Приключения Бэзила Скуридайна

Глава XVI. Лакандоны

Первыми на тропе появились разведчики. Это были два индейца, осторожно пробирающиеся по обочине тропы, шныряющие взглядами по сторонам. Увидев засеку, они остановились на расстоянии полета стрелы. Долго прислушивались. Один из них направился к завалу. Василий дал знак притаившимся за срубленными деревьями бойцам не трогать его. Подойдя к завалу, индеец подозрительно оглядел срубленные деревья, но на него не полез и в заросли, где тот заканчивался не пошел. Вернувшись к ожидавшему его товарищу и о чем-то пошептавшись с ним, они пошли обратно, очевидно, для того чтобы сообщить своему начальнику об обнаруженном препятствии.

Вскоре на тропе, показались все охотники за беглыми индейцами. Впереди шли индейцы-лучники из числа слуг состоящих на службе у испанцев касиков, за ними, блестя металлическими касками — солдаты, во главе с сержантом. Замыкали отряд индейцы-носильщики. От сердца Василия отлегло. Он почувствовал уверенность в успехе. Из тридцати пяти человек, которых насчитал дозорный, солдат — было семь человек, лучников-индейцев — около десяти. Остальные — носильщики. Очевидно, испанцы не ожидали встретить серьезное сопротивление. Даже завал из деревьев они посчитали за обыкновенное препятствие их движению.

Беспечность испанцев была наказана. Когда до впереди идущих осталось двадцать пять-тридцать шагов, Василий приказал своим стрелкам открыть стрельбу. Град стрел обрушился на врага. Хлопковые доспехи надежно защитили наступавших на засеку врагов, но фактор неожиданности сыграл свою роль. Один из лучников упал, трое — шатаясь, повернули назад. Остальные, опомнившись, засыпали стрелами позиции обороняющихся защитников деревни. Навес над головами бойцов Василия зашатался от падающих на него стрел, которые, не причиняли им ни какого вреда.

Внезапно, кто-то, очевидно сержант, подал зычную команду на отступление своего войска. Поддерживая раненых и волоча убитого, они отступили назад по тропе на дальность полета стрелы. Защитники деревни получили небольшую передышку.

Новая атака началась ближе к вечеру. На этот раз по тропе твердо и уверенно на них надвигалась группа испанцев в количестве семи человек. Солдаты с ног до головы были укутаны в хлопчатобумажные доспехи. Двое из них, шагавшие на флангах, держали в руках арбалеты. Основная группа была вооружена испанскими мечами, грозным оружием ближнего боя. Небольшие круглые щиты пехотинцев — роделы, защищали их от стрел и дротиков. Индейцев не было видно. Василий подумал, что они вообще не участвуют в атаке, но когда услышал треск ломающихся веток и душераздирающие крики боли и ужаса, раздавшиеся один за другим из лесной чащи по обе стороны от дороги на подступах к засеке, все понял. Индейцы попытались обойти преграду с флангов по сельве, и попали в ловушки. На расстоянии девяноста-ста шагов арбалетчики остановились, взяв под прицел завал, а остальные не замедляя шаг, продолжили движение. Несколько лучников-индейцев не выдержали вида уверенно надвигающихся на них испанцев. Не дожидаясь команды Василия, они открыли по ним беспорядочную стрельбу и поплатились за это. Двое из них, Элизео и Давид были сражены тяжелыми арбалетными стрелами. «Что же вы так глупо ребята? — мелькнула в голове Василия горькая мысль. — Надо было солдат подпустить ближе и дать возможность взобраться на завал, чтобы они были как на ладони!»

Но теперь, пока враг перезаряжал свое оружие, нельзя было терять ни минуты.

— Стреляй! — громко крикнул он оставшимся в живых лучникам.

Около десятка стрел успел выпустить каждый лучник по нападающим и укрыться за деревьями, прежде чем вражеские стрелки перезарядили свои арбалеты. Под градом стрел испанцы замедлили шаг. Они остановились. Один из них, хромая повернул назад. «Ага! — торжествовал Василий. — Одним меньше!». Но радость его быстро улетучилась, когда воздух пронзил боевой клич испанской пехоты «Santiago! Cierra Espana!» С ним испанцы бросились на завал.

— Рауль! Хайме! Бегом ко мне! — закричал он, призывая своих друзей, находящихся на флангах.

Рауль и Хайме подоспели вовремя. Утыканные стрелами, как дикобразы иголками солдаты уверенно спускались вниз с вершины зараждения. Наверное, они уже готовились вкусить звериную радость расправы над надоевшими им лучниками, как увидели, что противостоять им будут совсем не те, на кого они рассчитывали. Солдаты замерли. Но их замешательство длилось недолго. «Какая разница — краснокожие индейцы или белые бродяги, по которым плачет петля!» — решил их сержант, приняв друзей за разбойников, скрывающихся от правосудия в глухом индейском селении и замахнувшись мечом, бросился на стоявшего ближе всего к нему Василия. Солдаты поддержали его, вступив в схватку с Хайме и Раулем. Сражение шло с переменным успехом. То защитники деревни под натиском солдат отступали от завала, то солдаты, вынуждены были пятиться назад. Численное преимущество в одного человека никак не проявлялось, а арбалетчики, кинувшиеся на помощь товарищам по оружию, были встречены таким градом стрел лучников, что вынуждены были остановиться. Рауль и Хайме, став спинами, друг к другу успешно отражали атаки трех солдат. Искусно владевший алебардой Рауль держал их на безопасном расстоянии. Труднее было Василию. Ему приходилось все время отступать. Только какое-то невероятное чутье помогало юноше отбивать коварные и мощные удары поднаторевшего в фехтовании сержанта, клинок которого сверкал с быстротой молнии. Но сегодня удача была не на стороне сержанта. Преследуя своего соперника среди поваленных деревьев, он зацепился своим ватным доспехом за торчащий из листвы острый сухой сук. Пытаясь освободиться от него, бравый вояка на мгновение утратил бдительность, чем не преминул воспользоваться Василий. Прямо в сердце врага, он нанес своей шпагой смертельный удар. Сержант как подкошенный свалился на землю. Увидев гибель своего командира, солдаты прекратили схватку и ударились в бегство, с быстротой обезьян преодолев завал в обратном направлении. Уставшие защитники не преследовали их.

Василий сидел на стволе дерева, безразличным взглядом уставившись в лицо мертвого врага, когда его тронул за плечо Рауль:

— Дон Бэзил! К нам направляется парламентер с белым флагом! Что делать?

— Пропусти! — устало махнул рукой Василий.

Парламентер, не забираясь на завал, попросил спуститься к нему предводителя. Василий не слушая советы друзей об осторожности, перелез через завал. Парламентером оказался один из солдат, участвующих в атаке на засеку.

— Верните нам тело сержанта Маркоса! — с ненавистью глядя в лицо Василию, потребовал он.

Василий посмотрел на дорогу. Арбалетчики по-прежнему стояли на своих местах. Солдат все понял.

— Убирайтесь! — повернувшись к ним, громко прокричал он.

Стрелки не торопясь, выполнили его требование. Василий, скользнув взглядом по их удаляющимся силуэтам, произнес:

— Рауль, Хайме! Пусть ребята покрепче снесут покойника вниз!

Четыре индейца, держа мертвеца за руки и ноги, перенесли тело через завал.

— Парни, отнесите его туда, где стояли арбалетчики! — попросил их Василий.

Парламентер последовал за ними. Но, сделав несколько шагов, повернулся к Василию.

— Ты настоящий воин! — с каменным выражением лица, сквозь зубы произнес он. — Но скоро тебе придется убедиться на своей шкуре в том, что ты напрасно встал на защиту дикарей, убив нашего сержанта!

— Мы отобьем любой ваш штурм! — спокойно ответил Василий.

— Мы здесь не причем! — презрительно сморщив губы, заявил солдат. — За нашего сержанта отомстят ваши любимые дикари — лакандоны[17]!

Повернувшись, сержант бросился догонять индейцев, несущих тело мертвого сержанта. Василий не придал значения его словам. «Загадками солдат говорит! Какие еще дикари-мстители? — подумал он, переведя взгляд со спины удаляющегося от него парламентера на кусок белой ткани, брошенной им за ненадобностью в грязь. — Хочет нас напугать!»

Одновременно с возвращением лучников на засеке появилась Милагрос. Она принесла питье и воду. Девушка рассказала, что запасы продовольствия из деревни уже перенесены в надежное место. Андрес передал им, чтобы они уходили с засеки к месту нового поселения, дорогу к которому им должна показать она.

Уже смеркалось. Посовещавшись, бойцы предали земле недалеко от засеки погибших товарищей. Милагрос за ужином прочитала по ним поминальную молитву. В прошлом она пела в церковном хоре и была прилежной прихожанкой. Чтобы не заблудиться в ночной сельве, защитники деревни решили переночевать на засеке, отправившись в дорогу утром, с первыми лучами солнца. Выставив дозорного, усталые бойцы улеглись спать под навесом, рядом с костром, разведенным для того, чтобы отпугивать ночных хищников.

Василию не спалось. Из головы не выходили слова парламентера. Что это? Пустая угроза или серьезное напоминание о возмездии, которое настигнет их? У кого спросить?

Он обвел взглядом лежащих у костра. Четверо индейцев и Хайме крепко спали. Не спалось только Раулю и Милагрос. Лежа на боку, Рауль смотрел влюбленными глазами на девушку, которая костяной иголкой зашивала дырки на его куртке.

— Рауль! — негромко спросил он товарища. — Ты знаешь, кто такие лакандоны?

Услышав слово «лакандоны», тот дернулся, словно его ошпарили кипятком. И Милагрос напряглась, прекратив штопку куртки.

— Что? Опять! — чертыхнулся Рауль.

— Что опять? — переспросил Василий.

— Опять лакандоны совершают набег? — уточнил Рауль.

— А кто они? — поинтересовался Василий.

Тревожным голосом Рауль рассказал все, что знал о лакандонах. Оказывается, испанские колонисты отказывались селиться на плодородных землях в устье рек Грихальвы и Усумасинты не только из-за тяжелых природных условий, но и из-за периодических набегов индейцев-лакандонов. Живущие в дремучих тропических лесах верховьев Усумасинты на плато Петен, воинственные лакандоны на каноэ периодически спускались вниз по реке, грабили экомьенды, предавали огню деревни индейцев-христиан, беспощадно убивая и уводя в плен их жителей. «Краем войны» неофициально называли испанцы эти места. Несколько экспедиций, направленных на усмирение непокорных индейцев были наголову разбиты ими, отбив у конкистадоров желание покорить их. Рауль и Милагрос знали о набегах лакандонов не понаслышке. Восемь лет назад, когда Рауль торговал в этих местах, а Милагрос, жила со своими родителями в одной из местных деревенек, им пришлось пережить весь ужас набега воинственных индейцев.

Озабоченный рассказом Рауля, Василий сообщил ему о странной угрозе парламентера.

— Дон Бэзил! Он говорил неспроста! — впившись взглядом в лицо Василия, проговорил Рауль. — Нам лучше поскорее убраться отсюда. Ночью они не воюют, поэтому было бы неплохо часа за полтора до рассвета, покинуть это место. Я уверен, что если солдат говорил правду, лакандоны уже знают, где мы находимся. С наступлением дня они нападут на нас.

Рауль был прав. Парламентер не обманывал Василия. Из города, капитану, руководившему экспедицией за беглыми индейцами, поступил срочный приказ, немедленно посадить солдат на галеру и возвращаться назад для усиления гарнизона города. Поэтому и не последовало следующего штурма засеки. Лакандоны, спустившись вниз по течению Усумасинты на тридцати каноэ, грабили расположенные вокруг селения.

За два часа до рассвета, не спавший всю ночь Василий разбудил всех. Услышав слово «лакандоны» они все поняли и в кратчайшее время, не завтракая, выступили в путь. Впереди шла Милагрос, показывая путь, за ней, держа наготове оружие — остальные. И все же, нападения воинственных индейцев избежать не удалось. Едва рассвело, как отряд окружили угрожающе раскрашенные красной и черной краской, украшенные разноцветными перьями птиц воины. Закрыв своими спинами Милагрос, ее защитники ощетинились выставленными вперед шпагами и дротиками. Было видно, что цель индейцев не убить своих противников, а взять в плен. В противном случае, они давно бы расстреляли их стрелами и закидали дротиками. Лакандоны расступились, вперед выступил, красочно одетый воин. Его лицо было ярко раскрашено, деревянный шлем покрывали сумасшедшей цветовой гаммы перья неизвестных птиц, руки украшали нефритовые браслеты и ожерелья. С плеч ниспадала вниз накидка из шкуры ягуара. С ног до головы тело воина украшали устрашающие татуировки. В руке он держал копье. Надменно держа голову, воин что-то произнес в сторону своих противников. Кто-то из глубины леса, перевел его слова: «На колени презренные рабы и мы пощадим вас!». Вместо ответа, Василий, схватив за руку Милагрос, вытолкнул ее к индейцам. Она моментально исчезла за их спинами. Таким образом, он попытался сохранить девушке жизнь, понимая, что его товарищи, гордые от победы над испанцами, скорее умрут, чем выполнят позорное требование! Это понял и разряженный индеец. По его команде лакандоны бросились на них. Они были вооружены плоскими деревянными мечами — макуатвилями, края которых усеяны, не уступающими по остроте бритвенной стали полосками обсидиана. Таким мечом можно одновременно ранить противника или оглушить его.

Василий сражался, держа в одной руке шпагу, а в другой меч, убитого им сержанта. Его соперники протыкались шпагой или рассекались мечом, не успев нанести ему ни одного удара. Вскоре перед залитым кровью Василием выросла гора поверженных врагов. Нападающие, страшась смертельных ударов, стали обходить его стороной. Не менее успешно сражались остальные. Не видя их, он опирался на спины товарищей. Значит, живы ребята! Внезапно враги отпрянули от них. Разряженный индеец, на их языке «наком», увидев масштабы гибели своих воинов, принял новое решение. Вперед вышли двое воинов с пращами и их помощник с большой корзиной, в которой лежали снаряды для них. Это были специальные ядра, состоящие из камней, покрытых сверху смолой каучукового дерева. Они не убивали, а оглушали противника. Через несколько минут все было кончено.

Резкая боль и яркая вспышка в голове — последнее, что помнил Василий. Очнулся он с уже связанными руками, от укола в спину кремневым наконечником копья. Стоявший над ним низкорослый индеец, раскрашенный белой и черной краской под человеческий скелет, подталкивая копьем, заставил его встать. Накинув на шею Василию веревочную петлю, он привязал ее к жердине, к которой таким же образом уже были привязаны его друзья. Василий пересчитал их: Рауль, Хайме, Умберто и трое братьев Наварро. Не хватало только Алонсо, молодого веселого индейца из деревни, его ровесника. Значит, он убит! Подталкивая копьями пленников, конвоиры погнали их в сторону реки. Там, прижавшись к заболоченному берегу, стояли три каноэ. Одно из них поразило Василия. Он впервые видел такую большую лодку, выдолбленную из цельного ствола кедра. Она превышала своими размерами лодки карибов. Длина ее составляла почти семьдесят футов, а ширина — восемь. Другие были поменьше. Пленников загнали на это каноэ. Там, в самой широкой части лодки, прижавшись, друг к другу, уже сидели связанные по рукам и ногам восемь пленников-индейцев. Как не вглядывался в их лица Василий, соседей по деревне среди них он не обнаружил. «Слава богу! — решил он. — Кажется, они избежали нашей участи!» Конвоиры отвязали вновь прибывших пленников от деревянного шеста и, связав ноги, пинками заставили их подползти к сидящим старожилам. Вскоре на берегу показались плененные женщины. Защитники деревни облегченно вздохнули, увидев среди них Милагрос. Женщин разместили на каноэ меньших размеров. Воины появились не скоро. Причина их задержки стала понятна Василию, когда наком стал распределять воинов по каноэ. Гребцов явно не хватало. И задержка воинов из-за погребальной церемонии, и нехватка гребцов — были делом рук его бойцов, устроивших целые завалы из трупов, напавших на них лакандонов.

Под звуки барабанов, гребцы ритмично заработали веслами и лодки, оторвавшись от берега, отправились в обратный путь. Ночью гребцы отдыхали на берегу, а весь день, за исключением двух часов в полдень на прием пищи и небольшой отдых, гребли. Еда большим разнообразием не отличалась. И воинам, и пленным давали всегда одно: атоле — жидкую маисовую кашицу, подслащенную медом. Наполненные пленниками и награбленным добром под завязку, каноэ, которые по дороге догнали еще штук двадцать, скребя днищами песчаные отмели и перекаты, плывя среди глубоких мрачных ущелий и топких болотистых равнин, на девятый день достигли мест обитания лакандонов в верховьях Усумасинты.

В этот день они проплыли несколько селений, пока кормчие не повернули каноэ к усыпанному людьми берегу. Очевидно это селение, было заранее назначено для встречи вернувшихся из похода воинов и раздела добычи. Накома, которого несли на носилках рабы, и воинов, идущих колонной вслед за ним, толпа встретила громкими восторженными криками радости, осыпая цветами. Это не относилось к пленникам, привязанным к шестам по десять человек, которых, избивая древками копий, гнали перед паланкином накома, охранявшие их воины. Как будто их не существовало. Лишь изредка, они удостаивались какого-нибудь случайного высокомерного взгляда полного брезгливого безразличия. Недалеко от площади селения, где очевидно должно было состояться чествование воинов, процессия остановилась. Пленников мужчин отделили от женщин, отвели в сторону от колонны и выстроили в шеренгу по одному. Откуда-то появился странного вида индеец, в сопровождении четырех крепких стариков, очевидно помощников. Он был одет в длинное белое, без рукавов одеяние из грубой ткани, которую обычно носили простолюдины, но украшенное дорогими ракушками и бесценным для индейцев бисером. Голову облачала корона из такого же материала. Из-под нее торчали длинные всклокоченные волосы, грязные и зловонные от запекшейся на них крови. Его спутники были одеты в черные одежды и вымазаны черной краской. И от них исходил тошнотворный запах гниющей человеческой крови. Увидев зловонную компанию, наком поспешил сойти с паланкина и, подойдя к ней обняться с индейцем в белом. После этого, они, пытливо вглядываясь в пленников, обошли их. Того из пленников, на котором индеец в короне останавливал свой взгляд, черные старцы отвязывали от общего шеста и отводили в сторону. Непонятное чувство страха охватывало каждого, к кому приближалась эта странная компания. Трое, из тех, кто был выбран, упали, потеряв сознание. Выбрав пятерых пленников, жуткая компания собралась уходить, но наком, взяв под руку индейца в белой одежде, что-то горячо рассказывая, подвел его к Василию. Индеец внимательно осмотрел его. Их взгляды встретились. Холодом смерти веяло от взора индейца, но Василий не отвел глаз. Индеец в белом, отрицательно покачав головой накому, покинул его, направившись в сторону селения. За ним устремились старики в черных одеждах, вслед за которыми воины погнали пятерых выбранных ими пленников. Наком, попеременно бросая злые взгляды то в сторону Василия, то в сторону удаляющегося от него индейца, залез в паланкин. Процессия продолжила движение.

Пленным предстоял получасовой марш к месту их заключения. Это был небольшой поселок, находящийся на лесной поляне, окруженной высокой плетеной изгородью с четырьмя вышками. На них стояли воины, вооруженные луками и дротиками. Внутри, по периметру стены располагались продолговатые индейские жилища, которые окружали три необычных сооружения, крытые пальмовыми листьями, плетеные стены которых просматривались насквозь. Они были похожи на большие птичьи клетки. Это действительно были клетки, только не для птиц, а для людей! Конвоиры, разделив пленных на три равные части и освободив от веревок, загнали их в клетки через узкие лазы, выставив для охраны прохаживающихся вдоль них двух вооруженных воинов.

Воспользовавшись относительной свободой, вокруг Василия собрались товарищи. На их лицах была написана усталость и тревога. Особенно поникшими были братья Наварро.

— Дон Бэзил! — наперебой спрашивали они Василия. — Что будет с нами?

— Все будет хорошо! — успокаивал их Василий. — Дайте мне только самому в этом разобраться!

— Хайме! — решив, что бывший главный королевский сборщик налогов, знает все об этой стране, спросил он. — Кто эти грязные и вонючие индейцы, которые забрали часть пленников с собой? И для чего?

— Ох! — тяжело вздохнул Хайме. — Бэзил! Если бы ты знал кто они, то никогда бы не называли их грязными и вонючими! Это Ах Кин и его помощники Чаки!

— Поясни! Мне их индейские названия ничего неговорят! — потребовал Василий.

— Ах Кин — верховный жрец лакандонов, — монотонным голосом стал рассказывать Хайме. — Он обучает других жрецов ведению счета лет, месяцев, дней, определению дат праздников и церемоний, способам предсказаний и гаданий, методам лечений болезней, истории, а также тому, как читать и писать, участвует в жертвоприношениях. Те несчастные пятеро индейцев, которых он увел с собой, завтра, в честь удачного набега воинов будут принесены в жертву Чакмоолу, богу войны и смерти! Что он задумал сделать с ними, не знаю! Их могут, привязав к столбу медленно расстреливать стрелами, пока не вытечет последняя капля крови, удавить, закопать в землю живьем. Но мне кажется, что вероятнее всего у них вырвут сердца. Вот те, крепкие стариканы в черных одеяниях, разложат каждого по очереди на жертвенном камне, крепко держа за руки и ноги, чтобы не вырвался, а наком-жрец, не надо путать его с военноначальником индейцев, вспорет ему живот острым обсидиановым ножом возле солнечного сплетения, и, засунув руку внутрь вырвет еще трепещущее сердце чтобы бросить его на поднос Чакмоолу! Если пленник был знатен и храбр, то его, разрубив на части, сварят и раздадут жрецам и знати. Они считают, что таким образом его храбрость перейдет к ним. А нижнюю челюсть, очищенную от мяса, передадут тому, кто его пленил, чтобы он носил ее на руке, как награду.

— Неужели съедят? — громко произнес вслух Василий, пораженный услышанным. Он раньше слышал о каннибализме карибов и относился к этому спокойно, но сейчас ему было не все равно, ведь перспектива быть съеденным касалась непосредственно самого его!

— Съедят дон Бэзил! Всех съедят! — подтвердил Рауль, простодушной правдой подлив горечи в мысли Василия. — Мне Мартин рассказывал, что когда его индейцы не смогли выбрать, какой им завести домашний скот — овец, коров или свиней, он предложил им попробовать блюда, приготовленные из баранины, телятины, свинины! Чье мясо им понравится, то животное они и будут разводить! Им понравилась свинина!

— Ну и что? — недоуменно спросил Василий.

— А то что, — улыбаясь, ответил Рауль, — когда он спросил, почему она им понравилась, индейцы ответили, что она такая же сладкая, как человеческое мясо!

Никто не засмеялся. А Умберто и братья Наварро сразу же набросились на Рауля:

— Ты лжешь испанец! Наши предки никогда не ели людей!

Обстановка немного разрядилась. Василий решил успокоить товарищей:

— До следующего жертвоприношения у нас есть время подумать! Не думаю, что они у них каждый день. Если у кого появятся мысли, говорите! А сейчас мне нужно побыть немного наедине!

Товарищи замолчав, отошли от него, а Василий стал внимательно изучать пространство за плетеной решеткой.

— Бэзил! А ты видел, какой злобой, глядя на тебя, горели глаза накома? — тихо спросил его Хайме, который остался рядом с ним.

— Конечно, видел! — с усмешкой произнес Василий. — Отчего ему быть добрым, если мы в бою вырубили его воинов почти с трех каноэ!

— А ты знаешь о чем он так настойчиво упрашивал Ах Кина? — взволнованно продолжил его собеседник.

— К сожалению, в отличие от испанского, индейский язык я еще не выучил! — простодушно признался Василий.

— А мне пришлось как сборщику налогов, изучить их язык! — сообщил Хайме. — Наком, уговаривал Ах Кина принести тебя завтра в жертву вместе с пятерыми отобранными пленниками! И даже предлагал сам вырвать твое сердце! В отместку за гибель своих воинов!

Сердце учащенно забилось. Василий покрылся холодным потом, несмотря на полуденный зной: — «Вот уж поистине смерть ходит по пятам!»

— А что ответил ему Ах Кин? — стараясь скрыть дрожь в голосе спросил он.

— Ничего! — ответил Хайме. — Ничего! Боюсь, что нас всех оставили так сказать на «сладкое», на очередной праздник в честь какого-нибудь их великого бога!

Хайме тяжело вздохнул.

— Одно успокаивает, время еще есть попробовать сбежать из этой тюрьмы! — сказал он. — Только, как и куда?

— Похоже, да! — согласился с ним Василий.

Чем больше присматривался он к окружающим клетки строениям, тем больше понимал, что они находятся не в простой тюрьме, а тюрьме, расположенной в военном лагере. Вон там, у стены подвешены маты-мишени для стрельбы в них из лука и кидания дротиков. А рядом, на шестах стоят чучела, набитые травой. На них, очевидно, оттачивают воины свои удары макуатвилями. Рядом большая утоптанная площадка — плац, для тренировок совместных действий в строю. Длинные хижины — скорее всего склады, в которых хранятся оружие и доспехи.

— Хайме! Не кажется ли тебе, что мы в военном лагере? — высказал свою догадку товарищу, Василий.

— Почему бы и нет! — согласился Хайме. — Мне рассказывали, что у индейцев, до их покорения, существовали обученные группы, состоящие из холканов — наемников. Они жили в отдельных военных лагерях, в которых обучали новобранцев, собранных по деревням и городам. Но в бой их вели свои собственные командиры!

Вскоре в тюрьме появились женщины рабыни, на которых лежала обязанность приготовления еды для пленных. Она была всегда одна и та же: — маисовые лепешки, атоле и похлебка из бобовых и сладкого картофеля. Рауль пытался выяснить у женщин судьбу Милагрос, но они ничего о ней не знали.

Прошло два дня. За исключением дозорных и охранников, которые с завидной точностью сменяли друг друга, воинов в лагере не было видно. Очевидно, после удачного похода их распустили для отдыха. Но и шансов вырваться из деревянных клеток не было. Воины, охранявшие пленных, были бдительны.