Путеводитель по стране сионских мудрецов

Глава 39

Итак, Израиль стал самостоятельной и независимой страной. Это, конечно, замечательно, но даже независимый народ все-таки хочет есть, пить, работать и иметь, если возможно, крышу над головой. Народ меж тем прибывал. Со страшной скоростью. За два года население Израиля удвоилось — случай радостный, беспрецедентный в истории любого государства. И, ясное дело, гладко эта радость пройти не могла.

Начнем с того, что страна чем-то смахивала на классического испанского идальго: независимая, гордая и нищая. Приезжавших селили в палаточных лагерях, сараях и бараках. Необходимо было строить жилье. Именно тогда Израиль стал покрываться кошмарными, безликими, сляпанными на скорую руку унылыми районами, слепленными из крохотных квартир-клетушек. Людей надо было кормить, обучать языку, а главное — дать им работу. В общем, для того, чтобы хоть как-то справиться с этой большой радостью, нужны были деньги, а их, естественно, опять не было. Президент страны Вейцман исхитрился добыть заем у США на сумму в сто миллионов долларов, но этого не хватало. Тогда государство обложило налогами все, что только могло быть ими обложено, и проявило в этом деле немалую изобретательность — например, налог на билеты в кино и театры. Но и этого было мало. И тогда Бен-Гурион решился принять репарации из Германии.

Что тут началось! Народ встал на дыбы: «Позор! Брать деньги за кровь!» Пошли беспорядки, демонстрации, слезоточивый газ… И тем не менее Бен-Гурион и здесь поступил так, как считал нужным, а нужным он считал, несмотря на позор и стыд, взять эти деньги, ибо без них было попросту не выжить.

Вряд ли ему это решение далось легко и приятно. Но разве в Библии написано, что премьер-министр должен принимать легкие и приятные решения? Нет, в Библии, с уверенностью заявляем мы, такого не написано. А что касается народного мнения, то по этому поводу Бен-Гурион сказал очередную историческую фразу: «Я не знаю, чего хочет народ, я знаю, что нужно народу».

Затем, покончив с немецким вопросом и понимая, что арабы не успокоятся до тех пор, пока Израиль не будет уничтожен, он озаботился обороной, затеял ядерный проект и выстроил в Димоне реактор, который долгое время выдавал за катушечную фабрику. Правда, не все ему верили. С другой стороны, никто не хотел верить, что нищая страна без промышленности, денег и науки в силах состряпать себе реактор, где можно сделать атомную бомбу, так что вроде это все-таки была катушечная фабрика. Потом уже предатель Мордехай Ваануну рассказал всему миру, что это все-таки реактор, и ему поверили. Официально Израиль продолжает хранить двусмысленное молчание, заявляя, что первым атомное оружие (которого у него нет) не применит.

Сделав для страны все, что мог, Бен-Гурион, как некогда римлянин Цинцинат, удалился от дел и поселился в киббуце Сде-Бокер, но об этом мы уже писали. Чего мы еще не писали, так это того, что он, вне всякого сомнения, был исключительно великим человеком. Теперь мы эту ошибку исправили.

Вернемся, однако, к великой радости по поводу удвоения населения страны в невиданно короткие сроки. Нельзя сказать, чтобы эта радость была совершенно безоблачна.

Для начала, к большому сюрпризу местного населения, исполненного в большинстве своем гуманистических, социалистических и светских идеалов, выяснилось, что евреи из восточных стран — как бы это сказать — ну, не такие, в общем, как надо и как ожидалось… Ты к ним с Гейне, Марксом и Достоевским, а они от тебя, прости господи, молитвенником отмахиваются. Ты им фаршированную рыбу, а они плюются. Ты к ним с Бетховеном и Брамсом, а они, бедные, чуть не плачут и ни за что не желают на бис. Уязвленные в своих лучших стремлениях доброхоты обратили свои лица к Бен-Гуриону. «Других евреев у меня нету», — буркнул старик. И хотите — верьте, хотите — нет, но именно так оно и было.

Мы расскажем вам одну нехитрую, уже из наших лет, историю, которая на вполне бытовом уровне рисует то, что на научном языке красиво именуется разницей культурных кодов. В разных городах Израиля есть заведения, которые называются массажными кабинетами — так и написано на вывесках. Но горе и позор тому наивному туристу, что попросит о массаже. Его не просто выгонят немедленно, но и с балкона крикнут что-нибудь вослед, чтобы вся улица узнала, что за фраер сюда только что прибрел. Это обычнейшие недорогие бордели. И служили в таком малом бизнесе две симпатичные девицы: одна — из Марокко, а другая — из России. Крутился старенький магнитофон, и девушки по очереди ставили свои любимые мелодии. Когда к марокканке пришел клиент, звучала как раз ее очередная кассета с какой-то восточной музыкой. Марокканка увела посетителя к себе в клетушку, а ее российская сотрудница решила, что теперь она может послушать что-нибудь свое, и поставила песни Высоцкого. Через какое-то время марокканка вышла, проводила своего мужчину до дверей, после чего гневно выключила музыкальный ящик и со злобной укоризной прошипела подруге:

— Как тебе не стыдно, Наташа! Мой клиент словил ритм, и я бы очень быстро освободилась, а ты сменила кассету, и я из-за тебя пробултыхалась больше часа!

Свято веря в целительную силу просвещения, старожилы изо всех сил пытались перевоспитать новоселов, и все это под Бетховена, под Бетховена, под Бетховена и под гифилте фиш… Ну кто такое может вытерпеть? Вы бы вытерпели? Вот так, можно сказать, из-за культурных всяческих различий и проистекло взаимное непонимание двух больших групп: старожилов, по большей части ашкеназов (европейских евреев), с сефардами, то бишь восточными евреями, людьми традиционными, патриархальными, религиозными.

Результатом психологического, экономического и культурного кризиса новых жителей было падение в люмпены достаточно большой группы нового населения, резкий скачок преступности, а главное — росло взаимное непонимание, отторжение и обиды — все, что происходит с каждой волной новых эмигрантов, сегодня — с эфиопскими евреями, вчера — с русскими. Слабых это ломает, а те, кто посильнее и пообразованнее, выживают, хоть не без потерь — естественна цена, которую вынужден платить человек за одно из самых важных и ответственных решений своей жизни.

В общем, столько дров было наломано и столько претензий накопилось с обеих сторон, что в семидесятые годы это вылилось в открытую конфронтацию евреев восточных и европейских. Сегодня этот конфликт почти что снят с повестки дня. В большой степени выровнялось экономическое положение сефардских и ашке-назских евреев. Благодаря интеграции выровнялся (увы, за счет понижения) и образовательный статус. Все больше так называемых смешанных браков.

*

*

И тем не менее давние обиды (действительные и мнимые) легко не забываются. При любой конфликтной ситуации, старый демон межэтнического напряжения с легкостью выпархивает из бутылки. Тем более что помимо обычного человеческого хамства, глупости, снобизма и расизма есть силы, заинтересованные в продолжении этого конфликта, ибо он является основой их собственного существования.

В первую очередь это так называемые секторальные партии — такие, как религиозная сефардская партия ШАС, культивирующая невежество и обособленность своей паствы. Это и практически сошедшие со сцены, но бурлившие на волне большой эмиграции русские партии, и, наконец, это постсионисты, радетели прав человека, ревнители демократии, ярые сторонники теории культурной мозаики. Именно эта теория пришла на смену теории плавильного котла, по которой входящий в страну Израиля еврей должен был отречься от своего галутного прошлого со всем его «чужим» культурным наследием, включая язык, поведенческие и культурные коды, и, очистившись от скверны прошлого в этом самом плавильном котле, явиться на свет свежим образчиком израильской культуры. Что такое израильская культура, толком никто не знал, но это никому не мешало.

В отличие от агрессивной, подавляющей теории плавильного котла теория культурной мозаики на первый взгляд является исключительно человечным и либеральным идеалом. И впрямь: зачем отказываться от своего уникального, родимого, привычного, любимого? Как говорил председатель Мао: «Пусть расцветают все цветы!» Действительно: пусть! Все культуры хороши и замечательны в равной степени, вот пусть и существуют себе мирно во взаимной любви и уважении. К сожалению, на практике (не только в Израиле — достаточно посмотреть на Европу) эта теория приводит к уходу в гетто различных групп населения, к отсталости, неспособности влиться в жизнь страны, а в результате — к этническому и культурному напряжению, чреватому насилием и разрушением общества.

Решительно отказываясь учить народы и давать советы, мы все же позволим себе два замечания по поводу означенной проблемы. Первое заключается в том, что если бы изолировать наиболее активных проповедников обеих теорий на какой-нибудь необитаемый остров и пустить дело на самотек, то, скорее всего, оно само собой как-нибудь устаканится ко всеобщему удовольствию.

Второе — не столько замечание, сколько наблюдение. Мы прибыли в страну Израиля в конце семидесятых, когда этнические страсти бушевали во всю силу. Будучи совсем свежими эмигрантами, мы находились за чертой бедности, и такая роскошь, как пита с фалафелем или стакан сока в киоске, решительно была нам не по зубам, тем паче что существовали предметы более первой необходимости — такие как водка и сигареты. Какую водку мы тогда пили, и говорить не станем: только заботой Провидения возможно объяснить, что до сих пор у нас нет цирроза печени и что она сама вообще еще есть. А сигареты мы курили под названием «Аскот» (их уже, слава богу, не существует), основным и единственным их достоинством была цена — ниже которой не было вообще ничего.

Так вот, однажды угораздило нас оказаться в обществе тогдашних главарей движения «Черные пантеры». Движение это объявляло себя защитником всех бедных, угнетенных и обиженных. Люди были как люди — злые, агрессивные, горластые. Одно только смутило нас: все они курили «Мальборо» — самую дорогую (и очень дорогую) марку сигарет, продававшуюся в тогдашнем Израиле. С тех пор мы пребываем в некоей томительной загадке: ежели ты бедный и несчастный, но есть у тебя деньги на «Мальборо», то может быть, их лучше на другое что потратить, в чем ты обделен трагически, а курить «Аскот» и ощущать себя веселым и обласканным жизнью?

Как на большинство вопросов и загадок жизни, здесь у нас ответа тоже не имеется, поэтому вернемся в суровые пятидесятые, когда все, включая еду, было лимитировано и выдавалось по карточкам.