Пыль у дороги

Глава одиннадцатая — Печенье с начинкой и без

С жизнью в «Орлином глазе» Эри освоилась быстро. Мытье полов оказалось делом нехитрым и неожиданно даже приятным. Ей нравилось наблюдать, как крашеные доски сначала темнеют от воды, а затем начинают блестеть. Особенно красиво в хорошую погоду, когда из новых окон на пол проливался солнечный свет.

После уборки в большом зале Эри шла в конюшню, где с удовольствием ухаживала за Куини и лошадьми постояльцев. Иногда Элисон давала поручения сходить за чем-нибудь в город: на рынок или в лавку. Часто требовалась помощь на кухне. Но что бы Эри ни делала, все ее увлекало, во всем находилось что-то интересное.

Небольшая команда работников «Орлиного глаза», сильно поредевшая после мятежа, встретила ее тепло. Элисон рассказала, что она дочь ее троюродной сестры, выросла в деревне и недавно осталась сиротой. К новой девочке отнеслись жалостливо и по-доброму, работой нагружали в меру и ни о чем не расспрашивали. Кухарка подарила темно-зеленый фартук, подходивший к глазам, а Нашта отдала цветастый платок на голову, под которым прятать уши было не так грустно.

Завтракали и обедали помощницы всегда вместе. Молча слушая трескотню девиц, с жаром обсуждавших последние сплетни, Эри вспоминала, как сидела в гостиной у Елены, и как точно так же они говорили о замужестве и планах на будущее.

Но в «Орлином глазе» было не то, что в Нюэле. Эри не спешила раскрываться и не надеялась, что кто-то примет ее в семью или полюбит. Она старалась быть полезной и работать на совесть, с благодарностью принимая то, что есть. В свободное же время предпочитала оставаться наедине с собой и, как это называла Нашта, томиться в собственной кастрюле.

Кроме рыжеволосой помощницы и Элисон, о нечеловеческой природе Эри никто не знал. Уши надежно прятал платок, а магия с той ночи никак не проявлялась.

Вечерами в комнате или на заднем дворе, спрятавшись, Эри могла часами смотреть на свои руки, концентрируясь и пытаясь вызвать хотя бы искорку. Все больше огненный цветок казался ей игрой воображения. Если бы не черные разводы в кабинете Элисон.

Эри не решалась вернуться к теме и еще раз поговорить с хозяйкой, уточнить подробности. Стену перекрасили, и сама Элисон об этом не упоминала. Как и Нашта.

Пометавшись, Эри решила, что пора успокоиться и, наоборот, порадоваться. Магия ушла, и у нее может быть спокойная, нормальная жизнь.

Но иногда, думая об Анжеле, погружаясь в воспоминания, Эри чувствовала, как что-то внутри влечет ее к неизведанной силе. Как хочется раскопать в себе удивительные возможности. Ведь как знать, может, она и летать умеет. Может, она не создана для обычной жизни и, может, это не так плохо?

То, что когда-то казалось для нее ясным, теперь подвергалось сомнениям. Она вспоминала беседы о предназначении. Как сама говорила, что можно тешить себя мыслями о великом, а потом окажется, что оно пшик. Потому что не все могут быть королями, не все могут быть особенными.

Теперь с этой магией она начинала хотеть, хуже того — верить, что все неспроста. Недаром Анжела именно ее нашла. В Роване должны знать толк в таких вещах.

Только ведь знахарка любила ее всякой. Хорошей и непослушной. Забиякой и плаксой. В Шадер она была собой. В Нюэле тоже многие знали, что она эльф или полукровка и вроде бы даже принимали это. В Нюэле она могла быть счастлива. Наверное.

Здесь же перед дверью в таверну висит ее изображение. Грубоватое, едва ли похожее, но с назначенной наградой.

— Тут уж или собой быть, — сказала Эри собственному отражению, — или нормальной.

Она выбрала второе.

* * *

Наште Эри нравилась. Тихая, улыбчивая, трудолюбивая, но главное — неиспорченная. Девочка боялась вечеров и пьяных посетителей, поэтому после заката пряталась у себя в комнате или где-то гуляла. Она никогда не перечила и даже к грязной работе относилась легко, по-детски увлекаясь. Казалось, для нее все было в новинку. Боязливо, как трогают ножкой холодную воду, она шаг за шагом погружалась в городскую жизнь. Нашта иногда украдкой наблюдала за ней, не переставая умиляться. Для нее Ланкас был настолько родным, что уже почти и ненавистным, для девочки же — чем-то волнующим.

Ее эльфийская природа больше не пугала. Присмотревшись, Нашта даже устыдилась своего страха и всех тех глупостей, что говорила и, хуже того, думала. Эри была не только безобидна, но и, очевидно, несчастна. Может, потому с таким увлечением за все и бралась, лишь бы не чувствовать, что там внутри.

Эри напоминала Наште печенье с кислой начинкой. Снаружи мягкое, рассыпчатое, так и просится в рот, но стоит надкусить — и лицо сморщится. Впрочем, и на такой вкус найдутся любители.

Вчера вечером Элисон отмечала день рождения. Нашта слегка перебрала, и, загрустив вопреки обычному настроению, вышла проветриться на задний двор. Оказавшись на воздухе, она сдернула ленту, перетягивавшую рыжие локоны, и плюхнулась на крыльцо, для верности оперевшись на стену.

Элисон исполнилось сорок три. Несмотря на потерю мужа, недавний бунт и сотни других неприятностей, хозяйка как-то умудрялась оставаться на плаву. Неизменно с тем же трагическим выражением лица.

Для Нашты Элисон была похожа на последний кусок позавчерашнего пирога. С виду еще сладкий, но как будто плачущий от одиночества и непригодности. Пожалеешь его, запустишь зубы в подтаявший крем и тут же обломаешь о черствую корку.

Нашта считала, что для счастья хозяйке не хватает только мужика. И даже желающие находились. Но, видимо, Элисон боялась разрушить трагичный образ безутешной вдовы, который поддерживала уже четыре года.

В искренность ее страданий Нашта не верила, хотя и окружающие, и просто здравый смысл утверждали обратное. Но не могла женщина после такой любви и предательства сохранить рассудок и не кинуться в омут. Не настолько, значит, она любила этого Лаэма.

Дверь приоткрылась, толкнув ее в плечо.

— Ты здесь, — показалась голова Эри. — Все хорошо?

— Да, просто отдыхаю. Садись, — она хлопнула ладонью по доскам.

Эри прикрыла за собой дверь и опустилась рядом.

— Ну чего там наша… ик! ой, — Нашта дернулась и усмехнулась. — Ну ты поняла…

— Вы поругались? — осторожно поинтересовалась Эри. — Я слышала, как утром на кухне…

— Что? — она махнула рукой. — А… Не, это мы так разговариваем. Просто она опять стенала, какая я нехорошая, падшая и без будущего. Надоело слышать это уже в который раз.

Эри открыла было рот, но Нашта продолжила:

— Вот знаешь, что мне в тебе нравится? — она отклонилась назад, словно желая еще раз рассмотреть Эри. — Ты не осуждаешь. Ну да, я шлюха, да, получаю деньги с женатых боровов. С потных и пьяных, от которых потом комнату проветривать надо. И что? Вот знаешь, что? Ик! Ой, да что ж такое-то? — она похлопала себя по груди и глубоко вдохнула, чтобы справиться с икотой. — Мне нравится! — мотнула головой Нашта. — И это мое дело. Хочу и ломаю себе жизнь. И вообще, может, я, наоборот, дарю миру любовь. А она что? Сидит там со своими счетами. Наоборот, кланяться в ноги должна. Сколько мы с девочками ей посетителей привадили? А? Она об этом думает, небось знает, но к образу благородной дамы оно, понимаешь, как-то не идет. Вот и скворчит, как сало на сковородке, и руки заламывает.

— Но ведь это только к тебе, — возразила Эри. — Она за тебя волнуется, не за других. Разве не радостно жить, зная, что кто-то…

— Да, конечно, волнуется! — перебила Нашта. — Она же добрая такая, меня удочерила. А я, мерзавка, по рукам пошла. Нет, Риа, о себе она думает, уж поверь. Только о себе.

— Удочерила тебя? — удивилась Эри.

— Долгая история, — она поморщилась. — Но если кратко, то это чтобы вину мужа искупить. Не ради меня.

— Нет, — упрямо возразила Эри. — Нет, Элисон добрая. Не каждый оставит под крышей полукровку в розыске, не каждый даже просто ужином накормит. И уж точно, вина там или нет, не каждый проявит участие. Ты старше меня и больше людей видела, но я знаю, что хуже всего — это безразличие.

— Пожалуй, что так, — вздохнула Нашта. — Ладно, хватит об этом. Элисон и правда не так плоха. Просто у меня наболело.

Эри поднялась и протянула ей руку:

— Давай вернемся в зал.

Нашта с трудом распрямилась. Интересно, каким бы она была печеньем? Или нет, она скорее яблоко, с одной стороны спелое и аппетитное, а с другой коричневый бочок. Срезать бы его, а остальное в компот или варенье. Но если так никто и не подберет — сгниет ведь окончательно.

* * *

— Эй, проснись! — Эри потрясла спящее, кажущееся мертвым тело.

Нашта пробормотала что-то невнятное и уткнулась носом в подушку.

— Я воды принесла. А еще Элисон просила разбудить. Ей после вчерашнего ужина нехорошо, просит сходить к некому Загиру за лекарством. Это местный знахарь, да? Эй!

— Ум, — Нашта с трудом разлепила веки и несколько раз моргнула. — А, это ты… — она наморщила лоб, словно даже думать было невмоготу. — Ну, сходи сама и заодно прихвати на кухне рассол, если остался.

— Ладно, но куда идти-то?

— Куда-куда, в лечебницу! Спроси на улице, давай уже, — она широко зевнула.

— Может…

— Иди! — Нашта махнула рукой и с наслаждением закрыла глаза.

Эри пожала плечами. Если желудочное, то можно заварить травяной чай, но, наверное, этот Загир лучше знает Элисон. А Наште вчера не надо было столько пить.

Лечебница Луаргтона находилась в центре города, недалеко от площади, где все еще болтались на виселице мятежники. Ветер разносил по улицам отвратительный запах.

Эри вошла в двухэтажное здание с высокими потолками, темное, пахнущее лекарствами. За дубовой дверью располагались холл, несколько кабинетов и лестница на второй этаж, где проживал сам Загир Луаргтон.

Оглядевшись, Эри не обнаружила признаков жизни и громко позвала:

— Простите!

— Тише, больные спят! — из ближайшего кабинета показалась тучная пожилая женщина в белом платье. — Чего тебе, детка?

— Я ищу Загира, — Эри шагнула к ней.

— Он в тюрьме.

— Что? — она остановилась.

— К обеду должен вернуться. А ты чего хотела? Болит что?

— Нет, это для Элисон Стил из «Орлиного глаза».

— А-а-а, сейчас посмотрим, — женщина скрылась в кабинете, оставив дверь открытой.

Секунду поколебавшись, Эри прошла за ней в прямоугольную комнатку с окном, выходящим к парку. Слева вдоль стены были полки с книгами, справа стоял рабочий стол, а за ним шкафчик с пузырьками. У двери стояло плетеное кресло.

Сестра выдвинула нижний ящик и принялась перебирать желтоватые листки, что-то бормоча себе под нос.

Эри прошлась по кабинету, с любопытством рассматривая корешки книг. «Сравнительная анатомия эльфа и человека». «Раунфортский справочник лекарственных растений». «Подлинная история Лансии». «Все о рованской лихорадке». «Особенности строения нелюдей: орки».

— Ага! — женщина вытащила нужную бумагу и бегло прочитала. — Так-с. Жди здесь.

Она поднялась из-за стола и, переваливаясь, вышла из кабинета.

Эри посмотрела на шкафчик. За стеклом на полках теснились флаконы и баночки с разноцветными жидкостями и порошками. Все аккуратно подписанные. Мудреное название лекарства, а под ним, похоже, имя больного. У них с Анжелой такой системы не было.

От нечего делать Эри пробежалась глазами по этикеткам. Среди незнакомых названий и фамилий оказался Фридлин Нюэльский.

Эри потянулась к ручке шкафчика, чтобы взять пузырек, когда женщина вернулась.

— Детка, не трогай, пожалуйста, — окликнула она. — Вот, я принесла желудочный чай. Заваривать по чайной ложе на стакан, пить утром и вечером.

— Да, спасибо, — Эри повернулась к ней. — А скажите, Фридлин Нюэльский, он…

— Это что же, Загир забыл взять его лекарство? — женщина торопливо пересекла кабинет, сунув Эри бумажный кулек.

«Фридлин в Ланкасе. В тюрьме», — молнией пронеслось в голове.

— Спасибо, вот, — Эри положила на стол несколько монеток и поторопилась уйти.

— Старый пес, — причитала женщина, не глядя на нее. — Напоминала же…

* * *

Тирк остановился перед зданием лечебницы. Невзрачный каменный домик, ради которого отец продал их фамильное имение и оставил его без наследства. Права была мама. Загир из тех людей, кто обогреет всех и каждого, кроме собственных ближних.

Семейное древо Луаргтонов произрастало от кузины жены третьего сына короля Бруно. Роду было немногим больше века, за который никто из предков Тирка его так и не прославил. Но в Ланкасе у них было приличное именьице, а дворянский титул позволил Загиру окончить Раунфортскую лекарскую академию. Мать Тирка работала чиновницей в городской ратуше, но после замужества оставила службу.

С ее слов до войны они жили неплохо, даже почти счастливо, но когда заговорили о подступающих к Ланкасу эльфах, она прихватила трехлетнего сына и бежала в Толлгард, где поселилась у кузена.

Загир тогда отказался покидать город, предпочитая лечить раненых и помогать людям. Незнакомцы оказались важнее собственной семьи. Мать его так и не простила.

Тирка воспитывал двоюродный дядя, и дома о Загире он едва ли слышал что-то хорошее. За отца хотелось заступиться, потому что не верилось, что человек, посвятивший себя служению людям, поставивший долг превыше всего, мог быть таким чудовищем. Но Тирк не любил перечить взрослым и просто обещал себе, что однажды навестит старика и увидит своими глазами.

Случай представился сразу после окончания школы. Мать настаивала на поступлении в одну из Толлгардских академий и подготовке к чиновничьей службе, но крепкий и подвижный Тирк боялся кабинетов, как тюрьмы. Да и учился он еле-еле. А тут прямо кстати отец прислал письмо, длинное, написанное неразборчивым почерком. Тирк посчитал его своим лучшим шансом и, распрощавшись с матерью и дядей, покинул столицу.

В Ланкасе оказалось, что Загир имение запустил и давно продал, чтобы открыть лечебницу в центре города. Сыну предлагал учиться у него, а затем поступить в Лекарскую академию. О том и писал в письме, и Тирк бы знал об этом, если бы удосужился прочесть внимательно.

Оба разочарованные встречей, отец и сын все же пытались наладить отношения. Загир поддерживал Тирка деньгами, пока тот искал, где бы себя применить. На зубрежку названий лекарств и травок ему не хватало терпения, к тому же в лечебнице иногда стоял совсем уж тошнотворный запах.

Тирк временно устроился на лесоповал и уже начал подумывать о службе в армии, как вдруг встретил человека, перевернувшего его жизнь. Мужа Элисон.

Загир не одобрил выбор сына, считая Охотников мясниками, а их лидера — тайным правителем Лансии и узурпатором.

— В анатомии людей и эльфов не так много различий, — говорил он.

— У собаки с волком — тоже, — огрызался Тирк, внутренне, однако, признавая, что в Охотничьей жизни эльфы волновали его меньше всего. Главным были драки и стычки, азарт расследований, власть. Он больше не чувствовал себя глупым бездельником. Они делали важное дело. Грязное, тяжелое, но необходимое.

Тирк отвлекся от воспоминаний, когда из лечебницы вышла сутулая девушка в цветастом платке. Ба, да он даже знает, кто это! Только имя забыл.

— Привет, красавица! — крикнул он.

Девушка растерянно оглянулась.

— Ой, — вырвалось у нее.

— Ты меня помнишь? — он подбежал к крыльцу. — Я тебе дорогу в «Орлиный глаз» подсказал. До мятежа еще.

— Да, — она опустила глаза. — Да, помню, и это ведь вы лошадь мою нашли. Спасибо!

— Ко мне можно на «ты». Я Тирк. Луаргтон, — он хлопнул ладонью по груди, где висел медальон Охотников.

— Луаргтон? — переспросила девушка.

— Да, Загир — мой отец. Я как раз к нему.

— Его нет, он, кажется, в тюрьме, — она сделала шаг в сторону.

— Точно, все время забываю, по каким дням он ходит, — Тирк почесал затылок.

Эри, которую встреча с Охотником застала врасплох, смотрела на болтавшегося на его груди орла и не знала, как выбраться из неловкой ситуации. Парень стоял так близко, почти касался ее.

— Простите, но мне пора… — проговорила она.

— Стой, — Охотник успел схватить ее за руку. — Напомни, как тебя зовут?

— Риа, — она выдохнула.

— Ты чего дрожишь, холодно? — он выпустил ее запястье.

— Нет, то есть да. Мне правда нужно идти, — Эри сделала несколько шагов.

— В «Орлиный глаз»? — не сдавался парень. — Слушай, раз отца все равно нет, то я провожу тебя. После мятежа я так и не был у Лис, не хотел ее подставлять. Все ведь теперь считают нас мясниками, но вообще-то не мы громили магазины и таверны, не мы поджигали дома и не мы вышли на улицы с вилами.

— Да, было очень страшно, — ответила Эри, все больше чувствуя себя не в своей тарелке.

— Надеюсь, все уляжется, и люди поймут, что Охотники стоят на страже их же безопасности. Если треклятые остроухие вздумают напасть или кто-то устроит в городе побоище. Говорю тебе, Риа, мы — единственные, кто обеспечивает людям спокойный сон. Мы — щит Лансии. И если иногда служба вынуждает проливать кровь, то это ради нашего короля, ради страны. Ты не согласна?

Эри бросила на него осторожный взгляд. Лучше бы не говорить с ним ни о чем.

— А бывает, что вы ловите невиновных? — не удержалась она, подумав о Фридлине.

— Нет, — уверенно заявил Тирк.

— Никогда? — удивилась Эри.

— К нам просто так не попадают. Знаешь, как говорит один мой знакомый, закон — это не сумка с двойным дном. За преступления надо отвечать.

— Ясно, — она посмотрела под ноги на серый булыжник. — Что ж, мне…

— Прости, я не должен был, — он всплеснул руками. — Ты и так, наверное, напугана. После всех этих событий, и вдруг Охотник… Слушай, давай забудем этот разговор. Я просто Тирк. Хорошо?

Она кивнула, как будто был иной выход.

— Расскажи, ты надолго в городе, что делаешь?

Эри бросила на него еще один осторожный взгляд. Внутри так и вопило: не говори, беги. Но как, куда? Нет, если он притворится просто Тирком, то и она сможет быть просто Рией. Наверное.

— Я пока не знаю, если честно…

Они заговорили о еде, Ланкасе и вчерашней погоде. Тирк рассказывал, что прошлой зимой был ужасный мороз. Изображал, как трясся от холода. Эри не удержалась от улыбки и сама украдкой рассматривала его. Какие у Охотника сильные руки, широкая спина и огромные ладони. Волосы, похоже, мягкие, и глаза карие, теплые. Тирк говорил увлеченно, размахивая руками, и смотрел на нее так, как будто изучал и одновременно поглаживал взглядом.

От этого в животе становилось щекотно.