Путеводитель по стране сионских мудрецов

Глава 35

Только что мы в предыдущей главе зачеркнули нетактичную фразу о том, что даже животные не гадят в свои кормушки, как одновременно спохватились: мы ведь ничего не написали о прекрасных местных зоопарках!

Политикой в Израиле пропитано все без исключения, даже животный мир. Сейчас мы это поясним. В 2003 году были здесь выборы, в результате которых пришел к власти великий военачальник и герой Арик Шарон. Спустя два года он вывел евреев-поселенцев из Газы. Это было деяние, достойное Моисея, считали одни, другие же (в частности — сами поселенцы) полагали, что это было вопиющей несправедливостью и разрушением основ государства. Надев оранжевые одежды (под влиянием украинских событий, очевидно), поселенцы денно и нощно проклинали своего недавнего героя, громко заявляя, что такое подлое предательство они и не простят, и не забудут. Так вот, надо сказать, что у Шарона был любимый попугай. Конечно, говорящий. Жили они очень дружно, пока не началась предвыборная кампания. Попугай вместе с хозяином внимательно слушал предвыборные речи, и Шарон вдруг обнаружил, что симпатии его болтливой птицы отданы усатому вождю Рабочей партии Амиру Перецу. И более того: он выучил и начал повторять куски из лозунгов презренного соперника. Такого, разумеется, Шарон простить не мог. Поцеловал он попугая в хохолок и передал в подарок Иерусалимскому зоопарку. А зоопарк этот слывет островком терпимости и мирного сосуществования в бурном море ближневосточной действительности. Любовь к нашим братьям меньшим объединяет всех: евреев и арабов, религиозных и светских, левых и правых. Все они мирно прогуливаются здесь по аллеям, восхищаясь разнообразием и очарованием царства фауны. И вот это согласие было грубо нарушено двумя горластыми попугаями, которые бессовестно заявляли о своих политических предпочтениях. «С Амиром Перецом к лучшей жизни!» — без устали призывал попугай Шарона. А второй, сидящий рядом (как попал он в зоопарк, нам неизвестно), стоило ему увидеть оранжевое одеяние, грозно и скорбно восклицал: «Не забудем, не простим!» Как только весть об этих выкриках дошла до дирекции зоопарка, последовал приказ: немедленно убрать двух цицеронов из экспозиции и сослать в здание администрации. Бессрочно. И по сей день живут они где-то в коридоре, безуспешно агитируя сотрудников.

*

*

Устройство Иерусалимского зоопарка в корне отличается от другого крупнейшего зоопарка страны - Рамат-Ганского сафари. Там животные находятся в почти естественной среде обитания, посетители ездят среди них на машинах. Стекла машины должны быть непременно подняты, иначе вас могут ожидать неприятные сюрпризы вроде молниеносной атаки страуса, птицы здоровущей, глупой, агрессивной и прожорливой.

Иерусалимский же зоопарк, помимо обычных для зоопарка целей, имеет наиглавнейшую и важнейшую: способствовать сохранению и умножению животных, которым грозит исчезновение. И в этом благородном деле он достиг немалого успеха: так, восстановлена популяция оленей Давида, сегодня населяющих Иудейские горы в районе Иерусалима. Идет работа по восстановлению популяции орлов на Голанских высотах. Интересно, что сначала сотрудники допустили ошибку: выращивали орлят в полной гармонии птицы и человека. В результате орлы людей не боялись, а зря, ибо человек — это такое животное, к которому не стоит лететь доверчиво и без опаски. Живущие на Голанах друзы, герои и охотники, этих орлов убивали, хоть и непонятно зачем — ведь птица несъедобная.

Теперь орлята — от момента вылупления из яйца и до выпуска на свободу — людей не видят вовсе: даже рука кормящего их человека одета в перчатку, сделанную в форме орлиной головы.

Замечательное это попечение о спасении животного мира имеет и свои забавные стороны. Однажды привезли в зоопарк каких-то суперредких фламинго. Они прижились, грациозно двигали своими длинными телами и ногами, только размножаться напрочь не желали. Поначалу думали, что им не хватает какой-то специальной африканской грязи, из которой они лепят гнезда. Слетали в Африку, привезли эту грязь. Увы. Тогда решили, что, возможно, либидо фламинго пробуждается в коллективных любовных играх: чем больше народу, тем сильнее либидо. Притащили зеркала, установили по периметру вольера. Фламинго посмотрели в зеркала и столь же холодны остались. Тогда парня, который за ними ухаживал, послали в Сан-Диего, где находится самый главный в мире центр этих фламинго. Он полгода там учился, но рецепта пробуждения либидо найти не удалось. И тут вдруг орнитологи, уж было приунывшие, узнали, что в далекой Англии есть некая лаборатория, которая (за денежки немалые) способна по перу любой птицы с достоверностью установить причины, по которым она не размножается. Тут выдрали у каждого фламинго по перу, упаковали, отослали в туманный Альбион и стали ждать ответа. И через месяц он пришел: все птички до одной — женского пола.

Другая же история имеет отношение к соперничеству Иерусалима и Тель-Авива. Рассказал ее нам директор зоопарка, очень симпатичный (как и все, кто здесь работает) человек по имени Шай. Все началось с того, что в Иерусалим доставили двух белых носорожиц. К животным этим можно относиться по-разному, но Шай нас уверял, что обе — красавицы каких поискать. Носорожицы эти вошли в пору цветения, но оплодотворить их было некому — увы. И тут сообразили, что в Рамат-Гане (позабыли мы напомнить, что это часть большого мегаполиса под общим названием Тель-Авив) есть носорог — ну чистый Дон Жуан. И после соответственных переговоров этот образец мужских достоинств прибыл в Иерусалим.

— Но вы же знаете, — сказал нам Шай, — ведь эти тель-авивцы, стоит им проехать Шар-Агай (въезд в Иудейские горы), и с ними что-то происходит. Вот и наш Ромео впал в совершенную прострацию: как ни выступали перед ним наши красавицы и как ни шевелили своими роскошными филейными формами, а он стоит, этот, с позволения сказать, гусь, и ничего не хочет предпринять. День — ничего. Два — ничего. А между тем время, отведенное природой для зачатия носорожиков, катится к концу. И тогда смотрителю носорогов пришла в голову гениальная мысль. Сел он, как со значением подчеркнул Шай, в свою собственную машину, помчался в Рамат-Ган, дождался, пока некий мужского пола носорог совершил утренний туалет, собрал лопатой эти экскременты и поспешил обратно в Иерусалим. А там он раскидал этот навоз по территории, где так напрасно млели носорожицы и каменел упрямый носорог. Но стоило ему учуять запах возможного соперника, как он взъярился, всякую задумчивость стряхнув, — и понеслось!

Он кинулся на самок, словно молодой солдат, приехавший в деревню на побывку. Он их покрыл со всем старанием известного заезжего производителя и оправдал свою гастроль сполна: в вольере теперь ходит носорожик дивной красоты и нежности. И никогда он не узнает, чему он обязан своим появлением на свет.

Итог сей благоуханной (в полном смысле этого неоднозначного слова) истории подвел Шай. «Понимаете, — сказал, пожав плечами, этот иерусалимец, — дело в том, что тельавивцу, чтобы как-то действовать, необходимо хоть немножечко дерьма».

Еще нас потянуло рассказать, что в Иерусалиме, в самом центре, некогда располагалась лаборатория (а после переехала куда-то), которая занималась противоядиями. Укусил вас, например, какой-нибудь свирепый насекомый зверь, ан есть уже спасительная сыворотка некая, в которой за основу, кстати, взят как раз убойный яд напавшего злодея. Именно поэтому там содержали много скорпионов и других подобных тварей, в изобилии там были также змеи ядовитые. Еще там почему-то двух рысят кормили, крокодильчик имелся и другая живность.

Но история — о змеях. Наш приятель там работал их кормильцем. Он еще и клетки убирал и змей уже ничуть не опасался. (Тут необходимо сообщить, что он уволен был впоследствии по изумительной причине: дважды укусила его эфа, чей укус заведомо смертелен, а приятелю — ну хоть бы хны. Его уволили, чтоб он науку не компрометировал своей бесчувственностью подлой.) Однажды мы к нему зашли, когда он подопечным тварям щедро скармливал мышей. Живых, естественно. Держал в руках коробку с мышками и змеям их кидал. Ему это привычно было, мы старались не смотреть. Но вдруг увидел и, что он сперва с размаху мышку бьет о плиты каменного пола, а потом только кидает змеям. Тут мы отошли подальше (все равно все время слышали: шмяк, шмяк), а только он освободился и мы решили покурить, его немедленно спросили, зачем он так именно делает. А это, объяснил он нам, такой в террариуме принят акт милосердия: те змеи, для которых он сначала мышек бьет о камень, — не глотают пищу, а жуют, и он мышей таким кошмарным образом от лишнего мучения освобождает. Признаться, мы ушли от него в легком потрясении. Нам стало ясно, что Творец довольно часто поступает так и с нами, только мы этого не понимаем.

Но оставим эту философскую идею, лучше нам поговорить о тех созданиях, из-за которых лаборатория возникла. В Израиле довольно много водится малоприятных пауков, тарантулов, скорпионов, фаланг, змей и прочей нечисти. Но ежели не бегать босиком по полям, пескам, лесам и горам, то опасности они не представляют, так же как волки, лисы, дикобразы, гиены и шакалы, кабаны и даже леопарды, — если вам, конечно, не придет в голову желание потрогать этих милых зверюшек. Антилоп, газелей и оленей можно видеть всюду, и порою они даже забегают в города. Надо заметить, что Израиль, а в особенности — рыбные пруды на севере его, — излюбленное место перелетных птиц на их пути из Европы в Африку и обратно. По весне в небе можно наблюдать изумительной красоты птичьи балеты — куда там Петипа! А некоторые из перелетных птиц, журавли к примеру, уже сообразили, что лететь отсюда в Африку им совершенно ни к чему, и остаются на зимовку здесь. Наверное, потому, что здесь приятнее.