Ранний старт 4

Глава 15 Новый год

29 декабря, понедельник, время 18:30.

МГУ, холл Главного здания.

Акустика здесь хромает, и понятно почему. Это не концертный зал продуманной конструкции. Но золотое облачко, видимое только мне, выжать из благодарной публики удаётся. Продолжаю его раздувать волшебным звучанием саксофона. Добавляет серебряных оттенков голос Камбурской. В ударе сегодня Настя.

Мне пришлось расщедриться на песенку. Обещал ведь. Вот её сейчас Настя и выдаёт.

«Drinking In The Day»: https://youtu.be/0xhRUULH6Zk

Перед этим разогрели публику «Purple Sun» и другими вещами. Репертуар накапливается, причём оригинальный. Деканат может быть доволен, повышенную стипендию мне платят совсем не зря.

Музыка небыстрая, энергичных плясок не провоцирует, но студенты, особенно студентки, пританцовывают, некоторые подпевали. Как-то имел неосторожность накидать тексты, и они разошлись по факультетам, словно пожар в сухой степи. Но последнюю песню слышат впервые.

Музицировать могу с лёгкой душой, все экзамены и зачёты выбил досрочно. Да хоть бы и нет. Декан мне предложил, а я согласился на хитрый коленкор. Я по-прежнему считаюсь студентом второго курса, хотя тамошние занятия давно не посещаю.

— Лично для тебя очень выгодно, Колчин, — сказал декан Сазонов. — Даже если на каком-то экзамене споткнёшься, никаких последствий не будет. У тебя фора в целый год. Целый год ты можешь не сдавать какой-то предмет, а официального «хвоста» у тебя не будет.

В дальнейшем разговоре выяснилось, что у декана свои резоны. Ведь если я провалюсь, то мне что, стипендию обрезать и считать задолжником? Несправедливо получается и как-то неправильно. Не думаю, что где-то споткнусь, но в мудрости декану тоже не откажешь. Так что согласился считаться студентом второго курса.

После концерта под стон разочарования, столь сладостный сердцу любого артиста, подходит Татьяна. Нарядная, но не в открытом танцевальном платье. Протягивает лист бумаги:

— Приглашение в МГУ. ФИО впишешь сам, когда поговоришь. Факультет не важен, подберём. Правда, возможно, с понижением курса.

Смотрю. Ого, какая внушительная подпись! Хм-м, западного типа политику проводит университет. Помню-помню, как ректор как-то ответил на вопрос журналиста.

— А кого вы предпочтёте взять в университет: победителя предметной олимпиады по математике или химии, либо спортсмена, члена олимпийской сборной?

— Предпочту взять обоих.

Выступления и победы в соревнованиях по бальным и спортивным танцам поднимут престиж МГУ. И ректорат этому готов способствовать. Свидетельство чему — подпись проректора по учебной части.

Татьяна прёт танком. Посмотрим, что можно сделать.

С этими делами удручает один факт. Удручает, сбивает с толку и радует одновременно. Мои сокурсники-третьекурсники по пятницам занимаются на военной кафедре. По окончании получат офицерское звание и сразу в запас. Служить очно необязательно. Будоражащая воображение синекура. Но я пролетаю фанерой со свистом. Формально второй курс не закончил, а на военную кафедру только после его окончания берут. У меня даже заявление не примут. По окончании этого года тоже не примут, потому что несовершеннолетний и приведению к присяге не подлежу по закону. Совершеннолетним стану только в конце пятого курса — с учётом моего перескока. А обучение идёт три с половиной. Печалька.

Но есть и плюс: в пятницу я абсолютно свободен — это про меня. В отличие от парней третьего курса. Поначалу это породило волну веселья в стиле «девочки и Колчин могут быть свободны». Или «женщины и дети — на выход»! И постоянный нездоровый, я так считаю, ржач. Пока девчонки не прекратили неуместные шуточки волевым решением. Показали парням язык и сказали, что им меня одного за глаза хватит.

— Для размножения, — немедленно уточнил под смущённые девичьи смешки. — В пятницу все девочки курса — только мои, — и дальше улыбаюсь с чувством глубокого удовлетворения под поощрительное хихиканье девчонок.

Пришлось пережить волну мрачной ревности и зависти, сменившей веселье, но это мне несмертельно. А вот что меня пугает, так предстоящая поездка домой. Сам себе напоминаю нашкодившего кота, оголодавшего и пытающегося незаметно пробраться в дом мимо строгой хозяйки с претензиями.

30 декабря, вторник, время 19:20.

Синегорск, квартира Колчиных.

— Встречайте нашего добра молодца! — с порога громогласно провозглашает папахен. — Продолжателя и размножателя славного рода Колчиных!

С-цуко! Даже Кир улыбается, мачеха противно хихикает. Папахен тоже от меня плохого набрался? И ведь всю дорогу так мирно себя вёл. Только сейчас постфактум припоминаю кое-какую загадочность в его улыбке. Как раз это особенно коробит — узнаю свой фирменный стиль шуточек. Надо как-то отвечать…

— Ты, пап, гляжу, от меня не отстаёшь? — киваю на уже заметный животик мадам Колчиной.

Папахен довольно хохочет, шлёпает по спине мощной дланью.

— Давайте за стол, ужин стынет, — приглашает Вероника. — Подарки потом разберём.

Ей хорошо говорить, она знает, что я привёз. Сама ведь и заказывала. А вот Кир за столом извертелся.

— Agis comme il sied, — приказываю ему вести себя прилично. По-французски.

— Ça va.

Соглашается и тоже по-французски. Молодец, помнит. Привёз ему томик Жоржа Сименона на языке оригинала. Кир устроен так: не будешь его постоянно дёргать — он и чесаться не станет.

Ужин терпит стоически, но по окончании буквально выпрыгивает из-за стола. Выхожу за ним. Книжка-то ладно, это скорее домашнее задание, а вот набор марок на космическую тему вызывает приступ восторга. Ребёнок он ещё. Любимому ребёнку мачеха идёт навстречу, организует чаепитие в гостиной, с домашним тортом. В свой пакет заглядывает, удовлетворённо кивает и относит в спальню. Женскими штучками среди мужчин не похвастаешь. Если только наедине.

— А это… — Вероника засматривается на другую коробку.

— Это Алисе надо выслать…

Вероника переглядывается с папахеном, но смысл не смог уловить. А сказать ничего не сказали.

Когда прихожу в нашу комнату, сразу замечаю новые модели. Слегка напрягает, что это «Шаттл» и космоплан X-37b, но ничего не говорю. Только велю трещать по-французски. Обоим полезно.

Кир поначалу запинается, но после уточняющих вопросов втягивается и почти сравнивается по скорости с болтовнёй на русском. А я думаю. Это ведь неуникальный случай. «Шаттлы» даже в жанре космической фантастики стали нарицательными. Почему?

Потому что американцы уделяют огромное внимание картинке. «Шаттл» красив, никак этого не отнимешь. Вот чему у них надо учиться — делать красиво. Образ космического корабля должен потрясать воображение своими линиями, властно влюблять в себя. Так что ругать братана за непатриотичное восхищение не буду. К тому же врага и конкурента надо знать.

31 декабря, среда, время 18:20.

Квартира Зины Стрежневой.

Традиции, как привычный ландшафт и знакомая обстановка вокруг, ласково заключают нас в объятия, напоминая, что мы дома. Наши корни живы, пока есть нечто, ведущее начало из детства. Как привыкли детьми собираться у Зиночки, так и собираемся.

— Ой, Витя, какой ты стал! — громоподобно восклицает тётка Глафира, топя меня в своих могутных объятиях. И вызывая в памяти целый пласт детских счастливых воспоминаний.

Отдаю подарки друзьям. С какого-то момента прекратил напрягать иссякшую фантазию для поисков вариантов. Прямо сказал друзьям, чтобы тупо заказывали, что им привезти. Любой каприз за их деньги. И если набор косметики Л’Ореаль для Кати выглядел закономерным, то заказ духов из серии Кристиан Диор, сделанный Зиночкой, меня потряс до глубины души. Зина взрослеет? Разве валькирии пользуются духами? Получается, да.

Зина уходит в свою комнату и возвращается с деньгами. Отвожу её руку. Улыбаюсь.

— За тебя уже заплатили, — киваю в сторону Сверчка.

Зиночка с таким же непробиваемым лицом подходит к нашему скрипачу и без всяких реверансов целует его в щёку. Под общий смех то же самое делает Катя с Димоном. Ерохин тоже профинансировал Катюшины хотелки.

Наш состав неожиданно разбавлен Варькой из восьмой школы. Тоже близкий человек, когда-то же били её в том же счастливом детстве. Тимоха Ерохин со своей компанией где-то гуляет. Ну, они постарше, у них вкусы немного другие. Небось уже подружек по углам жамкают. Хотя до меня, который скоро станет отцом, им далеко.

От последней мысли настроение как-то изменилось, но непонятно, в какую сторону. Острое желание увидеть Алиску, пожалуй, на первом месте. Задать бы ей трёпку за такую подставу!

Общий гомон за столом, весёлые воспоминания, разговоры об учителях и общих знакомых быстро сносят все посторонние мысли. Вечер развивается по своим законам. На танцы разбиваемся по парам естественным образом, мне достаётся Варька. Она всего на год старше нас, попадаем в одну возрастную группу. Этот год у неё выпускной, мои друзья ещё через год школу окончат.

— Артур во дворце культуры обосновался, — делится новостями Варя, прижимаясь ко мне весьма умеренно, — Таню, Бориса и Настю тоже перетащил. Кого-то ещё принял, теперь в городе есть свой музыкальный ансамбль «Альтаир»…

Случайно или нет Артур выбрал имя звезды? Или я просто настроен видеть всюду такие знаки? На мой вопрос о танцевальных девушках, Варя подтверждает и уточняет ранее полученные сведения от Сергея Викторовича Фурсова, главного математика нашей школы. Оля Беркутова — в педе на лингвистическом, Света — на филфаке в университете, Наталья — уже не из нашей школы, но из Олиной танцгруппы, — на том самом экономически менеджерском факультете нашего университета.

С Олей и Светой всё понятно, но откуда она о Наташе знает? Я сам-то с трудом её из памяти вытаскиваю. Исключительно по фактурной внешности — ближайшая конкурентка Беркутовой Оле. Впрочем, у девчонок свои, только им доступные, коммуникации.

После встречи бокалами с шампанским полуночи и фейерверков на улице — тоже традиция — возникает настроение поболтать. Естественным образом попадаю в центр внимания.

— Мы видели тебя с Гоблином, — в голосе Кати удивление пополам с восхищением. — Только не поняла, чего ты с тем усатым не поделил?

— Да это так, игры в песочнице, — отмахиваюсь.

— Космические аппараты уже умеешь конструировать? — с лёгкой подначкой спрашивает Ерохин.

— Начинают учить на третьем курсе.

Мой ответ его шпильку обнуляет. И вызывает вопросы.

— Погоди, погоди… — Димон трёт лоб. — Ты вроде на втором?

— Формально — да, фактически — уже на третьем, — видя всеобщее недоумение, поясняю: — Торопиться надо. Видите, что в мире творится? Надо спешить.

Совершенно неожиданно несерьёзный разговор сворачивает в страшные взрослые дебри.

— Мне понадобится спецслужба. Разведка, контрразведка, служба безопасности и всё такое. Подумайте над этим. Может, у кого-то знакомые такие есть.

— У самого нет? — Ерохин пытается спихнуть на меня. — В Москве кого угодно можно найти.

— В Москве — да, можно. Только друзей там нет, которых с детства знаю.

6 января 2026 года, вторник, время 11:35.

Поезд «Москва — Архангельск».

На вокзале в Ярославле распрощался с отцом. Он порывался отвезти меня в Березняки на машине, но я отговорил. Зимние дни короткие, ночевать в дороге — так себе идея. Мою идею ехать через Москву уже он отверг. Сошлись на комбинированном варианте. До Ярославля он успевал и меня подбросить, и вернуться домой засветло. Ну, почти засветло.

Прохожу в вагон, билет мне достался боковой. Несущественно, мне всего пару часов ехать.

— Какое у вас место, 43-е? — на меня смотрит седой мужчина лет за пятьдесят. — Не уступите мне нижнее место, а то побаиваюсь на верхнее залезать?

— А вы что, спать собрались? — закидываю дорожную сумку на верхнюю полку, раз мне её сватают. — На ночь вам придётся с другим соседом договариваться. Я-то сойду скоро.

Усаживаюсь. Знакомимся. Поезд трогается, залипаю на ускоряющийся пейзаж за окном. Почему-то всегда действует на меня завораживающе. Сосед время не теряет, заказывает чай, вытаскивает свои припасы. Глядя на него, вынимаю свои. Как раз время обеда на подходе.

— Угощайся, не стесняйся, — мужчина предлагает свои деликатесы, запечённую курицу.

Отказываюсь. Мне в дорогу мачеха пироги собрала.

— В дороге лучше своим угощаться, — делюсь мудростью предков, то есть папахена.

От предложенного малинового варенья, впрочем, не отказываюсь.

— Школьник? — ещё раз ощупав меня взглядом, поправляется: — Хотя нет, студент.

— Да, Фёдор Дмитриевич, студент.

На вопрос о месте обучения отвечаю уклончиво. И вру, когда собеседник пытается уточнить:

— Московский приборостроительный. Буду датчики всякие конструировать. Для авиатехники, космических аппаратов, атомных реакторов.

— Сильно, — мужчина с уважением качает головой. — А за границу не думаешь уехать?

Вытаращиваюсь на него с искреннейшим недоумением. Что за фантазии?

— Ну, просто многие сейчас туда нацеливаются…

— Мне и тут хорошо.

— Ну да. Сложностей много, язык надо знать, знакомства бы неплохо иметь.

— No problems, sir. I speak three languages: English, French, German.

Теперь мой собеседник вытаращивается на меня:

— Ого! Я невеликий знаток английского, но фраза простая, поэтому понял. Три европейских языка, выходит, знаешь. Сильно, сильно…

Кстати, о своём месте работы, с которого ушёл на пенсию, он, по-моему, тоже соврал. Не из МВД он. Хотя судить мне трудно.

— А ещё моя будущая специальность сильно ограничит мои передвижения за границу, — уточняю свой будущий статус. — В Казахстан или Белоруссию мне могут позволить съездить. С остальными странами сложнее.

— Мира не увидишь.

— Почему же? Командировки могут быть. Мы — большая страна, интересы есть по всему миру.

— Например?

— Куба, Латинская Америка, Африка, Китай, Северная Корея. Да мало ли…

— А ведь действительно… — задумывается.

— Я-то думал, такой молодёжи у нас и не осталось, — добавляет после длинной паузы. — Выходит, не всё потеряно, а, Вить?

Меня снова удивляет непонятная вспышка надежды в глазах.

— А почему у нас должно быть всё потеряно? Проблемы есть, конечно… — возникает идея, которую тут же озвучиваю: — Но если старшее поколение нам поможет…

— Старшее поколение поможет, — улыбается Фёдор Дмитриевич и вытаскивает походные шахматы. Маленькая доска и фигурки с магнитными донышками. — Сыграем?

Мой искин не отказывается размяться, хотя шахматами не увлекаюсь. Потрепыхался, но проигрываю довольно быстро. Улыбаюсь с некоторой насмешкой:

— Не очень честно, Фёдор Дмитриевич. Сразу видно, что дебют наизусть помните. Это чит.

— Не забывать же мне его, — разводит руками. — Что такое «чит»?

— Преимущество, дополнительная возможность.

Следующую партию играем после первых девяти ходов, которые Фёдор Дмитриевич делает сам и с пояснениями. Вот теперь можно сразиться. Играем до самого моего приезда. И на этот раз победа моему оппоненту даётся очень непросто.

Прощаемся.

На выходе из поезда включаю режим «язык до Киева доведёт» и цепляюсь хвостом за супружеской парой средних лет, которым тоже нужен автовокзал. Скидываемся на такси. Мои проводники боятся опоздать, а в мою сторону ещё пара автобусов есть.

Ехать почти два часа — и это только до райцентра, потом ещё дюжину километров. На худой конец могу и дойти, несахарный. Но зачем мне ненужные приключения? Поэтому вызваниваю Виталия ещё в автобусе.

У своего попутчика, Фёдора Дмитриевича, контакт взял, он в Архангельске живёт. Дал свой домашний адрес и электронную почту. Адрес общежития смысла не имеет. Я его скоро сменю. А семья никуда не собирается. Телефонами, разумеется, обменялись. С предупреждением, что звонить мне можно только в районе девяти часов вечера.

Белый жигуль-шестёрка — надо же, ещё бегают такие, — мигает на прощание фарами, бибикает и с лёгким проскальзыванием уходит по заснеженной дороге. Машу рукой на прощание Виталию и его отцу. Денег, разумеется, они с меня брать не стали.

Несколько секунд не решаюсь идти, затем открываю калитку. По снежной тропинке не успеваю дойти до входа. Женщины заполошно высыпают на крыльцо. Останавливаюсь в нескольких шагах, осторожно, стараясь не встречаться взглядами, сканирую нечитаемое лицо бабушки Серафимы.

Долго мне этим заниматься не дают. Алиска спрыгивает с крыльца и влипает всем телом. Уши переполняет восторженный визг:

— Ви-и-итьк-а-а!

Собирался делать ей втык, готовил слова осуждения и обвинительный текст. Всё смыто. Ничего не смогу ей сказать. Чуть отклоняю лицо, покрываемое поцелуями, чтобы увидеть бабушку. И вижу, что она тоже улыбается. Немного отпускает. Может, не так сильно достанется?

— Давайте в дом, нечего тут на морозе!

Первым делом Алиска принимается собирать на стол, бабушка идёт баню затапливать. Животик у девчонки уже заметный, но пока аккуратненький, со спины не увидишь. И спереди, если неблизко, тоже не сразу заметишь.

До прихода бабушки ничего не успеваю спросить. Алиса, будто что-то чувствуя, душила мои намерения на корню. Лёгким мимолётным поцелуем или касанием. И я её хочу. По-настоящему. Если во время учёбы удавалось отгонять от себя видение обнажённой девушки, сидящей на моих бёдрах, то теперь стою в двух шагах от возможности воплотить видения в реальность.

— Ну, всё! — провозглашает бабушка, стряхивая снег с валенок. — Как раз после ужина и будет всё готово. Попариться жару не хватит, а ополоснуться — как раз.

Жареная картошка на сале под квас идёт на ура. Папахен приучил к таким немудрящим яствам. Аппетит к еде закрыт, а вот другой только разгорается. И отражается румянцем на лице Алисы.

Ладно, в баню надо идти. Чем быстрее схожу, тем быстрее доберусь до Алиски. Надеюсь, бабушка не уследит.

— Чуть не забыл! — вытаскиваю из сумки зимние сапожки, подарок для будущей мамы.

Не отказываю себе в удовольствии самому надеть их на ножки немного смущающейся Алиски.

Скрип торопливых шагов слышу, ещё не успев зайти в баню. Нагоняет смеющаяся Алиса. Чего это она? Вроде я всё с собой взял. Не дожидаясь меня, скидывает старую шубейку, выпрыгивает из подаренной обувки и прямо в сорочке ныряет в парную. Бросает через плечо мне, ошалевшему:

— Давай быстрее!

Ещё задумываюсь, снимать ли трусы, затем корю себя за робость. Я в баню, в конце концов, пришёл…

А вторая половина шуточки «заодно и помоемся» приходит в голову, когда уже расслабленный сижу на полу, оперевшись затылком на Алискино колено. Она сорочку свою скинула уже здесь, и когда вошёл, нас притянуло друг к другу магнитом. Так что чуть не заискрило. И тут же те самые видения и реализовались. По чисто технологическим причинам, живот мешает прижать её сверху.

— Бабушка нас не отругает? — задаю безнадёжно запоздавший вопрос.

— За что? — искренне изумляется Алиса и хихикает. — Сейчас-то я точно не залечу.

Хмурюсь. Чего-то до меня не доходит. Алиса тем временем заставляет меня сесть на лавку и набирает воду. Познаю ещё одно удовольствие в жизни кроме прочих — любимая девушка мылит и трёт мне спину. За что-то судьба меня вознаграждает.

— Тебя бабушка сильно ругала? За то, что ты залетела?

В ответ хихиканье, и девичьи ручки добираются до груди и живота. Заметно потяжелевшая грудь упирается в плечи и спину, вызывая приступы обессиливающего блаженства.

— Нет. Ты что, до сих пор не понимаешь? — сладкий голос льётся в уши. — Ты такой умный и не понимаешь?

Рассказ меня настолько потрясает, что перестаю обращать внимание на Алискину обнажённость. Ну, почти. И ведь если вспомнить, то пару раз сам это слышал, но пропускал мимо ушей. Точно, говорила бабушка, что де хорошо бы, если б мы поженились. И вздыхала.

Хозяйка дома нас не беспокоит и по приходу домой. Ухожу напрямую в светлицу Алисы.

— Я немножко боялась говорить бабушке, что понесла. А когда сказала, то она так обрадовалась. Она меня любит, конечно, но по крови-то я ей чужая. Была чужая. А теперь нет. Теперь я — мама её будущего правнука. Или правнучки. Будет, кому дом оставить…

Двоюродный правнук или правнучка, если точно, но прямых потомков у Басимы нет, — перевариваю вводные. Так что, как ни крути, линия Колчиных для неё самая близкая родня. Вздыхала бабушка по простой причине…

— Она, конечно, обрадовалась, что ты в МГУ поступил, но и огорчилась, — продолжает рассказывать Алиса, прижимаясь ко мне уже в постели. — Сказала, что теперь ты точно в Березняках жить не будешь.

«Если только рядом космодром не построить», — усмехаюсь про себя. Но в таких районах их не строят. Выбирают слабозаселённые места с отсутствием сельхозугодий. И с большим числом ясных дней в году.

— А я из Березняков никуда не поеду, — заключает Алиска, усаживаясь на меня.

Очередная реализация ею моих навязчивых эротических видений вымывает все посторонние мысли.

На следующий день.

Задержавшись на полсекунды для поцелуя, Алиска бежит дальше на свою почту. В новых сапожках. Скоро ей в декрет, но пока работает.

Зимой работа в селе тоже есть. Почти весь день очищаю двор от снега. Всё в сад, только в сад. Впереди три счастливые недели. Меня, конечно, мои женщины развели, но в стиле «обещали рубль — держи сто». Никто на меня ребёнка вешать не собирается, как и заставлять жениться. Отчество и фамилию запишут моё, на этом требования ко мне заканчиваются. Другой вопрос, что я сам забывать о своих обязанностях не собираюсь, но это по возможности. От меня ничего особенного не ждут.