Раненый камень

Я на горы смотрю, я глазами искал их,—

Не увидел вершин, уходящих во тьму.

Я смотрю на старинные башни на скалах,

Это башни иль нарты — никак не пойму.

Не страшась крутизны, в бездну падают реки.

Стук подков — так мне кажется — вторит ключу.

Это скачут в лесистой теснине абреки

Или сам я, гонимый врагами, скачу?

Это черные бурки врагов промелькнули

И тотчас растворились в полночной дали?

Я припомнил преданье, что слышал в ауле,

Вспомнил раны, что долго зажить не могли.

Оглашается звоном кинжалов теснина.

Кто кого убивает во мраке? В чей дом

В черной бурке внесут бездыханного сына?

Как черна эта ночь на обрыве крутом!

Как отцу моему здесь, в ущелье, кричала,

Так спросонок, сова, ты кричишь мне опять…

Не боюсь я врага! Не боюсь я кинжала!

Мне нужна моя жизнь: дома ждет меня мать!

В пене скачет река, побледнев от испуга.

Будто враг за ней гонится в душной пыли…

Помнишь: кровники здесь настигали друг друга.

Помнишь: раны здесь долго зажить не могли…

Скалы, разве мои вы не видите раны?

Льется кровь моя — остановить не могу!

Я на землю упал. Чей там окрик гортанный?

Где кинжал? Неужели я сдамся врагу?

Нет, почудилось ночью сверкание стали,—

Фары встречной машины стремятся ко мне.

Это в древнем преданье слова отблистали,

Как низринулся в пропасть абрек на коне.

Но постой! За скалой чей-то крик, чьи-то стоны.

Ты прислушайся, — кто-то кричит и зовет.

То не всадник ли стонет, кинжалом пронзенный?

Как же можешь ты медлить? На помощь! Вперед!

Нет, дошел этот крик до меня, до теснины,

Из-за гор древних лет, окровавленных лет.

Впереди зажигаются фары машины,

И со мною друзья, электрический свет.

Как на скалах черны эти древние башни!

То не кровной ли мести кинжал за скалой?

…Впереди — мой аул и приют мой домашний,

Рядом свет, и друзья мои рядом со мной.