Ладони сжимали отполированную рукоять топора. Замахнувшись, она чуть присела. Полено с треском раскололось на две части. Вытерев рукавом выступивший на лбу пот, Эри поставила на колоду одну из деревяшек.
Несколько дней плавно перетекли в неделю, а за ней и вторую. Корд не говорил, что ей пора уезжать, а она не спрашивала, можно ли остаться. Уступив ей кровать, сам он спал на медвежьей шкуре. Хотя спал — это явное преувеличение. Ложился он после нее, а вставал еще до рассвета. Она же частенько просыпалась от запаха уже варившегося завтрака. Ужин обычно готовили вместе.
Как сумела, Эри навела порядок в хижине: подмела полы, сняла с углов паутину и вычистила от золы очаг. Тряпье с окон Корд снимать не разрешил, и стекла пришлось оставить как есть. Днем она таскала из озера воду, ходила в лес за грибами, малиной и дикой смородиной, а сегодня, заметив, что стопка дров поредела, взялась за топор. Корд ничего не просил, но и против помощи не возражал. Казалось, он просто принял ее, как нечто естественное, как снег зимой.
Перед сном, когда он стягивал свитер, огонь освещал грубые шрамы на спине и руках. Делая вид, что спит, Эри украдкой наблюдала, не переставая задаваться вопросом, только ли война причинила ему столько страданий, и от кого он прячется в этом лесу?
— Человек никогда не бежит от кого-то, но всегда от самого себя, — сказал он вчера вечером.
— Как же, — возразила она. — А если меня преследует волк?
— То ты бежишь от себя, неспособной ему противостоять. От слабости. Волк — это такая же жизненная трудность, как и все прочие. Ты точно знаешь, что не в состоянии преодолеть — и потому бежишь. Но, скажем, вооруженный охотник — наоборот, ждет, пока хищник высунет морду.
— Тогда получается, что и из Шадер, и из Нюэля я ушла…
— От самой себя, — заключил он и с полуулыбкой добавил: — Только все равно от себя не спрячешься.
— И поэтому вы живете один в лесу, — вырвалось у нее.
Голубые глаза Корда встретились с ее глазами. Эри ощутила тоску и безнадежность. Снова было не до шуток. Подтянув одеяло к подбородку, она уставилась в потолок.
Бежит от самой себя, значит. От неумения ужиться с людьми? От страха перед неизвестными Охотниками? А интересно, от чего же прячется он? Какое преступление совершил? Может, кого-то убил?
Корд был умен и говорил так, что заслушаешься. Значит, образован, рассуждала Эри, и точно не крестьянин. Воевал, но, например, у Фридлина таких шрамов не было. Никогда не расстается с тесаком и просыпается в один и тот же час. Дом зарастает паутиной, но одежда стираная, и перед сном он складывает ее аккуратно, прямо как Анжела. Ест медленно, с удовольствием, и иногда улыбается хитро, по-мальчишечьи. Глаза только печальные, временами холодные, но очень внимательные и даже пронзительные. Сразу ложь распознают, хотя ей и в голову не пришло бы ему врать. Наоборот, Корд удивительно располагал к откровенности. Кажется, она успела ему пересказать всю свою короткую жизнь.
Только сам он оставался закрыт. Эри подозревала какую-то тайну, гложущую и причинявшую боль. Хотелось что-то сделать, облегчить, поговорить, как он всегда говорил с ней. Но охотник отшучивался или, хуже того, просто отстранялся. Вот тогда голубые глаза становились холодными, как зимнее небо.
Эри не заметила, как Корд появился из леса с тушей оленя на плечах.
— Оу, да ты молодец! — воскликнул он, окинув взглядом горку дров.
— Росла без отца, — она пожала плечами.
— Заметно, — Корд скинул на траву добычу. — Принеси миски и корыто, будем разделывать.
Он вытащил из-за пояса тесак.
Эри послушно сходила в дом и вернулась со всем необходимым, но подойдя ближе, она невольно заглянула в застывшие глаза животного. На душе потяжелело.
Корд прошелся тесаком от груди до паха, затем взял заднюю ногу и принялся осторожно разрезать кожу вдоль кости.
Сморщившись, Эри зажала рот ладонью. Охотник бросил на нее озадаченный взгляд.
— Нет, девочка, так не пойдет, — он покачал головой. — Если ешь мясо, значит, не возражаешь против убийства. И помогаешь мне разделывать.
Она умоляюще посмотрела на него.
— Или больше никогда не ешь оленину, — строго проговорил Корд, взявшись за другую ногу. — Выбирай.
Эри облизнула сухие губы. Они с Анжелой всегда только покупали мясо или обменивали на что-нибудь, но никогда сами не охотились и не убивали.
— Да, люди — жестокие существа, — продолжал Корд. — И нечего прятаться в фантазиях. Ну! — он повысил голос.
Эри сглотнула и с трудом выдавила из себя:
— Я помогу.
Корд закончил с разрезами и, прижимая тушу к земле, принялся сдирать кожу. Руки Эри дрожали. Она коснулась еще теплого меха и приготовилась повторять за охотником.
* * *
Таверна «Орлиный глаз» уже много лет процветала, будучи одним из лучших заведений в Ланкасе. Работяги, заезжие торговцы и крестьяне могли найти здесь удобные чистые комнаты, горячую ванну и еду по вкусу.
Хозяйка, сорокалетняя вдова, управлялась с делами до того ловко, что успевала уделить время почти всем гостям, с кем-то поговорить по душам, а кому и просто улыбнуться. Невысокая, худенькая, пленительно сочетавшая в себе девичью беззащитность с особенной степенностью, свойственной вдовам и скорбящим. Одевалась в темные узкие платья, выглядевшие скромно, но элегантно, а каштановые волосы с редкой проседью перевязывала черной шелковой лентой. Почти не носила украшений, кроме нитки бус на шее и обручального кольца. Таверна приносила доход, и можно было бы позволить себе больше, но всем своим видом она словно говорила: «Я здесь для вас, и вы — единственное, что еще удерживает меня на бренной земле». Никто из местных не звал ее иначе, как Лис — ласково от Элисон.
Тирк Луаргтон любил захаживать в «Орлиный глаз» не только за вкусным ужином, но и в надежде поговорить с хозяйкой. Она напоминала ему маму, которая сейчас была далеко в Толлгарде, и с которой он не виделся уже около года.
Сегодня утром Найдер отнес плакаты с изображением эльфийки городской страже, чтобы они развесили по городу. Для Тирка это стало хорошим поводом заглянуть к Элисон и заодно пообедать.
Днем народу было меньше. Воздух еще не успел пропитаться потом и перегаром, а только что натертые полы радовали глаз. Тирк вошел внутрь и жадно втянул носом запах чеснока и специй. Устроившись за столиком в углу, он махнул дежурившей у стойки Наште, рыжеволосой красотке помощнице. Веснушчатая переносица на мгновение поморщилась, и девушка нехотя подошла к нему.
— Сегодня коровий язык с луком и перловкой, — проговорила она, избегая смотреть ему в глаза.
— Пойдет, — ответил Тирк. — А супчик есть?
— Гороховый.
— Неси. И еще компот какой-нибудь. Кстати, Лис у себя?
— Да, — Нашта спешно отвернулась. И последняя просьба Тирка уже была обращена в спину.
Элисон спустилась не сразу, и он успел расправиться с супом и приступить к языку. Хозяйка подошла легкой, словно плывущей походкой и присела на стул напротив.
— Здрасте, — проговорил он с набитым ртом и кивнул на лежавший на столе сверток. — Это вам, повесьте где-нибудь.
— Кто на этот раз? — Элисон аккуратно развернула плакат. — Неужели на нашей стороне еще не перевелись?
Тирк махнул рукой в жесте «И не говорите!» и отправил в рот ложку перловки.
— Похожа на совсем еще девочку… — задумчиво проговорила женщина. — Хотя с вечно молодыми эльфами никогда не знаешь…
— Угу, — Тирк кивнул. — Но, может, она и не совсем эльф. Это Найдер нарисовал со слов мужика. Тот говорит, что полукровка, но я бы не стал так уж верить. Потому что вчера ночью он вообще бредить начал. Сказал, что якобы, представьте, вокруг этой шпионки было зеленоватое свечение. Как фонарь, что ли… Я не понял, а Грэй с умным видом сидит такой и кивает. Ну не дурак ли?!
— Тише, — Лис коснулась его руки. — Расскажи по порядку. Что вы сейчас расследуете?
Тирк шумно выдохнул. И правда, что это он.
— Только вам, — заговорщически напомнил он. — Недавно нам донесли, что в Нюэле укрывается незаконный эльф. Живет не у кого-нибудь, а у главы деревенского Совета. Мы, само собой, поехали проверять, но девчонка успела сделать ноги. Так что пришлось взять мужика. Он даже отпираться не стал. Говорит, что сирота, пожалел — приютил. А про все остальное, как обычно, ни сном, ни духом. Мы решили его поприжать. Забрали с собой, и теперь Грэй ведет с ним долгие беседы. Найдер, дурачок молодой, смотрит на все с открытым ртом. А я устал просто, понимаете. С каждым годом все хуже. Помните, у нас долго дел не было? Так Грэй повадился ходить в библиотеку и теперь выражается как бездарный бард. Наверное, думает, что так сойдет за лорда, а сам как был деревенщиной… Только напыщенным стал. И эта шляпа с перьями — как у шута, честное слово. Зато по толлгардской моде.
Тирк скривился.
— Послушай, — вкрадчиво начала Элисон. — Тебя ведь никто не принуждал становиться Охотником.
— Да выбора особо не было. Мать настаивала на чиновничьей службе, но какой из меня бумагомаратель? Я думал тогда — вернусь в Ланкас, займусь родовым именьицем. А отец его, оказалось, уже продал, нас не спросив. Знаете ведь эту историю. Нет, если б не ваш муж, не знаю даже, что делал бы. В армию, может, пошел бы.
— И думаешь, там не нашлось бы какого-нибудь неприятного командира? — возразила Элисон. — Что же ты за воин, если не умеешь служить?
— Нет, — замотал головой Тирк. — Я службу люблю. Но кто знал, что мне придется терпеть над собой этого… Знаете, раньше он мне даже нравился. Стойкий, верный принципам, готовый на все ради дела. А сейчас смотрю на него и думаю: да кем бы ты был, если б тебя из канавы не вытащили?
— Сейчас он твой капитан, — настойчиво продолжала хозяйка. — И ты обязан подчиняться. Это твой долг, нравится он или нет. Ты ведь не станешь предателем?
В зеленых глазах Элисон появился укор. Тирк виновато опустил голову.
— Нет, конечно, никогда. Но что мешает ему, не знаю, вести себя попроще, что ли? Я хочу, чтобы у нас был капитан, которого можно уважать. Так это глупо выглядит, когда кто-то притворяется дворянином. Вот вы, например, из торговцев, а держитесь достойней иной благородной. И не надо для того ни перья цеплять, ни книжно выражаться.
— Так что там все-таки за дело с этой эльфийкой? — перевела тему Элисон. — Что рассказал крестьянин?
Тирк понял, что в жалобах на этот раз хватил лишку. Все-таки как Охотник Грэй хорош. И расследовать умеет, и нужные сведения из людей доставать. А еще чутье у него волчье. И раз говорит, что в Эриал Найт что-то есть, значит, и правда что-нибудь да раскопают.
Он отправил в рот остывший кусок языка и, понизив голос, кратко пересказал, что удалось узнать от Фридлина.
* * *
— Извини, я был груб утром, — сказал Корд. — Но это важно. Ты должна научиться выбирать позицию, следовать ей и отстаивать, если придется. Это путь достойного человека и единственный способ нажить настоящих друзей и врагов.
— Но мне не нужны враги, — возразила Эри. — У меня их и так больше, чем нужно.
— Поверь, у тебя их еще не было, — снисходительно ответил Корд.
Она махнула рукой и пробурчала:
— Знаете, что я расскажу вам о позиции? Все в Шадер видели, что я не уживаюсь с другими детьми. Слышали, что я ведьма, дочь морского змея, с духами общаюсь… И никто ничего не сделал. Никто не запретил им издеваться и насмешничать. И когда на похоронах Анжелы эти люди говорили, что им жаль…
Эри покачала головой, чувствуя, что снова теряет самообладание.
— Тебя когда-нибудь били? — осторожно спросил Корд.
— Не то чтобы, но толкали, отбирали вещи, — она перевела дыхание и, гордо вскинув подбородок, добавила: — Но я всегда давала сдачи. Так что со временем меня начали бояться.
Он потер небритый подбородок.
— А ты пыталась как-то сама наладить отношения? Поговорить с этой… Дианой?
Эри покачала головой:
— А смысл? Мы ненавидим друг друга лет с шести. Когда она меня толкнула в лужу, а я ее ударила. Пойди я на попятную, только бы выставила себя на посмешище.
— Наверняка ты этого не знаешь.
— Нет, я уверена. Да и почему я должна была идти? — возмутилась Эри. — Я сама ничего плохого не сделала. Только защищалась.
Корд улыбнулся:
— Не шуми, я пытаюсь помочь тебе. И объяснить, что многие вещи очень даже взаимны. Да, тебя не любили другие, но и ты не любила их. Это было взаимно. Их родители не могли запретить им думать о тебе плохо, так же, как Анжела не могла изменить твое мнение о них. Но, уверен, пыталась.
— Да, — признала Эри, продолжая горячиться. — Но если даже я была с ними груба или еще что, то перед Еленой-то я в чем виновата?
Клод хлопнул ладонью по столу.
— Слушай, хватит пускать сопли, кто когда тебя обидел. Я серьезно, девочка. Нельзя перебирать в голове эти воспоминания и без конца жалеть себя. Даже если с тобой поступили подло. Это тупик.
— Но ведь так больно, — она наморщила лоб.
— Больно — это когда тебя режут сразу несколькими ножами. Или когда захлебываешься собственной кровью. Ты видела когда-нибудь больного рованской лихорадкой? А когда твой отряд гибнет у тебя на глазах?
Эри невольно вжала голову в плечи.
— И в конечном счете, — проговорил уже спокойнее Корд, — неважно, любит тебя кто-то или нет. Потому что главное — ты жива. Понимаешь?
По ее лицу было видно, что нет.
— Ладно, — выдохнул он. — Давай обедать.
* * *
Заходящее солнце пробивалось сквозь мозаику на окнах. Волны рыжих волос вспыхнули, словно ореолом окружив бледное личико с россыпью веснушек. Нашта наклонилась, чтобы забрать тарелки на поднос. Немолодой посетитель смущенно отвел взгляд от округлых, как будто томящихся в тесном декольте грудей.
— Что-нибудь еще? — очаровательно улыбнувшись, спросила она.
— Нет, пожалуй, на сегодня все, — мужчина отодвинулся.
— Непременно приходите завтра, — Нашта выпрямилась и ушла с подносом к стойке.
Загир Луаргтон, завсегдатай «Орлиного глаза» и городской лекарь, замер, не в силах оторвать взгляда от покачивающихся бедер. Лучше бы ему и правда пойти, пока в таверне не набралось посетителей и не пришлось наблюдать, как прелестница себя губит. Да и сын обещал зайти вечером.
Он поднялся и, набросив на плечи куртку, побрел к выходу. Седой, сутулый и, как обычно, задумчивый.
Дверь таверны распахнулась, и навстречу шагнул красивый молодой человек в шляпе с плюмажем и в безупречно начищенных сапогах. Грэй, капитан его сына.
— Добрый вечер, — Охотник снял шляпу. Губы Загира презрительно дернулись, но он поздоровался в ответ.
Грэй пропустил лекаря и, увидев Нашту, махнул ей рукой. Рыжеволосая девица вмиг просияла и шагнула навстречу. Океан волос снова вспыхнул. Загир покачал головой и поспешно прикрыл за собой дверь.
— Ты поужинать или к хозяйке? — поинтересовалась Нашта, игриво покачивая бедрами.
— Вряд ли стоит отвлекать Лис, — отчеканил Грэй, устраиваясь за столом. — А вот от жаркого не откажусь.
— Скоро будет готово, — Нашта оперлась рукой о стол и кокетливо склонила голову набок. — А Тирк сегодня тоже заходил и, как всегда, на тебя жаловался.
— А, да, — безразлично хмыкнул Грэй. — Принеси пока чего-нибудь перекусить. Пожалуйста.
— Конечно, — девушка развернулась, тряхнув огненными волосами. Красавец Охотник был, как обычно, холоден и недосягаем. Но обходителен, как благородный. Пусть Тирк и дворянин, но до Алекса ему как до луны. Или еще дальше.
На этот раз Элисон спустилась сразу, как только услышала от Нашты о посетителе.
— О, Алекс, есть новости? — не скрывая нетерпения, спросила она. Грэй покачал белокурой головой.
— Мне жаль, но вам нельзя вернуться. Ни в этом году. Ни в следующем.
— Но ты же не хочешь сказать… — на лице хозяйки отразился испуг.
Грэй поджал губы.
— Не верю, что больше ничего нельзя сделать, — она щелкнула языком от досады.
— Посмотрите на это иначе, — посоветовал Охотник. — У кого-то в вашем положении не было бы ни таверны, ни свободы, ни, может, даже жизни.
Элисон тяжело вздохнула. Правильно Тирк на него жалуется. Бессердечия ему теперь не занимать. Куда делся тот мягкий юноша, с которым муж познакомил ее шесть лет назад?
— Еще скажи, что таковы закон и воля Хинта… — она постучала пальцами по столу. — Я хоть и не ловлю преступников и шпионов не пытаю, но о долге знаю не меньше твоего. И о том, чего стоят все эти ваши клятвы…
— Лис… — Грэй укоризненно посмотрел на нее.
— Да, да, живем мы только милостью короля… — хозяйка поднялась из-за стола. — Но вот что я тебе скажу, Алекс, — она наклонилась к его уху: — Есть еще долг перед людьми.
Нашта застыла с подносом в руках. Давно она не видела Элисон такой взволнованной. Тирка, значит, успокаивает, о службе разговоры ведет и ходит как тряпичная кукла. Безупречная. Всем одинаково фальшиво улыбаясь. А тут аж огонек в глазах.
— Что стоишь, вон люди пришли! — шикнула на нее Элисон и скрылась на кухне.
Нашта улыбнулась. Жива еще, значит, старая калоша.
* * *
Эри снова не могла уснуть. Корд, конечно, прав — нельзя себя жалеть. Но люди иногда так подло поступают. Елена донесла Охотникам, вынудила ее скрываться, наверняка и Нюэльским навредила. Это хуже, чем все насмешки Дианы. Хуже предательства Рикки. И как можно об этом просто забыть?
— Девочка, опять не спится? — нарушил тишину хрипловатый голос Корда.
— Думаю о нашем разговоре, — она перевернулась на бок и посмотрела на него.
Суровый и заботливый одновременно. Странное сочетание.
— У тебя эльфийское зрение?
— Наверное, — она пожала плечами. — Не с чем сравнивать.
— А тебя Анжела учила магии? — неожиданно спросил он.
— Магии? — удивилась Эри. — Нет, только травничеству. Она потому и ушла из Рованы, что оказалась не способна. А вы когда-нибудь видели чудеса?
— Каждый день вижу, — Корд улыбнулся. — Но говорят, рованцы умеют делать хлеб из воздуха и так боятся раскрыть свой секрет, что редко кому открывают границу. Признаться, удивлен, что они вообще кого-то выпустили. Может, Анжела сбежала?
— Нет, она говорила, что это было предназначение. Вроде как сам Великий Оракул повелел отправляться в Лансию, где «должно ей взрастить новое солнце». Что бы это ни значило.
В домике на мгновение стало тихо.
— А можно я тоже спрошу? — Эри приподнялась на локте. — Как вы оказались один в лесу?
— Это долгая история, девочка, — проговорил Корд. — Может, однажды и расскажу, но не сегодня.
Эри откинулась на спину. Иного ответа не стоило и ожидать.
— Севернее отсюда, где озеро переходит в реку Денон, есть город, — сменил тему мужчина. — Ланкас. Хорошо бы тебе туда съездить.
— Вы меня уже гоните? — она обиженно закусила губу. Вот чего стоят расспросы.
— Нет. Но, во-первых, скоро похолодает, и Куини нужно в конюшню. А во-вторых, пора идти дальше. Пробиваться в люди. Ты же не хочешь провести в лесу всю жизнь? Поверь — это быстро надоедает. В Ланкасе я знаю одну женщину — Элисон. Она держит таверну, где можно и стойло снять, и работу найти. А захочешь — навестишь потом и меня.
— А как же Охотники?
— Спрячешь уши под платок, и вполне себе обычная девочка. Элисон тебя не сдаст, она добрая. Но что бы там ни случилось, помни — рано или поздно с опасностью придется встретиться.
— Лучше бы поздно, — вздохнула Эри.
— Да как знать, — возразил Корд и добавил: — Засыпай, набирайся сил, а утром я расскажу, как ехать.
— Хорошо, — ответила она, чувствуя, что вот теперь уж точно не сомкнет глаз.
— Всему свое время, девочка. Не думай сейчас обо мне и наших беседах. Отдыхай и ничего не бойся.
«Вам легко говорить», — мысленно пробурчала Эри, но вслух сказала:
— Не буду.
* * *
Брат, у меня есть новость, вероятно, заинтересующая орден. Мы вышли на след девушки, похоже, обладающей магическим даром. По словам очевидца, она неоднократно светилась в темноте. По происхождению эльф или полуэльф. Мой отряд в ответе за расследование. Как только будет схвачена, готов передать ее ордену. Возможно, понадобятся меры предосторожности. Жду инструкций.
Да спасет нас мудрость магистра!
Найдер
* * *
Утро выдалось туманное и безветренное. Поляна вокруг домика была покрыта лужами от прошедшего ночью дождя. Куини переминалась с ноги на ногу, иногда недовольно всхрапывая и выпуская пар. Трава хлюпала под копытами. Эри ежилась от холода, но не хотела прерывать уже порядком затянувшееся расставание.
— Да, и самое главное, — нарушил молчание Корд. — Никому ни в коем случае не рассказывай обо мне. Особенно Элисон. Договорились?
Эри нахмурилась и уже открыла было рот, но Корд перебил:
— Без вопросов, ладно? Просто сделай так, и нам обоим будет легче жить, — его взгляд стал холодным и пронизывающим, как в первый вечер.
— Хорошо, обещаю, — миролюбиво сказала она. — Я приеду в гости, как только устроюсь.
— Буду ждать, — Корд улыбнулся и погладил морду Куини. — До свидания, девочка. Удачи тебе!
— Спасибо за все! — Эри махнула рукой и развернула лошадь.
Когда лес полностью скрыл ее из виду, Корд привалился к дереву. На мгновение ему показалось, что ее здесь никогда и не было, что все это только приснилось.
— Не идя тропою риска, — тихо сказал он, — никогда не выйдешь на дорогу счастья.