Глава 18

Этот человек, правильнее будет сказать «молодой человек», за свою короткую жизнь придумал идеи, которые начинают воплощаться лишь в XXI веке: взаимное сближение культур, глобализм и все такое прочее. Этот уроженец провинциального балканского царства был настоящим космополитом и мир видел не одной гигантской общей тюрьмой, не дикими джунглями, в которых все воюют со всеми, но переливающуюся разными красками мозаику, в которой есть место всем и каждому.

В 332 году до н. э., за два года до знаменитой битвы у Гавгамел, войска Александра беспрепятственно вошли в Палестину. Лишь Газа доставила им неприятности, но она всегда и всем доставляла одни только неприятности и продолжает заниматься этим по сей день.

Здесь, на горе Скопус, возвышающейся над Иерусалимом, встретила Александра делегация израильтян во главе с первосвященником Шимоном, прозванным Праведником. (Возможно, он таковым и являлся.) Это было значительно большим событием, нежели просто встреча молодого полководца — ему было всего двадцать три года — с престарелым религиозным лидером. Впервые лицом к лицу встретились два мира — греческий и иудейский, — два мира, которым было суждено совместно заложить основы европейской цивилизации. С этих пор взаимно обогащающее друг друга противостояние Афины—Иерусалим становится залогом развития Европы.

Свита Александра полагала, что он прикажет первосвященника казнить, а город — разграбить, поскольку на недавнее (через послов) предложение Александра оставить персов и перейти на его сторону первосвященник с достоинством ответил, что присягнул Дарию не поднимать против него оружие, а слово привык держать. Александр рассердился, и, понятное дело, люди его ожидали от него вполне определенных шагов. Но то, что Александр сделал, привело их в полное недоумение. Ибо он глубоко поклонился первосвященнику и первым его поприветствовал, а когда соратник Парменион осведомился о причинах такого странного поведения, объяснил, что именно этого старика и именно в этой одежде (кстати, Шимон по случаю встречи с Александром оделся очень шикарно) он видел во сне, когда обдумывал, как завоевать Азию. Так вот именно этот старик в этой самой одежде ободрил царя и посоветовал не тянуть резину, а быстро переправляться через Геллеспонт.

Вот такая фишка! Теперь, между нами, зачем Александру было врать? Что он с этого имел? Ничего! Значит, все так оно и было, и было это в городе Диа. К сожалению, насколько нам известно, город этот больше не существует, и мы не можем указать на место, где именно Александр увидел во сне Шимона. Да и вообще это было в Македонии.

В ходе встречи Александр изъявил желание поставить свою статую в Храме, чем вызвал тихую панику в рядах священников, ибо, как известно, статуи в Храме запрещены напрочь, а голая — Александр любил изображаться в обнаженном виде — это уже совсем! И тут Шимон сделал Александру предложение, от которого тот не смог отказаться. «Статуя, — сказал первосвященник, пожав плечами, — недостойна тебя, Александр, — поди знай, что с ней может случиться: то нос отвалится, то, упаси боже, сам знаешь что… Какая уж тут достойная тебя вечность? То ли дело, если мы твое имя внесем в список рекомендуемых нами еврейских имен и для начала всех первенцев мужского пола, кто родится в этом году, назовем Александр». Александр был, как мы уже говорили, незаурядный человек и быстро смекнул, что почем. На этом порешили и разошлись, довольные друг другом.

Александр двинулся навстречу своим великим победам и скорой, через десять лет, смерти.

*

Следя героев путь победный,

кляня судьбу свою никчемную,

не забывай, завистник бедный,

про участь ихнюю плачевную.

Он не мог жить без войны. Сохранилась древняя легенда, будто у него были два рога, росших остриями внутрь. И как только он прекращал свои походы, они впивались ему в мозг, и он кричал от боли.

Где он похоронен, в точности неизвестно, но во всяком случае не в Израиле, а могилка Шимона Праведника — вот она, на Шхемской улице в иерусалимском районе Вади-Джоз. После смерти Александра его генералы, которых звали диадохи (по-гречески — преемники), лишенные его талантов, а главное — абсолютно чуждые идеям Александра, передрались друг с другом, и в результате трое самых крутых разорвали империю на три части. Израиль сперва достался Птоломею, который царствовал в Александрии.

Поначалу все было хорошо, а потом, как водится, стало плохо. Но это потом, а пока евреи впитывали греческую мудрость, а греки наоборот.

Птоломей IV Филадельф зазвал в знаменитую Александрийскую библиотеку семьдесят двух еврейских мудрецов (на полный пансион!), с тем чтобы они перевели ему Библию (ее канонический текст установился в конце персидского правления) на греческий. Мудрецы засели за работу, каждый поодиночке, а когда переводы были готовы, то выяснилось, что в них все совпадает досконально, вплоть до точек и запятых. Пораженные греки назвали этот перевод «Септуагинта» — «Семидесятница». Почему они не назвали его «Семидесятидватница» — очевидно: для греков главное — красота, а «Семидесятница» звучит красивее. Для евреев же главное — точность, и каждый читающий нашу книгу может в этом убедиться воочию.

*

Евреи, чужую культуру впитав,

и творческим занявшись действом,

вливают в ее плодоносный состав

растворы с незримым еврейством.

В эпоху Птоломеев евреи вкусили от эллинского духа, и многим из них понравилось. Не забудем, что эллинизм был последним криком моды — а кто же устоит перед модой? Евреи второй раз (первый был в Египте, но с неудачными последствиями) приобщились к большому, воистину большому миру. Они перенимали стиль одежды, способы ведения сельского хозяйства, греческие имена и многое другое. При всем при том греки смотрели на евреев сверху вниз, и не без оснований: у греков было много разных богов, а у евреев — один; у греков было много красивых храмов, а у евреев опять же один, да и тот так себе; и наконец, у греков было много разных книг, написанных Платоном, Аристотелем и другими выдающимися философами, а у евреев всего одна, идеи которой были греками более чем чужды, и еще у греков были театр с комедией и драмой, скульптура и прочие художества, а у евреев — пшик.

Часть евреев была совершенно очарована новым миром. По-ученому их называют «эллинисты», а в народе их звали «обгреченные». Другая же часть (как правило, победнее и попроще) от греков и их культуры нос воротила, заявляя: нам их красоты не надобно, нам в своем болоте сидеть приятнее, у нас свои ценности имеются, — их звали «хасиды» («приверженцы»).

Две эти группы любви большой друг к другу не питали и в полемике частенько прибегали к кулачным аргументам. Трудно сказать, чем бы кончилось дело, если бы ев­реев оставили в покое, но их в покое не оставили. (Вообще, ежели очень не любить евреев, лучше их вообще не трогать, тогда они сами с собой разберутся. Почему-то такая простая мысль никому не приходит в голову вот уже две с лишним тысячи лет.)

На этот раз евреям помешали жить спокойно Селевкиды, то есть потомки диадоха, которому досталась Сирия с ее окрестностями. Селевкиды потеснили Птоломеев, Иудея перешла в их сферу влияния, и вот тут-то начались неприятности. Ибо то, что раньше евреи делали по собственной воле, теперь им навязывалось насильно, а это уже евреям не понравилось: они всегда были восприимчивее к прянику, нежели к кнуту. В результате евреи возмутились, и тогда царь Антиох IV захватил Иерусалим, запретил соблюдать субботу, Храм осквернил, превратил в святилище Зевса, где ко всему еще и отправляли культ Диониса, и, что уже выходило за все рамки, попытался заставить евреев есть свинину.

Тут возмутились даже те, кто раньше с удовольствием ее употреблял: одно дело — есть свинину потому, что вкусно, и совсем другое — потому, что так велели. Конечно, не обошлось без соглашателей, но большинство народу было готово постоять за свое «из принципа». И вот это «из принципа» оказалось мощной пружиной, и восстал еврейский народ.

Волею судеб во главе этого бунта оказался священник Матитьягу из рода Хасмонеев со своими сыновьями. Жили они прежде в деревушке Модиин. Поначалу греки не придали большого значения этой мелкой (как им казалось) смуте, но репрессивный поход губернатора Рамаллы и Бир-Зейта закончился полным разгромом греков. Тогда против мятежников двинулся достаточно известный генерал по имени Сирон. Но и его постигла та же участь. Произошло это в ущелье Бейт-Харон на шоссе № 443. Здесь же через некоторое время старший сын Матитьягу Иегуда, прозванный Молотом — Маккавеем, уничтожил армию Никанора, а сам генерал был убит. Еще через много лет здесь же во время Великого восстания евреи нанесли сокрушительное поражение Двенадцатому римскому легиону под командованием Цестия Галла.

Короче, интересное местечко это ущелье: все, о чем мы говорили, было именно здесь!

Итак, профессиональная армия, превышающая силы народного еврейского ополчения в пятнадцать раз (!), как это было в битве при Бет-Цуре к северу от Хеврона (греки были так уверены в победе, что в обозе армии было много работорговцев, надеявшихся поживиться живым товаром), терпит сокрушительное поражение. Знаменитый полководец, наместник всего Ближнего Востока Лисий с трудом спасается бегством. Наследники победоносных диадохов армии великого Александра оказываются бессильными перед любительскими отрядами Иегуды Маккавея. В результате Маккавеи захватывают Иерусалим и провозглашают независимость.

Загрузка...