Путеводитель по стране сионских мудрецов

Глава 22

Это произошло в конце шестидесятых, а может, и в начале семидесятых (за давностью лет кто упомнит?) в Ленинградском, имени товарища Жданова, государственном университете на кафедре журналистики, где красавец, умница, литературовед и переводчик Геннадий Шмаков принимал экзамен по европейской литературе. Сидевшая напротив него студентка, нервно крутя в руках экзаменационный билет, пыталась произвести на преподавателя впечатление своим экстерьером и призывными взглядами.

– Данте, Данте… — вздыхала она, и ее молодая грудь вздымалась все выше и выше. — Он…

– Ну, — благодушно заметил Гена, косясь на глубокий вырез декольте, — не надо рассказывать о Данте. Поговорим о его самом знаменитом произведении. Итак…

- Самое знаменитое и замечательное произведение Данте, — закудахтала девица, — его самое прекрасное и великое произведение…

- «Божественная комедия», — подсказали сзади.

-…Его самое дивное и чудное произведение, — приободрилась студентка, — называется… — Она сделала паузу и кокетливо сказала: — «Божественная комедия»…

– Замечательно! — обрадовался Шмаков. — Именно

так оно и называется.

Девица глубоко вздохнула.

— Ну ладно, — сказал Шмаков. Он был эстет, и тень загара, которая окутывала впадину между двумя светящимися выпуклостями не могла остаться им незамеченной. — Давайте оставим в стороне всю «Божественную комедию» — это тема, на обсуждение которой не хватит ни дня ни ночи. Помните: «И в эту ночь мы больше не читали…»?

Девица неуверенно улыбнулась.

– Цитата, — махнул рукой Шмаков. — Оставим в стороне Рай, — он мечтательно улыбнулся, — и Чистилище, — бровь поползла вверх, — поговорим об Аде. — И увидев расширившиеся глаза девицы, смягчился: — Ну, не обо всем Аде, о девятом круге. Кто там был в девятом круге?

– Брут, — подсказали сзади.

– Брут, — неуверенно сказал девица.

– Правильно, — обрадовался Шмаков.

– Иуда, — просвистело из аудитории.

– Иуда, — повторила девица и потупила глаза.

– Ну хорошо, просто замечательно! — растаял Шмаков. — Не надо перечислять всех, кто находился в этом прискорбном месте. Давайте поговорим о том, за что они туда попадали.

Девица облизнула пухлые губы. Пауза затягивалась, и Гена вальяжно погладил свою черную бороду.

– Ну, давайте подумаем: почему, к примеру, оказался в девятом круге Иуда?

– Иуда… Иуда… — Девушка попыталась наморщить свой очаровательной гладкий лобик, но вдруг ее глаза широко раскрылись, и она выдохнула: — Иуда… Но, позвольте, ведь Иуда же еврей!..

Поцелуй Иуды — символ предательства, и, наверное, нет ни поступка, ни имени более презираемых. В коллективном сознании составные части триады: предательство — Иуда — евреи — так же незыблемы и неразрывны, как компоненты Святой Троицы. Тем не менее попробуем рассмотреть каждый из них в отдельности.

*

*

Итак, предательство: как мы уже сказали, вряд ли найдется в перечне грехов земных грех, вызывающий большее отвращение. Убийство, воровство, прелюбодеяние — даже они по сравнению с предательством кажутся нам менее ужасными. Меж тем жизнь любого человека непременно является цепью предательств — малых по большей части, порой крупных — это уж как повезет.

Одна наша добрая знакомая жила в Москве со стариком отцом, который в ней нуждался, как многие старые родители в своих детях: это была не только поддержка действием, но словом, жестом, улыбкой — всем тем, что не дает старому человеку скатиться в пучину — да, именно пучину, это подходящее слово — отчаяния, одиночества и тоски. А ее любимая дочь, совсем юное, нежное и беззащитное создание, уехала в Израиль. И вот началась в Израиле очередная война, и дочь была ранена, а отец, как назло, попал в больницу. Мы так полагаем, что нет нужды продолжать дальше. Какое бы решение ни приняла эта женщина, оно автоматически предполагало предательство.

Проблема выбора в большом числе случаев связана с предательством. Но ошибкой будет думать, что предательство направлено всегда вовне, на других. Никого не предает человек с такой последовательностью и постоянством, как самого себя. Сколько из нас имело мужества прожить свою, а не чужую жизнь? Единицы. Мы, а не кто другой предаем себя ежедневно и ежечасно, не реализуя способности, заложенные в нас Богом и природой, предаем трусостью, глупостью, малодушием. И наконец, во фразе Оскара Уайльда «И каждый, кто на свете жил, любимых убивал» с большой долей справедливости слово «убивал» можно заменить на «предавал».

А теперь — о самом Иуде. В 1978 году в Египте были найдены древние свитки, в дальнейшем ставшие известными как «Кодекс Чавеса». Один из них написан на коптском языке и после необходимых анализов отнесен к III веку. При этом ученые утверждают, что сам свиток является переводом с греческого оригинала середины I века. Об этом тексте упоминал уже во II веке епископ Ириней. В 2006 году этот документ был опубликован: Евангелие, либо написанное собственноручно, либо записанное со слов самого презираемого человека в мире — Иуды Искариота.

И представьте себе, из этого текста с очевидностью следует, что был Иуда самым любимым и верным учеником Иисуса. И знаменитый поцелуй был не чем иным, как исполнением воли Учителя, — ученик приносил себя в жертву, обрекая себя на вечный позор и презрение. Христианская секта, признававшая Иуду истинным апостолом Иисуса, существовала с глубокой древности, но, естественно, в подпольном бытовании. С редкостным единодушием церковь, как западная, так и восточная, проигнорировала появление Евангелия, что совсем не удивительно. Устоявшееся в христианстве понимание отношений Иисуса и Иуды, да и многое другое, с появлением этого текста нуждалось бы в крутом пересмотре, на который церковь не решалась.

И наконец — евреи. Зловещая тень поступка Иуды накрыла целиком и религию, и народ. Сочетаясь с другими особенностями евреев (строгости в еде, суббота, обрезание), это предание навеки обособило евреев как иных, чужих и презираемых. Об этом доведется нам еще поговорить, пока же мы для пущей достоверности нашего труда напомним тот известный факт, что ведь Иуда денежки вернул (что, кстати, тоже веско говорит о подлинности Евангелия от Иуды) и повесился на осине, росшей на Горшечном поле. А Горшечное поле, если стоять спиной к Старому городу, а лицом к мельнице Монтефиори, — вот оно, по левую руку, под Абу-Тором. И это было там!

Итак, Иисус арестован, и следующий наш объект — дом первосвященника Каиафы, куда он был приведен. Дом находится на горе Сион, напротив Сионских ворот, на территории, окруженной забором. За забором — армянское кладбище и этот самый дом. При раскопках там был найден оссуарий — ящичек для высохших костей, на котором прямо написано: «Иосиф бен-Каиафа». Оссуарий увидеть можно, он в Музее Израиля, а вот дом — никак: армяне его реставрируют вот уже больше четверти века, и нам по случаю удалось туда пробраться всего один только раз. Причем это было так давно, что мы все напрочь позабыли. Нам не стыдно в этом признаться: что есть, то есть, мы всегда говорим правду. А кстати, чуть не забыли: еще один дом Каиафы находится в районе Абу-Тор. Правда, он не сохранился. Зато сохранилось название, данное христианами этому месту: Гора Недоброго Совета, и мы полагаем, что нет нужды объяснять почему. Кстати, некогда именно здесь, на вершине Абу-Тора разбил свой лагерь полководец Помпей. А само это место названо в память об одном из полководцев Саладина, имевшем привычку скакать в бой на быке («бык» по-арабски «тор»).

А дальше была встреча с Пилатом, приговор и смерть. И еще кое-что: путь к смерти. И воскресение. Все места, связанные с этими событиями, хорошо известны, и мы не будем распространяться о них подробно. Остановимся лишь на нескольких, и первое из них — крепость Антония.

Крепость эта защищала Храмовую гору с севера и была резиденцией римских прокураторов во время пребывания в Иерусалиме. Если вы поднимаетесь по улице от Львиных ворот, проходите мимо церкви Святой Анны, то через несколько десятков метров по левую руку вы увидите ступени, ведущие к закрытой двери. За дверью — окруженный строениями большой двор с деревьями. Скорее всего, вас туда не пустят, ибо это мусульманская школа для мальчиков, но порой выпадает счастье, и тогда надо пересечь двор, подняться по ступеням, и вы обнаружите себя на балконе, откуда открывается вид на Храмовую гору с Куполом-на-Скале. А поскольку место, где вы находитесь, — это и есть та самая крепость Антония (точнее, то, что выстроено на ее развалинах), то вы стоите на том самом месте, где Пилат допрашивал Иисуса. Поклонники Булгакова без труда (особенно в хамсин) увидят и мучаемого головной болью Пилата, и большую собаку, лежащую у его ног, и замершего центуриона, и человека, стоящего перед прокуратором.

Вся Виа Долороса разбита на так называемые станции, каждая из которых — место одного из событий, происшедших с Иисусом по пути на Голгофу.

Пересекающая улицу часть арки, по мнению археологов, относится ко II веку и является остатком триумфальной арки, воздвигнутой императором Адрианом в честь победы над Бар-Кохбой. Меж тем любому мало-мальски сведущему человеку известно, что называется она «Esse Homo», то бишь «Се человек», и что она не что иное, как ворота двора крепости Антония. А если вы зайдете в Обитель добрых сестер, то увидите маленький кусочек подземного Иерусалима, часть системы водоснабжения города — знаменитый бассейн Струтиана, выстроенный, понятное дело, Иродом. (А может, и не Иродом, но пожалуй, все-таки Иродом.) Нам уже надоело повторять, что это зрелище весьма впечатляющее, но других слов у нас нет, а кроме того, это чистая правда. Погуляв по подземелью, вы выйдете на площадь преториума (она сегодня находится внутри здания), на мостовой которой сохранились вырезанные на камнях схемы игр, в которые и до сего дня играют израильские дети, — «Пять камушков», например. Играли в них и в тот день, когда, тяжело ступая по этим самым камням, с крестом на спине, Иисус пересек двор и, пройдя через арку «Се человек», отправился в свой последний земной путь.

Виа Долороса, делая несколько поворотов, поднимается вверх — туда, где когда-то за Судными воротами (нынче их развалины находятся в церкви Александра Невского) белел похожий на череп холм. На иврите череп — гульголет, так что происхождение слова «Голгофа» не представляет собой загадку ни для нас, ни для вас.

В Иерусалиме давно уже все перепуталось: земное, небесное, подземное. Город разрушался, строился, перестраивался, и тем самым одна эпоха налезала на другую, проваливалась и выбиралась на поверхность в самых неожиданных местах. Сегодня на крыше церкви Гроба Господня — эфиопская деревня, точь-в-точь такая же, как там, в Эфиопии. Белые хижинки. Статные красивые эфиопы. Колодец и рядом выступающий из земли купол.

Направо — копты, налево — эфиопы. В эфиопской церкви на стене висят то ли иконы, то ли картины — изумительные примеры наивного, местного, национального — называйте как хотите — искусства. На одной из них изображен визит царицы Савской к царю Соломону. За троном царя стоят два хасида с пейсами и в шляпах. Как известно, от этого визита у царицы родился сын, ставший родоначальником династии императоров Эфиопии, в память о давнем событии носивших титул Лев Иудеи. Увы, династия пресеклась революцией во второй половине прошлого века. Последний император Хайле Селасие побывал на родине своего далекого пращура во время Второй мировой войны, когда его страна была захвачена муссолиниевской Италией. Он жил в Иерусалиме неподалеку от главной эфиопской церкви, рядом с улицей Пророков, в доме, где сейчас находится Израильское радио. Заполняя вид на жительство, как то было предписано правилами британской администрации, в графе «профессия» Хайле Селасие написал: «император». Церковь эфиопов маленькая, но зато двухэтажная. На первом этаже — иконостас, ничем не примечательный иконостас греческой работы, судя по всему — XIX века. Достался он эфиопам не в самом блестящем состоянии, в частности — в нем не хватало трех икон. Эфиопы, очевидно, решили обойтись собственными силами. Разница между холодной, бездушной греческой работой и полнокровной праздничной эфиопской живописью видна невооруженным глазом.

Выйдя из церкви на улицу, вы оказываетесь на площади перед главной святыней христианского мира — храмом Гроба Господня. Здесь под плитами площади лежат крестоносцы, погибшие при взятии Иерусалима. Прямо перед входом — гробница Филиппа, знаменитого английского рыцаря, который вместе со своими соратниками некогда вынудил короля Иоанна Безземельного подписать Великую хартию вольностей, ограничившую самодержавную власть короля.

Сама церковь большая и какая-то несуразная, лишенная архитектурной логики: она создавалась не в соответствии с неким единым планом, а является конгломератом церквей, стоявших на этом месте до ее строительства. Ее фасад с красивой резьбой на камне был построен крестоносцами, и с немалой гордостью отметим — отличается от любых других фасадов. Обычно портал предполагает нечетное количество входов, здесь же перед нами две арки (одна из которых позже была заложена). Эта архитектурная несуразица восходит к замурованным воротам Милосердия (в восточной стене Храмовой горы), которые откроются при пришествии Мессии.

Деревянные двери, ведущие в Храм, заставляют сильнее биться сердце каждого русского человека, ибо они покрыты вырезанными в дереве именами русских паломников, побывавших здесь до нас. Например: некий Авраам оставил здесь свою подпись аж в 1818 году, а Митько из Копниц — в 1834 году. Вы тоже можете попробовать, но вряд ли вам дадут. Девятнадцатый век с гораздо большим пониманием относился к извечной страсти людей загадить своими именами все, что было создано до их рождения. При входе справа — лестница, ведущая на Голгофу. Да-да. Понимать это надо так, что вся Голгофа застроена, и от нее можно увидеть лишь кусочек нижней части — там, где образовалась трещина — последствие землетрясения, вызванного смертью Иисуса, — и кусочек наверху — там, где стояли три креста и где сегодня истово фотографируется народ, пришедший сюда со всех концов мира.

Тут надо сказать, что место распятия — оно слева — принадлежит православной церкви, а метрах в трех-пяти правее — место пригвождения к кресту, это уже католическая территория. Еще правее — на стене две средневековые мозаики: жертвоприношение Исаака и пригвождение к кресту — очередное напоминание о связи и преемственности Ветхого и Нового Завета.

Спустившись с Голгофы, вы видите большой плоский камень, на котором обмывали тело Иисуса после снятия с креста, — это тринадцатая, предпоследняя станция Виа Долороса. Честно говоря, это камень относительно новый, уложенный здесь в XIX веке, потому что к тому времени последние кусочки подлинного были растащены ретивыми паломниками. Впрочем, широкая публика ничего не знает об этом, так что и вы тоже слишком не распространяйтесь.

Тут же алтарь трех Марий (Девы Марии, Марий Магдалины и Марии, которая с Марфой), стоящий на том месте, откуда они наблюдали за казнью, а за ним направо — последняя, четырнадцатая станция. Это Кувуклия — главнейшая святыня христианского мира: Гроб Господень.

Сразу признаемся, что мы испытываем некоторое неудобство, пишучи эти строки: с одной стороны, это так, как мы написали, а с другой — гроб, точнее, гробница была начисто уничтожена в 1009 году по распоряжению халифа Хакима аль-Хакима. По этому поводу здесь, со страниц этой книги, мы хотим возвысить свой взволнованный голос и заметить, слегка перефразируя коллегу Гейне, что там, где разрушают произведения архитектуры, непременно потом убивают людей, и поэтому необходимо таких психов упреждать, иначе будет совсем плохо. Если бы долбанули по Талибану в Афганистане тут же, как они объявили, что собираются разрушить древнейшие и уникальнейшие статуи Будды, то и результаты были бы получше, и Будды бы остались… Но только разве кто-нибудь услышит нас?.. В общем, это здесь…

А если кто хочет узнать, как это некогда выглядело на самом деле, то за Ротондой находится помещение, так называемая сирийская капелла, а там видна отлично сохранившаяся гробница — место упокоения святого Никодима и святого Иосифа Аримафейского. И таков был Гроб Господень до прихода упомянутого нами фатимидского маньяка.

В Храме есть еще много чего святого, интересного и познавательного — галерея, где Иисус явился Магдалине; Центр Мира: место, находящееся на равном расстоянии между Голгофой — местом смерти и Кувуклией — местом воскресения; тюрьма, где содержался Иисус (впрочем, есть еще одна на Виа Долороса), и столп Бичевания, и еще, и еще…

Сам Храм поделен между различными конфессиями, которые непрерывно друг с другом собачатся, ссорятся и скандалят. Однако понимать это надо как выражение ревности к святыне Гроба Господня и любви к своей пастве. После ухода крестоносцев мусульмане, чтобы избежать лишних склок, моральных травм и, не дай бог, членовредительства и чтобы никому не было обидно, ключи от Храма оставили у себя. И никому обидно не было.

Вероятно, и скорее всего, человек, исповедующий христианство, способен почувствовать и проникнуться тем, что от нас сокрыто плотным покрывалом коммерции, амбиций, обыденности — в не очень хорошем смысле этого слова. Мы только хотим сказать, что в этом большом и холодном Храме есть все же несколько мест, вызывающих трепет и в нашей невежественной и заскорузлой душе; Это, как уже было сказано, гробница святого Никодима и святого Иосифа, Капелла кандалов и тюрьма Иисуса и лестница, ведущая вниз, в церковь Святой Елены и пещеру Креста. Стены этой лестницы покрыты бесчисленными вырезанными на них крестиками. Это безграмотные крестоносцы — Ричарды, Людовики, Филиппы, Роджеры — таким образом оставляли знаки своего пребывания на Святой земле. И трогая рукой прохладные камни, кончиками пальцев ощущая углубления крестов, мы чувствуем, что прикасаемся к истории, и благоговейно шепчем: это было здесь…

Выходя из Храма через помещение под входом на Голгофу, так называемую Капеллу черепа Адама (где в стене окошечко, через которое отлично видно трещину в Голгофе , откуда череп куда-то выкатился и пропал), обратите внимание на два, по обе стороны от прохода, выступа, похожих на скамьи. На одном из них, как правило, стоят огнетушители. Так вот, там, где огнетушители, — это остатки от гробницы Готфрида Бульонского — завоевателя Иерусалима, а напротив — то, что осталось от гробницы Болдуина I — первого короля Королевства крестоносцев. Это известно только нам (не спрашивайте откуда), а теперь еще и вам. Представьте себе: Готфрид Бульонский! Какое имя! Какая родословная! Какая жизнь! А вот теперь — огнетушители… И как тут в очередной раз не воскликнуть: «Sic transit gloria mundi»?!

На этом месте следовало бы поставить точку, но, увы, мы сделать этого не можем, ибо есть еще одна Голгофа.

Другая Голгофа и другой Гроб Господень находятся наискосок от Шхемских ворот Старого города. Это и впрямь похожая на череп гора, важное и для мусульман место, ибо согласно их легендам, именно отсюда начнется воскресение мертвых для явки на Страшный суд. Открыли эту Голгофу поочередно английский офицер Кондер, затем будущий военный министр Британии Китгнер и, наконец, генерал Гордон, а затем ее признала и благословила протестантская церковь. Место это еще называется — Садовая могила. Там разлита этакая благость: цветочки, оливы, небо голубое, вырубленная в скале гробница… И народу сильно поменьше, и японцев, немцев, американцев с их фотоаппаратами и кинокамерами тоже почти что нет. И сидишь ты себе на лавочке среди этой благости, и приходят тебе в голову мысли совсем иного толка, чем в храме Гроба Господня, и чувства другие, но делиться ими из соображений такта мы не будем. Приходят и приходят.

Казалось бы, на этом уже можно бы поставить точку? Да. Конечно. Если честно, то для всех было бы лучше, если б мы ее поставили. Но профессиональная совесть мешает нам это сделать, ибо мы ничего не хотим утаить от читателя. Если уж он дошел до этого места, то заслужил, чтобы ему сказали правду. А правда заключается в том, что есть еще и третья гробница. Можно сказать, совсем свежая. Нет, в смысле истории она как раз та самая, древняя, а в смысле открытия — свежая. Раскопал ее археолог Иосиф Гат в иерусалимском квартале Тальпиот, на улице Дов Грюнер, в 1980 году.

С тех пор много туманных слухов ходило вокруг этой гробницы, да только официально ничего нигде никогда не печаталось и не сообщалось. Вроде нашли в гробнице этой оссуарии. (Повторим, что это такие ящички, куда через год после смерти человека складывали его кости. Обычай этот был очень распространен, и образцы оссуариев, порой весьма красивых, можно видеть во всех музеях, где есть археологический отдел.) Но вот в 2008 году в Иерусалиме прошла пресс-конференция, и что выяснилось? А вот что: на оссуариях — общим числом десять — есть имена. И все эти имена хорошо знакомы каждому сведущему (и не очень) человеку: «Иеошуа сын Иосифа», «Мария», «Мирьям» и так далее. Все вполне известные имена, а среди них даже «Иегуда сын Иеошуа» — с костями ребенка. И сказала вдова археолога Иосифа Гата: «Мой муж прекрасно понимал, что имеет дело с могилой Иисуса и его родственников. Он настоял на консервации памятника и прекращении раскопок. Он утверждал, что открытие могилы Иисуса начисто опровергает всю христианскую догматику и именно поэтому все надо по-быстрому прикрыть. Ибо евреев и так две тысячи лет обвиняют в смерти Иисуса, а если мы еще испортим христианам всю их мифологию, то нас начнут ненавидеть еще больше…»

Вы хотите знать, что мы думаем по этому поводу и как ко всему этому относимся? Не след нам вставлять сюда свои комментарии — вот что мы думаем.

Однако же еще нам хочется главу эту дополнить — в меру наших сил и беглой начитанности — несколькими мыслями и замечаниями, главное из которых, безусловно, — роль в этой истории евреев. Ибо, как давно заметил некий остроумный человек, есть христианские ученые, которые не верят в существование Христа, однако же убеждены, что виноваты в его казни — евреи.

Участие евреев несомненно — уже хотя бы потому, что Иисус Христос и все его апостолы были евреями. Но только крик толпы «Распни его!» и восклицание, кото­рое евреям многие столетия напоминали («Кровь его — на нас и детях наших!»), — столь же недостоверны, сколь и легко объяснимы. Самое первое Евангелие (от Марка — авторы трех остальных следовали его тексту) писалось в начале семидесятых годов — лет сорок спустя после смерти Иисуса, вскоре после разрушения Храма. Уцелевшие при взятии Иерусалима и уведенные в плен евреи всюду продавались как рабы, судьба христианства висела на волоске (казни времен Нерона были свежи в памяти) , да и не забылось еще, как преследовали евреи первых христиан (таких же евреев). Словом, с римлян и лично с Пилата автору Евангелия необходимо было снять эту вину. Кому-кому, а нам, бывшим советским людям, хорошо известно, как пишется под диктовку страха и желания выжить.

Но вот свидетельство, которым невозможно пренебречь. Знаменитый еврейский историк Иосиф Флавий в те же почти годы, что и Марк, такие написал слова о тех событиях: «…по настоянию наших влиятельных лиц Пилат приговорил Его к кресту…» И сколько бы ученых в разные века ни отвергали этот текст как позднюю вставку, что-то в этом есть. О том, что Богу надоел дым жертвенника и что Храм с его корыстными служителями уже не нужен, что достаточно молитвы в синагогах, — говорилось разными пророками уже давным-давно. Однако тут явился вольнодумец, прямо в Храме обещавший его разрушение. Его необходимо было как-нибудь унять. Особенно сейчас, когда весь город полон был паломников, пришедших на пасхальное богослужение. Но нарушителем еврейского закона Иисус отнюдь не являлся. А доверительная связь у храмовых властей с любым из римских прокураторов была наверняка, ибо при всей взаимной ненависти и презрении лишь местная власть могла обеспечить послушание и покой в этой самой мятежной римской провинции.

Нам посчастливилось прочесть книгу выдающегося юриста Хаима Коэна, рассмотревшего со своей, юридической точки зрения гипотезы множества историков. Он склоняется к диаметральному мнению: Иисус был приведен в дом первосвященника и предстал перед отцами города, которые надеялись спасти его от смерти. Только не смогли его уговорить ввиду наивного непонимания этим человеком опасности, над ним нависшей. Не нам, не нам сомнительно покачивать головой над большой книгой убедительнейших аргументов в пользу этого мнения. Но одно из рассуждений нас повергло в восхищение своим психологическим правдоподобием: неужели Понтий Пилат, надменный и всевластный римский прокуратор, ненавидевший всю Иудею и ее строптивых жителей, мог отнестись всерьез к воплям жалкой толпы туземцев? Даже если б эти вопли были. Что сомнительно само по себе, поскольку близко бы не подпустили сброд из низких и презренных иудеев к месту, где наместник Рима вершил свой суд.

Множество ученых мнений противоречат друг другу с равной убедительностью. Многие бочки чернил пролиты по этому вопросу. Не нам высказывать последнее суждение. И мы лишь приведем один простейший довод, который нам нигде прочесть не удалось, но он наверняка приходил в голову кому-нибудь из хитроумных толкователей — их тьма была за канувшие два тысячелетия. Если Творец действительно решил принести в жертву своего единственного сына, чтобы искупить грехи людские, то евреи, покоряясь Божьей воле, лишь участвовали в исполнении Его замысла. Еще забавна в этой древней и трагической истории одна совсем ничтожная деталь. Во всех Евангелиях казнь Христа осуществляли римские солдаты. Что-то мы ни разу не слыхали, чтобы итальянца — и за все прошедшие века такого не случилось — вдруг бы кто-то укоризненно спросил: «А что ж вы нашего Христа распяли?»

Ученики, после того как им явился Иисус, живой и невредимый, обещавший скорое свое повторное пришествие, очнулись от растерянности и страха. И всё, что помнили об Иисусе, рассказывали всем желающим, число которых медленно, однако неуклонно возрастало. Сильнее всего их соблазняла Божья благодать, которая немедленно окутывала каждого, кто поверит в Сына Божьего. И вечное спасение, которое последует за этим. А неукоснительное соблюдение всех предписаний, заповедей и законов иудаизма — само собой при этом разумелось. Но евреи относились к этим соплеменникам своим и с подозрением, и с неприязнью, поскольку жуткой ересью казалось им наличие кого-то, кто сидит сейчас на небесах по правую руку от единственного и невидимого Бога. И первый христианский мученик Стефан забит камнями был за громко высказанное мнение, что Иисус Христос равновелик своему Богу Отцу. Кроме того, эти сектанты хоть и соблюдали все традиции и предписания еврейского закона, но устраивали ежедневные совместные трапезы — в память о последней трапезе Учителя с учениками. Кое-кто из них продал свое имущество, и в общине-секте эти деньги стали общими. Ну, словом, подозрительные были люди. Даже язычников они охотно принимали в свою секту, сперва обратив их в иудейство: и обрезание должны были сделать новообращенные, и соблюдать еврейские традиции в еде, и почитать субботу днем святым. И только лишь затем — пройти обряд крещения.

Скорее всего, захирела б эта секта иудео-христиан, как захирели множество других, но появился человек, которого впоследствии назвали чрезвычайно точно: «яростный апостол».

Савл из города Тарса был моложе Иисуса лет на восемь. Он уже учился в Иерусалиме, когда будущий объект его пожизненной и пламенной любви еще покуда плотничал в своей деревне. И когда Иисус пришел в Иерусалим, Савл вполне мог слышать какую-нибудь из его проповедей или, услыхав о чудесах, полюбопытствовать, что это за учитель. Но не довелось. Еще, кстати, одно доказательство того, насколько незаметен был приход на Пасху в Иерусалим очередного бродячего вероучителя, раздутый вскоре до большого шумного события. Сегодня странно думать, что ходили они по одним и тем же улицам не столь уж большого города, ни разу не сойдясь друг с другом накоротке.

Савл, ревностный иудей, проявил себя активным гонителем первых христиан. И в побиении камнями мученика Стефана активно участвовал. (На этом месте напротив базилики Агонии ныне выстроена церковь Святого Стефана.) Энергии и фанатизма иудейского в этом Савле было столько, что, выпросив у первосвященника рекомендательное письмо, отправился он в город Дамаск, чтоб там отлавливать христиан и доставлять в тюрьму при Храме. Он шел, примкнув к попутному торговому каравану. И при подходе к городу средь бела дня упал он, ослепленный яркой вспышкой света с неба, и оттуда же раздался громкий голос: «Почему ты гонишь меня?» Попутчики подняли его и в незрячем состоянии, полуживым доставили в Дамаск. А через несколько дней был голос местному еврею (одному из тех, кого Савл собирался доставить в тюрьму): «Найди и вылечи этого слепого человека». Вылеченный и прозревший (и в прямом, и в переносном смысле) Савл немедля обратился в христианство. Вскоре он станет Павлом, знаменитым и великим учредителем религии, распространившейся по миру. Так далеко она ушла от идей Иисуса, что появилось даже слово, принятое в науке о христианстве: «паулинизм».

Незаурядный талант проповедника оказался у этого невзрачного человека. Был он маленького роста, щуплый и кривоногий, плешивый (вскоре — напрочь лысый), почти слеп на один глаз и подвержен периодическим припадкам — то ли малярии, то ли эпилепсии. Искра дара Божьего попадает в людей очень разных, в том числе — с непрезентабельной внешностью.

Это Павлу пришла в голову идея крестить язычников. А чтоб было легче для готовых обратиться в христианство, он отменил их предварительный переход в иудейство: обрезание, запреты в пище, святость субботы. Крещение стало единственным и главным в ритуале обращения в новую веру. Только вера в Иисуса Христа являлась залогом вечной жизни, снятия грехов и воздаяния блаженства всем несчастным и страдавшим, всем гонимым, бедным и униженным в земном существовании. Как это было привлекательно, понятно каждому. Иудаизм и христианство разошлись навсегда. Как мать и дочь. А их раздоры постепенно обернулась ненавистью. Написанные один за другим Евангелия и пламенные письменные проповеди Павла образовали Новый Завет, святую книгу христианства, сильно эту ненависть раздувшую.

Тут нам не обойтись без одного забавного момента. То в земле усердно роясь, то в архивах, человечество воссоздает свою историю. А накопав что-то новое, охотно перекраивает очертания прошлого. И чем дальше, тем причудливее становится картина канувшего времени. Так, сравнительно недавно выяснилось, что евреи сочинили христианство дважды.

Происшествие случилось в наших краях примерно за полгода до провозглашения государства Израиль. Некий молодой пастух-бедуин перегонял стадо своих коз на рынок в Вифлеем. Вдоль берега Мертвого моря шел он по заброшенной дороге, вьющейся между каменистых холмов. Ловя отбившуюся от стада козу, наткнулся он на пещеру, куда она могла забежать. А кинув туда камень, он услышал звук разбившейся глиняной посуды. Забравшись внутрь пещеры, он обнаружил кувшины со свитками пергамента, покрытого письменами. Когда эти свитки после многих приключений, естественных для торговли, попали к ученым, в этот район (Кумран — километра полтора от Мертвого моря) валом повалили экспедиции археологов, И свитков обнаружилось множество. И сколько уже книг написано об этом — не пересчитать. Это была одна из самых значительных находок за все время существования археологии. И стала достоянием истории жизнь малоизвестной до того еврейской секты (лет за двести это было до рождения Иисуса).

Только здесь необходимо сделать маленькое отступление, поскольку авторы считают необходимым дать читателю полезнейший совет. Вы помните козу Александра Зайда, благодаря которой он открыл некрополь Бейт-Шеарим? Обратили вы внимание, что здесь, в истории одной из лучших в археологии находок, роль важнейшую сыграла блудная коза? Так вот: если хотите славу обрести путем открытия чего-нибудь великого, то заведите себе это симпатичное животное.

Секта ессеев (благочестивых) отказалась от суетной и греховной жизни своего еврейского народа и ушла в Иудейскую пустыню. Жили они земледелием, скотоводством, гончарным и кузнечным ремеслами. Но главное — существовали они единой общиной, где все имущество было общее, и даже ели они вместе. Попасть в общину было нелегко: два года испытательного срока ожидали новичка, пока к нему присматривались, чтобы потом торжественно принять в общину или выгнать вон за непригодностью к коллективной жизни.

Но не это главное в ессеях, ибо далеко не все они жили в этой аскетической общине города Кумрана (раскопанного, кстати, именно в связи с найденными свитками). Часть ессеев проживала в разных городках и деревушках Иудеи. Главное и поразительное — в их картине человеческого мира. Он делился на Сынов Света и Сынов Тьмы. Мессия, посланный Богом, уже приходил, но погиб мучительной смертью от Сынов Тьмы. Звали его — Учитель справедливости. Он скоро вернется, и его приверженцы («избранники Господни») обретут блаженство вечной жизни. А Сыны Тьмы будут повергнуты и преданы вечным мукам. Вступление в избранники Господни происходило путем погружения в воду. А именовалась эта иудейская община — Новым Заветом. Узнаёте?

Прочитавши те рукописи Мертвого моря, что излагали учение ессеев, профессор из Сорбонны А.Дюпон-Соммер написал слова, которые мы очень близко к тексту сокращенно перескажем.

Все в ессейском Новом Завете предвосхищает христианский Новый Завет. Учитель из Галилеи — поразительное воплощение Учителя справедливости. Оба они проповедуют покаяние, бескорыстие, смирение, любовь к ближнему, воздержание. Оба они предписывают соблюдение еврейских законов, но — улучшенных их собственными откровениями. Оба они — избранники и посланники Господа, оба — Мессии и спасители мира. Каждый из них одинаково становится жертвой преследований злобных священнослужителей, каждый приговорен к смерти и погибает. И каждый из них вернется как судья, в величии и славе. К торжеству и счастью ожидающих его учеников. И в ессейской церкви, как у христиан впоследствии, один из важнейших обрядов — общая священная трапеза. И в обеих церквях во главе общины стоит епископ (в переводе — «надзиратель»). Даже монастырь был у ессеев — прямой прообраз последующих христианских обителей. И главное в духовной основе обеих церквей — единство и слияние в любви друг к другу и общей вере в Учителя.

Мелкие подробности в рукописях Мертвого моря позволяли вычислить и приблизительное время гибели Учителя справедливости (если он, конечно, не был мифом) — лет за сто до распятия Иисуса Христа. Так что христианство сочинили древние евреи много раньше появления на свет этого безусловно великого раввина. А совпадение учений заставляет полагать, что Иисус был хорошо знаком с ессеями, а возможно — и провел какое-то время среди них в Иудейской пустыне. Образ Учителя справедливости не мог не повлиять на него, он просто влился в этот образ.

История лишь со второй попытки позволила евреям создать религию всеобщего братства. Что из этого произошло, известно каждому, кто хоть мало-мальски знаком с историей христианской церкви. Третью попытку мы уже наблюдали сами, свидетели социализма на крови.

А о всеобщем братстве и любви в учении раввина Иисуса нам хочется добавить пару слов. Мы крайне мало знаем с достоверностью, что говорил этот великий человек, поскольку теперь трудно определить, что из сказанного принадлежит ему, а что уже апостолам, евангелистам и прочим сеятелям веры. Но все равно во всех Евангелиях проскальзывает много из того, что мог и в самом деле проповедовать этот святой и кроткий человек. Истово передавая мысли предков, предыдущих еврейских мудрецов, он доводил их наставления до крайнего предела, вовсе невозможного уже для исполнения в реальной жизни. Тут пример ярчайший — рекомендация подставлять левую щеку, если тебя уже ударили по правой. А библейские слова «Люби ближнего твоего, как самого себя» он превратил в основу своего учения, нисколько не заботясь о том, что завет этот прекрасен, но невыполним. Недаром современный афорист Борис Крутиер эти блаженные слова перефразировал: «Возлюби ближнего, как он — тебя, и вы квиты».

Или еще один пример: «…любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас…» И мы хотим тут заявить со всей определенностью, что не дождутся такового от нас лично эти суки!

Первое время своего существования христианству приходилось тяжко. Римская империя, терпимая к религиям своих провинций, сразу же и всюду принялась преследовать эту странную еврейскую секту, принимавшую любого, кто поверит в якобы воскресшего смутьяна. Христиан подозревали (мифы поползли немедленно) в распространении болезней, в неурожаях и стихийных бедствиях, в связях с дьяволом, в кровавых жертвоприношениях и даже в людоедстве. Список их злокозненных дел и помыслов легко продолжить, ибо это все те обвинения, которые впоследствии обрушит христианство на евреев. Начатая императором Нероном всенародная забава — скармливать христиан диким зверям на аренах цирков — стала в империи повсюдным развлечением. О многих тысячах распятых нечего и говорить. Чтоб избежать не минуемой и страшной смерти, христианину надо было вслух отречься от Христа и преклониться перед изображением императора (который тоже был одним из римских узаконенных богов), И длилось это триста лет. С высокой и печальной лаконичностью об этом написал фи­лософ Тертуллиан: «Тибр ли выходит из берегов или Нил не поднимается, начинают кричать: "Христиан на съедение льву! Всех до единого — льву!"»

Однако христианство распространялось по империи, как подземный пожар. Очень уж заманчива была идея вечной жизни в награду за всего лишь веру в Сына Божьего. И император Константин в начале четвертого века отменил запрет христианства. Тут уж христиане принялись сводить счеты друг с другом, искореняя ересь и всякое инакомыслие в собственной среде. С большим усердием творилось жесткое единство христианской церкви. Историк Гиббон заметил как-то вскользь, что за последующие триста лет убито было христиан (единоверцами) не меньше, чем за предыдущие три века гонений. А попутно были мягко и естественно присвоены все еврейские святые книги, названные Ветхим Заветом. Ибо без этой древней основы трудно было объяснить Новый Завет. А многочисленные пророчества в Ветхом Завете замечательно достоверно говорили о грядущем появлении Христа — уже, конечно, не евреям говорили, ибо те в своих священных книгах ничего, как обнаружилось, не поняли. Искусство толкования цитат победно заявило о своей великой пользе человечеству. И выходило по всему, что Бог заключил новый союз — и уже отнюдь не с евреями, которые по слепоте и злобе погубили (пусть даже руками римлян) Божьего посланца — Сына.

То главное, чему учил Христос, — любовь и милосердие — пустыми стало звуками с поры, когда окрепшая и сил набравшаяся церковь стала воздавать евреям благо­дарность за свое явление на свет. Но это всем известно и без нас.

А в двадцатом веке спохватились вдруг мыслители, что христианство — это троянский конь, подло подаренный евреями доверчивому и слепому человечеству. Первым обнаружил это (еще в веке девятнадцатом) Фридрих Ницше. Евреи навязали миру, горько сетовал философ, мерзкие отравные идеи о морали, равенстве, добре, любви и справедливости, что является обузой для сверх-человеков, призванных править миром. Сами же сверх-человеки появились веком позже и развили горестные мысли Ницше в стройную систему о еврейской духовной пагубе, ибо совесть (гнусная еврейская выдумка, по словам Гитлера) только связывает руки сильных арийцев, урожденных властелинов слабого и недоразвитого человеческого стада. Так что и за религию милосердия вина лежит на хитрых древних евреях.