Притворись бабочкой

Глава 28

О чем мечтаешь?

– Лэйн… – Кажется, я выпала из реальности на несколько мгновений.

Кеннет подмигивает мне левым глазом, а я все еще не могу прийти в себя. Шкаф Лэйна наполнен доверху, буквально ломится от еды: чипсы со всевозможными вкусами, яблоки для Несс, апельсины, венские вафли, клубничный пудинг, шоколадки в ярких пачках, газировки и даже панкейки в контейнере.

Как только мы заходим в домик, я сразу же вдыхаю ни с чем не сравнимый цитрусовый аромат. Кажется, Лэйн брызгается еще и одеколоном с моим любимым запахом.

А еще я замечаю легкий беспорядок: вещи Лэйна лежат на застеленной кровати, у тумбы в коридоре небрежно валяются кроссовки. В остальном же все хорошо. Ни мусора, ни пыли. Это радует.

Все кураторы живут одни, вот Лэйн и ночует в своем домике в одиночку. Он повесил на стену два маленьких постера с немецкими цитатами, и они сразу же заинтересовывают меня. Казалось бы, такие мелочи, но я чертовски радуюсь и не могу сдержать улыбку.

– Ты так и будешь пялиться в стену или наконец поешь? – неожиданно выдает Лэйн.

Я прищуриваюсь. Мы вновь оказываемся очень близко друг к другу. Мне достаточно сделать лишь один шаг, чтобы упереться в его грудь лбом. Мне нужно поднимать голову, чтобы посмотреть ему в глаза.

– Мне интересно, как переводятся те фразы.

– Та, что слева, – оборачивается он к первой цитате, – «Sie müssen einen Traum haben, damit Sie morgens aufstehen können».

Услышать из уст Лэйна немецкий – это как окунуться в книги Ремарка. Так же проникновенно и чувственно.

– Что это значит?

– У вас должна быть мечта, чтобы просыпаться по утрам. – Под конец фразы Лэйн немного смущается и показывает ямочки на щеках, которые часто появляются у него, когда он смущается.

– Вдохновляюще, – комментирую я, – и о чем же ты мечтаешь?

Кеннет заваливается на кровать. Он принимает расслабленное положение и мечтательно закидывает голову назад. В такой позе Лэйн походит на философа, который готовится к очередному обдумыванию теории развития Вселенной. Выглядит он, признаться, загадочно.

– Возьми что-нибудь поесть и садись рядом. Помечтаем.

Я смеюсь, и Лэйн не может скрыть своей улыбки. Сегодня я решаю изменить любимым апельсинам с яблоком. Зеленое, оно так и манит меня, и я не могу остаться равнодушной. Главное – есть осторожно, чтобы не было потом стыдно, а хруст не раздавался на весь лагерь, как бывает со мной обычно.

– Видишь вторую цитату? «Macht ist in jedem von uns, aber jener der es richtig benutzt hat, gewinnt». – Немецкий чарующе действует на меня. – Переводится это как: «Сила есть в каждом из нас, но побеждает тот, кто правильно ей распоряжается».

Усаживаясь рядом с ним, я задумчиво обвожу взглядом его кудри. Очень умные мысли! И ведь это чистейшая правда! Все в наших руках, главное – разумно воспользоваться возможностями и приложить усилия, чтобы добиться результата.

Насладиться прекрасными мыслями мне мешает только стеснение, которое я испытываю, глядя на Кеннета. Тяжело пересилить себя и откусить чертово яблоко. Желудок просит еды, неприятно отдавая в спину болезненными ощущениями. Опоясывающая боль, как при гастрите, дотягивается до меня. Вот до чего доводит голодание.

– Джи? – Он зовет меня, потому что я ушла глубоко в себя. – Я уже понял, что ты иногда выпадаешь из реальности, но сейчас в твоем взгляде читается что-то особенное.

И когда только он успел узнать меня так хорошо? Когда увидел все, что я скрывала годами даже от самой себя?

Лэйн без слов поднимается и выхватывает яблоко у меня из рук, а после молча уходит в ванную, ничего не объяснив. Мне остается только удивленно хлопать ресницами, пока комната без него пустует.

– Держи. – Он протягивает мне мытый фрукт, и что-то в душе начинает трепетать в ответ на этот доброжелательный жест.

Это покалывание становится пробуждением теплоты, которую Лэйн может вызвать своими чуткостью и заботой. Не хватает только мягкого пледа, в который мы могли бы завернуться для полного погружения в атмосферу.

– Спасибо, Лэйн. – Я тихо благодарю его, но, кажется, одних слов здесь действительно недостаточно.

Он выключает свет. Комната заливается темнотой, и только изредка вдалеке мигает высокий уличный фонарь. Лэйн наконец выдыхает, приземляясь рядом со мной. Мне уютно, и я забываю о комплексах и наслаждаюсь яблоком. Знаю, что многие стесняются есть напоказ, злятся на самих себя из-за лишних килограммов и страха показаться перед людьми не в том свете, например, испачкаться и выглядеть потом нелепо. Это глупо, наивно, однако с этим сложно бороться.

– Такое ощущение, будто с меня сняли цепи. Хочется делиться с тобой всем, – полушепотом признается Лэйн.

Я осторожно прожевываю кусочек и мгновенно поправляю комбинезон. Ткань немного задралась на ноге, и меня это напрягло.

Думаю над цитатами, которые перевел Лэйн. Он открыт и разговорчив, что для него нетипично. Он бывает скуп даже на эмоции. А сегодня просто будоражит меня – я отчаянно погружаюсь в море чувств и, будто маленькое судно, покачиваюсь на его волнах.

Может ли Лэйн пустить пыль в глаза, а потом бросить меня, как ненужную вещь? Ответа именно на этот вопрос я боюсь больше всего, ведь исход никому из нас не известен.

– Я мечтаю и затем ставлю цели. Правда, одного пункта мне достичь так и не удалось, и я до сих пор виню себя за это каждый божий день. – Он корчит лицо, и я вижу сожаление в его больших глазах. – Хочешь знать о главной страсти моей жизни?

– Ты так и не прыгнул с парашютом? – Я пробую разрядить обстановку.

Лэйн горько усмехается и отвечает:

– Если бы. Мой отец – тот еще сукин сын. Лишил нас всех любимых занятий. Аннели – мастерской и дизайна, Ванессу – театральной школы, а меня – хоккея. Запретил нам заниматься вообще всем. Ему нужны были от нас идеальные результаты в учебе, черт бы его побрал!

Лэйн снимает толстовку и остается в одной майке. В доме и вправду не так прохладно, как на улице. Реакция Кеннета на собственные слова проходится по мне, как нож. Грудную клетку сковывает, и я крепко сжимаю губы, чтобы не сказать чего-то лишнего.

Ванесса лишилась возможности ходить в театральную школу из-за отца, а ведь она стала бы потрясающей актрисой. В ней столько харизмы, уверенности, самообладания, что она с легкостью прошла бы все кастинги и играла бы если и не главные, то уже точно значимые роли в постановках. Аннели… Ее мне жаль больше всего. Ее просто больше нет в нашем мире. Я не могу сдержать слез, ведь сама совсем недавно потеряла близкого человека. Слезы подступают к глазам слишком быстро, и я не успеваю отвернуться, чтобы Лэйн не заметил нездоровый блеск в моих глазах.

Хоккей. Теперь все встает на места: различные постеры с символами команд, которые он успел повесить на шкаф; отличная атлетичная форма Кеннета, его лидерские качества, умение быстро бегать…

– За что он так с вами, Лэйн? – почти дрожащим голосом шепчу я, боясь нарушить тишину, сложившуюся вокруг нас.

Лэйн, погружаясь в воспоминания, пару секунд не издает ни звука. Я понимаю его состояние по стеклянным глазам, которые неподвижно смотрят в одну точку. За пару минут он ни разу не моргнул. Видимо, прошлое захватило его разум, крепко заключив в свои сети.

– Лэйн. – Я касаюсь его плеча. – Я здесь, все хорошо. Ты не один.

– Наша мама умерла при родах Аннели. – Кеннет громко сглатывает тяжелый ком, а я еще крепче прижимаюсь к его руке. – Отец воспитывал нас в одиночку, периодически меняя женщин. Мы с Ванессой поняли – после смерти матери он будет гулять. Не изменится. Мы терпели. Я не давал ни одной из тех женщин вмешиваться в нашу с Ванессой жизнь. Но однажды отец привел в дом абсолютно невменяемую стерву. Он сам превратился в дикого зверя рядом с ней, не видел никого и ничего вокруг. Отец был одержим ею.

Кеннет делает паузу, прижимая меня к себе. Я кладу голову на его плечо и расслабляюсь. Мне хочется согреть его. Я бы зажгла все огни, если нужно, чтобы Кеннет согрелся. И один фонарик в его сердце тоже.

– Случилось что-то, из-за чего он резко на вас обозлился? – Я задаю вопрос, размышляя над возможным поворотом событий.

– Да. Несс и я испортили ее дизайнерские шмотки. Вылили на них вино, растоптали черную смородину, обваляли в пюре из испортившегося банана. Она билась в истерике, когда нашла это все в своей спальне. В тот день они с отцом очень сильно поссорились, она высказала ему все; сказала, что не намерена больше терпеть подобное. Мы с Ванессой и Аннели ликовали, но только первое время.

Месть. Я вспоминаю себя, когда оставила девочек в мужской раздевалке с «наиприятнейшими» запахами. А мы с Кеннетом, оказывается, похожи больше, чем на первый взгляд думается.

– Он обозлился после ее ухода? – Я бросаю свою догадку.

Кеннет кивает и запускает в мои волосы руки. От нежного прикосновения его ладони по коже пробегают мурашки, а в груди начинает бешено колотиться сердце.

– Тебе кто-нибудь говорил, что у тебя шикарные волосы? Мягче я еще не видел.

Я закусываю губу и улыбаюсь во все тридцать два. Комплимент от Лэйна поражает меня в самое сердце. Это так приятно, что я невольно начинаю дрожать. Такие теплые слова говорил мне только Дарен, и лишь в особенные моменты. Так что теперь слышать их от Кеннета непривычно и неожиданно.

– Спасибо. – Щеки мгновенно наливаются краской. – Так что вы собираетесь делать после лагеря?

– Я здесь не только ради отдыха, но и ради денег. Мне платят за кураторство. Ванесса продвигает блоги в «Инстаграме». Мы копим деньги, чтобы потом снять квартиру и съехать из дома, – объясняет Лэйн.

– А в какой части Лондона вы живете? – Это стоило спросить еще в первую встречу.

– Ноттинг-Хилл.

– Серьезно? – Я отодвигаюсь от Лэйна, чтобы посмотреть прямо ему в глаза. – Я могу дойти до тебя пешком максимум за час!

– Ты из Марилебона? – Он косится на меня в изумлении.

– Так точно, сэр! – подставляя руку к голове, говорю я.

Мы замираем после этого короткого эмоционального разговора. Просто глядим друг на друга, не выпускаем из поля зрения, пытаясь взглядами донести друг до друга разные мысли. Я мысленно шепчу Кеннету о том, как рада, что встретила здесь его. А он… Думаю, благодарит за этот вечер.

– И глаза, – резко произносит Лэйн.

– Что?

– И глаза у тебя потрясающие.

– Перестань. – Я указательным пальцем тычу ему в живот. – Сейчас я превращусь в кетчуп.

– М-м, – протягивает он, – мокрый помидор?

Я закрываю лицо руками, чувствуя, как стыд накрывает меня с головой. Я чувствую, что хочу упасть в его объятия, все мои убеждения и принципы просто растворяются в воздухе. Как бы я ни старалась держать эмоции на привязи – это уже практически невозможно. Лэйн отправляет некий импульс в мою душу, и я сразу его принимаю.

– Расскажешь о хоккее? – Я прошу его об этом, потому что ощущаю, с каким трепетом Лэйн вспоминает о нем.

– Это лучший период в моей жизни, – откровенно высказывается Кеннет. – Особенно я обожал тренировки. Летишь по льду, перехватывая шайбу. Несколько секунд, предельная концентрация, и ты бьешь прямо в ворота. Такой кайф! Я всегда кричал во всю глотку, когда забивал, особенно на соревнованиях. Адреналин скачет по венам. Либо ты, либо противник. Идет настоящая битва за победу, где твоя главная цель – это оставить противников без шанса на кубок.

Кеннет рассказывает о хоккее очень живо. Слова льются из его рта как мелодия, которая не хочет заканчиваться. И я внимательно слушаю ее.

– Почему бы тебе не начать снова?

– Джит, это все не так просто, нужно подготовить тело физически, сбежать из проклятого дома, найти нормальную работу, чтобы как-то обеспечивать себя и Несс. – Он тяжело выдыхает и касается ладонью моей макушки.

– Не просто, но ты справишься. Если хоккей так много значит для тебя, действуй. Отказываться от того, что приносит тебе радость, нельзя. – Я прикладываю все усилия, чтобы хоть как-то подбодрить Кеннета.

Мы снова молчим. Я любуюсь небом, по которому стремительно плывут темные облака. Они так напоминают людей, которые гонятся за чем-то каждый день. На землю опускается ночь.

– Джитта? – Его голос приятно отзывается возле уха, а теплое дыхание совсем рядом заставляет прикрыть глаза от необъяснимого удовольствия. – О чем мечтаешь ты?

– О том, что хотела бы исправить ошибки, которые понаделала в жизни.