Притворись бабочкой

Глава 23

Первый поцелуй?

– Минус один.

– У меня мурашки, – тихо признаюсь я Сандре.

Фиби упала в обморок прямо у нас на глазах. Подле нее крутились учителя и врачи, а затем Донован унесли на носилках в медпункт. Все замерли, наблюдая за происходящим. Администрация разогнала ребят по домам, чтобы они тоже не получили солнечный удар. Если честно, я не совсем понимаю, почему из-за одного человека всех лишили возможности наслаждаться морем. У Фиби могла быть непереносимость жары, аллергия на нее. Остальные ведь ни при чем.

И все же я решила, что раз так случилось, значит, мне не стоит терять ни минуты. Я не буду заставлять Маккоя ждать. Раз он не идет первым на уступки – пойду я. В сложной ситуации его нужно поддержать, и я прекрасно это понимаю.

Я двигаюсь в сторону домика Эванса. Некоторые ребята идут за мной, но я ускоряю шаг, чтобы оказаться у Маккоя скорее. Мне не очень приятно ощущать взгляды на своем затылке. Слышу, как сзади кто-то перешептывается. Казалось бы, очень легко обсуждать незнакомого человека, особенно за спиной. Терпеть этого не могу. И как у них язык поворачивается?

Погода шепчет, сейчас самое время купаться, а не сидеть по домам. Верхушки пальм качаются из стороны в сторону от легкого ветра. Зеленая трава, проклевывающаяся сквозь теплую землю практически везде, приятно щекочет ноги через босоножки. Яркий свет ложится на лицо. Я не надеюсь красиво загореть из-за врожденной бледности кожи, но все же во мне остается капля веры в то, что я хотя бы немного покроюсь загаром.

Параллельно я ищу глазами Ванессу с Лэйном. Они испарились. Нет никакой возможности наткнуться на них. А ведь вечером мы с Кеннетом договорились встретиться. Игра продолжается, сегодня его черед открыть секрет. И я уже знаю, о чем спрошу.

– Маккой! – кричу я, когда натыкаюсь на него.

Он стоит и, согнувшись в три погибели, отжимает половую тряпку. Интересное зрелище, оно доводит меня до смеха. Не понимаю, что такого натворил Эванс, что сейчас стоит передо мной и крутит тряпкой.

– Зачем ты здесь, Джит? – Он на секунду поднимает глаза и бросает кусок грязной ткани на землю. – Я наговорил тебе гадостей и должен был прийти первым, чтобы извиниться.

Мне приятно. Я чувствую, как справедливость торжествует. Эванс признает свою вину.

– Если ты так извиняешься, то я принимаю твои извинения, – утвердительно киваю я и улыбаюсь в ответ.

Печальные глаза Маккоя пугают меня. Я ждала улыбку, но получила лишь опущенный взгляд. Он убирает со лба волосы и отряхивает руки в смятении, а после неторопливой походкой идет к крыльцу и бросает на меня оценивающий взгляд. Что-то в нем поменялось. Маккой будто сломан. Обстоятельства подкосили его.

– Извини, Джи, – медленно протягивает парень, не отрывая своих глаз от ступенек.

Я решаюсь сделать шаг навстречу. В такие моменты, когда люди нуждаются в помощи и поддержке, я чувствую себя сильной. Во мне словно появляются те качества, которых не было раньше. Я ощущаю прилив энергии, хочу добиться того, чтобы грусть и пустота окружающих перестали приносить им боль.

Особенно тяжело наблюдать за тем, как человек медленно угасает, превращается в унылое безликое существо, а самое главное – лишается эмоций.

– Все в порядке, Маккой. Что у тебя с руками? Что случилось? – Я замечаю на руках Эванса царапины, потому и спрашиваю.

Он переминается с ноги на ногу, медлит, растягивая время до раскрытия этой, казалось бы, невеликой тайны. Сейчас, глядя на Эванса, я ощущаю опустошение. В его глазах плещется страх. Я подхожу ближе и дотрагиваюсь до подбородка Эванса, приподнимая его. Вижу, что он до дрожи в коленках боится потерять любимого человека.

Я дрожу. Утрата близкого – страх всей моей жизни.

– Зайдем в дом. Расскажу. – Он немногословен.

Я слушаюсь и следую за ним.

Надеюсь, мы не потревожим остальных. Не хочу кому-либо мешать. Я заранее поправляю прическу, выпрямляю спину и проскальзываю внутрь. К счастью, мои надежды оправдываются: никого нет. В нос сразу ударяет душистый аромат древесины и меда. Не апельсиновый, конечно, но тоже очень приятный.

Мои ожидания увидеть бардак испаряются. Я изумляюсь от того, в каком порядке находится дом Эванса. Вещи аккуратно сложены на стуле, две кровати, стоящие в комнате, заправлены. На полу ни пылинки, только ковер почему-то сложен на одну сторону, а в углу я замечаю пакет с кусочками узорчатого фарфора.

– У тебя здесь что-то разбилось?

Маккой убирает пакет подальше и приглашает меня пройти в маленькую гостиную, где расположился диван. Планировка дома точно такая же, как у нас с Ванессой.

– Я был настолько зол, что разбил вазу. Вода вылилась, а осколки разлетелись, – серьезно отвечает Эванс.

Его глаза бегают по комнате, но, когда мы присаживаемся на разные концы дивана, он вроде бы успокаивается. Мы с Маккоем словно охраняем какие-то границы, находясь на расстоянии друг от друга даже на этом крошечном диванчике.

– Оказывается, ты бываешь очень импульсивным. – Я прищуриваюсь и говорю достаточно тихо, но Эванс все равно слышит и усмехается.

– Еще каким, – уныло соглашается Маккой. – В моменты злости я частенько что-то разбиваю. Пытаюсь избавиться от этой дурной привычки, но пока, как видишь, не выходит.

Эванс хмыкает. Он сжимает кулаки и откидывается на спинку дивана, тяжело выдыхая.

– Мне тошно оттого, что я ничего не могу сделать. Сижу здесь, пока моя тетя лежит в больнице. Состояние крайне тяжелое.

Я очень хорошо понимаю Маккоя. То же самое чувство испытала я сама после разговора с плачущей Брук, которая рыдала так, что сердце разрывалось. Тогда я всячески пыталась побороть желание сорваться с места и рвануть прочь из лагеря.

Хочу рассказать Эвансу о своей ситуации, но умалчиваю, потому что боюсь показаться эгоистичной. Сейчас его время рассказывать, и раз он решил доверить мне начало своей истории, то я обязательно услышу конец. Так что мне стоит заткнуться и побыть слушателем, хотя бы сейчас.

– Мы с ней всегда вместе проводили выходные. Агата… – воодушевленно начинает объяснять Эванс, – просто потрясающая! Работает в Британском музее, проводит экскурсии всем желающим, рассказывает об Англии так, что в нее влюбляется каждый, даже самый искушенный путешественник.

Я сдерживаю удивленный стон. Британский музей? Ничего себе! Подхватываю свою челюсть. Такой работы не всякий может добиться. Моему восхищению нет предела. Не могу не начать идеализировать Агату в своей голове. Насколько мало я о ней знаю, но уже по-своему уважаю.

– Я бы сходила на ее экскурсию, – искренне делюсь я с Эвансом своими мыслями. – Пусть скорее поправляется.

– Теперь она должна поправиться хотя бы ради экскурсии.

На лице Маккоя появляется что-то вроде улыбки. Уголки губ немного приподнимаются, и я сама смеюсь, поскольку смогла хоть немного, но отвлечь его от печали.

– Ты сам уже бывал там?

– Конечно, я рос в этом музее. Агата всегда находила что-то новое, чтобы показать мне. Я никогда не скучал. Иногда прятался ото всех за мраморами Элгина^[2]. – Эванс замирает. Его охватывают воспоминания. Он будто вдыхает новую порцию кислорода, с легкостью и трепетом.

– Мраморами Элгина? Это же жемчужина музея, да? Я слышала, что имен создателей этого шедевра так никто и не узнал.

– Да, ты права, Джит. Так и не установили, кто именно приложил усилия для создания. И музей очень гордится этим экспонатом. А ты что, никогда не была там? – На лице Маккоя появляется удивление.

Мне стыдно признаться, но я никогда не посещала этот музей. Кажется, щеки уже начинают гореть. Я упираюсь взглядом в пол. Однажды я заболела и не смогла пойти туда с классом, а других попыток посетить музей не было. Ни одной. То ли от моего нежелания, то ли от обстоятельств.

Сейчас, сравнивая себя с Эвансом, я осознаю, какой он начитанный и образованный. Как же я ошибалась, когда, не разбирая слухов, велась на лживые слова одноклассников. Они завидовали тому, что семья Маккоя обеспеченная, и поэтому говорили, какой он эгоистичный и глупый. Как сейчас помню их слова: «Эванс добился популярности благодаря отцу-бизнесмену». Я думала о нем так же до нашего настоящего знакомства. Но как только мне выдалась возможность узнать Маккоя лучше, я больше не могла допустить таких мыслей. Он другой – глубокий, душевный.

– Ты чего зависла? – Маккой вызволяет меня из прострации.

– Не знаю, как признаться, что там не была. Неловко.

– У тебя даже щеки покраснели, Джит. – Маккой смеется.

Его смех разливается теплом в груди. Я рада, что он смог пересилить себя и уйти от негативных мыслей. Наконец-то вернулся прежний Маккой, милый философ.

– Предатели, а не щеки, – поправляю его я.

– Ничего постыдного в этом нет. Я свожу тебя в музей после возвращения в Лондон. Будь уверена в этом. – Эванс готовит меня к походу за новыми эмоциями, и я соглашаюсь.

– Сейчас главное, чтобы твоя тетя поправилась. Если не секрет, что с ней произошло?

Я с опаской заглядываю в глаза Эванса. Возможно, я поступаю неправильно, заставляя его вновь говорить о проблемах, но, на мой взгляд, человеку становится легче, когда он делится и не умалчивает о них.

– Я ценю твою поддержку, Джи, – между делом признается Маккой. – Она, к сожалению, столкнулась со стрессом. Недавно ушел из жизни ее любимый питомец. Агата тяжело перенесла потерю, и сердце дало о себе знать.

Настроение портится. Я все же корю себя за этот вопрос. Опять резанула ножом по больному. Мы же только нашли нужное русло для нашего разговора.

– О боже, Маккой, мне очень жаль. Извини. – Я хочу стереть себя с лица земли.

– Это жизнь. Знаешь, не удивлюсь, если завтра еще что-то случится. Может, нас всех накроет смертельный вирус, и люди начнут погибать. Может, упадет метеорит, как несколько лет назад в… – Эванс запинается на секунду. – В России, вроде бы.

– Тогда ты не исключаешь и захват планеты инопланетянами? – Я подмигиваю ему, ловя эту юмористическую волну.

Никто не знает, что будет завтра, – в этом мораль его слов. Именно поэтому надо жить здесь и сейчас, не откладывая жизнь на потом. Даже мечты не требуют будущего. Хочешь чего-то? Попробуй реализовать сейчас!

– Не исключаю. Более того, думаю, один уже спустился на землю.

Эванс подвигается ближе ко мне, и я ощущаю тот самый аромат древесины. Почему-то он уже не такой сладкий. Маккой располагается в нескольких сантиметрах от меня и пристально смотрит в глаза.

– Догадываешься, кто это? – шепчет парень, игриво двигая густыми бровями.

Смех раздается на всю комнату. Здесь тяжело сдержать эмоции. Мы становимся ближе друг к другу, из-за чего я чувствую себя неловко. Такое малое расстояние допускал только Дарен. С ним мы могли лежать в обнимку и не соблюдать никаких границ. Но Эванс – другое дело. Его нельзя назвать близким человеком. Мы еще не переступили эту черту дозволенного.

– Кто? – повторяю я за ним шепотом, как завороженная, не понимая, что происходит.

– Я.

Эванс находится слишком близко. Сердце выпрыгивает из груди. Я теряюсь в пространстве и не знаю, как себя вести. Боюсь дальнейших действий Маккоя. И своих тоже. Его лицо в считаных миллиметрах от моей щеки. Маккой касается своим носом моего, глядя мне при этом прямо в глаза. Я не слышу ничего, кроме стука сердца и пульсации крови в висках.

Сердце уходит в пятки, когда губы Маккоя накрывают мои. Я не могу совладать с чувствами.

Это что, мой первый поцелуй?