Проснись, проснись моя звезда

Утро удивительного дня

Скоро крыши и карнизы начнут обрастать сосульками. Хрустальными нитями чистого льда, пылающими холодным солнечным пламенем на каждый поздний рассвет и на каждый ранний закат.

В этот тесный, запутавшийся в тысячах противоречий взаимных претензий и опасений мир (словно котёнок в клубке ниток) приходила весна.

В тесный мир приходила весна.

На солнце - жарко, в тени - холодно. Днём капель, ночами метели. Такова ранняя московская весна. Совсем-совсем ранняя. Многие считают её ещё частью зимы и всерьёз полагают, будто настоящая весна наступит только через пару недель, а то и через месяц. Но Григорий Скрипенов уверен: зима закончилась.

Пусть ночами метут метели и к утру посыпанная песком наледь вновь укрывается тонким слоем свежего снега. Пусть ещё приходится ходить в зимней одежде, а более лёгкие вещи ждут своего часа в большом общем шкафу в комнате в общежитии. Ему нет нужды смотреть на календарь. Когда сменяются времена года, у воздуха меняется запах. Что-то более тонкое чем запах, чего вот так запросто не опишешь словами. Сумма целого комплекса тончайших ощущений. Частью подсознательных. Может быть даже большей частью подсознательных.

Просто однажды утром Гриша проснулся в своей скрипучей кровати и понял, что вот сегодня, вот прямо сейчас закончилась зима и наступила весна. Возможно он уловил приход весны, когда ещё спал. Ведь сложно представить, чтобы такое глобальное явление общемирового масштаба, как наступление весны на планете Земля, дожидалось пробуждения одного-единственного студента. Где общемировой масштаб и где Гриша?

Было ранее утро. В любом студенческом общежитии понятие времени несколько размыто, что и не удивительно, учитывая, что под одной крышей собраны самые разные люди, от сов до жаворонков, от умудрённых студенческой жизнью старшекурсников, до совсем зелёных первокурсников. Но проснулся он действительно рано. На часах только половина шестого утра. Сопят в своих кроватях трое его товарищей. Должно быть досматривают десятый сон.

Первокурсников селят по четыре человека в комнате. Но уже к третьему курсу половина переводилась в институты попроще, а к выпускному оставалась едва ли четверть от общего числа изначально зачисленных. И это ещё не считая входных экзаменов, где вообще отсеивались девять из десяти абитуриентов. Порядки в высших учебных заведениях драконовские, но что поделать. Если тебе дали самое лучшее. Если на твоё обучение потрачены народные деньги. Да что там деньги! Если ради тебя маститые учёные и ведущие инженеры, работающие в передовых областях, специально приезжают из научных институтов и конструкторских бюро, чтобы прочитать курс лекций. То и ты, дорогой друг, уж будь добр, соответствуй, - как сказал на вводной лекции декан их факультета эволюционной кибернетики и адаптивной вычислительной техники. - А не можешь соответствовать, тогда на выход. Хороший техник стране гораздо нужнее плохого инженера.

Сидя в огромном, как стадион, зале, рассчитанном, наверное, тысяч на пятьдесят человек и вместе с остальными первокурсниками слушая декана, Гриша проникся и мысленно пообещал себе, что дойдёт до самого конца курса. Потому, что зачем становиться хорошим техником, если можешь стать отличным инженером? Если сможешь.

Наверное, что-то подобное пообещал себе каждый второй из набившихся в огромный зал, как малосольные сельди в бочку, первокурсников. Если вообще не каждый первый.

Практически все преподаватели, в первую же неделю, честно пообещали студентам приложить все силы, чтобы срезать и отсеять как можно больше человек.

-Имейте в виду, товарищи студенты, буду валить, -обещал молодой профессор с курчавыми, как шёрстка у барашка, волосами, обводя учебную группу тяжёлым взглядом светло-голубых, выцветших глаз. -И не когда-нибудь на старших курсах, а с первой же сессии.

Первокурсники сидели тихо, как пришибленные мыши, и боялись громко дышать. Только сегодня им уже три раза пообещали, что будут жёстко валить на основных и промежуточных экзаменах и контрольных.

Только Гриша, непонятно как набравшийся смелости или безрассудства, поднял руку и, дождавшись разрешения молодого профессора с выцветшими глазами, осмелился спросить: -А зачем нас специально валить?

-Вы вообще, представляете, что может натворить недоучившийся "типа инженер", если его допустить к корректировке логических парадигм стратегического искусственного интеллекта типа "умник"? Или хотя бы тактического ИИ инсталлированного на тяжёлый боевой автоматизированный комплекс класса "светозар" или на сверх манёвренный истребитель с возможностью беспосадочного полёта почти в полтысячи часов?

Вопрос явно риторический. Вряд ли кто из первокурсников, начавших обучение без году неделя, мог бы себе представить последствия маленькой ошибки, совершённой на любом из этапов создания-рождения ИИ, обучения, тестирования или инсталлирования на финальный носитель. Хотя у них было богатое воображение. Воображение, дополнительно простимулированное тяжёлым взглядом выцветших глаз молодого профессора с курчавыми волосами пообещавшего, что легко учиться не будет. Будет тяжело, трудно. Но, боже мой, до чего же интересно.

Половина шестого утра. Гриша ощущал себя полностью выспавшимся и готовым встретить новый день. Столкнуться с ним грудь в грудь. Даже не скажешь, что лёг в первом часу и проспал, получается, едва ли пять полных часов. Голова ясная, ни следа сонного дурмана. Тело полно жизни, энергии, внутреннего огня, как будто после хорошей разминки. Он с удовольствием потянулся, заставив скрипучую кровать привычно заскрипеть. Соседи по комнате и ухом не повели. Любой первокурсник, в первые же недели после заселения в общежитие, неизбежно обретает мистическое умение спать при свете, когда над ухом разговаривают соседи или просто спать, когда выдаются свободные полчаса.

Скосив глаза на прилепленную над дверью плёнку-монитор, Гриша убедился, что сейчас отнюдь не половина шестого, а всего лишь без двадцати. Получается он чуть ли не десять минут валяется в постели, предаваясь воспоминаниям о первых днях учёбы в московском технологическом университете, он же высший технологический. Стоило ему подумать об этом. Осознать сам факт того, что последние десять минут упражнялся в ретроспективе, как на него тотчас навалилась ещё большая гора воспоминаний. Как он проходил онлайн-тестирование, на поступление в высший технологический. Странно, он тогда практически не волновался. Родители волновались. Младшая сестрёнка Ленка держала за него скрещённые пальца. Старший брат тоже слал из северного Мурманска через сеть подбадривающие видеограммы. Все они волновались, а Гриша нет. Он откуда-то был уверен, что сдаст. И сдал. Так хорошо сдал, что его результатами заинтересовались в самой Москве.

Вот когда его собеседовала по видеосвязи приёмная комиссия из московского технологического, Гриша разволновался. Но, наверное, члены приёмной комиссии оказались привычны к волнению абитуриентов. Тем более если те не коренные москвичи, которым, как известно, море по колено и которые чуть ли не за руку здороваются с самим генеральным, а мальчишка из небольшого городка, одинаково отдалённого что от кипенной Москвы, что от хладного Мурманска. Его приняли в высший технологический. На факультет эволюционной кибернетики и адаптивной вычислительной техники. Самый лучший факультет, как по мнению самого Григория, его родителей, младшей сестрёнке Леночки и старшего брата, занимающегося обслуживанием атомных ледоколов в мурманском порту.

Воспоминания нахлынули, захлестнули и отошли. Объективного времени прошло едва ли пять минут, а субъективного, охваченного ретроспективным внутренним взором, порядка двух месяцев. Странная штука человеческий разум. Та крохотная часть, подобно верхушке айсберга, венчающая скрытую под водой внесознательного махину. А знаете, что самое странное? То, что люди, до конца, не понимая, как мыслят они сами, сумели придумать и создать искусственный разум, воплощённый в алгоритмах нечёткой логики и нейронных сетей. Совсем не похожий на их собственный. Почти совсем не похожий.

-Почему у меня сегодня такое хорошее настроение? -подумал Гриша. -Что сегодня за день такой?

И тут он вспомнил. Или, может быть, понял - сегодня первый день весны! Вот прямо сейчас.

Как будто весна, чтобы наконец наступить, дожидалась пробуждения именно его, студента-первокурсника, Григория Валерьевича Скрипенова.

Или, быть может, он проснулся ровно к тому моменту, когда должна была наступить весна? Чтобы молча, в одиночестве, поприветствовать её приход, пока все остальные спят.

Или это он сам придумал себе, ведь до календарной весны ещё полтора месяца, а чуть кривовато наклеенная на стену плёнка-монитор, кроме текущего времени показывала ещё и погоду на улице: минус восемь и усиливающийся снегопад. Но нет, Григорий твёрдо знал, что сегодня наступила весна. Самая-самая ранняя. И пусть только чуткий внутренний детектор внутри у одного Гриши определил - она пришла, а остальные и знать не знают. Зато знает он. Тот самый запах, который не запах, а нечто более тонкое, как чувство направления на магнитный полюс у перелётных птиц или вдохновение у поэтов, чётко утверждало: вот прямо сейчас, она наступила. И это совершенно точно.

-Поэты? При чём здесь поэты? -спросил себя Гриша. -Если бросаться сравнениями, то следует сравнивать не с вдохновением каких-то там стихоплётов, а с интуицией инженеров и наитием опытных конструкторов. В поэты идут те, кого не взяли в инженеры!

Он рывком поднял себя с недовольно отозвавшейся коротким скрипом кровати. В комнате темно, но привыкшие после сна глаза отчётливо различают контуры предметов. Чуть света даёт плёнка-монитор со скользящими по ней цифрами времени (уже шесть!) и погодой. Будь он сейчас у себя дома, окна казались бы чёрными провалами в темноту ночного леса. Но здесь, в Москве, окна - это диковинный пульт, светящийся сотней тысяч лампочек и контрольных индикаторов. Московские окна - сказочные сокровищницы полные разноцветных драгоценных каменьев, что лежат буквально горстями. Это тысячи крохотных и больших огоньков самых разных оттенков, отсюда и чуть ли не до горизонта: уличные фонари, окна жилых домов, вывески, подсветка зданий и фары лишь самую чуть обмельчавшего потока машин на широких улицах города.

Отсветы ночной Москвы довольно неплохо освещали комнату общежития. Можно даже разглядеть лица товарищей по учёбе спящих в своих кроватях. Таких же скрипучих, как у Груши. Хотя нет, ему досталась самая скрипучая.

В коридоре пусто и гораздо темнее. Там меньше окон, нормальный свет выключен, горят только лампы ночного освещения, по сути освещая только самих себя.

Глупо и невозможно валяться в кровати в первый день весны.

Гриша пошёл на кухню. Не потому, что хотел есть, а потому, что там были самые больше окна. Целая стена из креплённого стекла, которое, говорят, прочнее железобетона. Перед стеклянной стеной зеленел лес растений в кадках. Небольших, не выше человеческого роста, но полезных. Одни вроде бы угнетали патогенную микрофлору, которая так и норовит вырасти в местах, где едят и готовят. Другие растения что-то полезное выделяли в воздух. Обычный набор зелёных насаждений. В той или иной вариации подобный встретишь в каждой школе, больнице или в любом другом месте, где людям приходится долгое время находиться в относительной скученности. Некоторые держат биоаппы даже дома, вместо цветов. Не так красиво, чуть более сложнее ухаживать, но зато и пользы больше. В семье Скрипеновых искусственно выведенные растения не жаловали. Зачем они нужны, если в маленьком городе стоило только открыть окно, чтобы впустить запах соснового леса.

Комната Григория расположена на девятом этаже шестой тридцатиэтажной здании-свечке общежития университета. Разумеется, всё здание общежития обслуживает не одна-единственная кухня, их ровно десяток, по одной на каждые три этажа. Кухня не только собственно кухня, где можно выпить кофе, схомячть бутерброд из автомата или разогреть принесённое с собой. Она ещё место где можно посидеть большой компанией, не напрягая соседей по комнате или уединиться, спрятавшись от взглядов за широкими влажными листьями биоаппов. Не даром это место занимает добрую треть этажа и среди студентов получило прозвище кают-компания.

В отличии от коридора, в кают-компании горит свет. Точнее, та часть, что ближе к дверям, где стройными рядами выстроились микроволновки, раздутые, как воздушный шар холодильники, кофейные машины и продуктовые автоматы освещена. А дальняя часть помещения тонет в полумраке, насыщенном тёмно-зелёными силуэтами биоаппов расставивших широкие радиальные листья, словно ладошки.

Григорий не ожидал здесь встретить множество сокурсников. Может быть одного, максимум двоих, в такой час, тихо работающих за мерцающими экранами индивидуалок, рядом с чашкой наполовину выпитого и уже безбожно остывшего кофе. Однако в кают-компании собрались человек двадцать. Не так много, для помещения, рассчитанного на две сотни, а именно столько жильцов наберётся в сумме на ближайших трёх этажах. Но и не один - два, запоздалых полуночника, как ожидал Гриша. Что они все тут делают?

Состав бодрствующих не однороден. Кажется, будто собрались представители всех курсов, от первого, до пятого, выбранные случайным образом. Кто-то ждал у негромко бурчащей, явно разбуженной после ночного сна, кофейной машины. Кто-то сидел так, без всего, в тёмной половине, устремив взгляд в стеклянную стену за которой сверкала и переливалась ночная Москва. Пара человек негромко переговаривались, но они все явно не являлись одной группой, одной компанией. Просто случайным образом выдернутые из тёплых и скрипучих постелей люди, зачем-то собравшиеся в кают-компании ранним, ранним утром, когда до начала занятий ещё остаются добрых три часа.

Гриша вдруг почувствовал будто бы почти опоздал. Как если бы он пришёл последним на уговоренную заранее встречу. Вот только ни о чём таком он ни с кем не договаривался.

Он кивнул, приветствуя собравшихся, мысленно произнеся "привет". Почему-то говорить вслух показалось неправильным. В ответ получил несколько приветственных кивков и опять же без лишних слов. Только тихо гудят холодильники. Бурлит кофейная машина, смешивающая в своих внутренностях реагенты и продолжает литься беседа двух старшекурсников, едва слышная и неразборчивая, как шорох холодильных компрессоров.

Замявшись в дверях, но едва ли на пару секунд, Гриша прошёл в дальний конец кают-компании погруженный в полумрак. Мимо резко, но приятно пахнущего биоаппа достающего ему до подбородка. Там, у стеклянной стены, сидела Ирка с параллельной группы. Тоже первокурсница и с его факультета, пусть и с другой группы, но он хотя бы знал её имя, и она должна была помнить его в лицо.

-Привет, -тихо прошептал Гриша, устраиваясь рядом.

Ирка улыбнулась ему, как старому знакомому, хотя они лишь пересекались на общих занятиях и здесь, в кают-компании. Гриша не был уверен, что она знает, как его зовут. А может быть и знает. Он ведь запомнил её имя...

За тёплой прозрачной стеной шёл снег. Крупные хлопья смывали, размазывали блеск огней ночного города. Но не могли смыть полностью, он пробивался сквозь снежную завесу как огонь Прометея. Не та, относительно простая, экзотермическая реакция скоростного окисления, которую и называют горением. Электричество - вот прометеев огонь нашей эпохи. Он превратил ночные города в россыпи сверкающих брильянтов.

Гриша спросил: -Что здесь происходит?

-Ничего.

-Зачем все собрались?

-А ты зачем пришёл? -также шёпотом поинтересовалась Ирка.

Ветер снаружи закрутил падающие снежинки, собрал в охапку и бросил в стекло.

Гриша знал почему он здесь, но сказать вслух постеснялся. Кто ему поверит, при такой-то погоде.

Вместо него это слово произнесла Ирка. Сказала шёпотом, но без пиетета, как нечто обыденное, известное всем вокруг и чуть ли не скучное: -Весна...

-Что?!

-Весна наступила.

Очередная охапка снега в стекло... И робко качаются листья ближайшего биоаппа. То ли от их дыхания, то ли сами по себе. Они ведь наполовину машины и наполовину растения, эти биологические аппараты многофункционального назначения. И так сразу не скажешь какой половины там больше. А, впрочем, не имеет значения.

Гриша молчал, обдумывая новую информацию. Наконец он признался: -Думал, что только я это чувствую...

-По статистике где-то четыре человека на тысячу имеют это странное и бесполезное чувство, -сообщила Ира. -Ощущение смены. Чувство прихода весны. Его по-разному называют.

-Четыре человека на тысячу, -Григорий окинул взглядом собравшихся в кают-компании полуночников или, учитывая, что уже седьмой час утра, предрассветников. Цифры не складывались.

Правильно поняв его заминку, Ира пояснила: -Наибольшая концентрация людей, обладающих чувством весны, выявленна в высших учебных заведениях.

Гриша вскинул бровь: -Корреляция?

Он умел вскидывать одну бровь так, чтобы другая оставалась неподвижной придавая лицу скептическое и чуть недоверчивое выражение.

-Может быть только лишь с возрастом, -пожала плечами Ира.

В столовую вошёл отчаянно зевающий старшекурсник. Проморгавшись, он с удивлением уставился на них. Потом, видимо, мысленно махнул рукой и направился к кофейной машине по пути поздоровавшись с парой знакомых. По его виду явно понятно, что он не принадлежит к таинственному братству "людей весны" как успел окрестить их всех Гриша. Просто вставший пораньше студент, может быть собирающийся что-то перечитать перед ближайшей контрольной или мучающийся бессонницей любитель крепкого кофе. Один из них, но не такой как они.

-Откуда ты всё это знаешь, про ощущение смены и четырёх человек из тысячи? -спросил Гриша.

Ира досадливо отмахнулась: -Читала в сети.

-Ага, -кивнул он, -ага.

-Рада была провести первое весеннее утро в твоей компании, Григорий, -сказала Ира и он обрадовался, что она знает его имя.

Ира пояснила: -Собрались сегодня встать пораньше с девчонками...

Она улыбнулась, как если бы сказала шутку понятную не всем. Например, только им двоим. Или только "людям весны" и никому больше.

Под потолком вспыхнули лампы рывком отбрасывая уютный полумрак прочь, за стеклянную стену-окно. Кто-то из пришедших позавтракать с утра по раньше студентов включил в кают-компании полное освещение.

-Увидимся, Ир, -попрощался Гриша. Сегодня был со всех сторон удивительный день и, на самом деле, он пока ещё даже не подозревал насколько удивительный и необычный.

Первый день весны, самый первый, самой ранней. Но не только.