедали. Не жаловали карибы и испанцев, пытавшихся закрепиться на островах. Пушки испанцев всегда были повернуты в сторону суши, потому что они больше боялись нападений карибов, чем атак с моря.

„Уж не хотят ли они взять нас на абордаж? — подумал капитан, глядя на то, как быстро приближают каноэ к кораблям флотилии. — А что? Луки и дротики до времени прячут на дне своих каноэ, а, подойдя к нам вплотную, быстро применят их по назначению! Если команды не приготовятся к отпору, успех дикарям обеспечен!“.

— Может пальнуть по ним? — предложил угадавший мысли Уиддона, подошедший к нему, флагманский мастер-канонир.

— Не надо! — спокойно ответил ему капитан. — Мы поступим проще.

По его команде на соседние корабли передали приказ, приготовиться к абордажу. Вскоре, капитан имел возможность наблюдать как быстро на кораблях, вдоль бортов, обращенных к берегу, заняли свои места солдаты с заряженными аркебузами. Над их блестящими на солнце стальными шлемами вился легкий сизый дымок от жаровен для зажигания фитилей.

Очевидно, карибы были хорошо знакомы с практикой применения огнестрельного оружия. Увидев, направленные на них стволы аркебуз индейцы остановили свои каноэ в двух десятках ярдах от кораблей. Приготовленные для стрельбы луки и дротики, которые лежали на дне лодок, так и не были ими пущены в ход. Вместо них они достали там же лежащие зеленые ветки и стали ими махать, демонстрируя свое миролюбие.

На нос одного из каноэ гребцы вытолкнули обросшего человека неопределенного возраста, одетого в выбеленные солнцем лохмотья.

— Капитан! — закричал он в сторону „Барк Ройяля“ по-английски, безошибочно угадав национальность моряков и местоположение главного на кораблях. — Люди островов не хотят воевать, они хотят торговать!

Оборванец замолк, ожидая ответа. Что скажут англичане? Согласятся торговать или шум волн, накатывающихся на коралловый риф, окружающий лагуну, разорвет грохот оружейного залпа?

— Подойди к борту! — разрешили англичане. — Остальным оставаться на месте!

Каноэ подошло к борту „Барк Ройяля“. На палубу поднялся оборванец, который представился переводчиком. Он попросил капитана, чтобы на палубу пропустили и одного из индейцев, то ли вождя, то ли шамана. Моряки с жадным любопытством уставились на индейца. А тот, прямой осанкой и сдержанностью эмоций выражал свое полное безразличие к чужеземцам. На вид вождю было лет тридцать пять. Никакой одежды, кроме набедренной повязки из разноцветных шнурков с вплетенными в них разноцветными лоскутами ткани, на нем не было. Голову украшали орлиные перья, заколотые в иссиня черные, густые и длинные по плечи волосы, отрезанные ровной полосой на лбу. Небольшая зеленая нефритовая пластинка непонятным образом держалась в носу. Предплечья опоясывали кокетливые полоски венчиков крохотных орхидей, а запястья рук охватывали браслеты из красных и белых коралловых бусин. Колени индейца, прикрывали широкие раковины, закрепленные с помощью опять же красных и белых лоскутов ткани. Наряд, покрывавший темно-коричневое мускулистое тело индейца довершало ожерелье из крупных матовых жемчужин. От него матросы не могли отвести глаз.

— Это же целое достояние! — то и дело слышалось из толпы, собравшейся вокруг посланников индейцев. — Такое, наверное, есть только у королевы.

Слух об удивительном украшении индейца, поднял даже тяжело больных. Не в силах встать, они на коленках ползли к шканцам, чтобы самим увидеть колье дикаря.

Никто не обращал внимания на оборванца, хотя и он был достоин удивления. Это был европеец, неизвестно как оказавшийся среди индейцев.

Капитан Джекоб Уиддон быстро разобрался, кто есть кто из этих двоих. С помощью переводчика — оборванца он выяснил, что хотят от них получить индейцы и что могут предложить. Аборигены предлагали морякам авокадо, бананы, папайю, сушеную рыбу, маисовые лепешки, табак. Взамен же они просили изделия из железа: топоры, ножи, иглы. Уиддона удивило то, что вождь категорически отказался торговать за дешевые побрякушки, которые также были у англичан. А за железо индеец даже пообещал женщин. Показав на ожерелье, спросил Уиддон и про жемчуг. Индеец ответил утвердительно. Он сказал, что он у него есть. Он также добавил, что знает, как чужеземцы ценят эти матовые горошины, и оценил их большим количеством топоров, аж один целый топор за пять жемчужин. Уиддон в душе рассмеялся и согласился. Знал бы индеец, сколько они стоят в Англии!

К концу разговора, к Уиддону обратился с просьбой переводчик. Он попросил выкупить его у индейцев. Переводчик оказался испанцем, по имени Рауль Лопес Гильярдо, два года назад попавшим индейцам в плен. История его была типична для этих диких мест. Не найдя себе места в Испании, Рауль, сын мелкого торговца решил отправиться в Вест-Индию под опеку дяди, прославленного конкистадора. Здесь он попробовал себя в различных профессиях, последняя из которых, торговца различными товарами, дала ему возможность сколотить кое-какой капитал. Кто-то из его друзей посоветовал ему вложить эти деньги в рабов-негров, став владельцем земли, которую в наследство на два поколения правительство вице-королевства жаловало испанским поселенцам. Чиновник капитанства уговорил его поселиться на острове Гваделупа. Не думая об опасностях, которые ожидают его там, Рауль первым же судном убыл на остров. Тучная земля и райский климат острова понравились Гильярдо. Не раздумывая, он купил рабов-негров с зашедшего на остров корабля работорговца, нанял надсмотрщиков и занялся довольно прибыльным делом — выращиванием хлопка и кофе. Все было бы хорошо, если бы не местные жители: индейцы карибы. Они жили неподалеку несколькими общинами. Карибы несколько лет вели себя мирно, потому что рядом с землями испанских поселенцев располагался военный гарнизон. Рауль Гильярдо даже обращался к ним за помощью в поиске беглых рабов, и потихоньку выучил их язык. Но однажды карибы взбунтовались. Напав на испанское поселение, они вырезали военный гарнизон и мирных жителей. Знавший вождя карибов Рауль, выпросил себе жизнь тем, что предложил себя в качестве переводчика. Действительно, Гильярдо, воевавший в Нидерландских Штатах говорил на голландском и английском языках. Не знавшие пощады карибы, поверили ему и сохранили жизнь. Правда, пообещали, что если он лжет, они всегда успеют обглодать его косточки.

Желания выкупать католика, злейшего врага протестантов, у капитана не было. В то же время, решение отказать европейцу в выкупе из плена у дикарей претило духу истинного христианина. Поэтому, Уиддон уклончиво ответил ему, что он подумает. Испанец, правильно истолковав ответ как двусмысленный, упал на колени перед ним и, обхватив ноги капитана, принялся их целовать, слезно моля выполнить его просьбу. Видно у карибов ему жилось не сладко. Его рыдания так тронули сердца окружавших Джекоба Уиддона моряков, что они упросили сурового капитана выкупить бедного испанца.

Сразу после окончания переговоров каноэ с вождем и воинами отплыли в направлении берега. Через небольшой промежуток времени, от этого же берега по направлению к кораблям, направились несколько десятков каноэ с гроздьями бананов, корзинами авокадо и папайи, маисовых лепешек, связками сушеной рыбы. Подойдя к борту какого-нибудь корабля, карибы разгружались, обвязывая содержимое своих каноэ выброской, брошенной сверху. Джекоб Уиддон категорически запретил допускать карибов на корабли. Исключение было сделано только для вождя, который опять приехал с переводчиком. Джекоб Уиддон ради такого случая, даже завел его в свою каюту. Здесь, главный кариб передал капитану завернутые в красную ткань жемчужины. Их было немного, всего двенадцать штук. Но Джекоб Уиддон был рад и этому! Крупные и чистые жемчужины в Англии могли быть оценены баснословно дорого. После этого вождя проводили в его каноэ, куда матросы по приказанию капитана уже положили плату за товар — десять топоров, десять ножей и кучу разной скобяной мелочи. Результаты обмена устроили обе стороны. Даже на непроницаемом лице вождя было видно, что он доволен торгом. Пользуясь, случаем, капитан завел с ним разговор о судьбе переводчика. Вождь, не видящий больше пользы от переводчика, великодушно оценил его всего в один нож. Нож принесли. Благодарный испанец, услышав от капитана, что теперь он может остаться на корабле, бросился целовать руки капитана.

Как только индейские каноэ отошли от кораблей, Джекоб Уиддон приказал сниматься с якорей. Несмотря на эпидемию на кораблях, он не рискнул соседствовать на острове с воинственными карибами. За „Барк Ройялем“ корабли двинулись на северо-запад.

Единственный доктор на всю флотилию, находившийся на „Барк Ройяле“ голландец Ван де Леве потребовал от капитанов всех кораблей флотилии кормить не только больных, но и здоровых членов экипажей фруктами, которые они получили от индейцев. И произошло чудо. Эпидемия на кораблях стала проходить. Но все равно, для восстановления сил выздоравливающих требовался отдых. Поэтому Уиддон настойчиво продолжал поиски подходящей земли.

На третьи сутки наблюдатели из своих „вороньих гнезд“ опять увидели землю. Это были два острова, поросшие тропическим лесом, большой и маленький, лежащие друг от друга на расстоянии в 30 миль. По сведениям из испанской лоции, острова были необитаемыми. На всякий случай, Уиддон приказал обследовать их. На двух пинасах разведчики отправились к ближайшему большому острову. Вернувшись к концу дня, они подтвердили, что остров, протянувшийся в длину почти на 20 миль, необитаем. На нем есть удобные лагуны для стоянки флотилии, различная живность, но, к сожалению, отсутствуют источники воды.

„Поэтому-то, здесь нет карибов!“ — сделал вывод капитан Уиддон.

В тот же вечер, Уиддон приказал следовать к другому острову. Утром, корабли достигли его. Небольшой коралловый остров, покрытый густым тропическим лесом, две трети которого занимала плоская равнина, переходящая на западе в небольшую возвышенность, был окружен непроходимым коралловым рифом. Полдня пришлось кораблям плыть вдоль его побережья, пока в западной части моряки не нашли проход в живописную обширную лагуну. За это они были вознаграждены. Лагуна изобиловала рыбой, тропический лес — съедобными плодами. На острове были замечены многочисленные стада расплодившегося и одичавшего рогатого скота, коз и свиней. Небольшое количество домашних животных, по традиции, заложенной еще Генрихом Мореплавателем, испанцы оставляли для размножения на необитаемых островах в надежде, что изголодавшиеся в путешествии через Атлантический океан моряки смогут ими пополнить запасы своей провизии. В прибрежных болотах обитали дикие олени, множество лебедей и уток. Но самый большой подарок преподнесла морякам одна из трех пещер, обнаруженных на склоне берега, рядом с лагуной. Ее вход вел в просторный грот с большим озером, наполненным чистейшей пресной водой. Услышав это известие из уст разведчиков, Уиддон немедленно распорядился перевезти больных на берег лагуны.

Высадка на остров отняла последние силы у здоровых членов экипажей. Они размещали больных прямо на берегу, в тени густых крон пальм и отправлялись на корабли за новыми их партиями. Другие занимались отстрелом животных, чтобы приготовить пищу для больных пораженных скорбутом и себя.

От здоровой пищи и отдыха больные начали быстро выздоравливать и восстанавливать свои силы. Скорбутом больше никто не заболел. „Жаль, что не вернуть тех, кто умер!“ — грустили оставшиеся в живых моряки! А умерла, ни много, ни мало, третья часть отправившихся в плавание.

Василий Скурыдин большую часть времени проводил на корабле. То, его оставлял за себя капитан Миллер, то просил побыть вместо него Кристофер Джонсон. Обоим нельзя было отказать: Джонсу Миллеру — потому, что он был начальником; его первому помощнику — из-за того, что Василий иногда нуждался в его помощи. Наконец он сам, должен был находиться на корабле за самого себя. Но когда ему удавалось вырваться с корабля, он полностью посвящал себя удовольствиям, которые можно было получить на острове. Их было немного: вымыться пресной водой и выстирать одежду, пострелять из лука, увязавшись со специальной командой, которая занималась охотой на одичавших коз и свиней, самому заняться рыбалкой, подкарауливая здоровых рыбин сидя с острогой на верхушке какой-нибудь скалы, выступающей из воды. Иногда просто хотелось побыть одному. Василий мог позволить себе это. Друзей, кроме главного стюарда Деворы Смита, ни среди джентльменов, ни среди моряков, он не нашел. Но с тех пор, как Василия перевели на „Толстушку“ они ни разу с ним не встречались. Тем не менее, попыток помыкать им, как это бывает в любом мужском обществе, разделенном на компании, с людьми, которые не принадлежат ни к одной из них, не было. Василий не только себя не давал в обиду, но и защищал других.

Хуже было тем, кто в силу разных причин не мог постоять за себя. Таким изгоем стал испанец, выкупленный из плена у индейцев. Его вера была причиной постоянных насмешек и издевательств над ним со стороны моряков. Испанца заставляли делать всякую черную работу и просто быть на побегушках. Хилое телосложение и опять же принадлежность к католикам (а, следовательно, к прямым врагам) не позволяли ему дать отпор ни морально, ни физически. Так уж случилось, что Василию пришлось заступиться и за него.

Произошло это как раз в один из дней, когда Скурыдин смог отдохнуть на берегу. Он сидел на берегу в тени пальмы, а рядом на камнях сушились его выстиранные порты и нательная рубаха. „Настоящий рай“ — восхищенно думал Василий, глядя на ослепительно белый песок пляжа, голубую гладь лагуны и густую зелень, покрывающих пологий склон берега невиданных деревьев тропического леса. — Что люди делят здесь? Ведь ничего не надо делать! Наклонись и возьми!». Блаженно жмурясь, Василей протянул руку и поднес к губам уже рассеченный ножом на две половинки кокос. Из разреза потекла прохладная мутная жидкость. «Какая дрянь! Разве только утоляет жажду!» — напившись, решил он и опрокинулся на теплый песок, решив подремать, пока высохнет одежда. Но заснуть ему не дали. С пляжа неслись какие-то крики, слышались глухие удары. Василий, подтянувшись, сел и огляделся. Справа от него стояли шесть матросов с «Барк Ройяля» и по очереди пинали свернувшееся в клубок тело. А один из них, отошел в сторону и, разбежавшись, всей своей массой прыгнул на лежащего.

— Эй! — предостерег их Скурыдин. — Прекратите! Вы ведь знаете, что за это может быть!

За драку на корабле и причинение физического вреда полагалось суровое наказание от плетей до килевания.

— За него нам ничего не будет! — продолжая упражняться в ударах ногами по бесчувственному телу, смеясь ответили матросы.

Не выдержав, Скурыдин подбежал к ним и стал оттаскивать от лежащего человека.

— Уйди и не мешай! Это испанец! Я его убью! — взревел здоровенный рыжий матрос, особо рьяно машущий ногами, и показал ему кулак размером с голову ребенка. — Я не посмотрю на то, что ты джентльмен!

Под левым глазом у бугая-матроса расцветал фиолетовым цветом синяк. Угроза не остановила штурмана «Толстушки».

Крича:

— Опомнитесь! Что же вы делаете! — Василий встал рядом с испанцем и с еще большей энергией принялся отталкивать матросов от него.

Оттащенный в сторону матрос с синяком под глазом попытался выполнить свою угрозу. Его кулачище просвистел над головой уклонившегося Василия. Этого было достаточно для того, чтобы разозлить Скурыдина, в свое время бывшего в Донкове, несмотря на молодость, не последним бойцом известной русской потехи под названием «кулачный бой». Одним ударом в голову он уложил буяна, вторым, просто попавшегося под его руку другого участника драки. Не останавливаясь, он продолжал наносить хлесткие удары направо и налево. Не выдержав такого напора, матросы побежали от него в разные стороны с криками:

— Мы еще поговорим с тобой, штурман Скуридайн!

Василий, бросив победоносный взгляд в сторону бегущих, наклонился над лежащим на песке испанцем.

— Ты жив? — спросил он его.

— Святая дева Мария! Еще жив! — едва шевеля окровавленными губами, произнес испанец. — Зачем вы это сделали дон? Они ведь все равно убьют меня!

— Не бойся! — уверенно ответил ему Скурыдин. — Ничего с тобой не случится. Только ты от меня далеко не отходи.

До вечера, пока не подошла шлюпка с «Толстушки», испанец находился рядом со своим спасителем. Он рассказал ему, как терпеливо сносил издевательства матросов до тех пор, пока, один из них не назвал его «подстилкой индейцев» намекая на пристрастие карибов к содомии. До этого, всегда спокойный Рауль не вынес такого оскорбления и ударил матроса. Что было за этим, Василий видел. На корабле он обо всем доложил капитану Миллеру и попросил оставить испанца на «Толстушке» под его покровительством. Для Джонса Миллера происшествие на берегу не было секретом. Бэзил Скуридайн стал известен всей флотилии! С одной стороны он не одобрял поступок своего штурмана, заступившегося за какого-то испанца, с другой — как и все моряки, уважающие силу, он был горд за то, что его подчиненный одними кулаками смог разогнать толпу из пяти здоровенных детин. Второе чувство победило первое. Капитан пообещал Скурыдину походатайствовать перед Джекобом Уиддоном о его просьбе и разрешил оставить испанца на борту «Толстушки».

Через две недели, все заболевшие выздоровели и были бодры и сильны, как одичавшие быки, бродившие по острову. Джекоб Уиддон приказал готовить корабли к новому плаванию.

Загрузка...