Приключения Бэзила Скуридайна

Глава XIII. В поисках убежища

Не успело восходящее солнце затмить багровый пожар зари нового утра вспыхнувший за вершинами гор, как улицы Мехико начали наполняться людьми. Вдоль дороги ведущей от монастыря доминиканцев к пустырю, расположенному неподалеку, выстроились толпы горожан и провинциалов, для того чтобы насладиться красивым и жутким зрелищем, устроенным для них инквизиторами. Некоторые из них, чтобы не пропустить волнующее их представление приехали в Мехико еще за две недели до этого события.

На пустыре, где когда-то ацтеки выставляли на шестах черепа принесенных в жертву своим богам пленников, словно продолжая традицию жертвоприношений, новые хозяева страны сжигали еретиков. За два дня до аутодафе, там были сооружены два помоста, с установленными на них скамейками. На одном из них должны были сидеть осужденные. Второй помост, покрытый шитым золотом балдахином, с расположенным на нем алтарем, предназначался для вице-короля, инквизиторов и местной знати.

Звуки фанфар и труб торжественно и громко возвестили о начале аутодафе.

— Идут! Идут! — послышались крики от стен монастыря.

Толпа раздвоилась, освободив проезжую часть дороги, на которой показалась мрачная процессия. Ее возглавляла группа лиц, которая несла зеленый крест, задрапированный черной материей. За ними, презрительно поглядывая на толпу, шли фамильяры. Далее важно следовал священник. В руках он держал черную атласную подушечку, на которой лежала церковная облатка — символ Тела Христова. Осеняя себя крестным знамением люди, независимо от сословия, возраста и пола падали перед ним на колени. Затем снова шли фамильяры, а за ними — окруженные стражей, одетые в «санбенито» пятьдесят три осужденных еретика. В их адрес из толпы сыпались изощренные проклятья. Изобретательные на пакости обитатели городского дна швыряли в несчастных приготовленные заранее отбросы. Напрасно зеваки бросали жадные взгляды на странное одеяние несчастных, надеясь увидеть на нем изображения чертей и костров, указывающих на приговоренных к кемадеро. Их не было. Зато в конце процессии преданные католики несли, зажимая носы от запаха гниющих тел четыре гроба с останками тех, кто не выдержал пыток или покончил с собой и карикатурного вида изображения избежавших справедливого наказания впавшего в иудейство конверсо и английского моряка-протестанта, которые подлежали сожжению. Вздох разочарования пронесся по толпе. Разве могут вызвать чувство экзальтации смешанное со страхом смерти треск досок и безучастное шипение мертвой плоти в пламени костра, если к ним не добавлены предсмертные крики и конвульсии прикованного железными цепями к столбу сжигаемого живого еретика!

Еще до появления процессии на пустыре, скамейки на помосте под вышитым золотом навесом заполнили представители духовной и светской знати Новой Испании. Ожидавшие начала аутодафе, дамы и кавалеры, отдавая приоритет в своих нарядах черному траурному цвету, блистали украшениями, как на балу. С трудом, скрывая подогреваемое честолюбием любопытство, они бросали друг на друга, казалось бы, равнодушные и холодные взгляды.

Отдельно от всех, посередине помоста, в резном кресле из красного дерева сидел Педро де Мойя-и-Контрерас, вице-король, архиепископ и генерал-инквизитор Новой Испании в одном лице. По правую руку от него расположились губернаторы провинций с семьями, а по левую — два инквизитора: доктор Агилар Кастильо и доктор Эстебан Крус.

Генерал-инквизитор был мрачен. От него не ускользнуло недовольство толпы. С отвращением он посмотрел на инквизитора Эстебана Круса. Почувствовав на себе взгляд патрона, святой отец от стыда вжал голову в плечи. «Да! Ошибся я в тебе брат Эстебан! — подумал генерал-инквизитор. — Не быть тебе епископом!».

В то утро, когда инквизитор на взмыленном коне, который ему дал офицер стражи заставы на въезде в город, прискакал прямо под окна его резиденции, события предшествующей ночи не казались такими ужасными. Со слов помятого, с синяками под опухшими глазами святого отца он понял, что двое приговоренных и один помилованный бежали из тюрьмы монастыря доминиканцев. Как утверждал пострадавший, они направились в Веракрус, чтобы отплыть на корабле в Европу. «Пешком они далеко не уйдут!» — решил генерал-инквизитор и направил небольшой кавалерийский отряд им вдогонку. На тот случай, если беглецы каким-то образом смогут уйти от погони, он послал курьером в Веракрус предписание комиссару святого трибунала в порту с сообщением о побеге осужденных и возможном их появлении на каком-нибудь из отходящих в Европу кораблей. В обязанности комиссара святого трибунала входил осмотр судов, контроль сдачи в таможню товарных ящиков и тюков. Отчитываться в своих действиях, он обязан был святому трибуналу в Мехико.

Сразу же после этого, для уточнения обстоятельств побега, генерал-инквизитор направился в монастырь доминиканцев. Здесь ему показали толстого монаха с перевязанной головой. Тот, запинаясь и путаясь, рассказал ему о том, что случилось с ним. Генералу-инквизитору не составило труда реконструировать произошедшие ночью события. Они не удивили его. За свою долгую жизнь он видел и не такое. Однако его поразили дерзость и находчивость Рауля Гильярдо, узника, к которому он проявил милосердие. Что заставило истинного католика, оправданного инквизицией, вступить на преступный путь вместе с осужденными? Для выяснения этого обстоятельства он запросил решение суда инквизиции по его делу. Увидев размеры штрафа, установленные Эстебаном Крусом, генерал-инквизитор сразу понял, что дело в непомерной жадности святого отца! Попутно вскрылся другой грешок инквизитора. Он рассказал ему не все, пытаясь скрыть свою связь с дочерью торговца Хуана де Авилы доньей Эсмеральдой. Оказывается, беглецы уехали в Веракрус в экипаже святого трибунала. Кавалеристы, посланные для поимки беглецов, не знали об этом и особо не спешили. Они были уверенны в том, что пеших людей они нагонят в любом случае. Как бы то ни было, надежды на поимку осужденных к аутодафе не оправдались. Конечно, им не скрыться. В конце концов, они понесут суровое наказание! Но! Яичко дорого к Христову дню!

За рассуждениями генерал-инквизитор не заметил, что осужденных уже разместили на помосте. Их сразу же облепили монахи, которые продолжали убеждать еретиков покаяться. Перед помостом выставили гробы и портреты, подлежащие сожжению.

— Ваше преосвященство! — осторожно коснувшись плеча генерал-инквизитора, негромко произнес отец Агилар. — Разрешите начать!

Генерал-инквизитор молча кивнул головой. Один за другим, подходя к алтарю, служили мессу и читали проповеди священники. За ними наступила очередь самого генерал-инквизитора. Доктор Педро де Мойя-и-Контрерас встал в полный рост. Все собравшиеся на пустыре опустились на колени. Генерал-инквизитор произнес первые слова торжественной клятвы верности инквизиции. За ним, нестройным хором повторили ее присутствующие. Чем дальше декламировал текст присяги генерал-инквизитор, тем увереннее набирали силу их голоса. Странно и зловеще звучали они под куполом ласкового лазурно-голубого неба.

Присяга внезапно закончилась. На пустыре наступила непродолжительная тишина, нарушенная кряхтеньем и шорохом одежды встающих с колен людей. После этого последовала церемония передачи осужденных в руки светской власти. Прежде чем передать грешников городским властям для исполнения наказания, монахи-доминиканцы по очереди зачитывали имена осужденных с подробным списком грехов и преступлений каждого из них.

Под их заунывные голоса, генерал-инквизитор, опять вернулся к своим беспокойным мыслям. «Беглецов, конечно мы найдем и воздадим им по заслугам, но скрывать произошедшее больше нельзя! — с огорчением подумал он. — Вместе с отчетом об аутодафе придется направить в Мадрид донесение о побеге. Эстебана Круса необходимо отстранить от должности инквизитора. Хотя! Где он найдет второго такого ученого богослова, который так хорошо знает свою работу. Зачем он связался с этой девкой? Крус еще молод, вот и не устоял перед кознями дьявола! В его возрасте, только стоит подумать о плотских утехах, как враг человечества все сделает так, чтобы самый примерный христианин совершил грех!» Генерал-инквизитор скосил глаза в сторону понуро склонившегося Круса. «С кем не бывает! — смягченный скорбной позой своего подчиненного, решил он. — Здесь конечно ему уже не место. Придется перевести в Лиму. Пусть там проявит себя. А я посмотрю, и может быть, прощу!». Настроение его начало улучшаться и вновь испортилось, когда очередной священник у алтаря приступил к зачтению грехов одного из беглецов. «Интересно! Где эти преступники сейчас? Что делают?» — мрачно подумал он.

А «преступники» в это время, не доехав лиги до окраин Веракруса, свернули на дорогу, которая вела в сторону городка Санта-Мария-де-ла-Виктория, который располагался на берегу моря в устье реки Табаско, называемой испанцами Грихальва, в честь конкистадора, впервые увидевшего ее.

Съехав с дороги в высокую сочную траву, они остановились за плоским холмом, для того, чтобы их не было видно проезжавшим мимо. Кроме того, здесь протекал ручей, водой которого можно было напоить лошадей. Такие остановки делались днем через каждые три-четыре часа на всем протяжении пути, который они проехали. Беглецы готовы были ехать не останавливаясь, утоляя голод на ходу, для того чтобы уйти от погони, но физиология их лошадок не позволяла этого делать. Чтобы не загнать животных, нужно было делать перерывы, для того чтобы накормить и напоить их.

Путешественники распрягли лошадей и, задав им корм, сами приступили к трапезе, которая состояла из трех жареных фазанов, нескольких пшеничных лепешек и двух пинт домашнего пива купленных в придорожной харчевне.

Уставшие люди ели молча. Уже неделю они в дороге. Нервы были постоянно напряжены от ожидания того, что их могут настигнуть. Но живыми в плен они не собирались сдаваться. Так было решено между беглецами. Напряженную обстановку неожиданно нарушил гомерический хохот испанца. Он смеялся, указывая пальцем то на остатки своего фазана, то в сторону ничего непонимающих товарищей. Василий и Хайме удивленно переглянулись.

— Ты что с ума сошел? — чуть не подавившись птичьей косточкой, проворчал Хайме.

— Нет! — ответил, дергаясь от смеха, Рауль. — Вы знаете, какой сегодня день?

Василий и Хайме отрицательно покачали головами.

— Сегодня день, когда вас должны были поджарить на кемадеро, как моего фазана! — хохотнул испанец. — Радуйтесь жизни! Не мешало бы ради такого случая пропустить несколько стаканчиков хорошего вина!

О том, чтобы продегустировать содержимое бочонка с вином, который он прихватил из дома де Авилы, Рауль намекал с первого дня побега, но Василий, категорически запретил ему делать это. Сегодня же он не выдержал.

— По кружке и не больше! — поморщившись, разрешил он.

Белое рейнское прибавило сил беглецам. Они снова воспрянули духом. Дальняя дорога уже не казалась им такой трудной. Надев на отдохнувших лошадей упряжь, трое молодых людей продолжили путь.

Отдохнувшие лошади несли карету все быстрее и быстрее. За окном мелькали зеленые поля и отдельные, еще сохранившиеся участки девственного леса. Через окно кареты, прерываемый щелканьем кнута, слышался бодрый голос Рауля, исполнявшего какую-то веселую испанскую песню. Но его спутники, сидящие в карете были не в настроении. Хайме, охваченный воспоминаниями, мысленно переживал глумление палачей над телом своей любимой жены Гвиомар, а Василий был серьезен от дум за свое и товарищей будущее.

Ровно неделю назад они вырвались из плена инквизиции. Пуэблу проехали на вторые сутки, не встречая препятствий. Редкие прохожие, завидев черную карету трибунала инквизиции, разбегались в стороны. Так было на всем протяжении пути. Гостиные дворы словно вымирали, при их появлении. Василий тяжело вздохнул. Жаль, что на следующей остановке, чтобы запутать следы, карету придется сжечь. Слишком она приметна. По ней, преследователи легко догадаются об истинных намерениях беглецов, узнав о ее появлении от жителей придорожных поселений. Да и дорог для нее здесь нет. Скоро начнется сезон дождей и многочисленные озера и болота щедро разольются по равнине.

Идея, следовать по такому маршруту, созрела в их головах еще в монастыре, а то, что услышал святой отец про Веракрус, было наивной ложью, призванной направить преследователей по ложному следу. Тогда, в полумраке Святой палаты беглецы долго рассуждали о дальнейших планах. Но единственно, что мог предложить каждый, это отсидеться в каком-нибудь глухом месте. Убежище у друзей Хайме и Рауля, сразу было отвергнуто, так как они жили в Мехико и, скорее всего, находились под наблюдением инквизиции.

Более безопасным было второе предложение Рауля. Выбравшись из Мехико, они должны были бежать на берега Грихальвы, где у его надежного друга Мартина де Овьедо, внука конкистадора, находилась энкомьенда. Энкомъенды были введены королевским указом 1503 года. Согласно ему, свободные индейцы передавались на «попечение» участникам конкисты — энкомендеро. Последние получали с покоренных общин оброк, часть которого (обычно 1/4) вносилась в королевскую казну. Кроме того, они имели право распоряжаться трудом индейцев в течение нескольких лет, но, в свою очередь, были обязаны приобщать подопечных к христианству, защищать их, постоянно иметь «коня, шпагу и другое наступательное и оборонительное вооружение», чтобы в случае военных действий выступить в сопровождении индейского отряда. Впоследствии энкомъенды стали передаваться по наследству. Там, в одном из селений индейцев, Рауль предлагал им укрыться на время.

Как и большинство испанцев, Мартин ненавидел инквизиторов и по свидетельству Рауля, всегда был готов прийти на помощь пострадавшим от нее. Вероятность же, столкнуться лицом к лицу с остальными энкомедерос была очень мала. Испанцы не очень любили жить в этих местах. Влажный тропический климат был невыносим для большинства из них. Город часто подвергался нападениям пиратов с моря. К тому же, они были редкими гостями в поселениях индейцев. Энкомендеро, королевским указом от 1584 года запрещалось жить среди индейцев и вменялось иметь дома в городах, к которым относились их энкомъенды. В данном случае это был Санта-Мария-де-ла-Виктория, крохотный городок-крепость, население которого составляли кроме энкомендерос, священники, ремесленники — оружейники, сапожники, плотники, портные; купцы и торговцы, сборщики налогов, а также их семьи, всего около трехсот человек.

Было только одно «но». Расстояние от Мехико до конечной точки маршрута составляло не менее 150 лиг. Путь не малый! Смогут ли они его пройти? Там, в монастыре, это казалось безумством! Так и не договорившись о планах на будущее, они совершили побег. Только став обладателями упряжки трибунала инквизиции и драгоценностей отца Эстебана, беглецы решились на этот шаг.

Впереди еще 80 лиг. Если сжечь карету и передвигаться пешком, навьючив лошадей грузом, в день можно пройти не больше 4 лиг. Значит им идти еще дней двадцать — почти целый месяц! Может оставить карету пока не начались дожди и для скрытности передвигаться по ночам? Этот вопрос нужно решить сообща!

На ближайшей остановке Василий предложил товарищам обсудить его предложение. И Хайме и Рауль, согласились с ним.

— Лучше ехать в карете, чем брести пешком! Это правильное решение, — одобрил мысль Василия Рауль. — Только пора бы поговорить и о том, что делать дальше, если отсидимся у моего друга Мартина и шум, поднятый нашим побегом, утихнет?

— А ты, что предлагаешь? — спросил его Василий.

— Даже не знаю, дон Бэзил! — ответил Рауль.

— Рауль! Почему ты все время называешь меня «дон»? — внезапно возмутился Василий. — Ведь я намного младше тебя!

— Дон Бэзил, я вам обязан жизнью. Если бы не вы, то моряки забили меня насмерть! — с уважением произнес Рауль.

— Ну и что? — заметил Василий. — Теперь, мы сХайме обязаны тебе жизнью! Так что давай впредь обходится без церемоний! Не обращайся ко мне больше так!

Испанец недовольно мотнул головой.

— Может, разделим драгоценности и разойдемся каждый в свою сторону! — предложил Хайме. — Поодиночке, нас труднее будет поймать!

— Все равно поймают! Здесь каждый, кто не индеец под подозрением у святого трибунала! — заметил Рауль.

Подавленные безысходностью своего положения беглецы задумались.

— Есть только один выход, — наконец произнес Василий, — покинуть Новую Испанию!

— Это невозможно! — возразил Хайме. — Все суда выходящие из портов Новой Испании проходят осмотр комиссаром трибунала инквизиции. Ни один капитан не пойдет на то, чтобы скрыть нас от его бдительного ока!

— Ты прав Хайме! — согласился Василий. — Но мы можем сейчас все. В сундуках, которые подпрыгивают на ухабах в багажном отделении кареты золота и драгоценностей столько, что на них можно приобрести не только легкое суденышко для того, чтобы пересечь океан, но и снарядить настоящий боевой галеон! Можно самим набрать команду, поставив во главе преданного человека, который после проведения досмотра покинет порт и заберет нас, где-нибудь на необитаемом побережье рядом с устьем Грихальвы.

— Мартин де Овьедо поможет нам приобрести судно! — подтвердил Рауль.

— А кто поведет судно через океан? Где мы найдем такого человека? Без него мы погибнем! — засомневался Хайме.

— Такой человек есть! — гордо объявил Рауль, взглядом указывая на Василия. — Навигатор дон Бэзил Скуридайн!

Бывший королевский чиновник оценивающе посмотрел на Василия.

— Дон Бэзил! Я всегда подозревал, что мой сосед по камере не простой матрос, за которого он себя выдает, а офицер! — одобрительно заулыбавшись, произнес Хайме, впервые уважительно обратившись к Василию.

Василий не обратил никакого внимания на рост своего авторитета в глазах Хайме. Ему это было безразлично.

— Что будем делать с драгоценностями? — спросил он. — Приобретение судна не такой простой вопрос, чтобы его решить за один день. Возможно, нам придется находиться среди других людей месяц, а может быть и больше. Я бы не хотел, чтобы об истинных размерах того, чем мы обладаем, знал хоть кто-нибудь из окружающих!

— Это точно! — поддержал его Хайме. — Если узнают, долго мы не проживем! Я предлагаю заранее отложить из сундуков необходимую сумму на жизнь и залог за покупку судна. Полностью можно рассчитаться, только получив корабль. А сундуки с драгоценностями и деньгами до этого времени где-нибудь спрятать. Только где?

— Я знаю где! — заявил Рауль. — Два года мне приходилось торговать в тех местах. Правый берег устья Табаско выдается в море длинным песчаным мысом, заросшим пальмовым лесом. Он такой густой, что сами индейцы, боясь заблудиться в нем, метят надрезами стволы пальм на своем пути. До конкисты, в глубине этого леса находилось многолюдное индейское селение, жители которого полностью вымерли от неизвестной болезни. Они покрывались гнойниками, которые, вскрывшись, образовывали раны с кишащими в них червями. В муках человек умирал через два-три дня. С тех пор дурная слава закрепилась за пальмовым лесом. Местные жители, как индейцы, так и горожане расположенной выше по течению Санта-Марии-де-ла-Виктории, без видимых причин стараются не посещать его. Там, вдали от посторонних глаз, мы сможем найти укромное место для наших драгоценностей!

— Ты предлагаешь, проще говоря, закопать там сундуки? — чертыхнулся Хайме.

— А что делать? — простодушно ответил Рауль.

— Да-а-а! — то ли с укором, то ли с сожалением, протянул Хайме.

— На месте определимся! — решил за всех Василий, почувствовав, что по этому вопросу они сегодня не договорятся.

Природа словно сочувствовала им. Каждый день, после полудня, откуда-то набегали черные грозовые тучи и наглухо закрывали небо. Сверкали молнии, гремел гром, но все заканчивалось несколькими каплями дождя. Под их аккомпанемент по крыше кареты, рысаки, не встречая препятствий, несли ее все дальше и дальше по покрытой трещинами, рассохшейся от засухи дороге. Но вскоре местность стала болотистой. Колеса кареты начали застревать в черной жиже не глубоких луж, вокруг которых прыгало множество лягушек. Беглецы уже не ехали в карете, а шли рядом, помогая усталым лошадям. Чувствовалось приближение большой реки. 19 мая беглецы достигли устья Табаско. Ночью, во время отлива, по песчаной отмели, держа наготове оружие, они переехали на другой берег. Такая предосторожность была не лишней. Река кишела крокодилами. Петляя среди пальмовых стволов, ведомые Раулем, они с трудом добрались до забытой деревни.

— Приехали! — наконец объявил усталым голосом добровольный проводник.

Василий и Хайме огляделись по сторонам. Свет луны, проникающий вниз сквозь кроны пальм, бледным белым светом освещал торчащие из высокой травы, причудливо покосившиеся плетеные стены хижины с провалившейся крышей. Взяв из багажника кареты лопату и войдя внутрь того, что когда-то называлось жильем, Рауль принялся копать песок. Его соратники последовали за ним. Встав рядом, они молча наблюдали за работой испанца. Наконец лопата ударила обо что-то твердое. Это были доски, закрывавшие вход в яму.

— Сундуки поставим сюда! — объявил Рауль, указывая лопатой в черноту провала, освобожденного от досок.

Василий и Хайме нагнулись к краю ямы.

— А что там? — не увидев ничего в темноте, спросил Хайме.

— Могила! — спокойно ответил Рауль и, наклонившись к яме, с кем-то поздоровался, как со старым знакомым. — Привет Пеппе!

Василий и Хайме, недоуменно переглянулись: «Что за чертовщина?».

— Ты что, сам ее копал? — осторожно поинтересовался Хайме.

— Нет. Копали местные жители, — пояснил Рауль. — Это погребальная камера индейца, жившего здесь. У них есть обычай, своих покойников хоронить под полом дома, в котором они жили. После этого дом навсегда покидали. Кстати, раскрашенный череп покойника, я привык к нему и назвал Пеппе, до сих пор лежит в углу могилы рядом со своими косточками в глиняном кувшине. Его могилку я использовал в те времена, когда торговал здесь, для того чтобы прятать в ней товар, который приобретал у английских и французских контрабандистов. Их корабли иногда бросали якоря в устье Табаско. Сундуки можно оставить здесь. Место проверенное. И Пеппе присмотрит за ним!

— Теперь понятно, откуда кое у кого такие навыки по связыванию рук и затыканию рта ни в чем не повинным людям! — презрительно заметил Хайме.

— Но-но дон Хайме! Умерьте свой гонор! — неожиданно вспылил Рауль, перейдя на официальный тон. — Это с подачи людей вашего окружения простые труженики вынуждены заниматься контрабандой. Испания не в состоянии насытить Вест-Индию всем необходимым. А на то, что привозит сюда, существует торговая монополия, из-за злоупотребления которой цены повышаются в несколько раз. Товары же из других европейских стран после обложения специальным налогом — алькабалой, становятся баснословно дорогими! Вам это хорошо известно! И не надо забывать, что в глазах своих друзей и начальников вы давно уже не главный королевский сборщик налогов, а кучка пепла.

Лицо Хайме перекосилось от обиды. Он хотел возразить своему сопернику, но тот внезапно резко ударил лопатой в землю прямо перед ним. Бывший сборщик налогов оторопел, решив, что удар разозлившегося испанца, наносится по его ногам. Об этом же подумал Василий, бросившийся разнимать спорящих. Но Рауль, как ни в чем не бывало, нагнулся и поднял свисающее до земли кольцами, бьющееся в агонии тело змеи. Скурыдин и Хайме испуганно отпрянули от него.

— Не бойтесь! Я отрубил ей голову! — успокоил их Рауль. — Это кайсака или желтая борода, как ее называют здесь за подбородок желтой окраски — смертельно ядовитая змея! Их здесь полно! Одна из причин безлюдности этих мест!

Обступив испанца, Хайме и Василий с опаской осмотрели змею.

— Почти девять пи (1 пи-0,287 м), крупная тварь! — гордо заявил Рауль, измерив змею ладонью.

На веревках сундуки осторожно опустили в могилу и накрыли досками. Хайме и Рауль закидали их песком и, разровняв его, замаскировали могилу хворостом. При этом Хайме, опять чуть не укусила змея. Напуганный обилием пресмыкающихся, он, даже не посмотрев на результаты своей работы, быстро забрался в карету, предложив товарищам поскорее покинуть это место:

— Поехали! Здесь больше нечего делать!

Они ехали на запад вдоль берега моря всю оставшуюся часть ночи. С восходом солнца сделали остановку. Выгрузив из кареты все необходимое, выпрягли лошадей и отвели их на безопасное расстояние. Рауль поджег карету. Она вспыхнула как факел. Спустя некоторое время от нее остались только покрытые пеплом металлические части и тлеющие головешки. Все, что не уничтожил огонь, было сброшено в море. Навьючив лошадей пожитками, беглецы снова тронулись в путь, на этот раз к селению индейцев, синьором которых был друг Рауля, Мартин де Овьедо.

Индейское поселение, находившееся в двух часах хода от побережья, на границе возделанных полей и дремучего тропического леса встретило их петушиным кукареканьем, кряканьем уток, криками прирученных обезьян, которые сразу замолкли с первым лаем собак, почуявших чужих. Это были не те собаки, тихие и безголосые, которых раньше разводило местное население с целью употребления в пищу, а свирепые сторожевые псы, которых привезли с собой испанцы. Боявшиеся их до ужаса индейцы со временем привыкли к ним и стали заводить в своих деревнях, ухаживая за преданными друзьями с большой любовью.

Предупрежденные лаем собак, навстречу незваным гостям вышли двое индейцев, одетые как испанские крестьяне в широкополые соломенные шляпы и белые, выгоревшие на солнце рубахи. Один из них был совсем молодой. Покрытое морщинами лицо другого индейца говорило о его почтенном возрасте. Его одежда была обильно украшена вышивкой.

— Кто вы такие? — строго спросил их пожилой. — Что вам нужно во владениях дона Мартина де Овьедо?

Он говорил по-испански. Василий, услышав фамилию Овьедо, догадался, о чем говорит индеец.

Вперед выступил Рауль.

— Дон Факундо! — улыбаясь, произнес он. — Неужели вы не узнали меня!

Старый индеец долго вглядывался раскосыми глазами в его лицо.

— Это ты Рауль! Тебя не узнать! Ты поседел! — наконец произнес он, раскрыв для объятий свои руки.

Они долго обнимали друг друга.

— Твои друзья — мои друзья! — объявил дон Факундо. — Скажи им, чтобы они шли за нами.

Следуя за ним, под любопытными взглядами женщин и детей, высыпавших на улицу из хижин, путники прошли в центр деревни, где находился большой дом дона Факундо — батаба или главы индейского поселения, должность которого переходила от отца к сыну из поколения в поколение. В отличие от хижин простых индейцев, стены которых сделаны из плетеного ивняка, обмазанного глиной, дом батаба был каменный с оштукатуренными стенами, украшенными разноцветными росписями. По распоряжению дона Факундо для Рауля и его друзей женщины приготовили ванны с горячей водой, после чего они были приглашены в дом для приема пищи. Им было предложено горячее блюдо — рагу из оленины, мяса дикой и домашней птицы и сладкого картофеля. За мясом им подали фрукты: разрезанную на куски дыню, плоды авокадо и папайи, апельсины.

Во время еды, дон Факундо все время приговаривал:

— Спасибо нашему синьору за его отеческую заботу о нас! Без него и на стол нечего было бы поставить!

Василий и Хайме от Рауля знали, о ком говорит батаб. По его словам владелец экомьенды Мартин де Овьедо был известен своей порядочностью в отношениях с индейцами, которых он опекал, что было большой редкостью во всей Новой Мексике. Другие энкомендеро нещадно эксплуатировали индейцев, не оставляя им за их труд ничего кроме кукурузных лепешек.

За обедом Рауль попросил батаба послать кого-нибудь в Санта-Мария-де-ла-Викторию к Мартину, чтобы сообщить ему о его появлении в деревне. Он был уверен, что, узнав об этом, Мартин немедленно приедет к нему.

— А почему бы тебе самому не съездить в город? — полюбопытствовал дон Факундо. — Это будет гораздо быстрей, ведь у тебя есть лошади!

— Разве ты забыл, чем я занимался до того, как уехал отсюда? — недовольно ответил Рауль. — Мне в городе лишний раз показываться ни к чему!

«Значит, он и его друзья приехали за контрабандным товаром! — беспокойно подумал батаб, вспомнив род занятий Рауля в прошлые времена. — Очевидно, они здесь задержатся надолго. А если попадутся, мне не сдобровать! Надо будет уговорить Мартина поселить их в каком-нибудь глухом местечке, на которое не распространяется моя власть!»

Мартин де Овьедо приехал вечером следующего дня. Как всегда не обошлось без крепких дружеских объятий Рауля и его друга. За столом, на котором появилось и вино, они долго вспоминали старых друзей, времена своей молодости. Хайме и Василий им не мешали. Потом Рауль вежливо попросил дона Факундо покинуть их. Тот с радостью поднялся из-за стола. Теперь в случае чего он честно может сказать, что ничего не слышал и не видел!

Мартин же, услышав просьбу Рауля, насторожился. Что за тайну хочет скрыть от чужих ушей его друг? Не повредит ли она ему? За годы разлуки с Раулем, он здорово изменился. Его избрали в члены кабильдо (городского совета). Выгода от работы в кабильдо была ощутимая. Мартин стал участвовать в распределении земель в городе и пригородах, установлении цен на товары и услуги, контроле за исполнением распоряжений городского совета. Эта деятельность приносила большие доходы. Спокойная сытая жизнь уважаемого в городе человека заглушила бунтарские идеалы юности.

— Рауль! — дождавшись, когда выйдет из комнаты батаб, с тревогой в голосе спросил он своего друга, — Скажи честно, ты приехал сюда не только для того, чтобы увидеть меня?

— Не буду тебя обманывать! — ответил Рауль. — Не только!

Рауль честно рассказал другу о пребывании в тюрьме инквизиции, о побеге и надежде на то, что Мартин им поможет.

Внук конкистадора долго переваривал в голове содержание рассказа своего друга. Побег из Новой Испании дело трудно осуществимое. Недавно в Акапулько задержали одного из проходивших по делу трибунала инквизиции, который пытался бежать в Китай. Три года назад он отделался штрафом и запретом на выезд из Новой Мексики. А сейчас его приговорили к конфискации имущества и заточению в монастырь. Скоро весть об осужденных инквизицией достигнет и этих мест. Любое действие по оказанию помощи беглецам станет достоянием фамильяров — многочисленных шпионов инквизиции. Он будет схвачен вместе с ними. Арест, пытки, лишение в правах, конфискация имущества, наложение епитимьи или заточение в монастырь. Все чего достигли его дед, отец и он сам — рухнет в один миг. Какой черт прислал ко мне тебя мой друг?

— Мне надо подумать Рауль! — ответил он, стыдливо пряча свой взгляд от взоров сидящих за столом. — Завтра я дам тебе ответ.

Наклонив голову вниз, он встал из-за стола и вышел из столовой в комнату, которая в доме батаба предназначалась только для него. За ним, в нее неслышной тенью проскользнул Факундо.

— Господин! — угодливо произнес он. — Мне кажется, что эти гости могут принести несчастья на нашу голову, если они останутся здесь.

Мартин не стал возражать.

— А что ты предлагаешь Факундо? — нарочито равнодушным голосом спросил он.

— Господин, я думаю, вы поймете меня и не сделаете того, что вы обязаны сделать согласно своему положению. В четырех лигах от нашего селения, в дремучем лесу находится лагерь индейцев, бежавших от своих хозяев, которые не в пример вам, злоупотребляют своим положением. Я думаю, что пришельцев можно поселить там. Если их поймают среди беглецов, мы не будем иметь к ним никакого отношения!

— Почему ты раньше скрывал это от меня? — спросил экомендеро, сурово взглянув на старика.

Старик понуро сгорбился и ничего не ответил.

— Ладно, иди! — сохраняя каменное выражение лица, произнес потомок конкистадора. — Я ничего этого не слышал!

Василий и Рауль долго не могли заснуть встревоженные поведением Мартина. Вдруг он откажется им помочь! Что тогда делать? Рауля также мучили угрызения совести. Как он мог так подвести своих товарищей, своей верой в Мартина!

Спокойно спал только Хайме. Он прекрасно знал слабости отпрысков конкистадоров. Как их деды и отцы, они, завидев блеск золота, были способны пойти на любую авантюру. Поэтому, до разговора с Мартином, он уговорил Бэзила и Рауля не скупиться на поощрение за оказание им помощи в покупке корабля и обещать выплатить тому двадцать процентов от стоимости сделки. Конечно, можно поверить рассказам Рауля о благодатях его друга, но где гарантия того, что это действительно так?

Хайме оказался прав. Перед сном, Мартин напряженно думал о том, как ему ответить на просьбу Рауля о помощи. Сначала он решил отказать. Нет, он был благороден, и высылать стражу для ареста беглецов не собирался. «Но стоит ли рисковать благополучием из-за каких-то оборванцев, даже если один из них твой бывший друг? — рассуждал он. — Утром откажу им. Пусть уходят отсюда куда попало!». Но тень сомнения закралась ему в душу. «Почему они оборванцы, если широким жестом руки предложили за сделку двадцать процентов от стоимости судна? Это ведь большая сумма! Сколько стоит небольшое судно?». Мартин напряг мозги. В прошлом, ему приходилось общаться с другом, который был владельцем верфи. «Где-то я слышал, что стоит он, полностью снаряженный, только спущенный со стапелей около 8000 — 10000 песо. Значит, я получу на руки за посредничество, — экомендеро зашевелил губами, считая в уме, — 2000 песо. Почти полугодовой чистый доход со всей моей экомьенды! Эти деньги без ущерба для себя можно потратить на очередные выборы в городской совет!». Радужные мечты охватили его: «А ведь это прямой путь к должности алькальда (мэра)!». Размечтавшись, Мартин вдруг спохватился. «А откуда у них такие деньги? — подозрительно подумал он. — Может, ограбили кого?». Немного понервничав, он взял себя в руки: «Какая разница! Мои предки, которым я обязан своим теперешним положением, ограбили целую страну! Лучше надо подумать, как получить эти деньги так, чтобы об этом не пронюхали королевские чиновники и шпионы инквизиции!».

Утром, за завтраком, Мартин объявил беглецам, что согласен помочь им. Такое заявление экомендеро заметно улучшило их настроение. Для того чтобы его ни в чем не заподозрили, покупку судна Мартин предложил сделать на Кубе. Так будет безопасней. Мартин считал, что на острове о беглецах из застенков инквизиции долгое время будет ничего неизвестно. Там же он сможет набрать команду. Владелец судна подойдет на нем к устью Табаско, где состоится окончательная передача его новым владельцам. Василий, Рауль и Хайме с ним согласились. Предложение о покупке судна на Кубе они восприняли с одобрением, посчитав его разумной предосторожностью.

— Но у меня есть два требования! — внезапно заявил он.

Беглецы насторожились.

— Моя поездка на Кубу займет месяца полтора. Мало ли что может случиться за это время! Селение у всех на виду! Поэтому, сегодня же, для вашей же безопасности, я предлагаю вам переехать отсюда в поселение индейцев, бежавших от своих попечителей. Оно находится в глухом месте. Расстояние до него небольшое, где-то 4 лиги. Если соберетесь в дорогу сейчас, к вечеру будете на месте. Факундо даст вам проводника и запас пищи на неделю. Впоследствии, вам ее будут привозить. Кроме этого, я хотел бы, чтобы мне оплатили расходы на поездку. Согласны ли вы?

— Ты сам знаешь, что нам нечего выбирать! — с еле заметной презрительной усмешкой на лице ответил Рауль за всех, поняв, что его товарищ, таким образом, пытается откреститься от них. — Согласны!

Василий предложил сразу же приступить к расчету. Владелец экомьенды был не против. Для этого все перешли в комнату Мартина. Сгибаясь под тяжестью ноши, Хайме принес из комнаты, в которой они спали суму с деньгами. Ее беглецы всегда держали рядом с собой. Сразу же договорились о предельной цене судна, благо, что Хайме, будучи главным королевским сборщиком налогов, прекрасно знал, что и сколько стоит.

Внутри Мартина приятно дохнуло теплом и зрачки его глаз лихорадочно загорелись, когда он увидел, что расчет с ним производится золотыми дублонами. Он даже вспотел, тщательно пересчитывая более тысячи дублонов и расставляя их в столбики по десять монет. Когда весь стол был заставлен блестящими тусклым желтым цветом стопками, воодушевленный их видом Мартин напыщенно произнес:

— Клянусь честью своих благородных предков, я выполню вашу просьбу!

Мартин де Овьедо явно блефовал своим благородным происхождением, пытаясь произвести впечатление на своих гостей. Это была ложь! Никто из его родственников и он сам никогда не имели дворянского герба. История их «благородного» рода начиналась с его деда, Кристобаля де Овьедо, который был простым солдатом в отряде конкистадоров, безжалостно истребляющим непокорных индейцев, невзирая на их пол и возраст.

В дорогу беглецы собрались сразу же после расчета с Мартином. Коней Факундо предложил оставить в деревне под его ответственность.

— Эти животные не выдержат жизни в лесу! — авторитетно заявил батаб. — Пусть они останутся у меня, пока вы будете жить в лесной деревне. Мы позаботимся о них. А ваши вещи перенесут выделенные мной люди!

Привыкшие к своим вороным помощникам беглецы с неохотой согласились. Они понимали, что опытный старый батаб берет заботу о лошадях на себя не просто так, а из желания помочь.