Путь к блаженству

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ. Сакральный центр Мандалы сновидений

Главное божество: Ветвящаяся Женщина

ВОТ МЫ И ДОБРАЛИСЬ до Сакрального Центра, в котором рождаются все образы. Здесь пребывает самое главное божество. Из него возникают все остальные; какое-то время они излучают сияющий свет, а затем вновь сливаются с центральной фигурой. Миновав три защитных круга, вступив в стены храма через восточные ворота и обойдя все четыре квартала Мандалы сновидений, мы наконец встретились в центре, в том материнском чреве, откуда являются к нам все герои сновидений.

Подобно тому как ветви огромного дерева могут рассказать историю его жизни, персонажи наших сновидений отражают нашу собственную внутреннюю эволюцию. Иногда, когда я прогуливаюсь по прохладным сырым тропинкам Мьюирских лесов, под кронами гигантских секвой, похожими на арки готических соборов, я подпадаю под чары тишины, плеска воды о скалы и пения птиц. В безмолвном сумраке, испещренном пятнами солнечного света, я замираю перед каким-нибудь деревом и рассматриваю складывавшийся на протяжении вечности — ибо эти деревья существуют очень долго, с нашей точки зрения практически вечно — рисунок его жизни. Смотри-ка, вот старая рана. Вон с той стороны толстая кора обуглена пожаром 1908 г. Смотри, как дерево росло, огибая это препятствие, а потом, накопив жизненную силу и сделав помеху как бы частью себя, вновь устремилось вверх. Древесные ветви вечно тянутся к тонким лучам света, пронзающим пышные кроны более высоких деревьев. Поднимаясь все выше и выше, выпуская новые и новые побеги, дерево пытается использовать любую возможность, чтобы найти золотое, залитое солнцем пространство.

Подобно ветвям этого дерева, сны, которые мы видим, на протяжении всей жизни складываются в рисунок нашего духовного роста. По ним мы можем проследить этот рост, вспомнить старые раны и те препятствия, которые приходилось обходить. Мы тоже тянемся к солнечному свету, который необходим нам для развития. Если в нашем мире слишком тесно, а тьма чересчур непроницаема, мы тоже, как деревья, чахнем и в конце концов гибнем. И нам, чтобы жить, необходим свет. Только наш животворный свет изливается изнутри, а не только извне.

Недавно я с изумлением проследила, как этот внутренний свет набирал силу по ходу сложной эволюции моих снов. Углубившись в тома своих дневниковых записей за последние двадцать девять лет, я, восхищенная и удивленная, наблюдала, как постепенно проступал в моих снах смысл тех или иных символических образов, и в ретроспективе обозревала извилистые пути их развития. Эта обобщающая картина, в то время, когда я видела конкретные сны, разумеется, не была доступна для моего восприятия. Зато теперь я как бы смотрю с высоты птичьего полета на местность, по которой раньше ходила пешком, — и ясно различаю рисунок ее рельефа. Я чувствую, что начинаю понимать истинную суть вещей.

Я уже говорила, что в моей сновидческой жизни на смену пассивным и негативным персонажам пришли персонажи более активные и положительные. Я описала процесс, в ходе которого «сновидения страха» уступили место «сновидениям гнева», а те, в свою очередь, — «сновидениям изумления». Изменился и ролевой состав моих снов: если в четырнадцать лет мне снились в основном обычные люди из моего непосредственного окружения, то со временем им на смену все чаще стали приходить герои с богатой и глубокой — архетипической — натурой. Особенно это касается женщин, которые обрели в моих снах богоподобные черты и огромную внутреннюю силу: их образы отражали (а частично и стимулировали) сдвиги в моих представлениях о себе самой. Божествами моей Мандалы сновидений являются не боги, но богини, — что свидетельствует о достижении стадии психологической зрелости[92]. Однако все мои сегодняшние женские образы, такие утонченные и сложные, имеют свои генеалогические древа, восходящие к первобытным, можно сказать, «пещерным» прародительницам. Простые и грубые богини диких племен во многих своих функциональных ролях были прямыми предшественницами современных, в личностном плане более зрелых, богинь.

Я убеждена, что в том же направлении развивались и образы света в моих снах. На протяжении примерно трех последних лет я стала замечать присутствие света в своих осознанных сновидениях. Это объясняется не просто тем, что произошел некий качественный сдвиг в восприятии сновидческих образов (их краски обрели большую яркость и прозрачность), — но также и тем, что я теперь вижу конкретные источники света. Например, в сновидении «Дерево Синих Птиц» краски действительно как бы светились; но вдобавок я ощущала точку гудящего света, которая описывала круги по моим ягодицам, и наблюдала светлую полосу в небе. Свет часто принимает в моих снах образ полосы или светящейся щели (например, под закрытой дверью) либо проникает в замкнутое пространство через отверстие наподобие окна. В сне «Paddeus и Воин Джунглей» я видела свет сквозь движущееся окно, а в «Стране ветра и света» он струился из распахнутых окон со всех четырех сторон комнаты. Когда в своих снах я прохожу сквозь «дыру в земле», я всегда двигаюсь навстречу свету. Часто в осознанных снах свет возникает как отражение лунного или солнечного сияния на поверхности океана либо реки; иногда он исходит от самой луны. В одном весьма необычном сне я темной ночью стояла на площадке высокой башни и наблюдала сверху атаку вражеских войск. Я одна могла это видеть, ибо свет исходил изнутри моих собственных глаз; я устремилась вниз, чтобы помочь жертвам нападения.

С тех пор как я стала заниматься даосской медитацией, я часто вижу в своих снах — и осознанных, и неосознанных, — что поднимаюсь вверх по дороге или лестнице (символизирующей канал, по которому движется энергетический ток) к какому-то источнику интенсивного света. Однажды мне приснилось, что темной ночью периодически вспыхивает и гаснет яркий свет, в моменты вспышек заливающий всю округу. В другом сне я наблюдала в небе странный шарообразный аппарат, который искрился и сиял, повергая меня в полное изумление.

Вместе с осознанием той важной роли, которую в моих сновидениях играет свет, ко мне пришло понимание символической функции образов глаза. Я установила, что на языке моих сновидений «глаза» означают состояние моего «я» — точнее, мое представление о себе. Образ «глаза/меня», то есть мое представление о себе, менялся на протяжении последних двадцати девяти лет — в том же направлении, в каком менялись образы женщин; и эту эволюцию можно проследить по формам глаз в моих снах[93].

Как и образы женщин, образы глаз в моих ранних снах (и мои эмоциональные отклики на эти образы) были банальными. Я обычно замечала цвет глаз персонажей своих снов: у одних глаза были красивыми, у других — отталкивающими и уродливыми, у третьих — загадочными. По мере того как я становилась зрелой личностью, образы глаз принимали все более необычные формы. Однажды, когда мне было тридцать пять лет, мне приснилось, что я пытаюсь вылечить поврежденный глаз едва не утонувшей бабочки. К тому времени я уже достаточно хорошо понимала символический язык своих снов, чтобы узнать в покалеченной бабочке свое «я», — и почувствовала облегчение, когда мне удалось ее вылечить.

Необычные образы глаз появлялись все чаще. Например, в тридцать семь лет я увидела такой сон:

Образ Павлина с Золотым Глазом долго и неотступно преследовал меня, но тогда я не связывала этот образ с эволюцией моего собственного «глаза», моего представления о себе.

Только после того, как мне многие месяцы снились одноглазые (а иногда и трехглазые) персонажи, образ «глаза» соединился в моем сознании с моим собственным «я» — и это прозрение нашло отражение в сне, который я увидела в тридцать восемь лет:

Затем количество одноглазых и трехглазых персонажей моих снов стало увеличиваться в ритме крещендо. Однажды, например, в сне о богине я увидела женщину, которая должна была стать наставницей-гуру. В середине ее лба был единственный зеленый глаз: мои собственные зеленовато-коричневые глаза наконец-то заметили свое родство с «третьим глазом». Дело кончилось тем, что в обычном сне я увидела женщину с единственным большим шарообразным глазом, покрытым красными прожилками; она делала какое-то объявление. Ее единственный глаз поразил меня; пока я размышляла о нем, мой сон стал осознанным, и во внезапном озарении я постигла: один глаз является для меня символом одного «я», то есть единой и цельной личности. Павлин с Золотым Глазом тоже был таким символом.

Именно тогда я окончательно поняла, что в моих снах «глаз» представляет мое собственное «я»: ведь эти слова даже звучат одинаково^{7}. Я — тот ужасный глаз, который в каком-то сне до смерти напугал меня; я — глаз покалеченной бабочки, так сильно нуждавшейся в заботе и любви; я бываю «красной», «зеленой», «желтой», «золотой» — как снящиеся мне глаза. Я — единство трех глаз, трех «я»; и я же — единое шарообразное («глобальное») «я».

Теперь я уже привыкла к тому, что, смотрясь в зеркало своих сновидений, встречаю ответный взгляд «третьего глаза». В качестве типичного примера, показывающего, какую форму обрели глаза в моих нынешних сновидениях, можно сослаться на один из последних увиденных мною осознанных снов:

Я не могу удержаться, чтобы не процитировать запись еще более позднего осознанного сна, в котором тоже был образ третьего глаза:

В этом сне было несколько образов, связанных с движением энергетического потока: образ расширенного левого зрачка заставляет предполагать, что наиболее интенсивно поток циркулировал в левой части моего тела; курчавые волосы мужчины, который тоже был частью моего «я», говорят о прохождении тока через мою голову; образ третьего глаза, ставшего пульсирующим белым пятном, отражал ощущение пульсации в области переносицы. Подобные ощущения я впервые испытала наяву во время сеансов медитации, но теперь периодически испытываю и в другие, обычные часы бодрствования. Некоторые специалисты по теории сновидений сказали бы, что образ меня-мужчины отражает внутреннее объединение мужского и женского начал, слияние противоположных тенденций моей личности. Лестница, по которой я бежала вниз, когда моим телом завладела страсть, является, как мне кажется, визуальным символом энергетического потока, низвергающегося в область таза.

Итак, я пришла к выводу, что попытка проследить развитие любого сновидческого символа (будь то глаза, свет, Ветвящаяся Женщина, головные уборы, рыжеволосые персонажи или танцовщицы) неизбежно приводит меня к первичной основе всех символов — движению энергетического потока внутри меня. Я чувствовала себя так, как если бы совершила путешествие от истоков реки Пенобскот до ее устья, потом аналогичным образом проследила бы течение рек Гудзон и Делавэр… и сделала бы потрясающее открытие, что все три реки впадают в конечном итоге в Атлантический океан.

Образы снов переплетаются друг с другом и сливаются воедино; каждый из них неповторим и в то же время является частью более обширного целого. Если рассматривать эти образы по отдельности, в рамках одного сна, то можно обнаружить, что каждый из них имеет конкретный (достаточно ограниченный) символический смысл. Если же взглянуть на всю картину «сверху», как на целостную систему, то становятся видны взаимосвязи между разными образами и ясно проступает общая закономерность: любой из образов сновидения является «моментальным снимком», сделанным в определенной точке моего тела, циркулирующего в этом теле мощного потока жизненной энергии.

Большинство людей не видят (как не видела и я на протяжении большей части моей жизни) этой взаимосвязи между отдельными образами своих снов и потоком жизненной энергии. Я убеждена: из-за трудных жизненных обстоятельств, а также «зажатости» наших тел и душ нам удается воспользоваться лишь малой толикой той мощной динамичной энергии, которая в скрытом виде пребывает внутри каждого из нас. Когда мы спим, когда наши тела освобождаются от напряжения, а разум ослабляет свой контроль, эта внутренняя энергия приходит в движение — но ее движение остается хаотичным, ее пути местами заблокированы, а ее центры пребывают в «закрытом» состоянии и бездействуют.

Получилось так, что я, поначалу бессознательно, систематически распутывала узлы в своих психических каналах[94]. Шаг за шагом я продвигалась вверх по своему телу, освобождая и расширяя каждый психический центр.

Танцы, которыми я увлекалась еще во времена моего первого замужества, безусловно, поддерживали активность «бурлящих ключей» на подошвах моих ног. Однако процесс радикальных изменений начался лишь тогда, когда я влюбилась в Зала. Именно благодаря Залу мое тело перестало наконец быть фригидным; благодаря ему я обрела чувственность и впервые познала блаженство оргазма. Мои нижние центры полностью пробудились.

Начав заниматься танцем живота, я тем самым не просто продолжала стимулировать энергии тазобедренной полости; учась управлять своей диафрагмой и мышцами живота, я медленно, но неуклонно обретала умение чувствовать состояние энергетических центров, находящихся в области пупка и солнечного сплетения.

Если бы не моя сновидческая жизнь, мое сознание, наверное, навсегда осталось бы заблокированным на этом уровне. Но в моих снах я испытывала ощущения, выходившие за пределы сексуального наслаждения и радости танца: я летала; я подпадала под воздействие волшебных чар; я видела и переживала необыкновенные вещи; я иногда сознавала, что сплю, в то самое время, когда спала. Желая как можно чаще попадать в этот мир сверкающих красок и могущественных сил, я научилась вызывать у себя особое состояние сознания — состояние осознанного сновидения. Находясь в этом состоянии, я слышала жужжащие звуки и ощущала гудящие вибрации; я взлетала вверх и камнем падала вниз; я взрывалась, превращаясь в свет; я, как мне казалось, покидала свое тело и возвращалась в него.

По мере того как в моих снах развертывался этот чудесный мир, я постепенно начинала осознавать, что время от времени проявляю сверхъестественную прозорливость не только во сне, но и наяву. Сами по себе эти интуитивные прозрения были достаточно тривиальны, но на меня они произвели большое впечатление, так как явились, если можно так выразиться, успешной «пробой сил».

Эти необычные духовные переживания побудили меня обратиться к учениям такого рода, которые я, профессиональный психолог, привыкший к научному стилю мышления, прежде игнорировала. Я расширила круг своего чтения, пытаясь отыскать книги, в которых описывался бы сходный с моим опыт и которые могли бы помочь разобраться в нем. Я «играла» с разными идеями — точно так же, как когда-то играла с куклами и (когда стала старше) с марионетками; я снова придумывала истории; я позволила фантазии вернуться в мою реальную жизнь. Все это делало мое мышление более гибким.

Испытав на себе воздействие иглоукалывания, я сделала важное открытие: я поняла, что мощная энергия, таящаяся внутри моего организма, может активизироваться не только во время сна. Я обратилась к акупунктуре, когда находилась в стрессовом состоянии, но обнаружила, что это не просто метод лечения — иглоукалывание в буквальном смысле вернуло меня к жизни. Оно освободило мои энергии, выпустило их из локальных центров-«хранилищ», в результате чего они рассеялись и стали циркулировать по всему универсуму моего организма. Я никогда раньше не думала, что смогу ощущать эту живительную вибрацию наяву, а не только в осознанных сновидениях. Я, разумеется, стала искать способ закрепить только что обретенное ощущение телесно-душевного благополучия — и открыла для себя даосскую медитацию.

Когда я всерьез занялась медитацией и стала целенаправленно перегонять энергию по своему телу, она превратилась в могучий поток. Ее проявления уже не ограничиваются великолепным оргазмом или вдохновенным танцем — теперь ток движется по моему телу постоянно, не только во сне, но и наяву. Каждая частичка моей плоти вибрирует: гудящий поток поднимается по ногам к области таза, жидким огнем устремляется вверх по позвоночнику, чтобы фонтаном брызг вырваться из темени головы и, сверкнув золотом изнутри моих глаз, обрушиться вниз, обратно в свою обитель, принося мне чувство обновления. Все мое тело по-кошачьи фырчит и лучится живым светом. Точка гудящего света из сна «Дерево Синих Птиц» стала для меня повседневной реальностью: я каждый день ощущаю ее движение. Я наконец поняла, что мои сны были предвестниками этого потока.

Если бы в своих снах я не возвращалась к дому на Ивовой улице, то никогда не познала бы себя по-настоящему. Получилось так, как если бы, споткнувшись о полено на темном и пыльном чердаке, осмотрев этот чердак и обнаружив спрятанные там драгоценности, которые в тот же миг озарили мой мрачный мир светом, я отыскала всамделишный ключ к пониманию своего сновидческого «я». Если бы я вновь и вновь не входила в своих снах в холодные каменные стены этого дома, я бы никогда не вернула свое утраченное наследство: сокровище фантазии. Именно фантазия, в ее здоровой форме, научила меня переноситься (сначала в моих снах, а потом и наяву, в состоянии медитации) — пройдя сквозь кольцо из дождевых капель, сквозь отверстие в загороженном экраном крыльце — в тот мир, где, кажется, нет ничего невозможного.

Холодные каменные стены дома на Ивовой улице стали храмовыми стенами, ограждающими пространство моей личностной силы. Возможно, те мучения, которые в подростковом возрасте доставляла мне моя чересчур чувствительная кожа, тоже были необходимы — чтобы, повзрослев, я сохранила чувствительность к тонким вибрациям, легко «настраивалась» на них. Только позднее я осознала, что кожный покров моего тела тоже, в некотором смысле, представляет собой храмовые стены. Именно внутри этих стен я бродила по четырем кварталам Мандалы сновидений и встречала своих сновидческих божеств.

Наконец, если бы я не написала эту книгу, упорядочившую мои сновидческие образы, я бы никогда не стала исследовать их столь тщательно и не увидела бы общего рисунка, в который они складываются. Проанализировав свои сновидения, я открыла себя.

Теперь, наяву, я начинаю проходить через тот же опыт, который прежде осваивала «урывками», в осознанных снах. Почти каждое новое (для бодрствующей жизни) переживание, которое давала даосская медитация, было мне знакомо по осознанным снам. Каждое телесное ощущение, впервые испытанное в осознанном сне, потом возвращалось ко мне во время медитации. Мне, например, снится как я танцую, ступая босыми ногами по горячей булькающей грязи; я медитирую, и бурлящий поток вырывается из подошв моих ног, вызывая у меня идентичное ощущение. Мне снится, что я танцую на цыпочках, как балерина; я просыпаюсь и ощущаю в пальцах моих ног вибрацию энергетического потока; я медитирую, и поток, теперь уже по моей воле, устремляется в пальцы ног, заставляя меня испытывать то же самое ощущение. Я вижу во сне Головокружительную Танцовщицу или Смотрящуюся в Зеркало, и у меня начинает кружиться голова; я медитирую и впадаю в состояние легкого головокружения. Мне снится, что я поднимаюсь высоко в воздух и лечу; я медитирую и ощущаю, как яркая, пылающая «головка» энергетического потока взлетает вверх по моему позвоночнику[95]. Мне снится, что мои ногти покрыты золотистым, мерцающим лаком; я медитирую наяву, и кончики моих пальцев излучают вибрирующую энергию. Во сне кто-то ласкает все части моего тела одновременно; я медитирую и чувствую, что по коже пробегает дрожь, а волоски на ней встают дыбом — ощущение такое, как будто тебя нежно гладят.

Я поняла! Наконец-то я поняла! Мои осознанные сновидения имеют то же содержание, что и сеансы медитации, потому что и те, и другие являются частью единого мистического процесса: осознанное сновидение — это микрокосм мистического опыта.

Энергетический поток циркулирует и тогда, когда человек находится в состоянии сна, и тогда, когда он медитирует (а возможно, и в других ситуациях); движение этого потока в обоих случаях вызывает одни и те же физиологические ощущения. Физиологические ощущения, обусловленные движением тока, в какие-то моменты «уплотняются», превращаясь в «фотоснимки» — образы сновидений; тот же самый ток может порождать видения и во время медитации. Каждый образ сна, как и видение, несет в себе конкретный символический смысл (и я с удовольствием училась «расшифровывать» эти смыслы), но порождается любой визуальный образ именно движением энергетического потока. Каждый образ из сна — это «схваченная» в какой-то момент картина движения живого энергетического потока, нечто вроде «стоп-кадра» в телевизионном спортивном репортаже[96]. То, что мы называем архетипами, на самом деле и есть такие «стоп-кадры», сделанные другими людьми, жившими в других культурах и в другие времена; это моментальные снимки их энергетических потоков — но все энергетические потоки подчиняются одним и тем же закономерностям. Движение тока, на мгновение застывая, превращается в образ сновидения — и обретает какую-то одну конкретную видимую форму из бесконечного разнообразия форм, которые могло обрести.

Кроме того, оказалось, что, совершая свое исследовательское путешествие по Мандале сновидений, я не просто систематизировала сновидческие образы в соответствии с древней схемой. Я в буквальном смысле исследовала свое тело. Самый очевидный факт я заметила только тогда, когда добралась почти до конца этой книги: маршрут движения по мандале идентичен траектории движения тока внутри моего тела.

Я начала с Восточного Квартала, и все танцующие персонажи из моих снов, которых я поместила туда, — Храмовая Танцовщица, Танцующий Кот, Головокружительная Танцовщица — оказались визуальными образами тока, который вибрирует в подошвах моих ног. Все сны о танцах, которые снились мне на протяжении многих лет, по-видимому, были слабыми проявлениями той силы, которая теперь изливается из моих «бурлящих ключей». Танец, вызывающий легкое головокружение, трансоподобное состояние Смотрящейся в Зеркало, был моим первым шагом в мир осознанных сновидений — и выкристаллизовался в символ Восточного Квартала.

Перейдя затем к Южному Кварталу и поместив туда мою Высоколетящую со всеми многочисленными родственными ей персонажами — такими, как Конь с Крапчатой Головой, Бабочка и Синяя Птица, — я запечатлела вторую фазу осознанного сновидения: ощущение полета. Я тогда не думала, что полеты мне снились именно тогда, когда ток поднимался вверх по моим ногам.

Добравшись до третьей фазы осознанного сновидения, я поместила в Западный Квартал Клубничную Даму и других персонажей, олицетворявших любовную страсть. Делая это, я не сознавала, что в то самое время, когда мне снились роскошные ожившие цветы и фрукты, выразительные образы плотской любви, поток энергии достигал моего таза и, проходя по гениталиям, вызывал мощный оргазм. А ведь нечто подобное происходит в сновидческом состояннии не только со мной, но и с каждым человеком!

К Северному Кварталу я отнесла все свои сновидческие образы звуковых и осязательных ощущений, главным олицетворением которых стала Говорящая на Языке Колокольчиков. Сюда попали и прелестные музыкальные ноты, которые я слышала в своих снах, и шум воздушных или водяных струй, и пульсирующие ритмы поэзии и танцевальной музыки. А также все те ощущения, которые я испытывала, когда в осознанном сне моей кожи касались ветер или речная волна, целующие губы или ласкающие руки, нежные птичьи перья. Однако я все еще не понимала, что не что иное, как гудящий энергетический поток, достигает органов моего внутреннего слуха и заставляет трепетать всю поверхность кожи. Это он, поток, порождает пульсирующую звуковибрацию, которую мое дремлющее сознание трансформирует в зрительные образы, наделенные необычными звуковыми и тактильными свойствами.

Только теперь, обдумывая идею, которая зародилась у меня много времени спустя после того, как я впервые принялась за эту книгу, я начинаю прозревать суть вещей. Только теперь, переходя к описанию Сакрального Центра, я наконец поняла самое главное. Поняла, когда вспомнила Ветвящуюся Женщину во всех ее многочисленных обличьях — ее головные уборы и прически, гривы животных и ботву овощей.

Во внезапном озарении я осознала: чтобы достичь Сакрального Центра, поток, который циркулирует в моем теле, когда я сплю, должен активизироваться в моих ступнях, проследовать вверх через все центры духовной активности и, наконец, подняться к темени головы. Там он выбрасывает мощный пучок энергии — порождающий персонаж сна с необычным «украшением» на голове, — а потом обрушивается вниз, чтобы совершить свой обратный путь. Когда я медитирую наяву, происходит то же самое. Поток ветвится как Ветвящаяся Женщина, только его крона направлена вниз: он стекает струйками с темени — по шее, по щекам, по лбу и по носу, — а у основания языка все его ответвления опять сливаются и устремляются вниз единым потоком.

Теперь, когда глаза у меня как бы заново прозрели, я вижу, что Ветвящаяся Женщина является моим персональным вариантом древнего архетипа — не только архетипа Рогатой Богини, но и другого, более значимого; она олицетворяет психический центр головы, мой собственный тысячелепестковый лотос — цветущий, сияющий, раскрывшийся на все стороны.

Такой же энергетический поток, как мой, должно быть, протекал в голове того древнего индуса, который впервые изобразил теменной психический центр в виде тысячелепесткового лотоса (цветок опущен раскрывающимся венчиком вниз и изливает на медитирующего яркий свет); некий тибетский буддист тоже нарисовал теменной центр как лотос — на этот раз у цветка было тридцать два лепестка, и каждый из них светился радужным сиянием; китайский иглотерапевт, живший много-много лет назад, наверняка испытывал похожие ощущения — ведь он назвал самую верхнюю точку акупунктуры pei hui, «перекрестком ста дорог»[97]; а один даосский мудрец создал портрет просветленного мужа, в чьей голове, «верхнем котле», смешивается сияние солнца и луны. Ветви-рога приснившейся мне Ветвящейся Женщины были моей собственной ранней вариацией на ту же тему. Каждый человек создает во сне свой, наиболее для него близкий, образ того ощущения, которое от рождения присуще всем нам — ощущения «просветляющей» вспышки энергетического потока.

Итак, Ветвящаяся Женщина — главное божество Сакрального Центра моей Мандалы сновидений. Все остальные божества моих снов в конечном счете являются порождениями этой богини или родственных ей образов. Она заняла это место по справедливости, ибо олицетворяет центральный момент моего духовного роста — то озарение, которое снизошло на меня, когда я достигла сердцевины мандалы. Именно ее образ вел меня по пути самопознания. Она — достойная замена владыки Сакрального Центра тибетских мандал, победителя невежества.

В тибетском буддизме этот бог носит имя Вайрочана, «Сияющий». Его тело белоснежного цвета, и восседает он на лотосовом троне, который поддерживает лев. Развевающейся гриве этого льва как нельзя лучше соответствуют развевающиеся гривы и волосы моих собственных сновидческих персонажей. В сложенных на коленях ладонях Вайрочана держит Колесо Закона, символ учения Будды. Иногда руки Вайрочаны образуют кольцо — как бы в знак того, что он поворачивает Колесо Закона, то есть распространяет буддизм. Ветвящаяся Женщина держит в руках мой вариант Колеса Закона — маленькое гипнотическое колесико.

Белый «цвет» Вайрочаны подобен кристаллической призме, из которой, как из радуги, выходят все другие цвета. Его белизна напоминает о его первоэлементе — эфире, изначальной материи, пространстве. Вайрочана побеждает зло невежества и заблуждения посредством мудрости Абсолютной Истины, или Всеохватывающей Мудрости[98].

Вайрочана, как и другие божества, предстает перед нами во множестве обликов: как мирное или гневное божество, как царь или как монах, со своей супругой Ваджра-дхатвишвари или без нее. Его помощники, включая Хранителя Колеса Закона, и их супруги, часто изображаются в Сакральном Центре тибетской мандалы в виде цветных точек. Ветвящаяся Женщина, мое главное божество, тоже имеет своих помощников, которых можно узнать по белому цвету или по особым головным уборам: Принцессу-Олениху, Бледного Ребенка и многих женщин из моих снов, носящих разнообразные шапки и шляпы, — в том числе и меня саму в образах «Ксеркса» и Женщины, Ощущающей Энергетический Поток. Все эти образы относятся к Сакральному Центру моей Мандалы сновидений.

Победив свое собственное невежество с помощью образа Ветвящейся Женщины, я теперь воспринимаю всех сновидческих персонажей как части единого целого. Собственно говоря, я, словно человек, получивший откровение свыше, стала воспринимать по-другому вообще все. Недавно мне попалась фотография шамана, у которого на щеках были нарисованы заштрихованные круги, и я сразу же подумала: «Именно в этих местах на моих щеках возникли энергетические вихри — в сне о "зафиксированном взгляде"». Недавно друг подарил нам с Залом деревянную резную маску из Новой Гвинеи; я с первого взгляда заметила нарисованные на ее щеках пунктирные линии и поняла, что передо мной не просто примитивный орнамент: именно по такой траектории поток медленными, яркими каплями стекает с моих собственных щек. Каждый первобытный рисунок, каждая форма мистического искусства теперь обретает для меня новый смысл — потому что я нахожу им параллели в моем собственном опыте.

Мое понимание сути вещей распространяется на все более широкие сферы. Я, например, заметила, что некоторые методы гипнотического воздействия основаны на движении зрачка: человек, сфокусировавший взгляд на каком-то блестящем, раскачивающемся предмете, легко впадает в состояние транса. Человек, находящийся в нормальном состоянии сна, тоже автоматически двигает зрачками; возможно, он таким образом подсознательно стимулирует движение энергетического потока — как стимулирую его я во время медитации (только я двигаю зрачками намеренно). Глазные нервы тесно связаны с мозгом и его состояниями. Эти характерные движения глаз, совершаемые в процессе гипноза, даосской медитации и обычного сновидения, безусловно, стимулируют переход к некоему особому состоянию сознания.

С тех пор как я стала смотреть на вещи в этой новой для себя перспективе, все больше фрагментов гигантской головоломки становится на свои места. У меня есть друг, которому часто снятся осознанные сны и который любит мастерить барабаны. Всякий раз, когда он во время работы получает очередную мелкую травму и той же ночью видит осознанный сон, он во сне визуализирует исцеление ранки. Он говорил мне, что после «лечения» в осознанном сне его рана всегда заживает лучше, чем если бы такого лечения не было.

Ускорение процесса заживления происходит, скорее всего, тогда, когда энергетический ток попадает точно в больное место. Один гипнотизер рассказал такой случай: у его пациента, находившегося в состоянии транса, сошли с рук бородавки — именно в тот момент, когда ему было сказано, что огонь приближается к бородавкам и выжигает их[99]. Йоги на протяжении веков славились своим умением направлять прану в любое место тела, чтобы таким образом менять его температуру, удалять опухоли и пр. Практики даосской медитации утверждают, что могут, управляя своей ци, добиваться сходных результатов. Я сама видела, как даосский мастер по просьбе зрителей за считанные секунды сделал так, что на его ладонях появились ярко-красные пятна, а затем эти пятна удалил; я своей рукой дотрагивалась до его шеи и темени и ощутила, как сильно они стали нагреваться, когда, по его словам, ци достигла этих областей. Все подобные таинственные явления объясняются тем, что движением энергетического потока можно управлять.

Недавно русские ученые заявили, что открыли способ с большой точностью предсказывать надвигающееся физическое заболевание на основе анализа снов своих пациентов[100]. Возможно, они определяют области чрезмерной концентрации тока, которая ведет к заболеванию. Возможно, когда у человека в его снах отсутствуют образы, аналогичные моим божествам четырех кварталов и Сакрального Центра, это позволяет сделать вывод, что ток блокирован в тех областях тела, которые должны были быть представлены отсутствующими фигурами: в ступнях (танцующие божества); в ногах (летающие божества); в половых органах (божества сексуальной страсти); в органах чувственного восприятия (божества звуков и прикосновений); в голове (божества с необычными головными уборами или прическами). Это потрясающе интересная проблема, исследованием которой могли бы заняться все, кто видит осознанные сновидения или практикует медитацию!

Теперь не только мои глаза видят по-новому и замечают новые возможности для сопоставления тех или иных явлений, но и все мое тело ощущает (то есть воспринимает чувственные впечатления) не так, как прежде. С тех пор как психические центры у меня открылись, по крайней мере частично, любое мое переживание несет в себе качество новизны. Мое тело реагирует на каждое ощущение как точнейший измерительный прибор. Поток внутри меня откликается на каждую музыкальную ноту, каждый аромат, каждый вкусовой оттенок пищи. Если какая-то пища снижает его силу, я от нее воздерживаюсь; если другая пища увеличивает силу потока, я потребляю ее в больших количествах. Один аромат приводит этот ток в бурное движение, другой оставляет его «равнодушным». Одни звуки вызывают у меня боль в области солнечного сплетения, а другие заставляют поток спуститься от темени к щекам. «Фауст» Гуно, например, делает движение потока безмятежно-спокойным, зато «Золото Рейна» превращает его в настоящий ураган — может быть, потому, что музыка Вагнера более близка собственной буйной природе внутренней энергии. Тибетские гонги и массаж шиацу (стимулирующий энергетические центры) вызывают бешеную активацию потока. Присутствие энергетического потока действует на меня успокаивающе; когда я ощущаю его вибрацию, его передвижения из одной области тела в другую, я чувствую себя хорошо. Когда, что бывает редко, он исчезает, моя энергия замирает на нулевой отметке. В каждый час моей жизни наяву я узнаю что-то новое о «повадках» потока и о том, как можно еще более увеличить интенсивность излучаемого им тепла и света.

Получается, что, конструируя свою Мандалу сновидений, я в итоге создала карту маршрута психической энергии, которая движется во мне и днем, и ночью. Моя Мандала сновидений обладает качеством целостности. Я наконец поняла, что все персонажи моих снов, имеющие бессчетное число вариантов, являются «моментальными снимками» движущегося энергетического потока. Я предполагаю, что в то время, когда я вижу осознанные сны, как и во время медитации, поток «правильно» (упорядочение) циркулирует по моим психическим каналам. В тот момент, когда во сне я взлетаю вверх, ток поднимается по заднему срединному каналу, проходящему внутри позвоночника. Когда во сне я устремляюсь с неба обратно на землю, ток низвергается вниз по моему переднему срединному каналу. Когда мне снится, что я испытываю бурный оргазм, ток вибрирует в моих половых органах. Когда во сне перед моими глазами бешено кружатся световые пятна, ток вихрится в моей голове. Все образы снов по сути своей представляют одно и то же, ибо все они — порождения движущегося энергетического потока.

Эти драгоценные образы снов можно уподобить фотографиям ребенка, сделанным в разное время; они схватывают и навсегда сохраняют мимолетные мгновения жизни. Разместив их в своей мандале в должном порядке (как размещают в альбоме фотографии растущего ребенка), я проследила путь энергетического потока, который, как оказалось, целиком представлен выбранными мною образами. Однако у меня нет необходимости с жадностью цепляться именно за эти конкретные образы, ибо все образы моих снов происходят из одного источника — источника жизни. Он безостановочно движется внутри меня, «размывая» одни образы и постоянно порождая новые. Возможно, в конечном итоге я увижу за всеми образами сам источник. Но если это произойдет, то только благодаря тому, что столь дорогие для меня божества сновидений освещали мой внутренний путь.

Переживание вспышки экстаза, когда ты как бы взрываешься, превращаясь в световой вихрь, — это единственный аспект осознанного сновидения, который мне еще не довелось испытать во время медитации наяву. Однако по мере того, как мой опыт в медитации увеличивается и я ощущаю позитивные изменения в своем теле (а также переход к следующей стадии, стадии жидкого огня), я все с большей уверенностью думаю, что кульминацией этого процесса станет великий экстаз. Мои сны предвещают необыкновенную силу ожидающего меня нового опыта. Вот один из таких снов, приснившийся совсем недавно:

Сон об авиакатастрофе, несмотря на свое тревожное содержание, оставил в моей душе ощущение спокойной безмятежности. Кажется, он призывает меня сделать какой-то новый шаг, и я к этому готова.

От фигуры Ветвящейся Женщины, пребывающей в центре мандалы, отделяются образы главных божеств моих сновидений, восседающих на лепестках розы, — Смотрящаяся в Зеркало, Высоколетящая, Клубничная Дама и Говорящая на Языке Колокольчиков. Вслед за ними появляются их супруги и помощники. Боги мерцают; летают; их переполняет сексуальное желание; они ритмически вибрируют; они излучают энергию. Сияя великолепием, они умножаются в числе и меняют свои светоносные обличья. Они возникают, обретают форму и живут в каком-то конкретном сне — а затем снова растворяются в бесформенной массе, праматери всех форм. Эти персонажи снов рождаются, чтобы прожить одну ночь и умереть утром следующего дня.

И все же их дух продолжает жить во мне и в каждом человеке, видящем сны. Эти божества показали мне свою силу, оставили следы в моем теле и в душе. Пробегающий внутри меня ток не позволяет забыть их имена. Он заставляет бурлить горячие ключи в моих стопах, тем самым побуждая персонажей моих снов танцевать. Он поднимается по моим ногам — и персонажи моих сновидений взлетают в воздух. Он кружится вокруг моих гениталий — и персонажи снов впадают в любовный экстаз. Он, как бурная река, течет вверх по моему позвоночнику и, достигнув головы, выбрасывает искрящийся фонтан блаженства из темени; он низвергается, подобно водопаду, по лбу; он льнет к моему языку и, извиваясь, прокладывает себе обратный путь к тазобедренной полости — где гудит, не смолкая.

Ток, циркулирующий внутри меня, — это моя живая мандала. Я благословляю его присутствие. Я чувствую, что уже прикоснулась к краю его источника.

Какие бы новые персонажи ни появлялись и ни исчезали в моих будущих снах, какие бы новые пути ни прокладывал для себя поток, я теперь знаю: все образы, порожденные потоком, имеют общее происхождение и центральный источник. Когда наступит конец, это будет — я в этом убеждена — не конец, но переход к новой форме… к новому началу… к новому сну.