Притворись бабочкой

Глава 25

Рваная душа

– Ты плакала?

Его вопрос застает меня врасплох. Я шмыгаю носом и поднимаю взгляд на Кеннета. Он явно обеспокоен.

– Нет.

– Врешь.

Лэйн сжимает губы в тонкую полосу и наклоняет голову набок, дабы посмотреть на меня искоса. Его закручивающиеся на концах волосы так и манят. Мне нравится то, как они уложены, и руки сами к ним тянутся. Я запускаю в его густую шевелюру пальцы и машинально начинаю перебирать гладкие пряди. Кеннет вдруг перестает быть ледышкой, и я удивляюсь. Мне не потребовался молоток, чтобы разбить лед. Он просто взял и растаял.

– Ты сейчас как кот, которому чешут за ухом, – тихо произношу я, когда он от наслаждения кладет свою голову мне на колени и ложится на скамейку во весь рост.

– У тебя такие нежные руки, – выдает Лэйн и прикрывает глаза, – приятно…

Его кудри очень мягкие на ощупь, и я тоже получаю удовольствие, перебирая их. Лэйн все еще лежит с закрытыми глазами, и я, пользуясь случаем, рассматриваю черты его красивого лица. Прямой узкий нос; высокая переносица; выделяющиеся своей остротой скулы; длинные и густые ресницы…

– Расскажешь, что произошло? – спрашивает Кудрявый, не глядя на меня.

Мне нравится, как звучит в моей голове придуманная кличка. «Кудрявый» – я в полной мере ощущаю полноту нежности, когда озвучиваю это слово.

– Если честно, сегодня я бы хотела помолчать, – открываюсь я Кеннету. Надеюсь, он не станет расспрашивать, а просто поймет меня.

Лэйн распахивает глаза и смотрит прямо мне в лицо. Будь я в более адекватном состоянии, то отодвинулась бы, чтобы Кеннет не смог рассмотреть неидеальность моей кожи, нос картошкой и все остальные недостатки. Но на данный момент я летаю в облаках, и меня не заботит даже мнение Кудрявого.

Наши взгляды встречаются. Я чувствую совпадение наших мыслей, и от этого будто электрический ток бьет в голову. Он улавливает мое желание, не спрашивает ничего, и я благодарна ему за это. Хочется побыть слушателем и узнать Лэйна поближе.

– Намекаешь на то, что сегодня мой черед изливать душу? – Кеннет усмехается, а его руки касаются моей талии.

Я замираю от этого касания, но не успеваю как следует испугаться, так как Лэйн тут же резко встает с места, давая моим коленям свободу. Он пускается во все тяжкие, ведь в ход вступает щекотка. Ее я терпеть не могу и визжу, как ненормальная. Извиваюсь под напором его холодных пальцев. Он нашел самые слабые места – бока и шея. Мне смешно и по-странному приятно. Кеннет одаряет меня теплым взглядом и начинает щекотать еще быстрее, попадая в самые чувствительные зоны. Смех вырывается из груди, и я уже не управляю своими эмоциями. Дергаюсь, как заведенная юла.

– Когда на тебя сел шмель, я подумал, что слышал самый оглушительный крик в моей жизни. Оказалось, что нет, – весело произносит Лэйн. – Ты побила свой же рекорд.

– Ну все, – сквозь смех кричу я ему, – прекрати!

Он отстраняется, и я ловлю ртом воздух. Из легких словно выкачали весь кислород. Я вздрагиваю еще раз и постепенно прихожу в себя.

– Как стемнеет, пойдем к берегу, – не предлагает, а утвердительно произносит Лэйн.

– Не купаться, надеюсь, – добавляю я и морщусь.

Мы сидим друг напротив друга на деревянной скамейке. За стенами беседки темнеет, и я поглядываю за тем, как вечер медленно приближается. Он, словно властелин, побеждает дневной свет, накрывая своим мраком мир. Мою любовь к ночному небу и времени не описать словами. Я готова восхищаться закатами всю свою сознательную жизнь. Стыдно признаться, но я готова жить только ради них и разговоров с Кеннетом.

– Я не понял. – Он проводит рукой по кудрям, убирая их назад. – Ты не любишь воду?

– Люблю.

– Тогда в чем причина твоей неприязни?

Кеннет старательно выпытывает из меня информацию, хотя сегодня я сама планировала этим заняться. На берегу моря я постараюсь вытянуть из него истину. Обещает ли она быть милостивой? Или будет жестокой?

– Лэйн, об этом тяжело рассказывать, – отвечаю я на одном выдохе из-за того, что грудную клетку неприятно сковывает.

Вдохи даются с трудом. Выдохи тоже. Теряю пойманную было волну гармонии, вновь обратившись к напоминаниям о своих комплексах. Никогда не думала, что смогу обсудить их с кем-то еще, кроме Дарена. И теперь мне не верится, но даже сквозь дрожь, я, похоже, готова довериться Кеннету.

– Ты можешь рассказать об этом сейчас, как о секрете. А вместо этого завтра пропустим вечер. – Лэйн смотрит на меня словно под микроскопом, разглядывая каждую эмоцию, появляющуюся на лице.

Горечь в горле не заставляет себя долго ждать. Какое-то послевкусие после теплоты Лэйна смешивается с безразличием. Не знаю, хочет ли моя душа пропускать вечер.

– Это не секрет, Лэйн. Это то, что я стараюсь скрывать, никому не показывать, чтобы не получать усмешек в свой адрес.

Я слишком разогналась, сразу выдала все Кеннету. Сама не ожидала от себя подобного проявления чувств. Рублю сгоряча, и мне легче, намного легче.

– О чем ты?

– О растяжках, которыми усыпано мое тело. – Боль поражает даже самые защищенные участки души. – Они не пропали даже после сильного похудения, и я сама не могу их видеть, а уж показывать окружающим…

Запинаюсь. Слезы снова подкатывают к глазам. Ком, застрявший в горле, не позволяет продолжить рассказ. Мне слишком тяжело. Я отчетливо осознаю: от этой маленькой правды о моем теле Лэйн может уйти. Все мечтают о девушках с идеальной фигурой. А я со своими растяжками просто-напросто не вписываюсь в такую картинку.

Лэйн понимающе опускает взгляд. Мне кажется, что я замечаю появившуюся в нем печаль. Он обеспокоен моими словами. И, более того, сжатые кулаки говорят о его напряжении.

Напоминать самой себе о недостатках – как сыпать соль на открытую рану. Зудит. Это наносит душе еще большее увечье, превращая аккуратный шрам в открытую рану.

– Пойдем на пляж сейчас же, Джитта!

Кеннет хватает меня за руку и резко встает, выпрямляясь. Он горит энтузиазмом. Тащит меня к морю, и я не сопротивляюсь. Касание рук доводит до мурашек, и я очень удивлена этим жестом. Лэйн в какой-то степени зол, и я ничего не понимаю.

Мы буквально бежим к пляжу, и я еле поспеваю за Кеннетом. Пока он идет, успевает сбить несколько камней на своем пути. Его переполняют эмоции. Я вижу, что еще чуть-чуть, и он дойдет до грани – судорожно затрясется. Что, черт возьми, происходит?

– Садись, – приказывает Кеннет.

Мы достигаем берега и идем по остывшему песку к водной глади. Я сажусь там, где до меня практически достают волны.

– Хочешь знать, что за секрет скрываю я, Джит?

Я вижу в его глазах слезы и теряю дар речи. Уже и не знаю, действительно ли я этого желаю. Мне больно смотреть на то, как мучится этот парень.

– Если тебе неприятно об этом говорить, то лучше не стоит.

– Черт! – восклицает он и бьет сланцами по песку. Песчинки взлетают в воздух и рассыпаются. Кеннет не садится. Он все в том же положении стоит и смотрит вдаль, на ярко-красный закат. Мы словно в каком-то фильме, и я молюсь, чтобы конец не выдался драматичным.

– Если…

– Нет, – обрывает меня на полуслове Кеннет. – Я расскажу, чего бы мне это ни стоило.

Мы оба тяжело выдыхаем. Беседа приобретает скрытый смысл. Мы ищем спасательные круги друг в друге, как будто нас бросили в открытом море одних.

– Моей сестре было шестнадцать, когда ее не стало. Всего шестнадцать. У нее впереди было огромное будущее, Джит. Она мечтала стать дизайнером и познакомиться с Донателлой Версаче. – Лэйн задыхается и неустанно ворошит песок под ногами.

Его нервное состояние передается и мне. Безумно жаль слышать все эти слова, пропитанные горечью. Душа Лэйна открывается мне, как скрипучая дверь в тайную комнату, в которую никогда нельзя было входить.

– Никто не помог ей. Никто. Ни я, ни Ванесса, ни отец. Мы жили в своих мирах и не видели, как она задыхалась от боли. Ее использовал какой-то придурок, поиграл с ее чувствами, а потом выкинул. Она перенесла тяжелую операцию на сердце, и даже после этого мы не осознали, какую ценность для нас составляла Аннели. Отец не считался с ней, хотел для нее будущего в крупной компании, подготовил уже какого-то сукина сына для замужества. Ей, черт возьми, было шестнадцать! Она выходила ночью на балкон дома и не спала. Так было каждую ночь. Видимо, находила успокоение. – Кеннет на секунду замирает, и в его глазах читается страшный испуг.

Лэйн весь дрожит, и я решаю встать и обнять его. В глазах стоят самые настоящие слезы, о которых не стыдно сказать. Кеннет доверяет мне самое сокровенное, и я не в силах не принять это.

– Однажды мы нашли ее на балконе. Под утро. Аннели уже не дышала, было поздно. Ее нашла Ванесса. Мы сбежались на крик. Когда я увидел тело сестры, то не произнес ни слова. Я сбежал, как трус, и даже не смог попрощаться. Подонок. – Лэйн мотает головой с раздражением на самого себя. – Лучше бы я сдох вместо нее.

– Не надо.

– А зачем я здесь, Джи? Она была достойна жизни в тысячи раз больше, чем я. Я ведь не смог уберечь ее, не заметил страдания! Не помог! Оставил разбираться со своими проблемами. А она… – Лэйн зажмуривает глаза и быстро вытирает предательские слезы. – Она переживала всегда насчет внешности, фигуры, боялась не понравиться окружающим. Каждое слово было для нее вызовом. Похвала окрыляла, а критика убивала. В конечном итоге последней каплей стало решение отца отправить ее учиться в престижный финансовый колледж, куда она совсем не хотела. Я не встал на сторону Аннели. Не вступился за нее тогда.

– Мне очень жаль, Лэйн. – Я сглатываю ком и трусливо проговариваю это бессмысленное клише.

Голова идет кругом. Отчаяние заполняет меня целиком и полностью. Сердце готово выпрыгнуть из груди. Я понимаю, что нужно поддержать Кеннета, но тяжесть не позволяет сказать что-либо теплое. Я еле справляюсь с внутренним холодом.

– Ее волновало каждое слово. Я спросил тебя тогда: убивают ли недостатки любовь, и ты кивнула. Если бы Аннели не потеряла голову от влюбленности и не потерпела бы потом крах только из-за того, что ей попался не тот человек, она не потеряла бы себя. Не всматривалась бы в каждую складку и растяжку с огромной ненавистью к своему телу. Надевала бы любимые наряды. Она бы жила. Дышала полной грудью. А не была подавлена общественным мнением и низкой самооценкой. Аннели разбилась о шипы окружающего мира, понимаешь, Джит?

Лэйн говорит правду. Мне становится безумно стыдно. Ко мне приходит переосмысление многих вещей, которые я бы никогда не поняла без помощи Кеннета. Чувствую стыд за саму себя.

Лэйн скидывает майку и будто готовится идти в море. Я непонятливо оглядываю его, не решаясь задать вопрос.

– Мне нужно охладиться. Немедленно, – бросает он, оборачиваясь.

В момент я отбрасываю страх. Делаю то, что твердит сердце. Полностью доверяюсь Кеннету, как и он мне пару минут назад.

– Ты все еще стесняешься своего тела, Джи? Все еще ненавидишь растяжки? – Он добивает мою психику. Я сдаюсь.

Кеннет подает мне руку, и я отчаянно за нее хватаюсь. Мы бежим в море, оставляя позади себя лишь мощные брызги.

– Она бы стала известной, я верил в нее всегда, – договаривает с болью в глазах Лэйн. – Мы бы гордились ею.

– Вы ненавидите отца с Ванессой, потому что он причастен к смерти Аннели? – Я дрожу, когда дохожу до самого трепещущего вопроса.

Лэйн кидается в воду и ныряет с головой. Я проделываю это следом за ним, не обращая внимания на то, что не сняла одежду. Она полностью промокает, но я продолжаю плыть.

– Мы ненавидим его за то, что он угробил Аннели, а теперь пытается сделать это с нами, – шепчет Лэйн, подплывая ближе ко мне.

Он притягивает меня за бедра к себе, и я лишь приоткрываю рот, чтобы ответить, но не успеваю, поскольку в следующий момент Лэйн уходит глубоко под воду.

Закат пылает ярко-красным. Я думаю, это знак свыше. Сегодняшний день навсегда останется днем самого сильного откровения. Днем, когда я окончательно пропала в другом человеке.

– Пообещай, что примешь себя, Джитта.

– Таких обещаний не дают, Лэйн.

– Ошибаешься.

– Это еще почему?

– Потому что рядом с тобой оказался я.

Мы одновременно поворачиваем головы к алому зареву и, держась на плаву, взглядами выражаем свое восхищение.

– Это Аннели подарила нам закат, – шепчу я Лэйну на ухо.

– Спасибо. Мне стало легче.