Путь к блаженству

ГЛАВА ВОСЬМАЯ. Большая авантюра

В этой последовательности снов, увиденных мною одной и той же ночью несколько лет назад, отразилась моя озабоченность по поводу некоего важного решения. Перед тем как описать специфическую ситуацию, обусловившую их появление, я хочу сказать следующее: благодаря этим снам я осознала, что принятое мною решение является опрометчивой авантюрой (на это намекало название универмага), что оно окажет глубокое влияние на мое будущее и даже может привести меня к краху.

Решение, о котором идет речь, было самой последней, и возможно, самой далеко идущей из задуманных мною авантюр. Сейчас стало ясно, что эта авантюра помогла мне подготовиться к величайшему в моей жизни приключению, которое было уже на подходе. Ей предшествовало несколько других рискованных действий. Нам, людям, привыкшим жить, подчиняясь всяческим запретам, кажется, что добиться личной свободы невозможно, не развив в себе готовность идти на риск. Мы видим опасность, ощущаем страх, но учимся смело шагать вперед в неизвестное. Мы можем совершать ошибки, но зато обретаем способность действовать и принимать последствия наших действий, правильных или неправильных. Мы берем на себя ответственность за наши решения.

Тринадцать лет моего первого замужества были наполнены борьбой (борьбой эмоциональной и борьбой с материальными трудностями). Я пыталась играть роль «типичной» жены. Мой муж был единственным, с кем я встречалась, начиная с шестнадцати лет, и он тоже прикладывал все возможные усилия, чтобы наш брак «состоялся». Наши финансовые проблемы не особенно отличались от проблем других начинающих молодых пар. Однако все вместе — скудное материальное положение, трудности эмоционального плана, отсутствие жизненного опыта и наша общая незрелость как личностей — приводило к тому, что нам не удавалось помочь друг другу стать счастливыми.

Большинство ярких моментов этого супружества связано с моей любимой подрастающей дочерью — сначала с младенцем, который, оторвавшись от груди, вдруг заговорщицки хихикает; потом с нетерпеливой девочкой, которая прижимается ко мне и просит рассказать любимую сказку; и, наконец, с юной девушкой, которая вместе со мной и своим красавцем-отцом, отличным танцором, разучивает новую фигуру народного танца.

Моей большой радостью в те годы были академические курсы, которые я посещала несколько раз в неделю. Я начала учиться в колледже — на платных (со скидкой) курсах, которые Университет Джорджа Вашингтона организовал для военнослужащих Форта Бельвуар, штат Вирджиния, и членов их семей. К тому времени мне исполнилось двадцать два года и я была беременна. И хотя поначалу я чувствовала себя неуверенной и неуклюжей, протискивая свой полнеющий живот между двумя рядами студенческих кресел, я была готова учиться. Даже более чем готова — я просто жаждала знаний.

Я со страстью погрузилась в мир интеллекта. (В средней школе я никогда не отличалась особым прилежанием, поскольку слишком высокие оценки могли осложнить мои и без того скверные отношения с одноклассниками.) Теперь ни одна книга не казалась мне слишком трудной, ни одна программа по чтению — слишком большой. Дома на каждом мало-мальски пригодном для чтения месте лежали груды книг по самым разным предметам. Я читала по четыре, пять, шесть книг одновременно. Была, например, специальная книга для чтения в ванне (не слишком тяжелая по весу и содержанию, но зато влагоустойчивая); другая книга предназначалась для изучения за письменным столом (учебник, который надо штудировать с карандашом в руке); еще одна — для сумочки (что-то легкое для чтения в поездах, на автобусных остановках и в других отвлекающих внимание местах); еще — для чтения в постели (которую можно просмотреть в полусонном состоянии). Я перечислила лишь самый минимум. И я, книжная наркоманка, с жадностью поглощала эти книги. Я охотилась за чем-то таким, что могло бы заполнить ощущение пустоты в моей жизни. Что ж, отчасти мне это удалось.

Тем временем мой муж закончил службу в армии и мы вернулись в Филадельфию. Там я поступила в Темпльский университет. Лекции по философии и диспуты с однокурсниками постепенно начали подрывать те ценности, которые я раньше принимала как данность. Однажды мне приснилось, что статуи древних богов, высеченные в скале и наполовину выступающие из нее, каким-то образом отделились от своей опоры — они вот-вот упадут. Наяву мои «боги» тоже стали очень неустойчивыми. Единственный известный мне до сих пор стиль жизни не мог устоять перед новыми идеями, с которыми я столкнулась в колледже. Встревоженная и несчастливая, я начала изучать психотерапию в университетском медицинском центре (что стало возможным благодаря моей хорошей успеваемости) — и это помогло мне пережить трудный период. Для меня занятия психотерапией превратились в процесс расширения горизонтов сознания.

К 1968 году мой первый брак фактически распался. Я поняла, что мы с мужем совершенно разные люди, у нас разные интересы и разные жизни. Мы оба, не без мучительных колебаний, пришли к выводу о необходимости развода. Мне было тридцать четыре года. По правде говоря, я не просто разводилась с мужем. Я «разводилась» со своим прежним образом жизни. Этот образ жизни не был плохим — но он мне не подходил.

Никакой уверенности в правильности принятого решения у меня не было. Напротив, мой собственный опыт давно подсказывал мне, что мир населен двумя типами мужчин: преданными занудами и очаровательными прохвостами. Зал заставил меня переменить это мнение.

Зал (сокращение от Залмон, или Соломон) — это мой нынешний муж, очень мудрый человек. Я убеждена в том, что люди с необычными именами либо сгибаются под тяжестью этих имен, либо обретают достаточную силу, чтобы их носить. Зал — один из тех, кто стал столь же необычным, как и его имя.

Когда я его встретила, он был старше меня на пятнадцать лет и во много раз умнее, но ощущал себя несколько уставшим от жизни. Он успел сменить несколько родов деятельности — был журналистом, редактором, лейтенантом флота, воевавшим на фронтах второй мировой войны, прогрессивным политиком, превосходным бизнесменом — и теперь преподавал клиническую психологию. Он никогда по-настоящему не любил, но был готов к любви. Он был готов заглянуть в свою душу. Готов к тому, чтобы найти меня.

Мы впервые познакомились на семинаре для будущих докторов философии. В любой другой обстановке меня наверняка напугали бы его космополитический дух, целенаправленность и целостность натуры, безграничная выдержка, сильная и убедительная речь. В его присутствии я чувствовала бы себя чересчур скованно, чтобы оставаться самой собой. Однако ко времени нашей встречи университет стал моим миром и я давно была одной из лучших студенток. Мы на равных делили усилия и победы, связанные с экзаменами, экспериментами и докладами. Мы хорошо узнали друг друга.

Несмотря на очевидные различия между нами — я, робкая провинциалка, пытающаяся чего-то добиться в жизни и всегда готовая отступить, расплакаться или отчаяться, и он, дерзкий и искушенный искатель приключений, отвечающий яростью на неудачу, оптимистичный и уверенный в себе, — мы вскоре поняли, насколько подходим друг другу. Те качества, которые я считала своими слабостями, Залу представлялись мягкостью, нежностью души — тем, чего, по его мнению, не хватало ему самому. Те же его черты, которые он оценивал как склонность к деспотизму и вспыльчивость, я воспринимала как силу и уверенность в себе — то есть именно те качества, которыми сама хотела бы обладать. В процессе взаимной любви ко мне отчасти перешла сила Зала, а к нему — моя мягкость. Вместе мы стали гораздо большим, нежели суммой наших прежних личностей — мы образовали пару яб-юм.

Мы буквально обволакиваем друг друга любовью. Зал раньше вообще не верил в любовь, но, однажды поверив, стал ее фанатичным приверженцем. Его преданность помогала и мне в первый раз целиком отдать всю себя мужчине. Порой, когда мы занимаемся любовью, я не ощущаю кожи, разделяющей наши тела, а только потоки энергии, циркулирующие между нами — настолько неразрывно наше единство. Иногда, когда мы держим друг друга за руки, я не знаю, где заканчивается моя рука и начинается его: просто чувствую, что в мою руку вливается тепло. Когда я испытываю оргазм, мне больше не кажется, что я уязвима и одинока: я знаю, что любима и нахожусь у себя дома.

Таким образом, мужчина, за которого я вышла замуж во второй раз, был совершенно не похож на того, кого я выбрала в шестнадцать лет. Конечно, к тому времени я стала другим человеком, более похожим на мое истинное «я». Меня ждали и другие перемены. Решение соединить свою судьбу с Залом было самым большим риском в моей жизни, но, зная Зала, я чувствовала, что дело того стоит.

Я предчувствовала прелесть наших будущих отношений еще тогда, когда они едва начинались, — она мне открылась во сне. В этом сне Зал спросил, не хочу, ли я, чтобы он принес мне чего-нибудь выпить. И я, хотя прежде относилась к алкоголю как к горькому лекарству и никогда не пила даже вина, ответила: «Хочу, что-нибудь приятное на вкус».

Жизнь с Залом оказалась удивительно приятной. После нашей свадьбы передо мной открылся другой мир. Наши вечера были заполнены посещениями драматических и оперных спектаклей, застольями и разговорами о политике, различных идеях и философских учениях. Дни работы в местном колледже, занятые преподавательской деятельностью, которую я научилась любить, прерывались экзотическими, романтическими и расширяющими кругозор путешествиями на Ямайку, в Мексику, Англию и Францию. Зал открыл передо мной огромный и влекущий к себе внешний мир — именно тогда, когда я была готова в него ступить. Я же подарила ему наполненный и богатый внутренний мир — как раз в тот момент, когда он его искал. Я поставила на карту все, веря, что моя жизнь с Залом будет счастливой, — она и получилась счастливой и остается такой до сих пор.

Следующий шаг в неизвестное, который мне пришлось сделать, был чреват еще более серьезными последствиями. В первые два года нашего замужества Зал снова занялся политикой. Милтон Шэпп, его давнишний коллега по бизнесу, решил во второй раз баллотироваться на пост губернатора и убедил Зала провести предвыборную кампанию. После успешных выборов Шэпп стал губернатором, а Зал, занявший на некоторое время один из высших постов в его аппарате, помогал формировать кабинет и налаживать его работу. Политика поглотила нашу жизнь. Я теперь чаще видела Зала по телевидению или в газетах, чем за обеденным столом. Когда он бывал дома, телефон звонил безостановочно. Сообщали то об одном кризисе, то о другом; ни о какой задушевной беседе не могло быть и речи. Это не жизнь для влюбленных. Мы подумали, что нам делать дальше, и, рассмотрев ситуацию со всех сторон, пришли к кардинальному решению — переехать в Англию.

Той ночью, когда мы об этом договорились, я и увидела серию снов «Большая авантюра», о которой рассказывала выше. К тому времени я уже знала язык своих сновидений достаточно хорошо и мне было понятно, что испорченная своенравная девчонка, ведущая машину, в которой сижу я, символизирует возобладавшую во мне испорченную часть моей сущности. В сновидениях персонажи, ведущие машину, всегда играют важную роль. Быть может, решение уехать было диким и безрассудным, и стоило бы отменить его, как я пыталась сделать во сне, дотягиваясь до ключа зажигания. Эти сны показали мне, что я сама какой-то частью своего сознания чувствовала: наше решение переехать в Англию — гигантская авантюра, ставящая на карту все наше будущее. Однако любая перемена, как правило, подразумевает риск. Итак, мы снялись с насиженных мест и отправились попытать свое счастье в Лондоне.

Временами я думала, что с этим конкретным поворотом колеса Фортуны мы потеряли все. Жизнь в чужой стране потребовала от меня напряжения всех сил. Но когда мы рискуем и проигрываем на одном уровне, мы все-таки можем выиграть на другом. В конечном итоге я поняла, что жизнь за границей дала мне важный жизненный опыт, способствовавший моему внутреннему росту.

Пятнадцать месяцев нашей жизни в Лондоне были, по большей части, мучительно дискомфортны. Допотопный английский уклад жизни чем-то напоминал старый осыпающийся дом моего детства. Оба места были дряхлыми и сырыми. Бесконечные холодные моросящие дожди и сменявшие их ливни, столь отличные от солнечной погоды, царившей здесь в то лето, когда мы провели в Лондоне начало своего преподавательского отпуска, казалось, пропитали мои кости. Каждый день я ходила за покупками, потому что холодильник не вмещал ничего, кроме пакета молока и пары помидор. Я боролась как могла, чтобы найти очередное решение в поразительном мире несовместимых электрических вилок и розеток. Я соорудила в ванной временный душ (душ, оказывается, — специфически американское удобство), проволокой прикрутив к крану резиновый шланг. Я напяливала на себя кучу теплых вещей, когда городские власти экономили отопление. Когда экономили электричество и лифт не работал, я пешком поднималась на седьмой этаж, где располагалась наша «роскошная» квартира. Иногда я даже готовила при свечах (а банки и магазины освещались керосиновыми лампами). Я с трудом могла поверить, что шел 1971 год. Все это больше походило на времена освоения Дикого Запада, а я сама напоминала жену первопоселенца, живущего в глухих лесах. Можно было подумать, что ты находишься в туристском походе. Но — зимой.

Моя неприязнь к Англии была в меньшей степени связана с особенностями этой страны, чем с моими реакциями на них. Даже рядом с Залом я тосковала по дому и ощущала себя чужой. Моя младшая дочь, Черил, которой тогда было четырнадцать лет, выглядела такой несчастной, что мы в конце концов отправили ее обратно в Штаты. В своих снах я боролась с чувством потери, обусловленным отсутствием дочери, и пыталась в очередной раз разобраться в своих житейских проблемах.

Первоначально мы с Залом планировали переехать в Лондон навсегда. Он был бы счастлив остаться, я же определенно хотела вернуться домой. Наше пребывание в Англии с самого начала было авантюрой, и я чувствовала, что мы проиграли. Зал, как всегда, пошел мне навстречу, и мы решили, что надо возвращаться в Штаты. Вновь почувствовав себя гостьей Англии, а не ее постоянной жительницей, я могла снова наслаждаться этой страной. Театры, парки, музеи, пригороды — все это вновь манило меня, как в те дни, когда мы были здесь туристами.

Я начала осознавать, что Лондон преподнес мне необычный подарок. Поскольку Британия переживала период массовой безработицы и я не смогла никуда устроиться, я была вынуждена искать другие сферы приложения своих профессиональных навыков. Казалось, настало самое подходящее время попробовать писать. Я писала урывками и в наши частые поездки на континент каждый раз брала с собой неоконченную рукопись. Я начала со статьи о сновидениях, которая позднее была опубликована в профессиональном журнале[40].

Когда я интенсивно занялась сновидениями, интерес к ним, не покидавший меня с четырнадцати лет, вылился в расширение сновидческого сознания. Я обнаружила, что сны уже не просто выражают мои чувства или отражают каждодневные попытки справиться с житейскими трудностями. В моих ночных сновидениях стало проступать что-то вроде мифологической темы: в одном из таких снов я исполняла перед богами танец весны — ступая по мягкой теплой грязи, которая пузырилась под моими босыми ногами. Мои сны стали глубже по смыслу. Все чаще и чаще я стала осознавать, что сплю и вижу сон. Я ощущала возбуждение — ведь мой внутренний мир расширялся.

Я заметила, что в моем языке сновидений Лондон как таковой стал символом физического дискомфорта и устаревших моделей поведения. Лондонская погода обрела особый, отдельный символический смысл. Мои обычные сны, преобразившиеся в магические осознанные сновидения, часто начинались в обстановке, подобной лондонской. Прямо перед тем, как оказаться в солнечных лучах, в ярком многоцветье осознанного сновидения, я обнаруживала себя в каком-нибудь мрачном, холодном и сыром месте. Еще не догадываясь об этом, я начинала изучать секреты Мандалы сновидений.

Между моими отроческими страданиями в доме на Ивовой улице и тем моментом, когда я осознала, что там хранятся не замеченные мною сокровища, прошло, должно быть, двадцать лет, а то и более. Но прошло меньше года, и я уже поняла: лондонские испытания помогли мне открыть тот уровень сновидческого сознания, который связывает меня с иной сферой бытия. Самое худшее может привести к самому лучшему… и потому в конечном итоге оказывается не таким уж плохим. Пусть эта авантюра на одном уровне принесла некоторый дискомфорт — зато на другом уровне она обеспечила вознаграждение. За пределами страны мрака и измороси есть сияние солнца. А за ним… еще одна неизвестность.

Вся моя взрослая жизнь была серией рискованных поступков. Вновь и вновь я оказывалась перед некоей неизвестной мне — и по видимости опасной — ситуацией. Когда я оглядываюсь назад на последние двадцать лет, эти рискованные решения, или авантюры, представляются мне ступенями лестницы. Каждый очередной шаг, едва я отваживалась его сделать, возносил меня на головокружительную высоту.

Я получила обыкновенное школьное образование, но, после перерыва в несколько лет, решила поступить в колледж. Я вышла замуж в двадцать один год, но в тридцать четыре развелась. Я была скованной в поведении и консервативной по своим взглядам, но потом стала гораздо более открытой и либеральной. Я всегда хотела понять себя; я десять лет была практикующим психотерапевтом. Я боялась оргазма, но научилась его любить. Я всегда утаивала от мужа какие-то части своего внутреннего мира; я полностью отдала себя Залу. Мне был известен только провинциальный стиль жизни; живя с Залом, дома и за границей, я открыла для себя космополитический мир.

Каждое важное жизненное решение сопровождалось ощущением огромного риска: казалось, я вот-вот соскользну с края обрыва в пустоту. Каждый раз я подолгу спорила с собой, набиралась смелости и все-таки устремлялась вперед.

А потом передо мной вырастала новая неизвестность. Я «инвестировала» свою внутреннюю жизнь в сновидения. Недавно я стала замечать, что она распространяется на новые, парапсихические уровни. Из всех неизвестностей, с которыми мне приходилось сталкиваться до сего дня, эта представляется самой опасной… и самой влекущей.

Случаи, возвестившие начало этой новой фазы, сами по себе были незначительными, но они оставили в моей памяти неизгладимый след. Например, однажды (около трех лет назад) Зал предложил иногороднему коллеге и его жене провести ночь в нашем доме. На следующее утро, за завтраком, мы болтали с этими людьми, которых едва знали. В это время за ними подъехал человек, которого они назвали просто «другом». Пока незнакомец поднимался по длинной лестнице к нашей квартире, я заметила, что он одет как католический священник. Однако, когда он вошел в комнату, на нем была обычная спортивная рубашка и куртка. Я была удивлена, ибо только что видела на нем священническое облачение. И совершенно смутилась, когда наши гости представили его как священника, который их обвенчал. Я каким-то образом не только догадалась, что он священник, но буквально увидела его таковым.

Еще один случай подобного странного «восприятия» произошел, когда я смотрела телевизионное шоу. В программе должны были показывать Милтона Шэппа, наряду с несколькими другими кандидатами на пост президента, — близились выборы 1976 г. Зал уехал в Пенсильванию, чтобы помогать Шэппу в его кампании; я же осталась дома, и мне было любопытно увидеть, как идут дела и какое впечатление производит Шэпп на телеэкране. Все кандидаты выступали с короткими докладами. Когда стал говорить Джимми Картер, я с изумлением поняла, что «вижу» его президентом, — точно так же, как раньше «увидела» священника. Это было не смутное предчувствие, что Картер может стать президентом, но живой опыт восприятия его в качестве такового. Передачу показывали в самом начале кампании, и у меня не было абсолютно никаких причин предполагать, что Картер имеет больше шансов на победу, чем другие кандидаты. Однако я не была удивлена, когда он в итоге победил на выборах: ведь я уже видела его в роли президента.

Я обнаружила, что «восприятие» такого рода функционирует не только в бодрствующем, но и в сновидческом состоянии. Например, однажды мне приснилось, что я заключила контракт о написании книги со спортсменом, который занимается фигурным катанием (сон для меня отнюдь не типичный). Во сне я знала, что фигурист, о котором идет речь, — Дик Баттон. На следующий день я получила письмо от студентки, которая просила меня стать научным руководителем ее докторской диссертации. Ко мне слишком часто обращались с подобными просьбами, но на этот раз девушка сообщала, что она — обладательница золотой медали США по фигурному катанию. Из любопытства, под впечатлением своего сна, я решила с ней встретиться. В личной беседе она рассказала, что собирается писать диссертацию о сновидениях, и, между прочим, упомянула, что ее ледовым партнером был Дик Баттон! Не желая идти против столь явно пророческого сна, я согласилась стать ее руководителем.

Примерно в тот же период, после окончания доклада, который я читала на большой конференции, ко мне подошел познакомиться грузный мужчина с седой бородой. «Я пришел сюда только ради того, чтобы встретиться с вами, — сказал он. — Я медиум. И вы тоже, только вы об этом еще не знаете!» А я ведь ни словом не обмолвилась о своих необычных переживаниях — я просто откровенно рассказывала о сновидениях. Эти загадочные события, соединившись, породили во мне новое странное чувство.

Похоже, что как во сне, так и наяву передо мной открывается мир паранормальных явлений. Во сне я переношусь во внешнее (или во внутреннее) пространство и неведомыми путями что-то «узнаю». Наяву я «знаю» и «вижу» вещи, скрытые от других людей. Порой это тревожит и даже пугает меня, а иногда будоражит и приводит в восхищение.

Значит, опять мне предстоит риск. На этот раз речь идет о внутреннем путешествии, большую часть которого я должна буду совершить в одиночку. Если я отважусь на это, у меня не будет гарантии безопасности или успеха. Однако прежде каждый раз, когда я шла на риск, моя жизнь становилась шире, глубже и богаче. Иногда, как во времена учебы в колледже, положительные результаты появлялись быстро, иногда для этого требовалось более длительное время — как тогда, когда я осознала ценность своего опыта проживания за границей. Неизвестность, которая ожидает меня сейчас, — мир мистических, парапсихических, духовных явлений, — возможно, не так уж сильно отличается от других неизвестностей, с которыми я сталкивалась раньше: каждая в первый момент казалась худшей из всех.

Жизнь — это приключение, и ее суть состоит в том, чтобы перешагнуть порог и ступить в очередную запредельность. Я, робкий, но настойчивый исследователь, делаю глубокий вдох и готовлюсь к следующей большой авантюре.